Мы встали, оглянулись на малозаметный могильный холмик у сосенки и пошли дальше.
Санька на ходу рассуждал:
- Что-то не пойму я тебя, Петр. По комбинезону ты вроде как танкист, автомат - немецкий, винтовка вон - с оптикой. Ты кто есть?
- Танкист, Саня. Танк сгорел с экипажем, один я только и успел выбраться. Автомат с убитого немца снял. А уж винтовку снайперскую после подобрал, когда к позициям нашего батальона вышел.
- Весело живешь, - подытожил Санька.
- Да куда уж веселее.
- Ты мне вот что растолкуй, Петр. Ты вроде кадровый, годами постарше. Почему нас немец все время бьет? Где же наши? За это время из тылов, из округов дальних должны же дивизии свежие подтянуться?
- Я и сам не все понимаю, Саня. Одно знаю - победа за нами будет!
- Когда она будет-то? Мы и не доживем, поди.
- Не вешай нос, боец. На тебе знамя полка. Вот выйдем к своим, укомплектуют полк, и будет он под этим самым знаменем снова немцев громить!
- Правда? - В Санькиных глазах светилась восторженная наивность.
- Конечно! Ведь полк ваш геройски сражался?
- А то как же! Пять танков подбили, пехоты ихней сколько положили - несчетно. Кабы не самолеты немецкие, ни в жисть бы они нас не одолели.
Мы замолчали. Каждый думал о своем.
- Скажи, Петр, а сам товарищ Сталин знает о том, как нам здесь туго приходится? - прервал молчание боец.
- Знает. Должен знать, и думаю - меры принимает.
- Вот и я так же думаю. Ты комсомолец или коммунист?
- В комсомоле мне быть по возрасту уже не положено, а в партию не вступил.
- А я комсомолец, - парень шмыгнул носом.
Мы снова замолчали. Начало темнеть.
- Саня, пора укромный уголок для ночлега искать. Спать надо - сил уже нет.
Мы нашли небольшую ложбинку за кустом, улеглись. Я перевернулся на спину, заложил руки за голову и, кажется, впервые за эти дни по-настоящему увидел звездное небо, Млечный Путь… дорожку от края до края, отыскал глазами знакомый с детства "летний треугольник": яркие Альтаир, Денеб и голубоватая Вега.
Навалилась дрема. Как будто сквозь сон, услышал голос Саньки:
- А маманя моя дома уже корову подоила. Парное молоко - оно знаешь какое вкусное? И пахнет по-особому, - мечтательно говорил Санька.
- Ты из деревни, что ли?
- Ага. Вятский я, из Санчурска.
- Далеко.
- Далеко, письма десять дён почти идут.
- Спи, Саня, завтра тяжелый день будет, отдохнуть тебе надо.
Проснулся я от щебета птиц. Солнце только взошло. Хватился - Сани рядом не было. Слава богу, оружие мое на месте. Но куда он исчезнуть мог?
Саня объявился вскоре. На вытянутых руках он нес пилотку, полную ароматной малины.
- Ешь, тут малинник рядом - малины полно. Я уже наелся.
- Когда ж ты успел?
- А я привык в деревне рано вставать. И в казарме раньше всех просыпался.
Я с жадностью набросился на малину. Как десерт она была бы хороша, но наесться ею взрослому мужику было невозможно.
Доев последнюю ягоду, я вернул пилотку Сане:
- Спасибо!
- Чего там, - зарделся Саня.
- Ну, что, боец, потопали…
Я повесил на себя оружие, Саня закинул за спину мешок с немудреными пожитками и винтовку, поправил пилотку, и мы пошли.
Часа через два бодрой ходьбы услышали далеко впереди орудийные выстрелы. Остановились, прислушались.
- Далековато - километров десять, пожалуй, будет, - определил я.
- Эка, два часа ходу всего.
- А про немцев не забыл?
Дальше мы шли осторожнее.
Часа через полтора хода, перед нами, по лесной грунтовке, проехали немецкие мотоциклисты. Рядом совсем - и пятнадцати метров не будет. Хорошо, лес густой, они нас не заметили.
- Саня, теперь нам надо быть осторожнее - немцы рядом.
