* * *
- Здоров, Кузьмич! - сияя улыбкой, вышел навстречу старшине Иван Гусев. - Как погостили у кума? Нам, сирым и убогим гостинец прихватить не забыли, товарищ старшина?
- Пароль чего не спрашиваешь? - проворчал тот.
- Слепой я что ли? - пожал плечами тот. - И потом, какой немец сможет под тебя замаскироваться? Где он такие усищи найдет? У Семена Михайловича одолжит разве.
- Положено… - не отступал Телегин. - Видишь, чужие люди со мной. Откуда ты знаешь, что да как? А может, меня под дулами ведут? Ты пароль спросишь, я неправильно скажу, сигнал, значит, подам…
- Это точно, - согласился старший лейтенант. Посмотрел на незнакомцев, настороженно прислушивающимся к разговору, передвинул автомат на грудь и строго рявкнул: - Пароль?
- Вот, другое дело, - Кузьмич расправил усы. - Люди сразу видят, что мы не босота подзаборная, а боевое подразделение.
- Кузьмич, ты мне зубы не заговаривай, - передернул затвор Гусев. - Говори пароль, или стрелять буду.
- Чего у вас тут? - сонно зевая, высунулся из ближайших кустов Петров.
- Да вот, товарищ капитан, - едва сдерживая смех, пожаловался старлей. - Старшина Телегин пароль назвать не хочет. Я, правда, и сам его не знаю, но ведь положено.
- Совсем сдурели, - еще раз зевнул Виктор. - То командир за девками гоняется, теперь вы театр устроили. Поспать не дадут. А ты знаешь, что для окружающих нет ничего опаснее не выспавшегося сапера? Разве что - сапер с похмелья.
- Какие еще девки? - удивился Телегин.
- Откуда я знаю? - Виктор протер глаза. - Местная какая-то. По нашим следам шла. Вот командир ее и повязал. Теперь допрашивает. А она только краснеет и глазищами зыркает.
- Может, по-русски не понимает?
- Может, - согласился сапер. - Все, я спать. И только попробуйте разбудить зря!.. - капитан подумал, чем бы таким весомым пригрозить, и многозначительно закончил: - Растолкаю Пивоваренко, не обрадуетесь… Блин, проходной двор, а не отряд. Скоро гражданских больше чем бойцов будет…
- Русским не понравилось, что вы с паном Михалом нас сюда привели? - негромко спросил у кума Залевский.
- Не будь глупцом, - отмахнулся тот. - Понравилось, не понравилось… Я что, на смотрины вас привел. Говорят, девка к ним какая-то прибилась. По следу шла. И, кажется, я догадываюсь у кого из тутошних белоголовых* (*пол., - женщин) заноза в заднице… Пан Михал, идем к командиру. Я его мигом от лазутчицы избавлю.
- Само собою. Только и капитан прав, все-таки не в колхозе. Пан Куба, вы с сыном, пока здесь подождите.
- Как скажете, пан Михал, - старший Залевский присмотрел место поудобнее и опустился на землю с таким видом, словно готов был сидеть здесь хоть до зимы. Автомат положил чуть поодаль. Указал рукой рядом, и сын молча повиновался.
- Добро…
Телегин вопросительно посмотрел на Гусева, тот указал глазами направо. Как раз в ту сторону, куда уже двинулся проводник.
- Ты что же, сквозь листву видишь? - пошутил Телегин.
Проводник демонстративно понюхал воздух.
- После вчерашней ночи Баська еще долго хлебным духом пахнуть будет. Чистая сдоба, а не девка.
- Думаешь, это она?
- А некому больше, - пожал плечами поляк. - Смекаю так, что командир ей ваш приглянулся. Только и разговоров было о ее спасении русским. За самовольство следовало бы розг всыпать дурехе, но теперь от ее глупости польза может выйти.
- Детишек увести? - догадался старшина.
- В точку, - кивнул проводник. - Куба далеко от дома не пойдет. А Томусь тех лесов не знает. Мне возвращаться нельзя. И детей, когда швабов побьем, в лагере не оставишь… Вот и выходит, по всему - вовремя Баська влюбилась. О, а я что говорил? - Збышек остановился, давая Телегину поравняться. - Полюбуйся сам. Она, голубушка. Как намалеванная…
- Здравия желаю, товарищ капитан.
- Вернулись уже… - Малышев поднялся навстречу. - Хорошо. А то я тут лазутчицу изловил… - указал подбородком на сидящую возле дерева девушку. - Шпионила за нами. А поговорить не удается. По-русски она понимает не больше, чем я по-польски.
- Дядя Збышек! - вскочила та на ноги Бася. - Чего они на меня, как на врага глядят? Я же ничего плохого не сделала. Наоборот, помочь хочу!
