* * *
Когда взошло солнце, Чуб и Костик ушли за подмогой. Геша мог рвануть с ними, но остался с Настей. Он был уверен, что Чуб его не кинет. Люди Сектора могут убивать друг друга за сувениры, но никогда не ударят в спину того, с кем сидели за одним столом. Чуб обязательно вернется.
Вернулся он к обеду с двумя парнями – высоченным улыбчивым блондином и рыжим здоровяком с бородой, похожей на валенок, оба из клана "Герб". Мужики приехали на мотоцикле с коляской: перевалочная база, оказывается, была неподалеку. Настю посадили в коляску. Перед тем, как завести мотор, рыжий обратился к Геше:
– За вами возвращаться?
Геша задумался. Перед тем, как отправиться за помощью, Чуб предложил ему отправить Настю с Костиком, а самим остаться и побродить по Сектору. Возвращаться с Настей или идти с Чубом по заброшенным поселкам, минуя искажения, воюя с порождениями Сектора?
Решить нужно прямо сейчас.
Геша представил, как уезжает. Вот он садится в мотоцикл, оборачивается, а на пороге дома с выбитой дверью стоит Чуб. И будто не Чуб – сам Сектор машет ему рукой, укоризненно качая головой: отрекаешься? И такая тоска накатила… будто навеки прощаешься с кем-то близким. Ширится, растет чувство утраты.
Остановить!
– Не, мужики, – качнул головой Геша, улыбнувшись. – Мы сами доберемся, спасибо.
Мотоцикл заурчал мотором и рванул вперед, подняв клубы пыли. Пара секунд – и его уже не видно, он навсегда увез Гешино счастье. Нет, не Гешино и не счастье – просто увез старую жизнь.
Чуб положил руку ему на плечо и прищурился:
– Ну, чё, ты герой, Момент. Давай расширим сознание и пойдем осваивать Сектор. Ты как?
Геша взял протянутую самокрутку:
– Я, бро, всегда готов. Сектор, он, как наркотик, не отпустит, да?
Когда рев мотора стих вдалеке, Геша успокоился и понял, что наконец-то обрел целостность и получил то, что ему было действительно нужно – Сектор.
Олег Гайдук
Препарат Лихницкого
– Ваня!
В голове отчетливо стрельнуло. Вспышка боли озарила мутное сознание, и я пошевелился. Мышцы предательски заныли, ноги отказывались слушаться.
– Ванек!
Знакомый голос влился в уши и заставил шевельнуться снова. Веки распахнулись.
Темнота. Давящая, зыбучая. Черное небо с серебрящимися бусинками звезд. Скрипучий вой сигнализации где-то поблизости. Лениво-беспорядочное шарканье подошв.
Живот… Как же болит живот! Как будто меня выпотрошили живьем!
Раздался топот приближающихся ног.
Я кое-как поднялся – низ живота опять скрутило адской болью. Я хотел было одернуть подол майки, как передо мной вдруг зашипело. Резко, угрожающе.
Он стоял в двух метрах от меня – зловонный, мерзкий, разлагающийся. Кожа на лице натянута, словно резиновая пленка. На месте, где был рот, виднелись плотно стиснутые челюсти с почерневшими от времени зубами. Щеки окрашены в кровавый цвет, глаза бездумные и в то же время агрессивные, подернутые пеленой. Конечности едва шевелятся, но ясно, что у этой твари полно сил.
– Ах ты ж заррраза!
Страх вернул способность говорить.
Рот существа распахнулся, из него безвольной гусеницей вывалился фиолетовый язык. Запахло мертвечиной. Я отпрянул и поспешно огляделся.
Пустынная на первый взгляд улица была заполнена этими тварями. Шатающимися, бродящими туда-сюда, мычащими, как скот. Хотя в каком-то смысле они им и были.
После Пандемии город опустел, и выживших остались единицы. Мертвяки шарахались по улицам, в метро, по крышам зданий, в супермаркетах – везде, куда бы я ни сунулся. Вон один зомбак топчется на пороге круглосуточного магазина, другой – с оторванной рукой и размозженным черепом – ползет к стене многоэтажки. Чуть левее от меня девчушка лет семи в зеленом летнем платьице со сморщенной от злости мордой чавкает, жуя оторванную руку.