Оглядевшись, мы перебежали дорогу. Еще метров триста - и впереди, на поляне открылась батарея немецких гаубиц. Я на карте сделал пометку.
- Саня, теперь вправо - и потихоньку, ползком, - прошептал я.
Мы отползли, потом поднялись и, прячась за деревья, ушли вправо - южнее, потом повернули на восток. Еще полчаса ходу - и перед нами в лучах солнца заблестела речка. Неширокая, метров двадцать.
Мочить оружие и обмундирование не хотелось. Я разделся, связал узел из комбинезона, обмотал им винтовку и автомат. Саня последовал моему примеру, бережно уложив полотнище знамени в узел. Подняв узлы над головой, мы вошли в воду. Теплая вода в реке, но дно илистое, ноги вязли по щиколотку. Наконец перебрались. Положив узлы на землю, мы уселись на берегу и стали отмывать ноги от налипшего ила.
Сзади клацнули затворы.
- Руки вверх!
Речь наша, русская.
Мы подняли руки и, встав сами, повернулись.
Перед нами стояли три красноармейца, направив на нас винтовки:
- Кто такие?
- Свои.
- Вот сейчас и разберемся, какие вы свои. Ну-ка, шагайте вперед.
Один боец пошел впереди, мы - за ним, замыкал шествие второй боец. Третий подхватил наши узлы с обмундированием и оружием и, согнувшись под тяжестью ноши, следовал сбоку.
- Эй, мужики, одеться-то хоть дайте.
- Отставить разговорчики, шагайте.
Вскоре подошли к лагерю. Бойцы с удивлением и любопытством пялились на нас. Ага, давно голых мужиков не видали.
Остановили нас у палатки. Первый боец вошел внутрь и тут же вышел. С ним - капитан.
- Вот, дезертиров поймали! - бодро доложил боец.
- Какие же мы дезертиры? Те от фронта в тыл бегут, - вступил я в разговор.
- Кто такие?
- Сержант Колесников, - отрапортовал я.
- Боец Капустин, - это уже Саня.
- Документы есть?
- Есть - в узлах, в гимнастерке.
- Давай узлы.
Боец положил перед капитаном наши вещи и оружие. Капитан начал с узла Саньки. Достал гимнастерку, из нее выпало знамя. Капитан нагнулся и, подняв знамя, развернул его. Все поневоле вытянулись, приняв стойку "смирно".
- Нашего полка знамя, - гордо сказал Санька.
- А сам полк где?
- Полег весь. Полковника Иванцова вчера схоронили. Умер от ран.
Капитан сложил знамя, повернулся к своим бойцам:
- Свободны, продолжайте нести охранение. Вот что, бойцы. За спасенное знамя - благодарность. Можете одеться.
Мы кинулись к своим узлам, оделись, обулись и почти одновременно протянули капитану свои документы. Потом я достал из кармана документы полковника, вытащил из планшета карту и протянул капитану.
- Предположительно вот здесь мы похоронили комполка. А здесь - немецкая гаубичная батарея стоит.
Капитан внимательно посмотрел на карту, задумался и одобрительно кивнул головой. Затем вернул нам наши документы, оставив карту, знамя и документы полковника.
- Идем со мной.
Он довел нас до полевой кухни.
- Старшина, накорми людей.
- Да у меня как раз только для караулов и осталось.
- Им урежь, а этих накорми.
Мы уселись на траву. Старшина побурчал, но дал по полному котелку супа и буханку черного хлеба на двоих. Сам же капитан ушел.
Когда мы доели кашу и запили обед жидким чаем, он появился вновь. От прежней суровости и следа не было.
- Ну как, подкрепились?
- Так точно, спасибо.
- Сведения ваши я передал куда следует. Майор, командир полка, сказал, что если знамя вынесли - точно не дезертиры. На сборный пункт вас отправить или здесь у меня останетесь? - Капитан, раздумывая, смотрел на нас.
- Здесь останемся, - разом выдохнули мы.
С капитаном уже познакомились, видно, доверяет, а как в штабе полка отнесутся к нашему блужданию по лесам - еще неизвестно, да и особист может со своими проверками замучить, не стоит новых приключений на голову свою искать.