- А кто же ты такая, если тайком подкрадываешься? - резонно заметил Збышек. - Настоящая шпиенка и есть. Сама приперлась или стрый Анджей прислал?
Девушка покраснела и опустила голову.
- Что она говорит?
- Говорит, что ее к вам командир отряда направил, - и глазом не моргнул проводник. - Вы двоих бойцов в отряде оставили… Вот он и решил, что справедливо будет вам тоже двоих взамен дать. Чтоб поровну, значит. Сразу не сообразил, вот Баське нас догонять и пришлось.
- Так прислал бы бойца. Зачем нам девушка?
- То есть? - удивился Збышек. - А в разведку сходить. Кто ж ее заподозрит? Баська! Сними платок!
От неожиданности та сдернула косынку с головы раньше чем успела удивиться… Косы у девушки оказались чистого пшеничного цвета.
- Вот. Убедились?..
Малышев только хмыкнул.
- Чего вы, дядька Збых? - заволновалась Баська, торопливо повязывая платок обратно. - Что вы ему сказали?
- Правду, детка. Одну только правду. Кто ж союзника обманывать станет?
- Какую еще правду?
- Ну, что ты влюбилась в красного командира по уши и готова за ним хоть на край света. А он попросил, чтоб ты волосы показала. Он темненьких не любит… Сама видела - из двух радисток, при себе белокурую оставил. Правда, товарищ капитан? - последнюю фразу Збых произнес по-русски. - Не будем ее обратно отсылать?
Малышев механически кивнул, а потом отрицательно помотал головой.
Кузьмич надул щеки и вытаращил глаза, едва сдерживая смех.
- Сдурел, черт старый?! - Баська взвилась на ноги, как взбешенная кошка. - Да как ты… Да чтоб я…
- Тихо, коза… - засмеялся Збышек. - Шучу. Хотя, судя по твоей ярости, в самое яблочко угадал. Ведь правда? - и не дожидаясь ответа, сам сменил тон. - Ладно-ладно, все. Успокойся. На самом деле я говорил, что это стрый тебя в подмогу прислал. Вон, хоть у пана Михала спроси… И не зыркай, не зыркай! Не пугай мне командира. Молодой он еще… Видишь, растерялся совсем. Никак не решит, что безопаснее: приголубить тебя или пристрелить сразу?..
- Старшина! - Малышеву надоело чувствовать себя дураком на чужом пиру. - Что за цирк?! Ну-ка угомони обоих. Беда с этими гражданскими. Война, не война - а им все хихоньки, да хахоньки. Скажи, если еще раз такое повторится, обоих из отряда выгоню. Независимо от важности!..
- Есть, угомонить… Ты бы, пан Збышек, и в самом деле… - укоризненно посмотрел на проводника Телегин. - Не в бирюльки играем. Ну и ты, дочка, не обижайся на нас. Беда вокруг, горе… Если совсем перестать улыбаться - душа истлеет. Теперь помолчите, оба. Или - в сторонку отойдите…
- Хорошо, - проводник взял девушку за руку и потащил за собою, что-то вполголоса выговаривая. Та только сопела в ответ.
- Андрей, разговор важный имеется…
- И чего ждешь? Выкладывай.
- Тут к нам еще одна делегация из местных…
- Совсем сдурели? - Малышев постучал себя по лбу. - Кузьмич, ну-ка дыхни…
- Погодь, командир. Дело действительно серьезное. Очень серьезное. Ты же меня не первый день знаешь.
- Серьезное, говоришь? - капитан устало вздохнул. - Ну, тогда излагай, старшина. Кратко, четко и по порядку. Чтоб не переспрашивать…
* * *
- Так значит, жидовских и комиссарских детей они спасть не хотят?
Это высказывание командира отряда Армии Крайовой больнее всего задело Малышева. Как капитан не крепился, а заливающееся мертвенной бледностью лицо любимой, нет-нет да и вставало перед глазами офицера. И не было в нем умиротворения, а только обида и страх…
- Советские солдаты, наши жены и дети могут умирать на их земле, чтобы Польшу от фашистов освободить, а они себя для мирной жизни берегут. Без жидов и комиссаров… - прибавил зло. - Нет, ты ответь мне: чем тогда эти ваши патриоты лучше фрицев? Попрятались в лесах и ждут чья возьмет?
