- Что же в таком случае оказывается причиной мира? Измерение, каковое более нет возможности воспроизвести. Вы знакомы с понятием функции?
- В общих чертах…
- Советую познакомиться, интересно, знаете ли. Представьте - в момент времени мира, э-э, нулевой момент, еще невозможно было измерить ни вес вещества, ни его состав. Но можно было измерить что-то другое, чего мы в этом мире не наблюдаем. А уже из этого измерения в следующий миг, скажем, в момент "единица", оказалось возможным произвести измерения и массы вещества и разложить его на фракции. Надеюсь, я пока доступно излагаю?
- Однако. Кто ж таков наблюдал время Творения?
- Ну, это умозрительные построения. Я хочу показать одну важную мысль: мир для Измерителей - само измерение, описание. Кто-то впервые измерил что-то, из этого "что-то" родилась возможность измерить еще что-то…
- Путано излагаете, полковник. Впрочем, кажется, понимаю, куда вы клоните. Вы полагаете, мир для этих пресловутых Измерителей - запись в большой амбарной книге, столбец цифири.
- Браво, герцог, - загорелся Загорски.
- Да вы курите, курите, голубчик. Незачем прятать сигару, что я вам презентовал. Если будет угодно, ссужу вас ими неограниченно, поверьте, меня это нисколько не затруднит. Но при одном непременном условии - уж если вы взялись интерпретировать мой титул на русском языке, извольте называть меня князем, мы не в Галлии, знаете ли.
- О, само собой! Но как вы элегантно это оформили - в виде амбарной книги! От себя позволю одно-единственное уточнение: и амбарная книга в свой черед суть измерение-запись. Понимаете? Запись в записи… Измерители - древнее Сообщество. Оно глубже и прочнее любой конспиративной организации.
- Даже прочнее общества бомбистов?
- Вне всякого сомнения.
- Тогда, что ж, не умея прижать тех, вы беретесь за этих?
- Вы сами, князь, прекрасно понимаете, что есть побудительные мотивы политического порядка, а есть всемирного, - поморщился Загорски.
- Ого. И на что же покушаются эти супротивники, эти мерзкие дестройеры? Эти неуловимые хармеры? Рэкеры эти беспощадные? - Произнося саркастическую тираду, дюк нимало не улыбался и не выказывал сколь-нибудь заметного оживления на лице.
- Желаете конкретно, дюк? Что ж, извольте. На дух нации!
- Мелко. Даже не смешно, полковник. С подобным успехом можно развивать разговор об инородцах. Кажется, по версии вашего учреждения именно последние являются главными погубителями духа нации?
- Хм. Это официальная позиция представляемого мною учреждения. И она полезна для нас с вами, князь. Посудите сами, пока мы говорим о нашей борьбе с анархистами-террористами, революционерами, в том числе с инородцами, Измерители не догадаются, что настоящий объект нашей борьбы - они, Измерители.
- Но, позвольте, какой именно нации дух вы охраняете?
- Русской. Понимаю вашу иронию, дюк. Если б мы с вами жили в старушке Англикании, то англицкой. Другого нам, увы, не дано. Они действуют глобально. А мы расчленены, государственная политика не дает нам средств объединить усилия всех Особых служб. Ну да ничего. Я им и здесь на хвост пуд соли насыплю. Ведь что противно Измерителю? Его мучительно раздражает всё, что не берется в клещи логики, всяческое разнообразие, противоречия красок, отсутствие схем. А вот как он прочистит нам мозги от немотивированности да наполнит их холодной, всё поясняющей схемой - вот тогда наши душеньки и плакали. Вот так, мой дорогой князь.
- Красно излагаете, столь релиабильно, словно видели пресловутых супостатов воочию.
- Видел ли? Видел! И вы должны со мною согласиться, что нашему способу доверять можно. Я видел их как бы во сне. Что увидел? Структуру, воспитание ума, порядок. Мы с вами образованные люди и должны различать "порядок рабов" и "порядок свободных"…
- У слуг дьявола железная дисциплина и никаких страстей? Эту идею вы можете вынести на публичное обозрение, полковник, не сомневайтесь, она будет иметь успех. Однако забавные у вас сны, полковник.
