– О как! – повторил недавние слова прапорщика Андрей. – Интересно… И что ж вам, сердешным, от нас нужно? – встал рядом с вэвэшником бывший пограничник.
– Зерновой терминал видите? – кивнул в сторону здоровенных металлических бочек, построенных на берегу бухты, капитан-лейтенант.
– Ну конечно! Это "Авлита". И что там?
– Там зерно! – Каплей начал претендовать на звание "капитана очевидность". – Мы хотим его оттуда вывезти.
– Похвальное желание. Молодцы. Дальше что?
– Территория большая, а нас мало.
– А казачинские морпехи что? – не унимался Рябошеев.
– Да будут, но все равно… Вы не подумайте, – быстро закрутил головой мореман, всем своим видом изображая искренность. Да так, что Андрей испугался, что голова того вот-вот оторвется и плюхнется в воду. – Там много зомбей не должно быть. С ними справимся без проблем… Там всего-то надо подежурить.
– Ну а от нас-то чего хотите?
– Ну так… помощи. Территория-то, говорю, большая, сильно распыляться не хочется. Тем более что у вас бэтээр имеется, – кивнул каплей в сторону покачивающейся на волнах машины.
– Добро. – Доронин, не размышляя долго, согласился. – И что нам за это будет?
– Доля от скарба, который найдем. – Глаза моремана засветились радостью, как только он понял, что вэвэшники согласились.
Доронин и Рябошеев переглянулись.
– Ну лады! Когда планируется операция?
– Ну сегодня уже смысла нет… Небо затянуло, да и стемнеет быстро. Поэтому все переносится на завтра.
– Ладно. Завтра с утра ждите нас. Подъедем к причалу.
Капитан-лейтенант козырнул на прощанье и кивнул матросику в ярко-оранжевом спасательном жилете, чтобы тот отчаливал. Катерок, вспенив за кормой воду, рванул к месту постоянной дислокации.
– Слушай, Доронин, ты не знаешь, почему так и хочется послать всех на одну китайскую гору?
– Ну так а чего не послал?
– Жадность у меня проснулась, – задрав голову, почесал подбородок парень. – Уж очень зерна захотелось заграбастать. Командование кипятком от этого мочиться будет. Глядишь, расщедрится, и нам каких-нибудь ништяков перепадет… Ну там, оборудование в санчасть, или лекарства, или "коробочку" еще одну пригонят.
– Командир, все! Последний аквалангист отправлен за борт! – отрапортовал неслышно появившийся за спиной Шамиль. Надо же… и как только умудрился на этой грохочущей корме?
– Ну и отлично, – развел руки в стороны Рябошеев. – Двигай к нашему карманному адмиралу, пусть посудину разворачивает.
– Слушаюсь! – приставил лапу к черепу Иван и рванул ко входу в рубку, где уже вовсю хозяйничал Игорь.
Прапорщик же переместился на другой борт и гаркнул:
– Еж!
– Я! – чуть не подпрыгнул на месте часовой.
– Ныряй в "коробочку", отчаливаем!
– Ну наконец-то, а то я уже продрог! – расплылся в широкой улыбке парень.
– Неженка! Чеши внутрь! Понабирают по объявлениям…
Первым чуть в сторону отошел БТР с единственным пассажиром внутри – остальные парни остались в катере, только вышли на корму – потому как от запаха, все еще державшегося в салоне, слезились глаза и крутило кишки.
11.00. Севастополь, поселок Голландия
Андрей Доронин
Катер было решено пришвартовать у причала, что возле "Борта-70" – лаборатории, в которой были когда-то смонтированы энергетические отсеки атомной подводной лодки 670-го проекта, но без реактора, его функции выполняла котельная. Именно ее сейчас с горем пополам планировали реанимировать, хотя и в прошлой жизни, которая была до начала Беды, котельная неплохо справлялась со своими функциями, отапливая общежития университета, да и само здание учебного заведения. Кроме одного корпуса. Пятиэтажное здание офицерского общежития было лишено отопления еще с девяносто шестого года. За какие провинности – непонятно, но жильцам, проживавшим в этом здании, приходилось обогревать свои помещения при помощи масляных радиаторов, отчего зимой частенько выбивало электрический щит, а то и вовсе полностью выгорала трансформаторная будка. И это не считая постоянно засоряющейся канализации, протекающей крыши и отсутствия горячей воды как таковой.
Властям города было абсолютно фиолетово, что офицеры, пенсионеры и ветераны военной службы могут жить в таких условиях. Не зря же говорят – проблемы индейцев шерифа не касаются.
Вот и сейчас это здание пустовало, Рябошеев не рискнул его заселять – без предварительного ремонта сделать это было невозможно, а сейчас оказалось далеко не до ремонтов. Да и само население поселка значительно сократилось, так что и особых причин заселять пустующее здание просто не имелось.
