Проснувшись, я понял, что это правда.
7.
Я проснулся легко, словно не умер, лёжа на мягкой постели. Металлические стены комнаты подпирали белый светящийся потолок. Место было незнакомое и я несколько секунд удивленно смотрел вверх, потом, поняв, что это был сон, ощутил величайшее облегчение. Там мне отрубили руки, а теперь они, конечно, были на месте. Я взглянул на ладонь.
Да, она была на месте - но она была не моя.
8.
Я растерянно смотрел на неё. У меня не могло быть такой руки - загорелой, твёрдой, с мозолями на ладони. По ощущениям она была моя, на вид - нет. Как ни странно, я ничуть этому не удивился, хотя впору было сойти с ума - тело тоже было не моё, тело взрослого мужчины или юноши, а не костлявого подростка - поджарое, худое, мускулистое и, разумеется, совершенно целое. Я ощупал лицо, потом голову - волосы, похоже, стали длиннее, но ничего больше сказать было нельзя. Я сел, осматриваясь, потом поднялся.
Комната оказалась небольшой, квадратной, метра четыре высотой, с голыми синеватыми стенами. Здесь было тепло (лишь сейчас я понял, что обнажён), пол покрыт чем-то пушистым, похожим на ковёр. У стены - диван, где я лежал, ещё кресло и стол. Над ним - вделанное в стену квадратное зеркало размером в метр. Дверь я не сразу заметил - так плотно она прилегала к стене. Судя по петлям, она открывалась внутрь. Ни ручки, ни замка - просто гладкий лист толстого металла. Тюрьма.
Взглянув на зеркало против двери внимательней, я уже не сомневался, что это - просто окно, в которое видно лишь с одной стороны. Ещё - две вентиляционные решетки под потолком. И всё. В комнату проникал слабый гул - словно где-то работал вентилятор, но больше - ничего.
Я подошел к окну - зеркалу. Неважно, кто за ним стоит - я хотел увидеть себя.
Из зеркала на меня смотрел серьезный молодой человек - рослый, гибкий… правильные и чёткие черты высокоскулого лица… гладкая золотистая кожа… красивый изгиб губ… большие, длинные глаза, тёмно-синие, опушенные густыми ресницами… лохматая грива густых рыжеватых волос, падающих на плечи… крепкие, мускулистые руки… он был хорошо сложен, строен и даже по-взрослому красив. На его лице застыло растерянное выражение. Но это был я.
Я узнавал и не узнавал себя и это ничуть меня не удивляло. Оторвав взгляд от стекла (толщиной сантиметра в три, что окончательно укрепило мои подозрения), я вновь осмотрел комнату. На спинке кресла лежала одежда - короткие шорты и туника из плотной тёмно-зелёной ткани, с короткими рукавами и глухим воротом. Тут же лежал крепкий кожаный ремень. И больше - ничего. Ни обуви, ни штанов, но выбора не было - или одевайся, как хотят хозяева, или ходи голый.
Одевшись, я вновь подошел к зеркалу. Туника не доходила мне даже до колен, однако была удобной и я-здешний выглядел в ней совсем неплохо - если не смотреть на голые ноги. Но что-то во мне сказало, что здесь над этой одеждой никто не будет смеяться.
9.
Я просто вспомнил это - без страха, без удивления. А кстати, кто я? Айскин Элари. Раньше меня звали по-другому, но вот как? Я не мог вспомнить. Как я сюда попал? Я впомнил, но что было ДО больницы?
Я вспомнил на удивление красивый город-сад, сплошное море огромных деревьев, и в нём - ещё более огромные белоснежные здания-острова, окрашенные багрянцем заката - этажей по двадцать или по тридцать, они, как утесы, высились над зеленью и над водой каналов. Я никогда не видел Тар-Ратты, но я её помнил!
