Алиса
Алиса успела набросать пару черновиков будущих статей, что на коммуникаторе было не так уж и просто. Она привыкла к Бублику, на нем писалось легко, словно компьютер подсказывал нужные слова.
Да и сама обстановка убежища не способствовала творческому настрою.
Слой земли и железобетона блокировали сигнал - ни по телефону позвонить, ни в сеть выйти.
И Данила куда-то запропастился.
Алиса уже готова была выбраться на поверхность, пусть даже и в нелепой толстовке, свисавшей с нее балахоном, но дверь оказалась заперта, а код ей Данила то ли забыл сказать, то ли специально не упомянул, чтобы не убежала.
И пропал.
Может, этот его Мастер приказал строптивого подмастерья запереть в… Где у них там запирают? На гауптвахте?
А что если его подстерегли эти, из поселка?
К тому моменту, когда Данила вернулся, нервы девушки были уже в таком состоянии, что она даже не стала его ругать, а молча набросилась с кулаками. Парень стоически выдержал нападение, лишь пакеты от неожиданности выронил.
- Где тебя носило? - выдавила сквозь слезы Алиса. - Я тут… телефон… я… а ты!
Как ни странно, Данила этот набор слов понял.
Отстранил слабо тыкающие в грудь кулаки, обнял - осторожно, крепко. Прижался щекой к ее волосам. Алиса замерла, чувствуя, как отпускает сжимавшая сердце тоска-змея. Страх уходил, прятался.
- Все хорошо, лисенок. Не бойся. Все будет хорошо.
- Почему лисенок? - пробубнила она в пахнущую машинным маслом и железом футболку на груди Данилы. Этот запах уже не казался противным.
- Потому что Алиса. Лиса-Алиса.
- Я разве хитрая? - возмутилась Алиса, прижимаясь сильнее. - Какая я тебе лиса.
- Так ты еще маленькая. Не научилась хитрить. Потому и лисенок.
- Щас стукну! Больно!
- Ох, только не это! И так все болит.
Алиса отстранилась, посмотрела на Данилу встревожено. Он и вправду выглядел помятым.
- Что случилось? Опять…
- Нет. Да не пугайся ты так. Это место не так просто найти, да и сил у луддитов в городе мало. Здесь не их земля.
Алиса недоверчиво прищурилась.
- А вы не заливаете, господин подмастерье? Что-то вид у вас такой, словно по вам стадо слонов прошло.
Данила болезненно сморщился.
- Стадо слонов? Очень близко к тому. Это Мастер.
Алиса высвободилась из объятий и села на койку.
Спокойствие, охватившее ее минуту назад, растаяло. Шутливый тон Данилы ее не обманул. Ему действительно было больно, хоть он и старался не показывать этого. И он был совсем не так уверен в себе, как демонстрировал. Откуда взялось это знание, Алиса не понимала. Просто чувствовала, что у Данилы болит все тело, а особенно - ребра и левая нога. Чувствовала и другую боль, в глубине души, понять которую не могла.
- Что Мастер?
- Он был не очень доволен мною. Скажем так. Разговор вышел несколько горячим.
- Вы что, подрались?
Данилу аж передернуло:
- Слава богу, нет! Меня можно было бы хоронить в конверте. Так, разок приложил меня разрядом. И то не со зла, просто контроль потерял. Вывел я его из себя.
- Разрядом?
- Типа, молнией. Не настоящей, конечно. Настоящую даже я бы не пережил.
Алиса всплеснула руками, не находя слов.
- Ладно. Мне и посильнее от него доставалось.
- Я так понимаю, это из-за твоего желания поиграть в рыцаря, да?
- Не важно, из-за чего…
- Нет, важно!
Данила отвел взгляд.
- Не волнуйся. Мы со стариком, конечно, поругались слегка, но он скоро остынет и поймет, что я прав. Пересидим тут пару дней…
- Нет.
- Что?
Алиса подошла, положила руки на плечи Даниле. Твердо посмотрела в глаза.
- Ты не спросил меня, согласна ли я принять твою жертву. Не согласна. Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня.