- Когда вы ироничны, дюк, тогда-то вы недалеки от истинного. Царство дьявола - разделенное царство. Есть там и порочные разнузданные типы - эти, очевидно, и друг с дружкой воюют, и нас искушают. А есть вот такие - с железной дисциплиной, с железной волей. И есть не "там", о чем вы, вероятно, подумали, а здесь, на земле, среди нас.
- Столь глобальные конклюзии на основании одного лишь жандармского сна? Полковник, я всё больше убеждаюсь, что нам не о чем разговаривать.
- Не из одних лишь снов. Имеются более радикальные средства. Впрочем, я оговорился, утверждая, что Измерители здесь, среди нас. Покорнейше прошу прощения. Среди нас их нет. Они на Земле, но не среди нас, а иначе.
- Что же, вы им отводите резервации где-нибудь в недоступных местах планеты?
- Отнюдь. Посудите сами - добраться можно куда заблагорассудится, прогресс предоставляет нам соответствующие транспортные средства, да и Измерителям крайне желательно быть всюду, где есть мы.
- Но таким образом вы впадаете в контрадикцию с самим собой и понуждаете меня выслушивать ваши нонсенсы.
- Не горячитесь так, князь. А вообразите, что время нашего мира - суть кадры кинопленки. В каждом четном кадре - мы. А в каждом нечетном - они. Понятна картина? Если я не ошибаюсь, числится среди ваших знакомых, как его, гений синематографа? Анархо-индивидуал этот, Иван Разбой.
- Не вам, Загорски, судить о гениальности моих друзей. И просто о гениальности - не вам. Вы изрядный фантаст, полковник. Русский Жюль Верн на службе в жандармерии. Представьте, какая недурственная могла бы получиться беллетристическая стори. Вообразили?
- А вы не задумывались, почему именно Россия первой изобрела синематограф? И практически сразу же - в цвете.
- Синематограф? Слово-то галльское. Некие Люмьеры изобрели.
- Да нет же! Люмьеры перекупили идею у нашего бывшего коллеги, предателя, к прискорбию, стоявшего у истоков открытия. Впрочем, история эта - для иного разговора. Мы, русские, потому и изобрели кино, что более иных галлов и прочих знаем, кто таковы Измерители и как с ними возможно сражаться. Видите ли, дюк, изменяя соответствующим образом скорость хода киноленты, а именно - производить съемку наивозможно быстро, а воспроизвести фильм вполне обычно, мы можем зафиксировать те моменты времени, в которых обитают Измерители, "нечетные", так сказать, кадры времени. Теперь поверили?
- Полковник, ведь я же не дурак, не так ли? Вы должны отдавать себе отчет, что покуда я соображать не разучился. Одно дело - философическая аллегория времени и киноленты, совсем другое дело - сама кинолента.
- Разумеется, князь. Однако дело заключается в том, что если очень быстро крутить "ручку", можно достичь столь мелких, наимельчайших интервалов времени, приходящихся на каждый кадр ленты, что эти интервалы и окажутся наимельчайшими интервалами времени нашего мира, мельче которых быть не может. И тогда станет возможно разделить их на четные и нечетные и отснять как те, так и эти.
"Марк бы это назвал квантованием времени. Пожалуй, Марк, беседа эта будет для тебя небезынтересна".
- Полковник, но ведь современная наука покамест не открыла дробность времени, равно как и дробность пространства. Это недоступно инвестигации, даже сколь-нибудь приблизительной.
- Мы должны идти быстрее науки. Обстоятельства таковы, что не терпят малейшего промедления.
- Кто такие "вы", в конце концов?
- Кто такие "мы"? - Кэннон выдвинул ящик стола и извлек оттуда папку с делом. - Вот-с, не изволите ли ознакомиться? Это досье на вас, мой дюк. Заметьте, досье собрано не Жандармским Управлением и не полицией. Замечательное досье, не находите? Таких документов в официальных учреждениях не готовят, не та в учреждениях квалификация.