От бешеного вихря двойных воспоминаний у меня закружилась голова и я сел на пол, пытаясь собраться с мыслями. Это было… часть моей памяти заменили разрозненные воспоминания совершенно другого человека (юноши, чье тело - я это чувствовал - я занял). Я не сошел с ума лишь потому, что мое сознание осталось прежним и я мог четко отделить свои воспоминания от чужих - я помнил, какие переживал, а какие - нет. Но всё же, я изменился - прежде всего, я стал старше (лет на десять) и…
Я сжал голову руками. Мне не хотелось думать, вспоминать эту чужую жизнь, хотелось только одного - добраться до постели и спать, спать, спать… Так я и поступил.
10.
Скорей всего, я просто задремал - меня разбудил лязг открытой двери. В проеме стоял смуглый юноша в тунике похожего покроя, но белой, с золотой отделкой, как и я, босой. Он тоже был мне наполовину знаком - рослый, сильный, с крепкими руками и сумрачным лицом, твердым и правильным - красивым и грозным лицом воина.
- Кто ты? - спросил юноша - и, к своему удивлению, я его понял.
11.
Я лишь сейчас осознал, что думаю теперь совсем на другом языке. Слова, построение фраз - всё было другим. Но этому я уже не удивился.
- Элари. Айскин Элари.
- В какой мере? - взгляд юноши потемнел, стал острым. Но у парня было что-то неладное с глазами, что-то такое страшное, что я не сразу решился посмотреть. Наконец, я понял. Зрачки. Они были… овальные - две узких вертикальных щели, какими никогда не бывают человеческие зрачки. Вроде бы ничего страшного в этом не было - но эти глаза с серо-стальной радужкой казались чужими на смуглом человеческом лице. Они тоже были живыми - но иначе и вдруг меня охватил чудовищный ужас - мне показалось, что внутри, под чистой кожей, прячется чудовищная хищная тварь, притворяясь сильным живым юношей - и смотрит, смотрит неотрывно…
Я зажмурился и помотал головой, прогоняя наваждение. Пусть это были глаза скорее кошки, чем человека, они смотрели на меня с дружелюбным любопытством. Этого хватило.
- Я не знаю. Во мне его память… частично.
Юноша опустил взгляд. Я был готов поклясться, что он с трудом сдерживает слезы. Но он быстро справился.
- Так и должно было быть. Он спас твою жизнь ценой своей. Нет, не так. Его жизнь - теперь твоя жизнь. Понимаешь?
- Нет.
- Хорошо. Я расскажу. - В голосе юноши уже не было горечи - только бесконечное терпение. - Садись.
Он прикрыл дверь и сам сел на поручень кресла. Я присел на край стола. Наши глаза встретились.
- Я Атхей Суру, - представился юноша. - Лучший друг Элари… был. А кто ты?
- Элари. Я не помню, как меня звали раньше.
- Пусть так, - Суру опустил взгляд.
- Что с Петром? - спросил я.
- Он мёртв, - сразу поняв, о ком идет речь, ответил Суру. - Ты тоже был мертв… но тебя ещё можно было спасти - хотя бы частично. Твоё тело было безнадежно разрушено… но мозг ещё цел. А у… Пит… Петра - нет.
- Я не понимаю.
- Индивидуальность человека, он сам - это его память. Только память. Пока мозг ещё цел, её можно переписать в другой мозг… ну, не только туда, но у нас не осталось такой технологии. Это как переливание крови - переливание памяти. Но ты не такой, как мы. Хотя мозг, сознание, в общем у всех работают одинаково, сейчас память донора - того, кто предоставил свой мозг - затерлась не совсем. Нам не удалось переписать твою память полностью - что-то пропало, что-то осталось от… прежнего владельца. Но как личность Айскин Элари так же мёртв, как недельный покойник.
- Значит, он… отдал мне свою жизнь?
- Да.
- А… а зачем?
Суру поднял голову. Я увидел его печальные глаза.
- Зачем? Откуда я знаю - зачем?
Теперь я понял, что ощущают те, за кого другие отдают свои жизни. Это был жгучий, мучительный стыд.
12.
Несколько минут мы молчали. Наконец, я сказал:
- Он… Элари был хорошим человеком.
- Очень хорошим. Но не всегда. Может быть, поэтому. А теперь Элари - ты. Хоть на треть, на четверть - мне без разницы. Ты по-прежнему мой друг.