- Да какие проблемы…
- И еще, - прервала его Алиса. - Я подумала над твоими словами. Если у меня есть шанс предотвратить конец света, я должна хотя бы попытаться.
- Ты не обязана…
- Замолчи уже! Если и впрямь все так плачевно, то некогда тратить время на болтовню.
ПЕРСПЕКТИВА 1
+215 дней к текущему времени.
Джейсон закончил бриться, вставил бритву головкой в чистящую дезинфицирующую подставку и долго, с наслаждением умывался.
- Сушить.
Подставил чисто выбритую голову и лицо горячим струям ароматизированного воздуха. Над его "прической" посмеивались, но отсутствие волос действительно было удобно.
- Отставить.
Едва слышимый гул сушилки умолк.
Джейсон придирчиво посмотрел на себя в зеркале, напряг мышцы пресса и зажал пальцами складку жира на животе. Удалось это с трудом, и полковник удовлетворенно кивнул. Не так-то легко в пятьдесят лет поддерживать форму. Приходиться сражаться с человеческой природой не на жизнь, а на смерть.
Но чем труднее сражение, тем почетнее победа.
- Джейсон! Я знаю, что сейчас ты пялишься на свое пузо в зеркале! Хватит! Завтрак остывает!
Полковник ухмыльнулся, натянул зеленую футболку с надписью "За Бога, Президента и Америку" и вышел из ванной. Спустился по лестнице на первый этаж их двухэтажного домика. Вообще, он мог бы позволить себе дом и побольше, но, посовещавшись с Джессикой, решил, что не стоит оно того. Все равно дети уже взрослые и скоро покинут гнездо. А им двоим хватит.
Мысль о детях заставила его состроить кислую мину.
Нет, он обожает своих детей, как и пристало хорошему отцу. Но вот в их отношении к себе совсем не уверен… Заметным усилием отогнав грустные мысли, Джейсон натянул на лицо улыбку и вошел на кухню.
Их семья всегда завтракала вместе на кухне. Это - традиция.
Потом они с Джессикой разъедутся по делам, Джед отправится в университет, а Бонни - в колледж. Обедать все будут где-то в городе, на ужин Джейсон наверняка опоздает, проторчав в Бункере до самой ночи, Джед будет зависать у друзей, а Джессика с Бонни после шести вечера не едят.
Но семейный завтрак - это святое.
Правило нарушалось только, когда Джейсон был в командировке.
Он поцеловал Джессику в губы, Бонни - в макушку, кивнул Джеду. Сын на мгновение оторвался от экрана коммуникатора и кивнул в ответ. Бонни демонстративно не отреагировала. Джессика вздохнула, и села за стол.
Похоже, их последняя традиция трещала по швам. Джейсон попытался поймать взгляд дочери, но та не отрываясь смотрела на стену, где что-то бубнил телевизор. На экране была жутковатая картина: люди в пыльных балахонах и бурнусах сидели, сбившись в кучки, на потрескавшейся земле. Порывы ветра бросали в них песок, но люди сидели неподвижно, как изваяния. Казалось, они сидят так с самого начала времен. На мгновение Джейсон попал под гипнотическое влияние этой картины, ему в голову пришла мысль, что это армия Апокалипсиса заняла позиции и ждет сигнала. Он стряхнул наваждение и проворчал под нос:
- Опять. Сколько уже можно это мусолить?
Бонни наконец посмотрела на него, но совсем не так, как ему хотелось бы.
- Что, совесть мучает?
- Бонни! Как ты говоришь с отцом!
- Погоди, Джессика, - полковник успокаивающе погладил жену по руке. - У Бонни есть право на свое мнение. Нельзя приказать человеку, чтобы он думал так же, как ты. Можно только объяснить…
- Да не нужны мне твои объяснения, - презрительно бросила Бонни. - Хватит уже, наслушалась. Все только и делают, что объясняют. Журналисты, политики, президент. А люди продолжают умирать, пока вы языками треплете.
- И что же ты сделала бы на нашем месте?
- На вашем?
- Какое решение ты считаешь верным в создавшейся ситуации?
