Чем ближе я подходил к озеру, тем яснее понимал, что выбрал не лучшее время для экскурсии по Городу. Солнце опускалось все ниже и ниже - вот-вот скроется за холмом. Сейчас самое время подумать о ночлеге. Но не возвращаться же к Се. После столь долгих прощаний это выглядело бы слишком комично.
Ничего удивительного в том, что я неправильно определил время выхода в Город, не было. Пока я был с Се, я не замечал его бега, оно как бы остановилось для меня, и трудно было сказать, провел ли я с девушкой сутки, три дня или целую неделю.
Дома вокруг становились все роскошнее: видимо, на берегу озера жили самые почтенные и зажиточные горожане. Однако здесь, как и повсюду, видны были следы разрушения. Шапу-шуаны перестали мне попадаться: вероятно, они предпочитали жить на окраинах, откуда ближе было добираться до леса, снабжающего их фруктами.
Один дом привлек мое внимание: колоннада и портал очень тонкой работы, с изображениями черепах, помещенными на постаментах перед широкой плоской лестницей, были целиком вырезаны из скального массива. Дом стоял на пересечении двух улиц, и я решил заглянуть внутрь.
Все здесь хранило следы роскоши. По углам гигантского, освещенного высокими арочными окнами зала, в который я попал с лестницы, стояли большие вазы из полированного розового камня. Широкий стол в виде буквы П, очевидно, был когда-то отделан ценными породами дерева, теперь потрескавшимися и потемневшими. Однако даже сквозь грязь и пыль видна была изящная инкрустация, запечатлевшая восход солнца-черепахи на фоне Города. Ракурс, взятый мастером, был необычен - мне еще не приходилось видеть Город с этой стороны, - и я невольно начал стирать пыль со стола, чтобы получше рассмотреть изображение.
- Ага, у нас гость! - громко сказал за моей спиной грубый низкий голос.
Я отдернул руку от стола и обернулся.
В одном из дверных проемов стояли двое мужчин в коротких синих плащах. Один из них держал в руках черно-алую шкатулку, другой - меч в изукрашенных драгоценными камнями ножнах.
- Любуешься? - спросил чернявый, с любопытством меня разглядывая.
- Это не шуан, - повернулся к нему высокий.
- Вижу. Ты Пришедший?
- Да.
Мужчины переглянулись и, словно забыв обо мне, негромко заговорили между собой.
- Чанси обрадуется.
- Госпожа тоже.
- Чанси - хозяин.
- Но он смотрит в Лабиринт.
- Госпожа тоже.
- Чанси вернет нас на родину. Что может сделать госпожа? Если он уйдет в Лабиринт, она будет никому не нужна.
- Делай как знаешь, - качнул головой черноволосый.
- Мы слуги купца Чанси из Восточных земель. Хочешь пойти с нами? - обратился ко мне высокий. - Наш хозяин любит разговаривать с Пришедшими и дает им хорошую работу.
Значит, здесь все-таки есть настоящие люди. И я наконец-то смогу узнать что-нибудь о Городе, в который меня занесла судьба. И может быть, даже о себе самом. Я секунду поколебался, вспомнив о Се, но потом решил, что, если вернусь к ней завтра, ничего страшного не произойдет, а беседа с толковым человеком - лучший способ разузнать все, что меня интересует.
- Я готов идти с вами.
- Вот и отлично. Прихвати с собой вот это, чтобы не идти к Чанси с пустыми руками. - Высокий протянул мне шкатулку. - Идите, я вас догоню.
Мы вышли из дома и начали спускаться по пологой лестнице - черноволосый впереди, я за ним.
Пройдя метров триста по улице, параллельной озеру, мы стали подниматься в гору, и тут нас догнал второй мужчина. Он шел, слегка сгорбившись под тяжестью семисвечного бронзового шандала. Чанси, очевидно, был большим любителем красивых вещей.
* * *
- Что, опять меланхолия?
- Да вроде того.
- К вам же друзья вчера приходили, неужели утешить не могли?
- Они утешат! Я тут валяюсь дохляком, а жизнь идет. Посиди со мной, а?
- Во! Личную сиделку ему подавай! Может, тебе почитать что-нибудь принести?
- Есть у меня книжка.