- Пойдем к начальнику штаба батальона - там писарь, оформим вас. С вами я уже знаком по документам. Я - командир батальона, капитан Михась. Зачислим вас бойцами.
- Товарищ комбат, разрешите вопрос.
- Валяй.
- Я танкист, мне бы к танкам поближе.
- То-то я смотрю - комбинезон у тебя как у танкиста. Постой, а винтовка снайперская твоя?
- Моя, подобрал.
- Пользоваться умеешь?
- Пробовал уже.
- Вот снайпером и будешь. У меня бойцы большей частью пороха не нюхали, необстрелянные, мне опытные люди во как нужны.
Капитан чиркнул себя ладонью по горлу.
Мы завернули в брезентовую палатку. Саньку быстро оформили в стрелковую роту, а меня - в отдельный взвод, к связистам.
- Ну вот. Теперь ты подчиняешься командиру взвода связи. Но это так, официально. Фактически - мне. В боевых условиях цели выбирать сам будешь - офицеров, артиллерийские расчеты, пулеметчиков. Правда, снайперам положено парой охотиться, да людей свободных нет. Так что - сам, сам.
Ну, сам так сам. Кто бы возражал, но я не буду. Конечно, лучше бы мне на танке - "тридцатьчетверке" или КВ - воевать. Но на войне выбирать не приходится, особенно если учитывать, что документы у меня не свои. Копни какой-нибудь особист поглубже - и все, пропал я. Самого к стенке поставят, имя деда опозорю. Потому не рыпался. Коль снайпером поставили - пусть будет так.
Во взводе меня приняли неплохо. Дали вещмешок, шинель, даже фляжку и саперную лопатку выделили. Так меня еще не экипировали нигде.
Меня никто не беспокоил, и я вволю отоспался. Одно дело в лесу спать - вполглаза, вполуха, и совсем другое - у себя в части, под охраной.
Когда я проснулся, бойцы пошутили:
- Ну ты и здоров спать, как медведь в берлоге.
Старший сержант-связист прервал их:
- Чего зубоскалите? Человек уже пороху понюхал, в танке горел, устал, не то что вы, желторотики!
Бойцы пристыженно замолчали.
День пролетел незаметно. Поужинали, все улеглись спать, и я тоже.
А утром подняли всех по тревоге. Мы перекусили всухомятку и - маршем на передовую. Где та передовая, не знал никто, кроме комбата.
Связисты нагрузились катушками с проводом, телефонными аппаратами. Шли завистливо поглядывая на меня. А у меня лишь скатка шинельная, пустой вещмешок да оружие.
Наш взвод шел в конце колонны, глотая пыль, поднятую сотнями солдатских сапог. Это обстоятельство нас в какой-то мере спасло.
Едва миновали перекресток грунтовых дорог, как навстречу нам из-за небольшого пригорка показалась немецкая колонна пехоты. Встреча двух колонн оказалась неожиданной для обеих сторон. Оба командира проморгали двигающегося навстречу противника, не выслав вперед боевое охранение или хотя бы разведдозор. Когда авангарды обеих колонн увидели марширующих солдат, и стало понятно, что отступать для перестроения в боевой порядок поздно, и столкновение неизбежно, не оставалось ничего другого, как залечь пехоте.
Со стороны головы колонны послышались выстрелы. Связисты нашего взвода бестолково топтались на месте. Я посмотрел на взводного, он вглядывался в даль, видно, ожидая указаний. Но промедление сейчас просто гибельно!
- В лесополосу, быстрее! Ложитесь, окапывайтесь! - крикнул я.
Сам же отбежал немного назад, к деревьям. Выбрал дерево потолще да погуще. Сбросил скатку и вещмешок, полез на дерево. Хорошо, сучки да ветки раскидистые были, лезть удобно. Забрался метров на пять, стянул с плеча винтовку и устроился на развилке сучьев. Позиция что надо! Невелика высота, а поле боя - как на ладони.