- Расхреначить этих гребаных фанатиков к чертям собачьим!
Джессика ахнула и схватилась за сердце. Джейсон едва удержался, чтобы не врезать кулаком по столу. Но взял себя в руки и подчеркнуто спокойно произнес:
- Юная леди, я прошу вас не использовать в стенах этого дома слова, видимо, популярные в колледже.
- Ой-ой.
- По существу же твоего предложения. Ты считаешь, что наши вооруженные силы должны напасть на Исламский Союз?
Бонни упрямо тряхнула челкой. Последнее время среди подростков вдруг стала популярна мода на пятидесятые годы прошлого века. Широкие цветастые платья, прически а-ля Мерлин Монро, костюмы и шляпы с широкими полями. Подростки выглядели в этой подчеркнуто взрослой одежде смешно, хотя и не понимали этого.
- Там ежедневно умирают люди! Па, ты же знаешь об этом больше меня! У вас же там разведка, всякие военные представители. Эти сумасшедшие фанатики.
- Бонни, послушай… - Джейсон покосился на жену, но та лишь махнула рукой. Запрет на разговоры о политике за едой все равно уже нарушен. - Именно потому, что я знаю о ситуации больше, прошу тебя поверить мне на слово. Мы делаем все, что можем. Силами дипломатов. Они уговаривают Исламский Союз открыть проход для беженцев. Там сейчас не только наши дипломаты, в этом почти все страны участвуют. И шанс договориться пока есть.
- Пока ваши дипломаты треплют языками, там люди умирают. Каждый день! Сотнями! Вы ждете, пока они все перемрут и проблема решиться сама собой?
- А если мы начнем войну, ты что, думаешь, люди не будут умирать? Ты представляешь, какая мясорубка начнется? И это предлагает мне человек, протестующий против говяжьих отбивных. Ты не видишь некоторого противоречия, а?
- Эти люди хуже зверей! Ты знаешь, какие у них праздники? Они прямо на улицах режут баранов - это у них так радость демонстрировать принято! А как они относятся к женщинам? Выйди на улицу, не завернувшись перед этим в уродливый черный балахон, и тебя забьют камнями.
- Это их внутренние дела.
- Вот как? Да, мы давно знаем, что на вас надежды нет. Мы сами будем бороться…
- Так, - произнес Джейсон вставая. - Что это значит, Бонни?
- Не твое дело!
Девушка вскочила, схватила с тумбочки сумку. У двери обернулась, бросила презрительно:
- Трусы!
Джейсон медленно опустился на стул, машинально взял тост, намазал его джемом. Жена беспомощно всплеснула руками, произнесла дрожащим голосом:
- Джейсон, может быть, ты догонишь ее, объяснишь?
- И как прикажешь это сделать? - проворчал полковник. - Она не способна сейчас меня слушать. Я для нее сейчас воплощаю вооруженные силы и правительство. А их она ненавидит. Пусть немного остынет.
- А если она опять что-нибудь натворит? Как в прошлый раз.
Джейсон досадливо крякнул.
Прошлый раз ему вспоминать совсем не хотелось.
Когда он прибыл в кабинет генерала по срочному вызову и увидел там двух человек в одинаковых серых костюмах, то не особо встревожился. Решил, что ЦРУ опять нужна помощь. Но когда увидел смущение на лице генерала и сочувственное выражение на лицах агентов, сердце тревожно екнуло. И почему-то он сразу подумал о Бонни.
Впрочем, все оказалось не так ужасно.
То есть, конечно, в первое мгновение он испугался до спазмов в животе и только и смог просипеть: "Что с Бонни? Она жива?" Парни в сером бросились на перебой успокаивать полковника, объясняя, что его дочь жива и даже не арестована. Хотя и участвовала в организации нападения на участников какого-то модного показа. В этом месте разговора полковник рухнул в кресло, утер холодный пот и начал совершенно неприлично ржать от облегчения. Он-то уже в мыслях представлял свою маленькую девочку в руках террористов, требующих в обмен независимость штата Канзас. А тут всего лишь какой-то побитый модельер!