Пока Игорь пытался безболезненно для старого катера пришвартовать его к такому же старому причалу с обваливающимися кое-где кусками бетона, обнажившими покрытую ржавчиной арматуру без необходимых амортизационных, защищающих борта катеров, автомобильных покрышек, БТР вышел на берег там же, где и заходил в воду, завернул налево и взял направление мимо "Борта-70", на главный корпус.
Ветер значительно усилился, море еще больше потемнело и уже напоминало мокрый асфальт после дождя, но на горизонте, где-то вдали, у самой кромки воды, виднелась полоска чистого неба, вскорости предвещавшего хорошую погоду. Но только после шторма.
Андрею сильно захотелось горячего чаю. На холодном ветру он так продрог, что, казалось, промерз насквозь, до самой души. С теплой одеждой были небольшие проблемы, ведь, уезжая в "спасательную экспедицию", он и представить не мог, что придется задержаться.
Оставшись без отопления, главный корпус промерз моментально, хоть температура воздуха на улице и не опускалась ниже плюс десяти, но в помещениях было ужасно холодно. Грелись, кто чем мог. Водкой, конфискованной в магазине, в том числе.
Доронин кивком поздоровался с мимо проходящими мужчинами и, потерев затылок холодной ладонью, направился в свои "покои", где кроме него жили еще девять человек. Как только подошел к кабинету, находящемуся на четвертом этаже и переделанному в жилую комнату, понял, что что-то не то. У дверей толпилось несколько человек, заглядывающих через спины друг друга в тонкую щель, образованную приоткрытой дверью.
– Чего эт там такое? – пробормотал капитан, подходя ближе.
– Тсс! – обернувшись на голос, приложил палец к губам ближайший парень-студент. – Слушайте…
Андрей прислушался – из-за двери раздавались звуки, которые по задумке исполнителей должны были быть песней. Но то ли сказывалось отсутствие слуха и голоса, то ли добрая концентрация алкоголя в крови портила весь эффект – слова можно было еле-еле разобрать, но мелодия выдавала произведение группы "Любэ" вперемешку со всхлипами: "Отчего так в России березы шумят?"…
– А что это такое? Что за внеплановый концерт местной студенческой самодеятельности? И на какой это мове? А то я через слово все понимаю.
– А это наши интуристы выступают…
Доронин с удивлением вскинул брови и попытался заглянуть в приоткрытые двери, бодро распихав впередистоящих. Картина была достойной запечатления в памяти благодарных потомков – на казенной студенческой кровати почти в обнимку сидела классическая для американской пропаганды равноправия и толерантности компания – негр, араб и китаец – и с пьяными слезами на глазах горланила уже ставшую народной популярную русскую песню, коверкая слова – каждый на свой манер.
– Вы чем их так ушатали? – попытался узнать у хихикающих студентов капитан.
– Да никто их не трогал. Сами они… – даже немного обиделся один из стоявших в позе "зю" салабонов.
Интуристы, то есть иностранные студенты, в малом количестве присутствовали в университете – в основном это были выходцы из Китая, Ирана, Египта и откуда-то из очень гордых, но бедных независимых африканских республик. Они приехали в славный город изучать премудрости управления атомными станциями. Вот этой тройке и посчастливилось остаться в живых после начала зомбопесца в городе. Остальных, менее удачливых соотечественников, упокоили за время зачистки территорий.
По-русски ребята изъяснялись довольно-таки сносно, но иной раз понять их было тяжеловато. Особенно китайца с весьма многозначительной для русского уха фамилией, а уж сочетание фамилии с сокращенным именем так и вовсе резало слух и вызывало безудержное веселье. Имя у китайца было возвышенное и поэтичное, особенно если знать, что оно означает – Нианзу – размышляющий о предках… В общем, непонятно, чем думали родители умного мальчика Нианзу, когда ласково называли его Ни и отправляли учиться в русскоговорящую страну. Потому как лаконичное Ни в сочетании с фамилией Хуянь рождало просто адскую смесь и дикий ржач со стороны однокурсников. И как его должны были называть добрые одногруппники с очень богатой фантазией?
С африканцем тоже были небольшие трудности… сначала он хреново шел на контакт, потом один из местных парней проронил, что тот чем-то напоминает голливудского актера, Уилла Смита – в частности, торчащими, как локаторы дальнего обнаружения, ушами, о чем конечно же умолчал, просто остановившись на сходстве с актером. Подколки африканец не понял, но стал более раскрепощенным, засиял белозубой улыбкой на фоне темного, как шоколад с семидесятивосьмипроцентным содержанием какао, лица.