- Эта? Да от такой книги у любого нормального человека мозги вывихнутся: "Магнитная гидродинамика средних полей и теория динамо". Ты физик, да?
- Радиоэлектронщик.
- А у вас правда в цеху что-то взорвалось?
- Нет. Просто олух стажер по ошибке цепь коротнул, пока мы на обеде были. Прибежали - пришлось тушить. А у нас там трансформаторы высокого напряжения стоят.
- А вы действительно завод спасли?
- Мы? Завод? Ну уморила! Ой, не могу! О, черт, как больно-то! Даже рассмеяться по-человечески нельзя. Кто это тебе сморозил? Наш корпус вообще на отшибе стоит.
- Да вот ребята к тебе приходили…
- Ну молодцы! Ты их слушай больше, они тебе еще и не такого нарассказывают. Вот результаты нашей годовой работы мы действительно спасли. Но хвастаться тут нечем, стажера-то ведь тоже мы к приборам допустили.
- А что за стажер?
- Прислал родной институт подарочек! О-о-о!
- Что, опять болит?
- Не болит, а так, ноет. И голова с утра тяжелая. Простудился, что ли?
- Температуры вроде нет.
- Не убирай руку, так хорошо, холодит. Будто оттягивает тяжесть. Может, ты экстрасенс?
- Я могучий индийский маг Вера. Ну, полегчало? А то мне еще кучу уколов сделать надо, порошки разложить, таблетки…
- Полегчало. Если минутка свободная выдастся, заглядывай, ладно?
- Заглядывай! У меня таких, как ты, знаешь сколько? Ко всем заглянуть, каждому сопли утереть. Причем есть и вовсе больные, как наша мумия, а не притворялы вроде тебя.
- Ну тогда не заглядывай.
- Ладно-ладно, не надувайся, не порть себе кровь, а то придется с тобой лишний месяц возиться. Загляну.
* * *
- Человек может жить без одежды. Может жить без мяса и хлеба. Какое-то время даже без воды. Но без веры человек жить не может. И не важно, во что он верит: в Бога, в высшую справедливость, в деньги, в посмертную славу, в то, что за добро ему будет отплачено добром. Главное, чтобы хоть какая-то вера была. Вера - это любовь. Правда, это и ненависть… Но не равнодушие…
Бормотание затихло, и мой черноволосый спутник тихонько раздвинул тяжелые портьеры, закрывавшие вход в комнату.
- Господин Чанси, мы вернулись.
- Как, вы еще не удрали в Лабиринт?
- Нет, мы вернулись с добычей.
- Хорошо, оставьте вещи в зале, я потом посмотрю.
Черноволосый пошире раздвинул портьеры.
- Господин, мы встретили Пришедшего, и он здесь.
- А, это другое дело! Пусть войдет.
Второй сопровождающий кивком указал мне на вход в комнату, а черноволосый, положив меч на каменный пол, сдернул с себя плащ и накинул его мне на плечи.
- Скажи господину, что мы его верные слуги. Пусть не забывает нас, - прошептал он и легонько подтолкнул меня в спину.
Я вошел в большую квадратную комнату с затянутыми темно-бордовой тканью стенами и остановился, осматриваясь.
Высокое узкое окно почти не давало света.
- Скажи, Пришедший, может ли человек жить без веры?
За столом, подперев голову ладонью, сидел крупный мужчина с обрюзгшим, оплывшим лицом. Из-под тяжелых век поблескивали маленькие мутные глазки. Перед ним стоял большой пузатый бокал из цветного стекла и высокий металлический кувшин, украшенный изображениями крылатых драконов.
- Человек может жить без многих вещей. И без веры тоже, - возразил я, не задумываясь над смыслом вопроса: было очевидно, что Чанси хочется спорить. Истина в нашем споре вряд ли родится, но какой-нибудь информацией я разживусь.
- Без веры? - Чанси сокрушенно покачал головой. - Нет, без веры человек жить не может. Или это будет уже не человек. Ты видел, во что превратился Город после того, как ушла вера? Развалины.
- Вера - не хлеб, не вода, веру можно придумать.