Я не почувствовал радости. Мне вновь стало стыдно… но отказаться от этого я тоже не мог.
- Но всё же, почему вы так поступили?
- А как мы должны были поступить? - удивился Суру (я так и не знал, как его звать - по имени, или по фамилии… если это, конечно, была фамилия. Таких деталей память Элари не сохранила). - Бросить раненого мальчишку умирать в грязи? После того, как его друга убили у нас на глазах? Кем бы мы были, после этого? Впрочем, раны тут ни при чем… Даже если бы тебя не убили, твоё тело через пару дней сгнило бы заживо - вас покусали олки, а у них на зубах трупный яд. Для нас это не очень опасно, но ты ведь не из этого мира, правда? К счастью, мы поняли это достаточно быстро… Будь ты обычным мальчишкой… не буду врать, вряд ли. Всё это делалось ради одного вопроса - откуда ты?
Мне не хотелось прослыть сумасшедшим, но я был в неоплатном долгу перед этими людьми и поэтому рассказал всё.
13.
Это был длинный рассказ - длинный, несмотря на то, что я многого не мог вспомнить. Суру (или Атхей?) слушал меня молча, подперев подбородок кулаками. Его смуглое лицо не отражало никаких эмоций.
- Где я? - спросил я, рассказав всё, что мог. - И что это за место? Как называется ваш мир?
- Ленгурья.
- Это…
- Планета. Здесь две планеты-близнеца, Ленгурья и Ирулана. Они обращаются вокруг общего центра масс, в сотне тысяч миль друг от друга. У каждой - по нескольку мелких спутников, искусственных… но их размер - несколько миль. Планеты вращаются вокруг Звезды Ночи. Больше здесь ничего нет. Мы не знаем, что это, но это - не астрономическая Вселенная.
Я вспомнил темные реки, текущие по небу, и мне вдруг стало очень неуютно.
- Звезда Ночи - это та чёрная штука, похожая на ежа?
- Что такое ёж? А, да. Она похожа на солнце - по размерам, по массе, по орбите, на которой мы вокруг неё движемся. А что это такое… об этом лучше вовсе не думать.
- А почему у вас такое странное солнце?
- Солнце? В этом мире нет солнца, Элари. Я никогда не видел его… никто из нас не видел. Это просто термоядерная лампа на суточной орбите. У Ируланы такая же.
- Это…
- Заповедник. Живой уголок. Называй как хочешь. Мы ничего не знаем о… наших хозяевах, - но это, наверное, к лучшему.
- А как я попал сюда? Вы знаете?
- Иногда один из Древнейших, Наблюдатель, подбирает различных людей… или существ… в других местах и оставляет их здесь… очень редко, но порой так бывает. Каждый раз они весьма… необычны. Вот что, Элари: в… вашем мире скорость света предельная?
- Да. То есть, наши ученые так считают.
Суру (я вдруг определился, как мне его называть - Суру), задумался. Его лицо стало хмурым.
- В чем дело? - тревожно спросил я.
- Похоже, что ты с той стороны.
- С какой?
- У Вселенной есть две стороны, или есть две Вселенных - не важно.
- Светлая и тёмная?
- Нет. Просто две стороны. Звезда Ночи - это ворота между ними.
- Выходит, я оказался в параллельном мире?
Суру вдруг улыбнулся.
- Параллельном? Таких просто нет. Только ребёнок может думать, что внутри пространства может быть другое… что может быть несколько видов пустоты… Нет, всё гораздо проще. У нашей материи другой набор физических свойств и она просто не взаимодействует с материей вашего мира. Кроме гравитации, разумеется.
- Но мы бы заметили, если бы внутри нашей планеты была другая, невидимая - по её притяжению.
- Да. Похоже, он перенес вас ещё и в пространстве… и на очень большое расстояние. Но зачем он это сделал? Как? Я не знаю.
- Можно ли вернуться? - с надеждой спросил я.