Представителям ЦРУ развеселившийся полковник понравился еще меньше, чем полковник испуганный. Они сухо пояснили, что Бонни на данный момент обвиняется в содействии экстремистской организации, участии в нападении на граждан другой страны на территории этой страны и нанесении тяжких телесных повреждений. И вообще-то некоторые юристы настаивают на обвинении участников акции в терроризме. А на свободе Бонни до сих пор только в силу щекотливой ситуации: ее отец, полковник Джейсон Тамп со своим отрядом неоднократно оказывал ЦРУ неоценимые услуги. И руководству совсем не хочется лишаться такого опытного и талантливого командира. Но если Бонни будет фигурировать в суде как участница террористической акции, вполне логично, что ее отец больше не сможет быть офицером вооруженных сил.
В общем, разговор вышел тягостный и крайне унизительный. У Джейсона даже впервые возникло желание выпороть бестолковую девчонку. Конечно, он не сделал этого. И вот, извольте, новый сюрприз.
- Ничего не случится. Я тебе обещаю.
Он допил кофе и поцеловал Джессику в щеку. Джед был так поглощен своим коммуникатором, что прощаться с ним не имело смысла. Джейсон натянул куртку и вышел из дома.
На душе было муторно. Он дал жене обещание, но совершенно не представлял, как его выполнить.
ГЛАВА 8
Зной. Жажда. Мухи.
Возле соседней палатки кто-то заходится надрывным кашлем. Да, днем здесь жара такая, что плавятся мозги. Но ночью на пустыню опускается холод, и подхватить воспаление легких очень просто. Особенно, если тело ослаблено постоянным голодом.
Днем голод отступает - слишком жарко, зато постоянно хочется пить, но воды тоже мало. Мухи. Настоящая казнь египетская.
Так и идут день за ночью, ночь за днем.
Зной. Жажда. Мухи.
Голод. Холод. Изматывающий кашель.
Безнадежность.
Али вчера сказал, что приедут какие-то важные люди из "Красного креста". Все обрадовались. Хотя, чему радоваться-то? Радоваться надо грузовикам с едой и водой. А чиновники только будут ходить и с притворной заботой спрашивать, как им тут живется. Жать руки старейшинам и гладить детей по голове напоказ, перед камерами. А потом тайком брезгливо протирать руки дизраствором.
Но беженцы радуются всем, кто бы ни приехал. Благотворителям, журналистам, кинозвездам - любому свидетельству, что о них не забыли. Там, в большом мире.
- Но это всего лишь иллюзия.
Джаспер утирает лицо грязным шейным платком. Поднимает на Гатангу взгляд красных, опухших от постоянного недосыпа глаз. Англичанин тяжело переносит ночной холод, из-за кашля почти не может спать. Впрочем, как и остальные несколько сот тысяч беженцев.
- Что?
- Это иллюзия. Когда сюда приезжает какая-нибудь "Мисс Мира" и трясет сиськами перед камерами, мы надеемся, что весь мир соберется у телеэкранов посмотреть на ее вымя. И, заодно, увидит нас, подыхающих в этом аду. И, ужаснется, потребует что-нибудь сделать. Но на самом деле они будут смотреть только на сиськи и только их запомнят. А мы так и будем подыхать в аду, потому что мы просто еще один фон для ее сисек.
- Мать твою, Гатанга, какого хрена ты такой умный? - Джаспер смеется, срывается на кашель и долго перхает, сплевывая розовую слюну. - Это я должен быть самым умным из нас двоих.
- Почему?
- Потому что я белый журналист из Лондона, а ты - негритос из страны, которую с лупой на карте не найдешь.
- Я, чтоб ты знал, доктор наук. Я уже заканчивал Гарвард, когда ты протирал свою белую задницу в младшей школе.
- И в итоге мы оба спим в дерьме верблюдов, а скоро сами станем таким же дерьмом.
- Ты им всегда и был. - Гатанга умолкает, глядя на сгусток крови, стекающий по подбородку Джаспера. Говорит уже другим тоном. - Слушай, ты хреново выглядишь. Свяжись с консульством, пусть заберут тебя отсюда.
