Я протянул ему флягу. "Сидоров" присел, опершись спиной о корневища дерева, напился.
- Вот что. Переодену-ка я тебя в свою форму. Побудешь пока старшим сержантом. А немецкую закопаем. На мне - гражданская одежда, в ней и пойду.
"Сидоров" не торопился с ответом - размышлял:
- Пожалуй, можно попробовать.
Сказано-сделано. И надо спешить - поскорее уйти подальше от Приднепровской.
Я перетаскивал раненого на сто-двести метров, потом возвращался за документами и оружием, да еще и за ранцем из телячьей кожи в придачу, будь он неладен. Утренняя свежесть осеннего леса придавала бодрости, но через час я уже весь был мокрый. Умаялся хождениями вконец. "Сидоров" тоже устал - я видел испарину на его лбу, бледность.
В чащобе я помог ему переодеться в мою военную форму. Ножом поддел дерн, выкопал ямку, уложил в нее снятую с раненого немецкую окровавленную и порезанную форму, присыпал землей, а сверху положил дерн. Полюбовался на дело рук своих. С виду - девственно цело, не догадаешься, что там что-то спрятано. А потом дожди пойдут, и форма сгниет.
"Сидоров", наблюдавший за происходящим, одобрительно кивнул.
Все-таки я перетащил раненого и груз через лес, хотя далось мне это непросто. Рубашка мокрой от пота была - хоть выжимай.
Оставив раненого и груз в овражке, сам пошел искать жилье. Нашел в километрах двух от леса деревню небольшую, о трех избах. С дедом, одиноко проживающим в деревне, удалось договориться быстро. Даже тачку дал для перевозки раненого, чему я рад был чрезвычайно. В глухой деревеньке как без нее? Использовали ее для хозяйственных нужд - дрова перевезти, урожай. Дед довольно глядел вслед - и в лихое время сгодилась его железная помощница! Убогое сооружение на железных колесах, с самодельным дощатым коробом на них подпрыгивало на ухабах, переднее колесо поскрипывало, зарывалось в скрытые под мхом рытвины, но я толкал тачку и чуть не пел от радости. Каково было бы тащить на себе груз и тяжелого разведчика еще два километра?
Прибыл на место, на дно короба уложил вещмешок с документами, ранец и оружие, а уж сверху и "Сидоров" устроился. Конечно, катить тачку даже по кочкам и выбоинам было легче, чем нести его на себе.
Не доезжая немного до деревни, на опушке реденькой рощи я остановился, прикопал вещмешок и ранец. Приметил место. И - к избе деда.
Он уже поджидал нас у избы. Увидев раненого красноармейца, всплеснул руками:
- Как же тебя, милок, угораздило? Я и сам в четырнадцатом годе воевал, знаю, каково оно. Давай помогу.
Дед помог занести "Сидорова" в избу, уложил на застеленную кровать.
- Только вот что. Форму энту спрятать надобно. Сымай одежу!
Переглянулись мы с "Сидоровым". Вообще-то верно - оставаться в форме нельзя. Не ровен час, нагрянут немцы - без разговоров шлепнут. Не брали они в плен раненых, добивали на месте.
Я помог раздеться "Сидорову", протянул форму деду. Он скрутил ее рулоном и протянул руку к пистолету:
- Оружию давай.
- Да ты чего, дед? - запротестовал раненый.
- Слабый ты, чтобы отбиться. Спалят ироды всю деревню и нас с тобой. Послушай старика - отдай!
"Сидоров" нехотя передал деду кобуру с пистолетом. Тот сгреб все в охапку и ушел. Его не было довольно долго - с полчаса. Мы уже начали волноваться - не случилось ли чего?
- Как думаешь, дед не выдаст? - тревожился "Сидоров".
- Кто его знает, в душу не заглянешь.
Вошел дед, отряхнул свою одежду.
- Чего насупились? Вы вот что, робяты, вы не сумлевайтесь. Я хоть властью большевистской обиженный, в предателях отродясь не был. Что в моих силах, сделаю, раненого обихожу не хуже, чем в госпитале ему будет.
Я помялся:
- Как звать-то вас?
- Парфентием батюшка с матушкой при рождении нарекли.
- А деревня как называется?
- Простое, чисто русское у нее название - Зайцево. Не забудешь?
Я засмеялся:
- Нет, конечно. Перекусить чего-нибудь не найдется у вас?
- Найдется, как не найтись. Вот старый дурень - разговоры тут с вами разговариваю, а накормить забыл.
Дед засуетился, вытащил из русской печи чугунок еще теплой картошки, принес ломоть соленого сала, кусок зачерствевшего хлеба. Руками развел:
- Хлеб пеку раз в неделю, поскольку один в деревне проживаюсь, так что извиняйте - нету другого покамест.