Наверняка Збышек нашел бы пару примеров, чтоб указать красному командиру на различия между немцами и польскими патриотами, а так же о том, что Красная армия Тухачевского творила всего двадцать лет тому, но решил не обострять. Да и какая в том польза. Мертвые сраму не знают… На войне разное случается. После многое спишется, еще больше забудется со временем, а что-то и проститься, но…
- Прошу прощения, пан… товарищ капитан, я тоже считаю, что отказывать детям в помощи грех. А что до земляков моих - Бог им судья. Ибо сказано, что каждому воздастся по заслугам. Только не ко времени разговор… мы уже на месте. Вон, просвет… - указал рукой. - Метров через десять на опушку выйдем, а там и лагерь.
Малышев остановился, хмуро поглядел на проводника, словно видел сейчас перед собой не его, а тех "лесных братьев", что бросили на произвол детей и кивнул.
- Согласен. Потом договорим… После войны. И спросим… У всех и за все спросим. По совести.
Немецкий солдат, отчаянно зевая, неторопливо брел вдоль колючей проволоки и время от времени останавливался протереть глаза. Погода менялась, или еще что-то, но спать бедняге Курту хотелось невыносимо… до смерти. Вот прямо здесь бы и улегся. Хоть на часок…
Курт в очередной раз протер глаза, проморгался от выступивших слез, поправил мозолящий плечо ремень винтовки и недоуменно уставился на человека, возникшего перед ним. Сигнал тревоги попытался пробиться сквозь сонный туман обволакивающий разум, но не успел.
Человек приложил палец к губам, произнес: "Тсс…", - а когда солдат кивнул, ударил его ножом в сердце. Сильно и точно. Курт умер не издав ни единого звука. Как уснул…
- А нас в войске учили, что часовых надо сзади снимать, - не удержался от замечания Збышек. - Зачем пан капитан на немца спереди попер? Он же мог тревогу поднять.
- Не мог, - отмахнулся Малышев. - Когда человек так зевает, ему не до крика… Воздуха в легких не хватит.
Капитан приложил ладони к губам и издал резкий, недовольный крик потревоженного филина, извещая группу, о проделанной работе. Подождал немного, но остальные "птицы" молчали. Гусев и Пивоваренко ждали сигнала от Телегина, а у того, судя по всему, рандеву еще не случилось.
- Пошли дальше…
- Ближе к проволоке жмись, пан Анджей… Вон там болотная жижа почти вплотную к лагерю подступает. Даже призрак хлюпать начнет.
Проводник потому и увязался с капитаном, что с этой стороны было самое труднопроходимое место.
- Не начнет, - усмехнулся Малышев, услышав про призрака. - О, а вот и Кузьмич отработал.
Второй филин отозвался с противоположного боку охраняемой территории. Таким же одиночным криком.
Капитан последовал совету поляка, и двинулся вдоль заграждения, едва не задевая маскхалатом за колючки. И все-таки болото своего не упустило. Очередная, с виду надежная и твердая кочка, когда Андрей перенес на нее вес тела, вдруг уползла в сторону, увлекая за собою опорную ногу. Капитан потерял равновесие, взмахнул руками и… устоял. Но чавканье раздалось такое, что ой-ей-ей… Тем более, в ночной тишине?
- Эй, Ганс? Чего шумишь? Упал что ли? - весело окликнул Малышева еще невидимый часовой.
- Да, черт возьми! - капитан отвечал невнятно, словно с набитым грязью ртом. - Проклятье!..
- Свинья болото везде найдет… - продолжал веселиться часовой. - Чему удивляться, имея такую фамилию? Ха-ха-ха… Ганс Отто Мария Швайне* (*Свинья). Ха-ха-ха! О, шайсе…
При чем здесь навоз, Малышев не понял, но крик филина, раздавшийся с того места, откуда раньше доносился голос немецкого часового, все объяснил. И почти сразу же после этого, ночные хищники через короткие промежутки заухали еще в трех углах лагеря.
Минутная тишина и ночь разбудил грохот рвущихся гранат. А последовавшие за ними крики боли, заглушили еще два взрыва…
- Все что ли? - спросил самого себя Малышев, не верящий в возможность легкого успеха. Особенно, если операция проводится нахрапом - без разведки и подготовки. И не ошибся…
По ушам ударил рев сирены, слепя глаза полыхнули прожектора, заливая территорию лагеря ярким светом. А вслед за этим сухо захлопали пистолетные выстрелы.
- Мать вашу!
Капитан рванулся на звук, забирая вправо.
Но, к счастью, охрана лагеря все же была поставлена небрежно. Видимо, немцы считали непроходимость и глухомань болот достаточно надежными факторами безопасности. Не нуждающимися в дополнительном усилении.
Еще раз бухнула граната. Судя по звуку, в помещении менее просторном нежели казарма. А еще полминуты спустя утихло и завывание сирены. Свет прожекторов остался…
Малышев к тому времени уже вбежал на территорию лагеря, на всякий случай прижимаясь к стене ближайшего здания.