Глебуардус бегло пролистал дело. В папке содержались подробные описания некоторых эпизодов его собственной жизни, в которых кроме него, да иногда Пимского, никого более и не было. Был, правда, один раз Иван. Кто же в таком случае мог донести? Разве что сам на себя. Видеосъемка? Скрытая камера? Какое там… Мы пока еще не в двадцатом столетии.
- Занятное чтение, не находите? Могу поспорить, вас весьма интригует метод снятия информации.
- Вы даже не представляете, полковник, что меня сейчас интересует. Могу держать пари, полковник, что шею вам сверну не более чем за пять секунд.
Спокойствие, с которым это было произнесено, не понравилось полковнику.
- Боюсь, здесь с вами, князь, держать пари смертельно. Ибо вы себя в Морскую Войну зарекомендовали, командир батальон-кортежа "Смертный Ужас". Поэтому спешу разъяснить. Сон - вот наш главный козырь в получении информации. Через сон можно совершенно невозбранно наблюдать самые интимные и скрытые события, свершаемые в этом мире. Верьте мне, дюк. Хотя, когда у вас в руках такое досье, не верить мне в высшей степени неразумно.
Глебуардусу показалось, что именно такого ответа и следовало ждать. Опять необычные свойства сна. На этот раз чудеса сновидений показывает полковник жандармерии. Кажется, что весь мир вращается вокруг сна, словно вокруг своей тайны.
- Да нет, как раз разумно. А впрочем, полковник, как у шулера, в рукаве всегда обнаруживается запасная колода.
- Князь, мы с вами уже пересекли ту черту, когда возможно было скрывать и таиться. Теперь всё начистоту. Я не играю краплеными картами и скрывать мне от вас нечего, да и незачем. Перед лицом несомненной и безжалостной угрозы со стороны Измерителей нам никак не сростно играть в кошки-мышки и прочие варварские игры.
- Мило заговорили, полковник. Тогда вот что, пожалуй. Извольте доложить всё, сейчас и без намеков на скрытые резоны.
Полковник произнес внушительную лекцию. Оказалось: Платон боролся с измеряющими, полагая, что геометр, оперирующий наглядными приспособлениями, - ремесленник, а не ученый. Аристотель тоже боролся. Вообще, все древние философы боролись. А быть ученым, не являясь философом, по их мнению, никак не возможно. Это уж потом яд проник в члены организма науки вследствие девальвации философии. И пошло-поехало.
Зачем Измерителям это нужно? Чтоб наука, исходя из измерительных предпосылок, когда-нибудь открыла способ проникновения мира-времени Измерителей в наше время-мир, в наши четные кадры ленты времени. И тогда Измерители установят свое владычество повсюду, во всем времени. А мощь их - поболе человеческой. Покуда она сдерживаема самим устроением времени. Но тем не менее они давно научились влиять на наши умы, избранные умы, умы эпохальные. Однако вторгаться телесно в наш мир, мир четных кадров, не могут, пока не могут. Для этого необходимы с нашей стороны некие, никому покуда неизвестные действия, направляемые ими. С этой целью они должны подвести земную научную мысль к некоему роковому открытию и надоумить людей использовать сие открытие. К этому и идет дело. Мы же, антиизмерители, не можем воспрепятствовать их воздействиям на мысли творцов науки, тем более что мы заранее не знаем - кому придет в голову та или иная свежая идея, приближающая то самое роковое открытие. Такие вот пироги с ягодой-морошкой.
Как боремся? Проникаем мыслительно, во сне, в кадры Измерителей и подсматриваем. Во сне настоящих трудностей с четностью временных интервалов нет и не будет. А мы умеем видеть сны, дюк, уж поверьте. Как можно доказать, что Измерители не проникли в мой разум? Есть способ. Довольно неприятная и болезненная процедура. Мы ее проходим каждую неделю. И вам отныне придется. Да, отныне вы один из нас. Вы же понимаете, что просто так вас теперь отпустить мы не имеем права. Иначе Измерителям достанется такой ценный подручный.