Мы поели картошечки с салом да луком, запили отваром шиповника. Заварки чайной у деда давно уже не было - с той поры, как в соседней деревне разбомбили сельмаг.
После еды разомлел я, прилечь потянуло. Да нельзя - документы надо своим передать, а для этого - еще и через линию фронта перейти. Так не хотелось из дома дедова уходить, как вроде гири на ногах держат. Однако надо спешить. Я подошел к "Сидорову". Он на ухо мне сказал пароль, который надо назвать в штабе армии.
- Ну, Петр, удачи тебе. Не дай себя убить, очень прошу - перейди фронт. Пусть в штабе знают - где, что и как.
- Постараюсь. Ты выздоравливай только.
Я взял автомат и вышел, провожаемый дедом. А дальше - в лес.
Шагалось без груза значительно легче, только автомат висел на плече да две обоймы в карманах. Непривычно без формы: боец не боец - партизан ли, дезертир? И документов нет никаких.
Чистый лесной воздух, пьянящий смолистыми ароматами, резко обострил чувство голода. Я с жадностью присматривался к кустам - вдруг съедобные ягоды встретятся? Специально-то искать не время! Как назло, чаще всего попадались черные, блестящие - несъедобные. На солнечных пригорках встречалась душистая земляника, реденько алевшая среди травы на южных склонах. "Ничего, доберусь до своих, наемся" - подбадривал я себя. Главное, жив, жив, черт побери! И документы ценные надежно спрятаны. Правда, еще исхитриться надо - переправить "Сидорова" и бумаги куда надо. Настроение - на подъеме.
А прифронтовая полоса с каждым часом - все ближе. Надо смотреть в оба - нелепо сейчас на мелочи провалить задание. Чувство ответственности за операцию, исход которой теперь зависел от меня, не позволяло расслабляться.
За два дня - где пешком, где ползком, а где и бегом - я добрался до передовой, вернее, до второй линии немецких траншей. Устал сильно - не по дороге идти пришлось - лесом да оврагами. И скрываться все время приходилось.
Дождался ночи, пополз к траншее. Наудачу она пустая оказалась. Перебрался по-пластунски до первой линии, замер, прислушиваясь. Надо осмотреться, все-таки неделю здесь не был, измениться многое могло. Черт, как темно, только когда ракета взлетит, и углядишь что-нибудь. Высмотрел, где гнездо пулеметное, где ракетчики сидят. Наметил путь. Плохо, что кроме автомата с собой ничего нет - ножниц саперных например. А как без них заграждение из колючей проволоки преодолевать?
Я перебрался через траншею, лег на спину. Приподняв колючку автоматом, кое-как прополз под ней, порвав при этом рубаху. Перевернулся на живот и - от немцев. Хлопнул выстрел ракетницы, в небо взмыла ракета. Я снова замер. Дальше полз медленно. Лучше уж потерять час на нейтралке, чем поторопиться и оказаться убитым.
Вот и темнеющий в ночи бруствер нашей траншеи - бойцы винтовки на меня навели, глаза из-под касок сверкают недобро. Свалился я туда, но дух перевести и обрадоваться не успел. С обеих сторон меня подперли штыками.
- Хенде хох! Бросай автомат, гад! А то живо на штыки насадим.
Я подчинился, отбросил автомат:
- Ребята, свой я, из разведки.
- А форму свою что - у немцев на это рванье выменял? И автоматик тебе фрицы на память придарили?
Стоящий сзади боец завесил мне кулаком в ухо. Однако стерпел я - мне только драки не хватало. "Неласково Родина-мать встречает - как мачеха", - горько усмехнулся я.
- Зови ротного! - повернулся старший к молодому веснушчатому бойцу. - А ты, гад, стой и не шевелись.
Так и стоял я, пока не пришел ротный. Узнал он меня не сразу, даже зажигалкой у лица чиркнул.
- Вроде ты взводный разведчиков? - неуверенно спросил он.
- Как есть - старший сержант Колесников. Мы же у тебя на этом участке неделю назад переходили, трое нас было. Начштаба нас еще провожал - вспоминай!
- Было такое. Только извини, оружие пока не верну и в штаб под конвоем пойдешь.
Меня в сопровождении двух бойцов отправили в штаб.
- Иди, только не рыпайся. Взводный ты или нет, но если побежишь - застрелю! - грозно сказал молодой парень.
- Ага, только винтовку с предохранителя сначала сними, - не удержался я и получил прикладом в бок.
Шли долго - мой конвой не торопился. Перед штабом остановились. Один из бойцов зашел в здание и через несколько минут вышел вместе с уже знакомым мне начальником штаба, на ходу застегивающим гимнастерку.