Ну а араб влился в местное студенческое общество, как к себе домой, абсолютно не испытывая какого-либо дискомфорта по поводу чужбины и другой культуры, это если учитывать, что в студенческой общаге никакой культурой и близко не пахло – а пахло преимущественно нестираными носками и сигаретным дымом. Почитатель Магомета, окунувшись в бурную студенческую жизнь, напрочь забыл все наставления пророка, особенно ту часть, что касалась употребления огненной воды и сала, а также общения с противоположным полом, который просто млел от витиеватых комплиментов кареглазого араба.
И вот трое представителей братских народов, назюзюкавшись в хламину, вразнобой пели песню, роняя скупые слезы… Каждый о своем.
– Н-да… – протянул Доронин. – Никогда не понимал китайцев.
– Почему? – удивился ближайший студент.
– Потому что они на китайском разговаривают, неуч! Слушайте, а этот… как его… Саид! Он ведь муслим. Ему ведь вера запрещает того… – Андрей щелкнул себя по шее.
– Да! – отмахнулся собеседник. – Чем черт не шутит, пока Бог не видит!
– Слушайте, нужно же разгонять эту гоп-компанию… Чего их вообще к нам подселили? – продолжал возмущаться Доронин, которого порядком достали эти интуристы со своими тараканами.
– Ну так вы ж с начальством вась-вась… вот и подсуетитесь.
– Поговори мне тут! Тоже нашелся знаток… Ладно, а ну разошлись! – гаркнул капитан, разгоняя студенческую братию и вспоминая поговорку, которую слышал от Костика Матвеева. Тот в свое время выдал: "Солдат без дела, как хрен без тела. Вроде есть, а потенциал пропадает". Так и эти: как только появилась свободная минута – сразу же нашли, где можно накособочить. – И вообще, вам что, работы мало? Так я сейчас добавлю! Будете зомби на живца ловить, раз заняться нечем! А ну брысь отсюда!
Пацаны вздохнули и начали медленно расходиться, потому как работы действительно было невпроворот. И сейчас, в отличие от мирного времени, от выполнения этой работы зависело существование каждого из них. Нужно было что-то есть, где-то спать и как-то жить…
Проследив взглядом за удаляющимися спинами, капитан открыл дверь, заставив замолчать интернациональное трио, и демонстративно отправился к своей кровати. Мебель, постельные принадлежности и даже одежду еще сегодня утром пришлось переносить из студенческих общежитий, потому как Рябошеев не считал необходимым распылять силы, оставив в помещении спецкоммендатуры только форпост. И до сих пор перетащили еще не все. Но хорошо хоть мебель имелась и постельное белье – не на полу же спать.
Университет с точки зрения выживания в новых реалиях вообще был выгодным местом – со всех сторон забор, автономная система отопления, отдельный корпус столовой, гаражи, отдельно стоящая медсанчасть, баня, правда, нуждающаяся в ремонте, вокруг частный сектор, который давал возможность доступа к плодовым деревьям и огородам, хотя крымская почва каменистая и мало подходит для земледелия. Иной раз после перекопки огорода в уголке собиралась целая горка камней, извлеченных из грунта.
Море тоже не стоило сбрасывать со счетов – конечно, в промышленных масштабах, даже если вооружить удочками всех оставшихся жителей поселка, прокормить всю ораву не получалось, но если у кого-то появлялось лишнее время, то разнообразие в меню могло быть весьма существенным – рыба, крабы, рапаны, мидии… Некоторые даже поговаривали, что нужно отловить не улетевших еще на север лебедей. А что? Гусятина она и в Африке гусятина. Но рука не поднималась на эту птицу. Просто, может, народ пока еще был не такой голодный?
Не стоило также забывать о толстых метровых стенах самого здания. Проблема была только в том, чтобы наладить быт и охрану периметра, ведь из частного сектора нет-нет да появится пара-тройка мертвяков.
Концерт закончился. Солисты разошлись кривыми траекториями по своим койкам и дружно захрапели.
– Ну хоть так… – Андрей снял свой автомат, с которым теперь не расставался, прислонил его к стоящей рядом с кроватью древней матросской тумбочке, напомнив себе, что нужно почистить оружие, устало сел на кровать, вздохнул и опустил голову на руки. Тут же в ноздри снова ударил неприятный запах, от которого очень захотелось избавиться, но сменной одежды пока не было и банный день пока не объявляли.
Все продукты, что удалось реквизировать в магазинах поселка, сгрузили в склады камбуза, в которых еще хранились добрые запасы круп, консервов, печенья, соков и мяса, коими потчевали студентов-бюджетников. Мясо хранилось в морозильных камерах, но когда отключилась электроэнергия в городе, пришлось срочно что-то придумывать – мясо жарили, варили, засыпали солью, пытаясь сохранить продовольствие и не допустить порчи продуктов.
Поговаривали, что ИР-100 планировали переоборудовать для подачи энергии, но что-то там не срасталось.