И вот теперь вам всё касаемо приват-доцента Пимского должно стать ясным. Пимский когда исчез? Нет, не ночью, а во сне. Только во сне стирается грань четности кадров времени.
- Предположим. Как я понимаю, вы излагаете о проникновении мысли спящего за эту грань. Но субстанция, тело то бишь, как может совершить это?
- А что такое тело, субстанция, как не особое состояние мысли?
"Что-то в эдаком роде я слыхал. Но от кого и при каких обстоятельствах?"
- Поймите, дюк, всё говорит за то, что мерзавцы изобрели-таки способ проникновения в нашу субстанцию. Теперь они могут забирать вещественные объекты отсюда - разумные, могущие спать объекты…
- Не рекомендую так бездушно о моем друге.
- Но сами сюда входить не могут, о чем я вам только что докладывал. И вот представьте себе, что будет, если они похитят отсюда всех нас, антиизмерителей. Катастрофа! Исчезнет последняя надежда человечества избежать вечного рабства!
- Но почему именно Пимского?
- Вы и сами прекрасно сознаете. Потому что спал он весьма необычно, ваш Пимский. Жаль, очень жаль, что мы им заинтересовались столь поздно и так поверхностно. Много тайн унес он с собой. Теперь вы должны со всею остротой понять - насколько вы необходимы нам, человечеству. Вы один знаете такое о Пимском, что никому другому не узнать вовек.
- Увольте. Вы вполне можете обойтись собственными средствами, этим вашим особым родом сна.
- Не можем. В голову к вам залезть мы, увы, не в силах. Прошлое увидеть во сне? Но наши возможности подробного изучения прошлого во сне ограничены. Большими временными интервалами мы можем сновидеть только настоящее.
- Позволю себе отвергнуть ваши предложения. Взамен могу обещать полную конфиденциальность нашей беседы. А что до "измерителей" - так незачем и беспокоиться. Как только они заберутся ко мне в скаллбокс, - дюк постучал пальцем себе по лбу, - вы же немедленно всё и распознаете.
- Нет. Не так всё просто, князь. Во-первых, мы нуждаемся в вас. И нуждаемся как в искреннем нашем соратнике. А во-вторых…
- Достаточно первого - вы, само собой, не отпустите меня.
- Вот видите. Если что - повесим на вас дело "об изощренно-циничном убийстве приват-доцента Пимского". Если благодаря августейшему покровительству вы погасите неминуемый скандал с непредвиденными для вас последствиями, прибегнем к более радикальным мерам.
- Это-то я и хотел от вас услышать. Теперь могу прямо заявить, полковник, что смерти я не боюсь, а равно всякоразных мыслимых телесных мучений. Раз вы во мне так нуждаетесь, предлагаю следующие правила наших отношений. Иных правил, полагаю, предложить не смогу. Так что соглашаться придется вам, милейший. И немедля. Первым делом вам надлежит принести извинения за ваше свинское хамство. И встаньте, полковник. Встаньте, вы разговариваете с наследным дюком, полномочным тайным государственным советником и членом Военной Коллегии!
Полковник дико изменился в лице. Багровое пятно стало расплываться по лицу, от лба к шее. Полковник медленно поднялся из-за стола и…
Сиос
Сиос - "звучащий" язык гиперборейских манускриптов.
Лист манускрипта гипербореев скорее напоминает картину, написанную талантливым ребенком, - замысловатое переплетение бегущих в разные стороны и снова встречающихся разноцветных линий на белом листе. Линии семи цветов радуги вьются вокруг горизонтальных черных линий, образуя суть, полифоническое звучание написанного. Линии цветов радуги - звучащие линии. В тех местах, где они пересекаются друг с другом, - рождается звук. Один и тот же звук может звучать по-разному в зависимости от того, в каком смысловом слое он читается, с какими и со сколькими линиями в узле пересекается этот цвет. Но и один звук может записываться по-разному, разными узлами - объяснить это еще сложнее.