Увидев и узнав, майор ухватил меня за рукав и потащил в штаб.
- Свободны! - на ходу крикнул он бойцам, обернувшись через плечо.
Завел меня в свой кабинет.
- Почему один? Что с… ними? - В глазах майора застыла нешуточная тревога за судьбу "командированных" на "его" участок фронта.
- "Сидоров" жив, но ранен в ногу - я его оставил в деревне, а "Иванов" убит.
- А в цивильном почему?
- Я свою форму "Сидорову" отдал - он же в немецкой был. Товарищ майор, мне бы в штаб армии позвонить.
- Вот телефон - звони.
- "Сидоров" без посторонних велел.
- Это я-то посторонний?! Ну, знаешь, Колесников, ты про меру-то не забывай!
Он в сердцах громко отодвинул стул и вышел.
Я покрутил ручку полевого телефона. В трубке щелкнуло, и женский голос произнес:
- Седьмой.
- Дайте начальника штаба армии.
В трубке опять щелкнуло, и наступила тишина, прерываемая треском помех на линии. Потом я услышал мужской голос:
- Николай Иванович, ты что по ночам звонишь?
- Я не Николай Иванович, я командир взвода разведки Петр Колесников.
- Что за дурацкие шутки, взводный?! Ты что, самогону напился? Да я тебя…
Я прервал поток слов начштаба армии паролем:
- Бабушка умерла.
- Какая, к черту, бабушка? - И тут же: - Повтори!
Я повторил пароль.
- Ты где?
- В штабе полка.
- Все живы?
- "Иванов" убит, "Сидоров" в ногу ранен - сам идти не смог, остался там.
- А…?
Я понял вопрос:
- Тоже там.
В трубке наступила тишина. Я подумал, что связь прервалась, и дунул в трубку.
- Подожди, взводный, я думаю. Чуть без слуха не оставил. Вот что - дай мне Николая Ивановича.
Я положил трубку на стол и выглянул в коридор:
- Товарищ майор, вас к телефону.
Ожидавший в коридоре начальник штаба стремительно вошел в комнату и взял трубку:
- Да, я. Здравствуйте!
Повернувшись ко мне, он махнул рукой - выйди, мол.
Теперь я вышел в коридор. О чем был разговор, я не слышал.
Через несколько минут майор вышел, оглядел меня с головы до ног и покачал головой:
- И это - боец Красной Армии! Пойдем со мной.
Мы вышли во двор, обошли здание. Бывал я уже здесь - у старшины хозвзвода.
Поскольку уже наступило утро, старшина был у себя.
- Одень его и обуй.
Старшина оценивающе посмотрел на мою фигуру, снял со стеллажей белье, гимнастерку и брюки, протянул ремень брезентовый:
- Извини, кожаных нет. Размер обуви какой?
- Сорок второй.
И сапоги мне нашлись - да не кирза, а яловые! Я тут же переоделся.
Начштаба стоял рядом, вроде ему своих дел мало было:
- Пошли.
"Что он меня, как нянька, опекает?" - терялся я в догадках.
Майор привел меня на кухню:
- Накормите человека.
- Товарищ майор, у нас не готово еще - завтрак только через час.
- Ну, может, от караула чего-нибудь осталось?
Меня покормили вчерашней холодной кашей, дали кружку горячего чая с хлебом и маслом. Проглотил я все в один присест.
И снова начштаба рядом.
Вместе мы пошли в здание. Он меня завел в комнату, где я раньше в первый раз увидел "товарища Иванова".
- Побудь пока здесь.
Я уселся на стул, опустил голову на стол. Щетина на подбородке заметно отросла и кололась. "Надо к парикмахеру сходить, пока я в штабе" - подумал я. Распахнул дверь, а там - часовой с винтовкой.
- Давай назад, сержант, не велено.
И только сейчас до меня дошло - мне же не дают ни с кем общаться! "Ну да, конечно, - вспоминал я, - все сходится. Сначала начштаба рядом со мной в каптерке старшины был, потом на кухне. А теперь и вовсе изолировал. Наверное, по телефону указание получил".
Стол в кабинете был большой, крытый темно-зеленым сукном. Я улегся на него, подогнул ноги и постарался уснуть. Ноги от усталости гудели, от недосыпа и напряжения в последние дни голова была как чугунная.
Сон сморил быстро. Проснулся от легкого толчка в ногу.
- Вставай! - услышал я сквозь дрему голос майора.
Я соскочил со стола.
- Пошли.
Мы вышли из штаба, уселись в "эмку". Удивительно, раньше я ее в полку не видел.
Минут через десять выехали на поле, на котором стоял зеленый самолетик ПО-2 с красной звездой на фюзеляже.