- Э, нет. Вера должна родиться в сердце народа, как жемчужина во чреве океана, и долго-долго вызревать. Ее надо досыта напоить потом и кровью, ее надо выстрадать - только тогда она станет настоящей верой. Придумать можно сказку…
- Например, о Желтой Черепахе?
- Нет, Желтая Черепаха - это совсем другое дело. Это символ власти Лабиринта, символ безверия и равнодушия. Спокойная, всеядная, бессмертная тварь. Раньше ее кормили людьми, а теперь кормят отбросами. Впрочем, теперь ее совсем не кормят. Некому стало. - Чанси задумался и смежил веки.
Мне опять не повезло с собеседником - то ли мировая скорбь его мучит, то ли пьян смертельно. Что теперь делать: попытаться вежливо откланяться, сбежать или, набравшись терпения, предоставить событиям развиваться своим чередом?
- Да ты садись. Тебе ведь спешить некуда? - Чанси поднял на меня крохотные глазки, несколько мгновений смотрел невидящим взглядом, потом отвернулся и хлопнул в ладоши.
Я занял стул напротив Чанси, и тут же из-за моей спины вынырнул человек с подносом в руках. На подносе стояла ваза с фруктами, пузатый бокал и несколько серебряных розеток. В одной из них были орехи, в других - какие-то неизвестные мне лакомства. Поставив поднос на стол, человек плеснул в бокал густого темно-коричневого вина, подал мне и скрылся.
- Пей. Раньше это многим заменяло веру. Да не смотри на меня так. Это все же лучше, чем идти в Лабиринт.
- А зачем вам идти в Лабиринт?
- Вам?
- Тебе, - уточнил я.
- Незачем. Я и не пойду. Хотя… Кто знает, что каждый из нас сделает завтра? Многие мои друзья клялись, что не пойдут туда, а через день, два, через месяц… Мне жаль тебя.
- Меня? Почему?
- Он и тебя сожрет. То есть не сожрет, - Чанси усмехнулся, - а сделает самим собой. Ты ведь хочешь быть только самим собой и никем другим, правда? Ты не хочешь играть никаких ролей, не так ли?
- Естественно. Все хотят быть самими собой, - сказал я. Не сказал - подал ожидаемую реплику.
- Вот и попался. Сегодня ты один, вчера был другим, завтра будешь третьим. Где же ты истинный? Это и решит Лабиринт. Он выявит твою настоящую сущность и…
- Так что же тут плохого?
- Ничего. - Чанси сделал еще глоток и закрыл лицо руками, голос его стал глухим и невнятным. - Ничего плохого. Это даже хорошо. Ты станешь самим собой, и чужие заботы перестанут тебя волновать. Печали не будут печалить, горе покажется сладким, а обида испарится, как вода на огне.
Все это не просто хорошо, а прямо-таки замечательно. Ты забудешь о предательстве друзей, о смерти матери. Об идиотке жене, ждущей тебя за морем, о потаскухе дочери. Ты забудешь все, что хочешь забыть. Но что у тебя останется? - Чанси посмотрел на меня сквозь растопыренные пальцы тусклыми глазами. - И что есть сейчас? Почет? Деньги? Слава? Но все это так мелко на фоне Лабиринта.
Впрочем, ты же ничего не знаешь. Мы воевали за этот остров много лет и что получили? О, как смешно, как жестоко распорядилась судьба нашей победой! Как радовались мы, когда они вдруг перестали сопротивляться! Веришь ли? Легендарный остров Благоденствия, неприступный ни для западных, ни для восточных соседей, вдруг открыл свои гавани-крепости.
Мы ринулись сюда, как голодные волки, и… Здесь почти не осталось людей. Только шуаны и шапу. Сначала мы не поняли, что произошло, - мы ничего не знали о Лабиринте. А когда узнали, было уже поздно. Наши армии таяли на глазах. Мы даже не успели как следует подраться между собой за владение островом - люди Запада и люди Востока. Лабиринт победил нас. Естественно. Солдаты быстро о нем пронюхали и проделали то же, что и местные жители. Шапу, шуаны, бифэни, цилини… Мы везли и везли сюда людей - здоровых, сильных мужчин и женщин, мы надеялись возродить этот остров, а Лабиринт, словно гигантская мельница, перемалывал их и перемалывал. Они шли туда сами. Мы замуровывали один вход - люди шли в другой… Эта гора, эта проклятая гора словно смеялась над нами!