Сняв кожаные чехольчики с оптики, я приник к прицелу. Вот они, голубчики. Фельдфебель немецкий на колено привстал, в руке пистолет. Явно своих хочет в атаку поднять. Я подвел пенек прицела фельдфебелю в живот, выстрелил. Унтер-офицер упал. Я пошарил оптикой по залегшим немцам. На пригорке суета, трое немцев чего-то тащат. Ага, пулемет ручной. Сверху, с пригорка, у них обзор не хуже, чем у меня. Думают своих огнем поддержать. Только пулеметчик, поставив пулемет на сошки, прилечь собрался, как я его снял. Метко попал, между лопаток. Однако пулеметный расчет это не насторожило. Мало ли откуда шальная пуля залетела?
Я продолжал наблюдать через прицел. За пулемет улегся второй номер, даже очередь успел дать. Я наложил пенек прицела ему на лицо, плавненько нажал спуск. Пулеметчик дернулся и завалился набок. Последний оставшийся в живых номер расчета понял, что попадания не случайные. Подхватив пулемет, он отполз с ним в сторону, пытаясь укрыться за кустами. Оттуда обзор хуже, зато самого сложнее обнаружить. Привстал он на коленях на секундочку, но мне и этого мгновения хватило: всадил ему пулю в бок.
Снова повел прицелом. Черт, ветки мешают, закрывая сектор обстрела. В оптике мелькнул витой погон. Я вернул ствол чуть назад. Точно, офицер немецкий, рядом с ним - еще один. Перед ними планшет развернут, не иначе - с картой. Я прицелился, выстрелил. Пуля взметнула фонтанчик земли перед немцами. Не достал! Эх, как же я поправку забыл внести? Офицеры-то дальше были, чем пулеметный расчет, а я барабанчиками прицела поправку на дальность не внес!
Ругая себя за оплошность, я подкрутил маховичок на два деления. Прицелился снова, а офицеров-то уже не видно! Я водил прицелом влево-вправо. Есть! В двух метрах правее прежней позиции показалась пилотка офицера. Я затаил дыхание… Выстрел! На этот раз точно! Пилотка слетела с головы, немец ткнулся носом в планшет. Второй быстро отполз назад, в ложбинку. Вот и сиди там, гад, там тебе самое место.
Я недооценил немецкого офицера. Пока я выцеливал простых пехотинцев, немец, видно, сообразил, что стреляет снайпер. А где еще ему прятаться, как не в кронах деревьев? Скорее всего, он отдал приказ подавить снайперскую точку, потому что тут же автоматчики открыли ураганный огонь по кронам деревьев. За листьями меня не было видно, и они стреляли наугад. Но уж больно густо пули летели, листва редела на глазах, опадая, как осенью при листопаде. Надо уносить ноги. На дереве не укроешься, как на земле в окопе.
Я начал спускаться. Меня заметили - пули сочно чмокнули в ствол дерева немного выше моих рук. Я бросил ветку и кулем полетел вниз. Хоть и невысоко, но пятками приложился здорово.
Когда подобрал скатку, вещмешок и винтовку, чтобы выйти из зоны обстрела, то бежать не получилось, опора на пятки отзывалась резкой болью, и я некоторое время хромал, выбирая место для укрытия. На другое дерево пока не полез.
Нравился мне такой способ поражения врага, эффективность которого доказали финские стрелки. В финскую войну сидеть на деревьях в засаде и сверху поражать дальние цели, оставаясь неуязвимыми, было излюбленной тактикой финских снайперов, за что их прозвали "кукушками". Потери от "кукушек" были большими. Их боялись и люто ненавидели. Но я теперь понимал, почему они сидели на деревьях. Война-то шла зимой. А попробуй в снегу неподвижно посидеть? Можно и насмерть замерзнуть. К тому же с дерева видно дальше, значит, можно обстреливать и тылы противника, постоянно держа в напряжении бойцов. Ведь до чего доходило - бойцы и командиры даже в своем собственном тылу свободно могли передвигаться только ночью.
Я отошел от дерева, с которого стрелял, подальше и спрятался за толстым стволом сосны. Под винтовку скатку шинельную подложил, чтобы удобнее было. Осмотрел в прицел сектор обстрела. Вот двое немцев по небольшой ложбинке к нашим бойцам подбираются. Автоматы у них за спинами, а в руках гранаты. Понятен замысел - сначала гранатами забросать, а потом по оставшимся в живых из автоматов ударить.