Из водоворота гадких впечатлений меня вырвал гулкий выстрел.
Череп твари лопнул, словно шар с водой. Безжизненное туловище покачнулось и упало, распластавшись в каше своих внутренностей. Хлюпнуло. Мне на лицо брызнула кровь, я покачнулся и упал, ударившись спиной. Вновь попытался встать, и тут же меня подхватили чьи-то руки.
– Ваня! Ванечка… Вставай, родной, вставай…
Это был Куля, мой давнишний друг. Очень вовремя!
Я поднялся, отряхнулся от кусочков плоти, сплюнул горькую слюну.
Куля стоял передо мной, держа в руках заряженный ТТ. Долговязый, белобрысый, он выглядел как после потасовки. Во взъерошенных, словно солома, волосах застряли комья грязи. На веснушчатых щеках темнели серые разводы, а зеленая рубашка на плече была разорвана – да так, что обтрепанный лоскут спадал до самого локтя.
– Ты где взял ствол? – спросил я.
– Какая, на фиг, разница? Я все улицы оббегал, пока тебя искал! Думал, что сдохну, блин! А ты хоть бы "спасибо" сказал!
– Спасибо… Ты нашел людей?
– Да щас! Ни одного живого в четырех кварталах! Походу, в городе остались только мы, братуха.
Я ощутил, как мелко затряслись колени.
– А ты какого черта здесь завис? – спросил Куля. – Оружие нашел?
– Какой там… Тут такое было! Сперва толпа народа, паника… Потом меня как вырубило. Причем, людей было полно, а сейчас все будто вымерли, – я наткнулся на кислую ухмылку Кули – видимо, он счел мои слова за шутку.
Мы с Кулей два часа назад сбежали из сиротского приюта, чтобы отыскать военный пост. Поговаривали, что оттуда выживших переправляют в зону безопасности, и нам нужно было именно туда.
Перед отправкой мы решили осмотреться. Я рванул в ближайшую ментовку, чтобы отыскать оружие, а Куля взялся прочесать окрестности – найти побольше выживших. Чем больше людей нам удастся найти, тем больше шансов, что мы доберемся до поста живыми.
Но сейчас, похоже, наши планы рухнули.
Куля положил еще одного трупака, и мы рванули по извилистой дороге. Двое зомбаков шаткой походкой поплелись за нами.
Я нашел глазами старый перевернутый фургон и шмыгнул за него. Прижался к ржавому покрытию и попытался отдышаться. Рядом примостился Куля, красный, запыхавшийся и злой.
– Походу, нам трындец, – печально констатировал я.
– Сдурел? Отсюда до поста рукой подать. Сейчас же подрываем задницы и двигаем туда!
– У меня что-то с животом! Не знаю… надо посмотреть!
– Нет времени! Идем!
Пришлось мне замолчать и подчиниться. Мы опять рванули через улицу, стараясь двигаться дворами и не светиться на открытой местности.
Все было как в тумане. Я хромал и спотыкался. Рези в животе становились ощутимее, меня бросало в стороны.
Куля держался молодцом. Он завалил еще трех зомбаков, маячивших у нас за спинами. Стрелял Куля метко – попадал с первого раза даже на бегу. Интересно, что мы будем делать, когда кончатся патроны?
Мы пересекли еще один квартал, но зомбаков вокруг только прибавилось. Вывод напрашивался один: нужно искать укрытие. И чем скорее, тем лучше.
Взгляд зацепился за ветхое здание, затерявшееся между городских высоток. В небо вздымались темно-золотые купола, поблескивали тонкие железные кресты. Церковь окружала низкая ограда из пик с треугольными концами. Входные двери были приоткрыты и покачивались от порывов ветра – словно зазывали внутрь.
Я всмотрелся.
В помещение скользнула шустрая черная тень. Двери захлопнулись, тяжело бухнув.
Я дернул Кулю за руку.
– Пошли туда.
Он проследил за моим взглядом и презрительно скривился.
– В церковь? Помолиться хочешь перед смертью?
– Там кто-то есть. Я видел.
– Тухлый вариант, братуха. И вообще… я атеист.