Журналист перехватывает его взгляд, утирает подбородок и некоторое время разглядывает следы крови на платке. Хмыкает.
- Вот дерьмо… Нет, Гатанга, я не упущу свой шанс из-за какой-то фигни. У меня еще есть время заработать Пулитцеровскую премию.
- Мне-то не ври.
Гатанга отворачивается. Чертов Джаспер.
Сначала он ненавидел англичанина, как и прочих "гостей", заявлявшихся в лагерь беженцев чтобы урвать свой кусок популярности, спекулируя на их страданиях. Но Джаспер, в отличие от остальных, не уехал на следующий день. Он не уехал и через неделю. Он жил с ними уже несколько месяцев, и не просто жил с ними, он жил их жизнью, делил последний кусок хлеба и глоток воды. Помогал с антибиотиками. И писал. Гатанга читал пару его репортажей, написанных простым языком, беспощадных, как скальпель хирурга. Вряд ли у Джаспера много читателей. Люди не любят такое читать. Не видать ему премии.
- О, а вот и цирк приехал!
Гатанга встал, помог подняться Джасперу.
Через лагерь двигалась толпа пестрых чистеньких журналистов и журналисток из пресс-центра. Они обстреливали очередями вопросов троих мужчин в строгих костюмах с одинаковыми маленькими значками на лацканах. Вот они - представители МКК. Гатанга без особого интереса прислушался.
- Прилагаем все усилия… все что можем… ужасная трагедия…
Все как всегда.
- Следует вас понимать так, что предъявлять ультиматум лидерам Исламского Союза цивилизованные страны отказываются?
Гатанга вздрогнул. Когда он только успел? Ведь только что сидел рядом! Журналисты расступились. Нет, не из уважения или восхищения наглецом, посмевшим задать неполиткорректный вопрос. Просто Джаспер мылся последний раз еще в Лондоне.
- Мы… Простите, а с кем имею честь? - презрительно скривился руководитель комиссии.
- Джаспер Мак-Милан, независимые СМИ. Так что вы можете ответить? Вы собираетесь спасать этих людей? Или будете ждать, пока они передохнут, и проблема решиться сама собой?
- Господин Мак-Милан, вы же должны понимать, что ООН старается избежать насилия.
- То есть, они боятся стукнуть кулаком по столу? Конечно, никому не нужна война с исламистами из-за кучки оборванных беженцев.
Гатанга вернулся к палатке и прилег, закрыв глаза. Все бесполезно. И то, что Джаспер делает - тоже.
А вечером по лагерю разнесся страшный слух. Благотворительная помощь, на которую здесь чуть ли не молились, была украдена. Склады оказались пусты. Рассказывали какие-то нелепые байки о крысах, но даже самые легковерные из беженцев им не верили. Перед глазами у всех стояли утренние чистенькие гладкие чиновники в дорогих костюмах. Лагерь поднялся разом, словно по команде. Гатанга, Джаспер и еще несколько наиболее вменяемых людей пытались взывать к голосу разума, но беженцы уже перестали быть отдельными людьми. Это была толпа, объединенная пониманием, что их бросили тут умирать. Что надежды на помощь извне больше нет.
Блокпост вооруженных сил Исламского Союза был всего в паре километрах южнее лагеря. Вооруженная дубинками и ножами толпа захватила его без единого выстрела. Растерявшиеся солдаты попытались бежать, но их поймали и повесили на воротах.
Воодушевленная "победой", толпа двинулась в сторону границы.
… Это последний репортаж Джаспера Мак-Милана. Он был убит полчаса назад случайной пулей, когда снимал штурм беженцами границы Исламского Союза. Я, Илия Гатанга, бывший его другом последние месяцы, размещаю его последний репортаж, пользуясь его компьютером. Он старался разбудить в вас остатки ваших душонок, но у него ничего не вышло. Для вас это был еще один способ пощекотать нервы, посмотреть на тех, кому в жизни повезло меньше, чем вам. Шоу закончилось, ублюдки. Будьте прокляты…