- Нет - по крайней мере, не в этом теле. В твоем мире оно будет столь же недолговечно, как твоё - в этом. Впрочем, я не могу утверждать это… Кроме того, межзвездные полеты на вашей стороне обычно требуют… времени. На них уходят эпохи… или эры. Возможно, твой мир уже не существует… Я не знаю… Если хочешь, постарайся узнать сам. Я попытаюсь найти людей, которые знают больше.
На его языке слово "люди" звучало как "файа" - и это было совсем не одно и то же.
- Файа - это ваш народ? - спросил я.
Суру вздрогнул.
- Да. Мой народ, - добавил он с улыбкой. - Элари тоже был файа, хотя и не по крови.
- Кто напал на меня?
- Сурами.
- Кто это?
- Враг. Я не знаю, откуда они взялись. Раньше их не было. Теперь есть. Все мы - лишь гости в этом мире…
- А что это за место? - спросил я, поведя рукой вокруг. Суру усмехнулся.
- Крепость, убежище… мы называем это Твердыней. А канал, что нас окружает - Прорвой.
- Вы укрываетесь здесь от сурами?
- Да. Они боятся радиации, как огня, - куда больше, чем мы, например, - и канал с радиоактивной водой - для них непреодолимое препятствие. К счастью, пар не активен… Реактор греет воду, - и, поскольку у него всего один контур, облучает её. Правда, он тоже скоро сдохнет. А если и нет, у нас больше не осталось урана. Здесь всё идет к концу… Ты хочешь вернуться домой?
- Я не знаю. Я многое забыл. Вряд ли. Теперь мой мир - здесь.
- Да. Может быть. Но если ты захочешь вернуться - я постараюсь помочь тебе. Я сделаю всё, что смогу. Ну, а пока хочешь посмотреть, где ты оказался?
- Да. Конечно!
Мы вышли в узкий коридор с множеством дверей, отделанный так же, как и комната.
- Это космический корабль? - спросил я.
- Был. Раньше.
Суру открыл еще одну дверь и мы вошли в светлую просторную комнату с шкафами вдоль стен. Под ними стояло несколько пар сандалий.
- Это твои, - показал Суру. - Сейчас я переоденусь, - он открыл один из шкафов. Я отвернулся. Через минуту Суру сказал мне: - Я думал, что все мальчики устроены одинаково, но у вас, наверное, иначе.
Я взглянул на него. Теперь он был в сером комбинезоне из грубой ткани, очень ладно сидящем на его стройной фигуре, но в таких же сандалиях, как у меня. За плечом у него торчал массивный ствол снайперской винтовки, на поясе висел длинный нож, а многочисленные карманы были оттопырены явно не плитками шоколада.
- Я Защитник, - пояснил он. - Нас не очень много.
- А кем был Элари?
- Никем, в том-то и беда. Но теперь Элари - это ты и я не знаю, кем ты станешь, - он одну за другой нажимал кнопки на щитке пульта.
Массивная плита люка опустилась, словно мост крепости. По ней мы вышли. Снаружи было что-то вроде перрона, - над ним возвышалась плоская керамическая стена корабля. Сквозь пыльные окна снаружи падал мутный серый свет. Здание походило на ангар, но перед носом корабля угрюмо темнела глухая стена.
Я хотел рассмотреть корабль получше - сбоку он был похож просто на огромную плоскую цистерну, - но Суру направился к выходу. Мы миновали небольшую комнату, где сидело двое похожих на него смуглых парней в такой же одежде, и вышли в пасмурный мутный день. Клочья тумана тянулись над самой землей.
- У вас всегда так?
- По большей части, - Суру свернул с тротуара на тропинку. Перед нами высился поросший травой гребень вала высотой метров в двадцать. Вокруг, среди деревьев, виднелись низкие постройки. Тут было сыро - сыро, но не холодно. Похоже, что тело Элари гораздо легче переносило холод, чем моё… моё прежнее тело.
- А кстати, что с моим прежним телом?
- Кремировано и погребено, - печально ответил Суру. - Тебе не стоило на это смотреть.
- А мой друг?
- Тоже. Если хочешь, можешь взглянуть на его могилу.