Ты понял, о чем я говорю? Прошедшие Лабиринт могут жить по пять-шесть человеческих жизней. Они не умеют плакать, не умеют смеяться. Они ничего не боятся! Они не люди. Их нельзя обложить налогом, заставить работать или воевать. Их можно только убить! Ты понимаешь, только убить! Но кому надо убивать этих бездушных скотов?
Чанси убрал руки от лица и посмотрел на меня неожиданно трезвым и умным взглядом.
- Я спрашиваю тебя, Пришедший, что делать?
- Почему разбился корабль в Западной Гавани? Что за чудовища живут в бухте?
Чанси кивнул.
- И это тоже. Бифэни. С каждым годом их становится все больше. Они закрывают путь на остров. А корабли все идут и идут. И знаешь, кого они теперь сюда везут? Разочарованных. Теперь этот остров называют Островом Успокоения. Лабиринт манит не только нас, живущих рядом. Слава о нем разнеслась далеко, и к нему едут из заокеанских стран. Едут, чтобы перестать быть людьми. Ты можешь это понять? Нет. Не можешь. Ты слишком мало здесь жил, но Лабиринт еще позовет тебя. Люди отдают последние деньги, чтобы попасть сюда и войти в Лабиринт. А ведь раньше это слово числилось тут едва ли не ругательством, говорить о Лабиринте считалось зазорным. За распространение сведений о нем грозила ужасная казнь. Их не смущает даже то, что большинство кораблей гибнут в бухтах, а пытающихся спастись пожирают бифэни.
- Так что же, это самоубийцы?
- Пей, у тебя плохо смазаны мозги. Лабиринт - это самый легкий путь избавления от земных страданий. Это новое рождение. Человек все помнит, но ни о чем не жалеет. Самоубийц мало - смерть страшна. Лабиринт дает чуть ли не бессмертие… Он зовет меня… Он давно зовет меня, и я устал сопротивляться. Зачем?
Чанси надолго затих, глядя куда-то поверх меня. Я пригубил вино, пытаясь осознать услышанное. Чанси говорил бессвязно, и все же…
- Ты видел, сколько добра собрали мои мародеры? Они хотят вернуться на родину и стать богатыми, уважаемыми людьми. О! Этот Город можно грабить долго, его сокровища не вывезти и на сотне кораблей. Но зачем их везти? Многие, сделав состояние, уехали отсюда, когда кораблям еще ничего не угрожало. А теперь… Разве куплю я на все собранные здесь богатства новую жизнь? А Лабиринт продлит ее в пять раз бесплатно!.. Это будет не человеческая жизнь… К тому же они счастливы… Все забыть… - Чанси обнял ладонями бокал и замолчал, уставившись в стол.
В комнате стало совсем темно, и я не заметил, как из-за одной из портьер появилась высокая стройная женщина в длинном темном платье. Она прошла за спиной Чанси, и тут же одна из занавесей, укрепленных, как мне казалось, на стене, ушла в сторону, превратив узкое окно в широкий проем, ведущий на балкон. В комнату хлынул лунный свет.
Чанси поднял голову, посмотрел в звездный простор и сдавленным голосом продекламировал:
Как рано темнеет,
Как быстро кончается жизнь…
- Отец, ты опять… - начала женщина и замолкла.
Не ответив, Чанси наклонил над своим бокалом украшенный драконами кувшин.
- Принести свечи? - Женщина смотрела на меня, и глаза ее загадочно мерцали в лунном свете. Узкое белое лицо, удлиненное высокой прической, казалось таинственным и прекрасным.
- Это госпожа Сихэ, моя дочь. - Чанси сделал ударение на слове "госпожа" и едва заметно улыбнулся. - Спасибо, нам не нужны свечи. Темнота беседе не помеха.
Женщина поклонилась и исчезла - словно растворилась во мраке.
- Госпожа Сихэ… - Чанси отхлебнул из бокала еще глоток. - Она тоже бредит Лабиринтом, но не смеет говорить об этом при мне… Зачем ты пришел сюда, человек?
- Меня послали в Город люди с побережья.
- Какие люди?
- Купец Эрфу и какой-то старик, его зовут Лэй.