- Эй! Все целы?!
- Из наших все… - из-за угла строения вывернулся запыхавшийся старший лейтенант Гусев. - А сына хуторянина зацепило… Хохлов уже смотрит.
- Серьезно?
- Ерунда. Мякоть предплечья задело. Через пару-тройку дней даже следа не останется. Старший поляк ругается… Говорит, что там, откуда стреляли и сирену включили - медицинская лаборатория. И в ней на ночь никто никогда не оставался. Днем у двери пост стоял. А ночью…
- Мало ли, - пожал плечами Малышев, прикрывая глаза ладонью. - Ни черта не видно. Свет приглушить надо, или убрать половину.
- Виктор сказал, что посмотрит, где там регулятор…
В этот момент прозвучал одиночный выстрел, звон бьющегося стекла и глазам стало немного легче. А еще секунду спустя все повторилось. Свет от двух уцелевших прожекторов, направленных вдоль ограждение был уже не столь ослепителен.
- Вижу, что нашел… - хмыкнул Малышев.
- Пан командир, прошу прощения, моя оплошность… - подошел к ним Куба Залевский.
- Выяснили, кто стрелял?
- Да, - Телегин, возник за спиной поляка. - Какой-то доктор с медсестрой уединиться решили. Пан Куба, вы к сыну идите… Мы сами дальше. И не вините себя. На войне без случайностей не бывает.
Поляк кивнул и торопливо ушел.
- В общем, все чисто, командир. Только дети остались. Если никто из фрицев под кровать не заполз… Мы пока камеры не открывали. Чтобы паники не создавать.
- Правильно. Збышек где?
- Тут я, пан Анджей.
- Возьмите Олю, Басю и ступайте вместе с Кузьмичом в бараки. Мы в немецкой форме, а дети и без того, наверняка, напуганы. Старику с девушками больше доверия будет. Успокойте их и объясните, чтоб соблюдали порядок. Скоро начнем эвакуацию. На все про все у вас минут двадцать. Максимум - полчаса. Я в канцелярию. Петров! Ты и Пивоваренко смотрите за периметром. Иван! Гусев! Пройдись вдоль подъездной дороги, километра два… Послушай. Вдруг, у них тут парочки не только в лаборатории уединяются… Хуторян тоже в охранение… Хохлова пришлите ко мне. Мало ли, какие там документы обнаружатся. По медицинской части. Все понятно?
- Так точно.
- Выполняйте. Дольше необходимого задерживаться не будем. Хватит с нас и этих сюрпризов.
Глава одиннадцатая
Хохлов побледнел, хлюпнул носом и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. Руки его не то чтоб сильно, но вполне заметно дрожали.
- К-командир, это ловушка…
- Не понял тебя? Где?
Вместо ответа Хохлов сделал широкий круговой жест.
- Кабинет заминирован?! Позвать Петрова? - Малышев еще раз, более внимательно осмотрел помещение.
Вместо ответа Хохлов помотал головой и прямо через разбитую дверцу достал из стеклянного шкафа несколько марлевых повязок. Одну протянул Малышеву, вторую быстро нацепил на себя.
- Н-адевай… - голос врача звучал чуть глуховато, но по-прежнему встревожено. - Может, еще не поздно.
Капитан не стал допытываться и выяснять причину, если медицина считает что это необходимо, лучше прислушаться. Доктору виднее. Уточнил только после того, как крепко затянул тесемки.
- Объяснишь?
- Обязательно, - Хохлов зло плюнул на труп немца. - Ублюдки… Н-ничего святого… Надо н-немедленно всех детей в-вернуть обратно в боксы! - на Хохлова было страшно смотреть. От волнения он даже заикался меньше чем обычно. - Быстрее, командир! Б-быстрее!
Малышеву приходилось видеть, как в секунду поседел сапер, когда услышал щелчок предохранителя, а фугас после этого не взорвался. Так вот, лицо у военврача сейчас было точь-в-точь, как у того солдата, - заглянувшего в глазницы смерти, но неожиданно получившего отсрочку. Капитан обвел взглядом помещение, но ничего, хоть отдаленно похожего не увидел.
Письменный стол, пара медицинских шкафов с разбитыми стеклами. Два перевернутых набок стула, кушетка. Вешалка для одежды… На ней два халата и офицерский китель. У окна - ничком труп немца в одних подштанниках. На кушетке - лицом к стене молодая женщина в ночной рубашке. Мертвая. Осколки гранаты посекли ее так, что от крови белая ткань стала алой. На полу штаны от мундира, сброшенные взрывом папки, рассыпавшие по комнате какие-то бланки, документы и исписанные листы бумаги.
- Ничего не понимаю.