Пока на территории новой крепости работало несколько электрогенераторов, обеспечивающих связь – на территории реактора и в комендатуре, располагающейся в одном из общежитий. Поэтому парни, свободные от общественно полезных дел, а также желающие от них увильнуть, частенько бегали туда, чтобы элементарно попить горячего чаю. Проблема с электроснабжением стояла как никогда остро – практически все выживание поселка замыкалось на этой проблеме – есть готовили на открытом огне, так как все плиты в столовой были или электрическими, или газовыми. Конечно, сейчас ребята осматривали частный сектор в поисках газовых баллонов, которые можно было бы подключить к плитам, но их обнаружилось немного и что-либо сказать о дальнейшей перспективе было трудно.
Бывший капитан снял обувь и ощутил еще один острый запах, который, смешавшись с перегаром, исходящим от мирно храпящих иностранцев, давал убойную комбинацию, да такую, что пришлось приоткрыть форточку и только после этого завалиться спать.
Снилось что-то непонятное – мелькающие фигуры, ощеренные окровавленные пасти, треск автоматных очередей, крики и брызги крови. Мерзость, одним словом. Поэтому, когда прибежавший Сашка растолкал сонного Андрея, тот даже дух перевел и мысленно перекрестился.
– Ты чего? – шарахнулся Череп в сторону, когда Доронин дернулся к автомату.
– Да хрень какая-то снилась… – потер глаза капитан. – Ты чего прибежал?
– Слушай, ну у вас тут и амбре…
– Да? – принюхался Андрей, но ничего не почуял – уже привык. – То-то я чувствую, как мне глаза разъедает… Так что?
– Так прапор наш зовет всех на сборище в актовый зал – там на завтра заварушка какая-то с моряками замышляется.
– А-а-а… да-да-да! Есть такое дело, – протянул капитан и нехотя поднялся с кровати, мысленно признаваясь в своей бесконечной любви к подушке и обещая вернуться в ее объятия в самом скором времени. – Ну пошли. Что нового?
– Да ничего. Сегодня еще одного морфа завалили. – После того как начальство начало находить при помощи радиосвязи все новые и новые человеческие поселения, которым удалось выжить в хаосе первых дней Беды, это слово, произнесенное кем-то из радиолюбителей, прочно привязалось к мутировавшим зомбям-переросткам. – Умный, падлюка! Шифровался! Но мы его на немецкие крестики из пулемета разметали. Так, что аж ошметки в разные стороны полетели.
– А что там, на базе?
– А там все как всегда… В этой стране ничего не меняется. Уже и страны как таковой нет, а перемен не предвидится. Они переезжают.
– Куда?! – Доронин даже остановился, от чего следующий за ним Череп врезался ему в спину.
– В Балаклаву. Нынешний лагерь посетили наши друзья-монстры, открыв глаза руководству на глупость идеи базирования такого числа народа близ пятого километра, кишмя кишащего мертвяками.
– Ого! Чет я пропустил в этой жизни. А что там было? Когда успели?
– Да морфы эти, как их по рации назвали, несколько сотен человек из беженцев вырезали. Как овец, ей-богу!
– Ни фига ж себе! А караул куда смотрел?
– Этого мы уже не узнаем.
– А в Бабе Клаве что, земля обетованная? – не унимался Андрей.
– Ну пацаны говорили, что мотаются в Балаклаву, зачищают ее. Пока поселятся в Бункере…
– Да чтоб им в бане чайной ложкой можно было прикрыться! Там же колотун жуткий! Они же там все себе отморозят!
– Ты знаешь, по-моему, мозги у командования уже давно отморожены, поэтому им не страшно, – хмыкнул Череп.
– А бабы? Дети, наконец…
– Ну чего ты ко мне привязался?!
– Да ничего я к тебе не привязывался… Как там Машка? – решил Доронин перевести разговор в другое русло.
– Ну-у-у… – неопределенно протянул Череповец, поравнявшись с капитаном.
– Что, опять поцапались?
– Ну не то чтобы очень… Скажем так – наши мнения по одному вопросу кардинально разошлись. Слушай, у вас в комнате лишней кровати не найдется?
– Чего нема, того нема… – развел руками Андрей. – Но вот одеяло лишнее найти помогу.
Университет был похож на революционный штаб – вооруженные люди, одетые кто во что, солдаты в черной форме, снующие взад-вперед. Разве что не хватало восставших матросов с винтовками на плечах и плакатов, призывающих мировой пролетариат к борьбе. Даже Ленин был свой.
Три.
В полный рост, бюст и профиль в граните. А портреты Маркса и Энгельса при большом желании можно было нарыть в закромах и схронах ставшей почти родной альма-матер.
– Слушай, а ты знаешь, что начали со складов оружие раздавать? – чуть не споткнулся Сашка, когда мимо него продефилировала длинноногая студентка.