– И что? Там в любом случае безопаснее, чем здесь. Пошли.
И мы, пыхтя, потопали к церкви. Куля подошел к двойным дверям и стал нещадно молотить по ним ногами. Тишину сотряс тяжелый грохот.
– Эй! Открой!
Ответа не последовало. Только протестующе скрипнули петли.
– Твою мать! Открой! Мы знаем, что ты там!
Тут меня окончательно скрутило. Боль вспыхнула такая резкая и жгучая, что я согнулся.
– Куля, блин…
– Да что там у тебя?!
В этот момент я поднял майку. На животе в двух сантиметрах от пупка виднелись свежие следы человеческих зубов. Болезненные, рваные. Рана обильно кровоточила, майка и шорты покрылись темно-алыми пятнами.
– Вот черт…
Я поднял голову.
На меня смотрело дуло пистолета.
– Тебя укусили! – выпалил Куля дрожащими губами.
Пистолет в руках у друга сухо щелкнул. Палец лег на спусковой крючок. Куля не спрашивал, он утверждал. И был всерьез настроен прострелить мне черепушку.
– Стой! – я вскинул руки и с мольбой уставился на друга.
Тот отпрянул от меня, словно от черта. Щеки замело бледно-меловой краской.
– Братуха, я не верю… Как?! Ты станешь зомбаком!
Я и сам не мог прийти в себя от ужаса. Боль в животе уже не ощущалась. Ее занял страх – безвыходный, опустошающий. Когда меня успели укусить? Я ни черта не помню! Сколько времени пройдет, прежде чем у меня начнут отваливаться конечности и мне захочется человеческой плоти?
– Зомби, зомби, зомби… – повторял друг, словно мантру.
– Пристрели меня уже! Чего ты ждешь?!
Двери позади со скрипом распахнулись. Шею обдало колючим ветром.
Мы обернулись.
В проеме появился грузный человек в черном балахоне. До груди топорщилась растрепанная борода, лицо горело, словно его обладатель только что отбегал марафон. Глаза смотрели пристально и с нескрываемой враждой.
Но это было не самое страшное. В руках у батюшки была двустволка, и смотрела она в нашу сторону.
– Живые? – тихо спросил он.
– Слепой? Конечно же, живые! – огрызнулся Куля. – Опусти ружье!
– Простите, – начал я. – Мы просто…
– Чего надо? – оборвал меня священник.
Я изумленно вылупился на него.
Странно. Батюшек я представлял себе открытыми, добрыми и отзывчивыми. А этот был какой-то агрессивный, явно не настроенный на разговор.
– А ты какого фига в него целишься? – священник подозрительно прищурился и посмотрел на Кулю.
– Да это, мы повздорили слегка, – начал выкручиваться тот. – Конфликт разруливали.
– И как? Разрулили?
Мы энергично закивали. Батюшка секунду помолчал и воровато огляделся.
– Заходите. Только быстро.
На душе приятно потеплело.
Мы шмыгнули в церковь, закрыв за собой двери.
Обставлена она была весьма убого: два стола без скатертей, стены обвешаны иконами с ликами святых; посередине возвышался огромный крест с изображением Христа. Со всех сторон развешаны лампады со свечами, в воздухе висит приторно-резкий запах благовоний.
Мы с Кулей переглянулись. Друг покосился на священника, в глазах мелькнула искорка испуга. Я, признаться честно, тоже стал побаиваться нового знакомого. Уж лучше бы мы в эту церковь не совались.
Какое-то время батюшка сверлил нас напряженным взглядом, а потом спросил:
– Это Он послал вас?
– Кто? – не понял Куля.
– Отец наш, – батюшка вскинул морщинистый лоб к потолку. – Боженька.
– Нет, вы не так поняли, – сказал я. – Нам просто нужен временный приют, мы заблудились.
– Ничего подобного! – взорвался вдруг священник, и его щеки снова вспыхнули. – Либо вы сейчас же говорите, зачем пришли, либо выметаетесь отсюда!
Куля глянул на меня с холодным осуждением и обратился к батюшке.
– Да, да, вы правы. Это Он послал нас. С очень важной миссией!