- Эрфу? Жив еще, значит. Мои слуги надеются вернуться на родину, а у него давно уже все разбежались. Небось приглашал к себе в помощники?
- Приглашал. После того, как побываю в Городе.
- Смотри-ка ты, осторожничать стал. И еще на что-то надеется. Будто кто-то может избежать чар Лабиринта. Чудак! Все его работники, нанятые из Пришедших, сбежали, а он продолжает вербовать новых.
- Почему же он сам не ушел в Лабиринт?
- Уйдет, куда ему деться.
- А почему эти, шуаны и шапу, радовались гибели корабля?
Чанси пожал плечами.
- Они не радовались. Они не умеют радоваться. После гибели очередного корабля они собирают выброшенные морем вещи и меняют их у рыбаков на рыбу и одежду.
- А кто такие рыбаки?
- Это люди, живущие в поселке на юге острова. Только они еще могут сопротивляться Лабиринту. Потому что не утратили веру.
- Во что?
- А, - Чанси слабо махнул рукой, - они по старинке поклоняются Солнцу, веруют в Огненную Черепаху. - И с тоской в голосе добавил: - Но они хоть во что-то верят…
- Почему же они сами не берут необходимые вещи в Городе?
- Город для них табу. Их старейшины боятся отпускать сюда рыбаков, иначе те уйдут в Лабиринт.
- И вера не поможет?
- У них вера не в сердце - у них вера является законом.
- А шуаны и шапу? Зачем им ждать гибели корабля? Ведь они тоже могут взять в Городе все, что нужно для мены?
- Они и берут. Каждый берет где ему ближе: горожане - в Городе, жители Гавани - на побережье. Да им ведь много и не надо. Гибель корабля для них скорее развлечение, чем статья дохода. Они ведь могут обходиться и без одежды, и без рыбы. Фруктов в лесах хватит на всех.
Чанси допил содержимое бокала и поднялся со стула. Покачнулся, но на ногах устоял. Лицо его искривила гримаса.
- Который уже день борюсь с собой. Который день… Вино уже не помогает. Лабиринт зовет меня… Мне хочется стать совсем другим и жить долго-долго. - Опираясь о стол, он двинулся к балкону. - Во мне словно два человека сидят. Одному хочется в Лабиринт, хочется измениться, забыть обо всем и жить долго, беззаботно, беспечально. Жить так, как растет трава, как растут деревья. О, Лабиринт - это искушение! А другой - другой ненавидит эту проклятую гору, отнимающую у человека все человеческое и дающую взамен долголетие и равнодушие черепахи… Эта гора убила Город, она убивает остров… Поверь, если так пойдет дальше, она убьет все человечество. Ведь люди плывут сюда… Пойдем, подышим воздухом.
Мы вышли на балкон, Чанси - пошатываясь и опираясь о стены, я - следом за ним.
- Смотри, ни одного огонька. - Он махнул рукой.
Под нами чернела тьма. Луна скрылась за тучу, и только редкие звезды сияли на небе. Чанси облокотился на невысокую балюстраду и продолжал бормотать себе под нос, не обращая ни малейшего внимания на мое присутствие:
- Лабиринт… Это сильный магнит. Человеку не устоять… Бифэни, цилини… Чем плоха их жизнь? Даже они… Страх смерти… Стоит ли жизнь того, чтобы… Нет, человеку не устоять…
Он закрыл глаза и затих. Подождав минуту-две, я тронул его за плечо, опасаясь, что ему стало совсем плохо. Чанси вскинул голову, лицо его приняло осмысленное и даже надменное выражение.
- Это трудно. Трудно остаться человеком, когда рядом Лабиринт. Но мы должны оставаться людьми. Ты Пришедший, и тебе не понять, что значит двадцать лет жить на грани предательства самого себя. И главное, непонятно, что же я боюсь предать? Что значит быть человеком? И надо ли им быть? Но оставаться им надо. Двадцать лет! Ты не поймешь и, конечно, осудишь. Но главный-то судья себе я сам! - Чанси замолчал и выпрямился. Теперь он совсем не походил на человека пьяного или замученного мировой скорбью. - А вот и луна. Ты мой гость, но, может, не сочтешь за труд принести бокалы и кувшин с вином?