Но этого я не хотел - ведь рядом должна быть и МОЯ могила, а я не горел желанием её увидеть. Я чувствовал, что если задумаюсь над этим всерьез… нет, не сойду с ума, конечно - просто безнадежно запутаюсь в том, кто я и где. Это могло подождать.
- Сколько сейчас времени?
- Уже за полдень. Видишь, тучи спускаются вниз?
- А почему меня никто не встречает?
Суру скосил глаза:
- А тебе этого хочется? О том, что произошло с тобой и Элари знают лишь несколько файа, моих друзей. Всё это в высшей степени неофициально…
- Вот как…
Через несколько минут мы взобрались на вал и неспешно побрели вдоль бетонного ограждения над исходящей паром Прорвой, пытаясь разглядеть тот берег. Поднимавшийся от воды туман клубился вокруг и мельчайшими каплями оседал на густой черной гриве и серой одежде Суру, словно покрывая их тончайшим серебром.
- Вообще-то не стоит гулять здесь, - как бы между прочим сказал он. - В меня сегодня стреляли с той стороны. Если бы не туман…
- Когда ты пытался спасти меня?
- Нет, это было вчера. Перенос памяти - довольно долгий процесс… Собственно, сначала стрелял я, - добавил он, помолчав. - Я стрелял в сурами, который перебрался через Прорву, а уж потом его собратья - в меня. До этого за все тридцать лет существования Прорвы через неё еще не удавалось перебраться никому - для этого её и построили.
Я взглянул вниз. Там, под крутым откосом, зияло бетонное ущелье с отвесными стенами. Между его высокой внутренней стеной и склоном вала тянулись густые заросли колючей проволоки, растянутой на белых роликах. Дальше, невидимая в тучах пара, текла с глухим громом река. Очень, очень горячая река. И радиоактивная. А до того берега, едва заметного в разрывах тумана, было метров сто…
- Как же он перебрался?
Суру скривился, услышав мой вопрос. Но ответил.
- Он соорудил воздушный шар, надутый горячим воздухом. Тот едва перенес его через Прорву, и тут же грохнулся, прямо на склон. Сурами чуть не скатился на ограду… скатился, когда я его пристрелил.
Мы помолчали. Теперь мне казалось, что на том берегу кишат фигурки с винтовками, ожидающие, когда в тумане появится достаточно большой разрыв, чтобы удалось прицелиться. А теперь нам угрожали и с неба…
- Наверняка это был какой-нибудь псих, - с неожиданным ожесточением сказал я. - Только психу могла прийти в голову такая затея. Это же надо - лететь через Прорву!
Суру промолчал.
- Ты не знаешь, сколько раз сурами пытались пересечь канал? - через минуту спросил я.
Суру оживился.
- Не очень много. Этот воздушный шар - первый. И за все тридцать лет в нас стреляли всего несколько раз. Я имею в виду, из пушек. Последний раз давно уже. Тогда в Твердыне погибли многие…
- А перебраться никто не пытался?
- Несколько раз пробовали забраться на наш берег с лодок. Раза три пытались построить мост. А раза два - запрудить саму Прорву. И запрудили бы - если бы мы не помешали. Что тогда творилось! Их было столько, что в глазах рябило. Теперь меньше.
- Почему?
- Пища. Все дело в пище. Сурами плодятся как крысы и жрут всё подряд. Пищи становится все меньше - там, снаружи, и они начали жрать друг друга. Когда их совсем не останется… если раньше не сдохнет наш реактор. Там выживают лишь самые сильные и злобные, знаешь ли… - он замолчал.
Незаметно усилившийся ветер разогнал туман и перед нами предстала Твердыня - плоский, в десяток квадратных километров, клочок земли, со всех сторон огражденный валами. За ними повсюду поднимались тучи пара. Почти целиком его занимали унылые возделанные поля. Слева, у пирамиды реактора, тянулись ряды освещенных изнутри теплиц. Справа высились привратные башни. У них, почти под нами, простёрся город - точнее, просто поселок десятка в три кварталов, застроенных длинными серыми пятиэтажками, на вид совершенно земными. Меня вдруг охватила тоска.
- У меня… у Элари есть дом?
- Конечно, - удивился Суру. - Пойдем, я покажу.