Письмо гиперборейского манускрипта создается наложением всё новых смысловых слоев - линий, узлов на уже написанные слои. У каждого смыслового слоя свои узлы на общей белой линии. Но один и тот же узел может принадлежать сразу нескольким смысловым слоям, если в нем сходятся линии от узлов разных слоев. И в зависимости от того, в каком смысловом слое читать этот узел - такой звук он и породит, один узел может издавать несколько звуков.
Когда гиперборейский текст читается - то "снимается" с листа мелодия одного избранного для прочтения смыслового слоя. И, воспринятая, мелодия звучит в душе, порождая движение смысла в разуме - текст под неё, звучащую в душе, творится читающим по ходу чтения, его собственными словами. На первой странице манускрипта обычным линейным черно-белым письмом обозначены элементы, привязки того места, эпоса, города - словом, мира, которому посвящен текст; узнаешь "сцену", "картины", "декорации", относящиеся к манускрипту. И, зная это, уже можешь читать "звучащее" письмо, рассказывать сюжет выбранного смыслового слоя.
Глава тринадцатая
Мастер Ри открыл глаза. Странник Фью уже сидел перед костром и натужно раздувал еле тлеющие угли. Здесь, на вершине этого небольшого холма он ухитрился соорудить под ветвями одинокой, истерзанной ветрами и непогодой сосны нечто вроде навеса.
Хорошо лежать на сухих ветках и смотреть на безудержный ливень, разгулявшийся над мрачной равниной. Мастер Ри любил дождь.
Он смотрел на колышущуюся завесу воды и слушал негромкое бормотание ливня. "Полежи еще, Мастер Ри, подремли, пока я смою пыль с дороги, по которой тебе идти, - уговаривал дождь. - Сейчас я умою мхи и травы, листья и ветви, камыш на болотах. Подремли, я скоро…" Так говорил ливень.
Спокойно было лежать, слушать сырой напев капель да пыхтение странника над углями.
- Ага, проснулся, - отдуваясь, повернулся странник к Мастеру Ри. - Слушай, рыцарь, может нам сегодня никуда не выступать? Смотри какой дождище. Еще до тропы не дойдешь, а уж до нитки промокнешь. Переждем?
Мастер Ри повернулся на бок, посмотрел на фигуру странника, на костер, от которого уже тянуло теплом, на туманную занавесь дождя. "Я скоро, я уже скоро. Вот только эту травинку омою, вот только с этой ветки пыль уберу, вот только…", - озабоченно бормотал ливень.
- Фью, - сел Мастер Ри. - Чем же мы займемся?
- Есть чем заняться, - ответил странник.
Он извлек из-под вороха веток и поставил перед рыцарем ларец, который вчера Мастеру Ри вручил посыльный от магистрата гиперборейского града.
- Древняя вещь, - с уважением сказал он. - Эта вещь тебе дадена самими гипербореями. Теперь я вижу, они многое предусмотрели, тысячелетия назад. Открывай.
Мастер Ри не спеша рассматривал ларец. Крепкий был ларец, хорошо сработанный и не без изящества. По окантовкам серебристого металла проступал тонкий узор. В крышку была вделана отлитая из настоящего червонного золота древних пластина. "Манускрипт Верных" - было начертано на ней древнелатинскими буквами. А на месте замка был просто квадрат гладкого металла. Без всякой замочной скважины.
- Вижу, дело это мудреное, - истолковал молчание Мастера Ри странник. - Пока суть да дело, заварим чаю. В такую сырость даже рыба в пруду начинает день с доброй кружки крепкого чая.
Иканиец возражать не стал. Они занялись завтраком. А дождь всё шел да шел. Время на этой равнине, казалось, остановилось. И лишь в двух путниках оставалось его биение.
Странник отставил чашку и вновь вернулся к ларцу.
- Рыцарь, ты попробуй приложи к этому замку палец, что ли.
Мастер Ри последовал совету странника, приложил палец к металлическому квадрату на месте замка - щелкнули пружины и крышка приоткрылась. В ларце оказался увесистый том в деревянном, убранном в серебро переплете. Пыль, эта вездесущая, всепролазная злодейка тонким слоем лежала прямо на фолианте. И больше ничего.