Я прицелился переднему в каску - почти в центр - и выстрелил. Пехотинец так и застыл в ложбине. И неудивительно. Ни одна каска не спасет от прямого попадания винтовочной пули. От автоматной пули каска защищает только на дистанции больше двухсот метров, от некрупных осколков - метров с десяти. Защищает стальной шлем также в рукопашной, да еще от дождя.
Сзади раздался шорох. Я мгновенно обернулся - не враг ли подобрался? Незнакомый мне политрук со звездой на рукаве ткнул в меня пистолетом:
- Ты почему за спинами прячешься! Марш на передовую!
- Я снайпер, мое место здесь, - попытался я было объяснить.
- На позицию! Трус! Застрелю!
- Это я-то трус? Я за сегодня шестерых фашистов уже убил, да не просто рядовых - офицера и пулеметчиков. А скольких убил ты?
Политрук не ожидал отпора, стушевался:
- Мое дело - бойцами руководить, а не стрелять.
- Ты это немцам расскажи. А еще лучше - к бойцам иди, туда! Воодушеви их пламенным словом, а то и примером.
- Дерзишь? Да я тебя за такие слова - к стенке!
Только побоялся политрук угрозу свою исполнить: моя винтовка прямо ему в живот глядела, а палец - на спуске.
- В представителя партии большевиков целишься? - прошипел политрук. - Я тебя после боя в особый отдел отправлю.
И пополз дальше. Не хватило духу у него выстрелить в меня. Что-то не везет мне с политруками и особистами, как притягивает их ко мне. Тоже выискался, дармоед. Я их еще в армии недолюбливал. С командира спрос за все - за людей, за исправность танков и другой техники, за снабжение боеприпасами и провизией, за выполнение приказов. Эти же ни за что ответственности не несут, пустобрехи. Замполитов, в бытности - политруков, а в дальнейшем заместителей командира по воспитательной работе не переваривали. Как ЧП, так командир виноват - недоглядел, как удача - это заслуга политрука: направил, воодушевил, верно идеологическую работу провел. Особистов же все тихо ненавидели и старались их избегать.
Огорчился я, конечно, после встречи с политруком. Ведь пожалуется особисту - неприятностей не оберешься. Насчет того, что уничтожил много фашистов - еще поди докажи. А вот факт моего наличия во время боя в тылу, за спинами бойцов, - налицо. Забегая вперед, скажу, что гроза миновала: убили в бою того политрука. У немцев тоже оптика была - разглядели звезду на рукаве, а она довольно крупная. В отношении наших политруков у немцев было особое предписание Гитлера - уничтожать без пощады! Потому их немцы старались выбивать в первую очередь. А уж коли политрук в плен попадал - на месте расстреливали, как мы позже эсэсовцев. Этих просто опознать было - форма черная, а не мышиного цвета, как у армейцев. И еще - наколка под левой подмышкой у эсэовцев была - группа крови.
Внезапно с нашей стороны поднялась стрельба. Бойцы, вероятно, по команде невидимого отсюда командира вскочили, закричали "Ура!" и - на немцев, в штыковую атаку. Зачем?? Больше своих положишь, чем чужих убьешь. Однако дрогнули немцы, даже боя не приняли. Побежали назад, огрызаясь из автоматов. А вот мне в штыковой бой и бежать не с чем. Сроду снайперские винтовки - хоть СВТ, хоть мосинская трехлинейка - штыками не комплектовались. Надо хотя бы ножом обзавестись. В рукопашной нужен, да и вообще - в военной жизни, в полевых условиях пригодится.
Встречный бой столкнувшихся колонн стих, немцы скрылись. Атака закончилась, бойцы вернулись. Капитан по рации безуспешно пытался связаться со штабом полка. Санитары перевязывали раненых.
- Подъем, в колонну становись! - неожиданно прозвучала команда.
Раздавались команды младших командиров, собиравших бойцов поредевших отделений взводов в строй для походного движения. Чумазые бойцы угрюмо оглядывались, ища глазами товарищей. Многих не досчитался батальон. Не было в колонне и того политрука, который обещал меня особистам сдать. Дорого обходятся ошибки командиров.