Глаза священника вдруг загорелись, а лицо заметно вытянулось, словно у жирафа. Двустволка тут же опустилась. Поп отошел к стене, поставил ружье в угол и, не говоря ни слова, скрылся в другой комнате.
Я подошел к другу и шепнул на ухо:
– Куля, это грех…
– Ты что, не видишь, что он чокнутый?!
– Все равно…
– Замолкни! Говорить буду я.
Батюшка меж тем вернулся, сел за стол и пригласил нас. Вынул из кармана пухлый сверток, развернул. На стол упали пять кусочков хлеба, три вареных яйца, завернутая в тряпку соль. Не деликатесы, но на ужин хватит.
Мы принялись есть. А заодно и познакомились со священником.
Звали его отец Кирилл. Он обосновался в церкви с самого начала Пандемии. Прихожане и другие батюшки сбежали, а он остался и провел в заточении несколько недель. Наверное, поэтому и начал потихонечку съезжать с катушек.
– Кушайте, – сказал отец Кирилл. – Завтра вам понадобятся силы.
– А что будет завтра? – Куля оторвался от еды и вопросительно взглянул на батюшку.
– Как что? Будем избавлять город от нечисти. Он же за этим вас прислал?
Я перестал жевать – еда застряла в горле комом.
В помещении повисла тягостная тишина.
– Ну да, – беспомощно развел руками Куля. – Именно так.
Попали мы. Причем, конкретно. Как теперь выкручиваться? Он же и убить нас может, если мы откажемся!
– А вы не думали уйти из церкви? – осторожно спросил я. – За городом военные переправляют выживших в безопасную зону. Мы могли бы отправиться туда втроем.
Куля кашлянул и оцарапал меня резким взглядом. Сжавшиеся добела сухие губы чуть заметно шевельнулись.
– Нет. Исключено, – отрезал батюшка. – Он избрал меня, чтобы спасти этот проклятый город. Я не могу нарушить Его волю.
– Но из оружия у нас одно ружье и пистолет, в котором скоро кончатся патроны, – возразил Куля. – Как мы этим сможем защититься?
– С нами Господь. О большем и мечтать не надо.
Куля скрежетнул зубами, пытаясь спрятать раздражение, которое, как пес на привязи, рвалось наружу. Получалось плохо.
– А если мы погибнем? – снова спросил я. – Только вдумайтесь, насколько это может быть опасно!
– Значит, на то воля Божья.
Металлические нотки в голосе священника дали понять, что это даже не обсуждается.
Мы с Кулей тяжело вздохнули. Похоже, он был прав: отец Кирилл и правда сумасшедший. Тогда, пожалуй, лучше с ним не спорить. Не хватало, чтобы он нас выгнал к зомбакам из-за того, что мы отказываемся воплощать его бредовые идеи.
Пока мы ели, отец Кирилл достал из-под стола радиоприемник, начал нажимать на кнопки. Прибор явно доживал последние деньки. После нескольких попыток он с натугой ожил; из динамиков полился вялый, еле слышный голос:
– "…вирус охватил весь город… …по последним данным, больше миллиона человек заражены…"
– И это барахло еще работает? – присвистнул Куля.
– Т-с-с! – шикнул отец Кирилл и приложил палец к губам.
– "…на связи Борис Кригер, вирусолог из Москвы… …вакцина от вируса на последней стадии разработки… …скоро нам удастся вылечить всех зараженных…"
Я напрягся, вслушиваясь в малоразличимые обрывки слов.
– "…медицинский центр "Форкс" в зоне безопасности… …все, все, все, кто заражен… …ищите Кригера… Бориса Кригера…"
Связь прервалась, и голос утонул в шипящем омуте.
Отец Кирилл тихонько усмехнулся, а у Кули вспыхнул огонек в глазах. Друг наклонился ко мне и шепнул почти неслышно:
– Отойдем?
Я кивнул, и мы поднялись.
– Вы куда? – заволновался батюшка, вскочив со стула.
– Потрындеть. Мы ненадолго.
Отец Кирилл не стал препятствовать. Лишь проводил нас хмурым взглядом, что-то пробурчав под нос.
– Ты это слышал?!
– Что?
На самом деле я не сразу понял, что он хочет мне сказать.
Мы закрылись в тесной кладовой, чтобы отец Кирилл нас не услышал. Куля подождал, пока глухое шарканье подошв за дверью стихнет, а потом воскликнул:
– Вакцина! У тебя есть шанс спастись! Ты что, не слушал радио?
– А-а-а… так ты повелся на эту лабуду?
– А почему бы нет, братуха? Может, это твой последний шанс.
– Фигня все это, – отмахнулся я. – Если бы вирус могли лечить, уже давно бы было что-нибудь известно.
– А если этот Кригер не соврал, и вакцина от вируса и правда существует? Неужели ты вот так сдашься?
Я пожал плечами. Куля прав: не попытаться в моей ситуации было бы глупо. Но что, если за городом нас ничего не ждет, и вся эта вакцина – надувательство?
– Кстати, как ты? Рана больше не болит? Никаких изменений не ощущаешь?
Я покачал головой и тут же наткнулся на встревоженный взгляд друга.
Куля явно спрашивал не только потому, что беспокоился обо мне. С каждым часом в глубине его души, как пухлый слизень, нарастало напряжение. Он знал, что рано или поздно я стану зомбаком, и тогда на нашей дружбе придется поставить жирный крест.
– Рано радуешься, – поспешил расстроить меня Куля. – Это вирус стал рассасываться в организме. Скоро начнется лихорадка. А потом… Потом эта зараза вмиг тебя сожрет, и мне придется вышибить тебе мозги.
Он замолчал, после чего затараторил сбивчиво и торопливо:
– Надо уходить. Если покинем город до того, как ты склеишь ласты, есть все шансы отыскать этот чертов медицинский центр!
– Не успеем…
– Если поторопимся, успеем! – повторил с нажимом Куля. – А пока надо избавиться от этого религиозного фанатика, пока он окончательно мозги нам не промыл…
Раздался лязг и приглушенный грохот. Дверь в кладовую дернули изо всех сил, потом еще. Напористее, тяжелее. На четвертый раз она не выдержала – сорвалась с петель и рухнула с надсадным грохотом, взвивая пыль.
В проеме показался отец Кирилл с ружьем, направленным на нас. Хватка была уверенная, твердая, глаза сияли нездоровым блеском.
– Выходите, – приказал священник, и холодный, как осколок льдины, ствол уперся мне в живот.
– Постойте…
– Быстро!!! Повторять не буду!
Мы подняли руки и покорно вышли из кладовой. Отец Кирилл слегка подался назад, продолжая держать нас на прицеле. Священник медлил, делал неуклюжие движения, и сразу было видно, что стрелок он никудышный.
– Слушай, придурочный, – начал Куля. – Отпусти нас по-хорошему. У нас и так проблем по горло, а тут еще ты со своими проповедями.
– Замолчи! – жилка на щеке священника чуть дернулась. – Ни звука!
– А разве батюшкам не запрещено держать оружие? – удивился я.
– Ты прав, – ответил тот невозмутимо, поворачиваясь ко мне. – Убийство – страшный грех. Но к вам, предателям Господним, это не относится.
– Да ты хоть понимаешь, что несешь?! – воскликнул Куля. – У нас тут город погибает. А ты, вместо того чтобы помочь, еще сильнее все портишь!
Глаза священника забегали. Он растерялся, явно озадаченный таким ответом, но потом сильнее стиснул приклад двустволки и шагнул навстречу Куле.
– Я бы не советовал стрелять, – тот состроил серьезную мину и кивнул на дверь, ведущую на улицу. – Эти твари остро реагируют на звук. Если услышат, ломанут сюда толпой. Тебе оно надо?
Священник потупился, но ружья не опустил. Похоже, ему все было до лампочки. Он выглядел настолько озабоченным и одержимым, что мне сделалось не по себе. Глаза застелены туманной пеленой, губы дрожат, а зубы клацают, как у голодной псины.
– Ладно. Раз ты по-хорошему не понимаешь…
Куля метнулся в сторону столов, стоящих у стены. Священник дернулся, ружье в его руках взметнулось и направилось на ускользающего Кулю. Тот отпрыгнул влево, откатился в угол – и на удивление легко ушел от выстрела. Дробь пронеслась мимо и проломила стол.