- Садись, Колесников, тебя в штабе ждут.
- А как же "Сидоров"? Он меня с группой ждать будет.
- Вот там все и расскажешь.
Я поставил ногу на крыло, забрался в маленькую - на одного - кабинку. Пилот помог мне пристегнуть ремень и сам сел впереди в такой же кабинке. Он махнул рукой. Один из бойцов с голубыми петлицами крутанул винт.
Двигатель чихнул, выпустил клуб дыма, заработал ровно. Самолетик стал выруливать на взлет. К своему стыду, на самолете я ни в прошлой, ни в нынешней жизни не летал и потому опасался - не будет ли меня с непривычки тошнить? Этого только не хватало!
Биплан с расчалками и обтянутый перкалем фюзеляж не внушали доверия. На кочках самолетик смешно подпрыгивал, потом начал разбегаться и неожиданно для меня быстро поднялся в воздух и стал набирать высоту. Ручка управления, находящаяся у меня между колен, шевелилась как живая. "Управление сдублировано", - догадался я.
Мне было интересно наблюдать сверху за объектами под нами, и я глазел по сторонам. Кабинка была открытой, только плексигласовый козырек впереди. Ветер трепал мои волосы, но я был в восторге. Внизу, совсем близко, проплывали изумрудного цвета поля, избы деревенек за ними, темные дубравы, поблескивали речки-ручейки. По узеньким, как казалось отсюда, дорогам пылила крошечная, словно игрушечная, военная техника, и люди казались мне совсем маленькими. Здорово-то как!
Мне показалось, что летели мы недолго, но вот самолетик стал снижаться, попрыгал по неровному полю, и треск мотора стих. Эх, еще бы полетать - мне понравилось!
Мы с летчиком выбрались из самолета. К самолетику тут же поехала крытая брезентом полуторка. Рядом с нами она лихо развернулась, из кабины выпрыгнул лейтенант:
- Ты сержант Колесников?
- Я.
- Садись в кузов.
Брезентовый полог откинулся, я схватился руками за доски заднего борта. Меня подхватили руки сидевших в кузове бойцов, и я оказался внутри. Полог опустился, в кузове стало темновато.
- Садись - трясти будет.
Я уселся на скамейку.
Ехали мы около часа. Сопровождающие, а может, и конвоиры, были молчаливы, на мои попытки поговорить не реагировали. И куда везут, видно не было. Я даже не представлял себе, где нахожусь. Вот, блин, задолбали своей секретностью.
Грузовик остановился, полог подняли, задний борт откинули.
- Выходи.
Я спрыгнул на землю - рядом уже стоял лейтенант:
- Следуй за мной, сержант.
Мы зашли в здание, прошли по длинному коридору.
- Стой.
Лейтенант постучал в двери, зашел, и меня сразу же пригласили войти.
Большая комната, крытый зеленым сукном стол с настольной лампой и тремя телефонами. За столом - мужчина средних лет в военной форме, но без знаков различия на погонах.
Я встал по стойке "смирно" и хотел отдать честь, но вспомнил, что пилотка осталась на столе в штабе полка, и как обратиться, я не знаю.
- Здравствуй, Колесников.
- Здравия желаю.
Лейтенант вышел.
- Садись, расскажи все подробно о рейде.
И я стал рассказывать с самого начала. Как передовую перешли, как я в Приднепровской схватку в доме увидел, как раненого "Сидорова" тащил - в деревне у старика оставил.
Сидевший за столом меня не прерывал. Дослушав до конца, он постучал карандашом по столешнице.
- Ну, в тех условиях, может, и правильное решение. На карте деревню показать сможешь? Как ты говоришь - Зайцево?
Я кивнул. Еще бы, я же в недавнем прошлом - офицер российской армии. И хоть попал на эту войну сержантом, офицером быть не перестал.
Военный развернул карту. Пришлось поискать квадратики Зайцево - уж больно мала та деревенька! Я нашел деревню, ткнул пальцем.
- Здесь. Готов вернуться с группой и доставить документы и раненого.
- Экий ты шустрый, разведчик. Ладно, Колесников, посиди пока здесь. Угощайся!
Военный пододвинул ко мне пачку папирос "Казбек" и спички. Сам вышел из комнаты, но тут же вошел лейтенант и застыл у двери.
"Не доверяют", - промелькнуло у меня в голове.
Хозяина кабинета не было долго - около часа. Затем он вошел, довольно улыбаясь, а лейтенант вышел.
"Смена караула, только теперь часовой званием повыше", - невесело подумал я.
- Ну вот, Колесников. С группой в немецкий тыл ты не пойдешь.
- А как же…
Военный не дал мне договорить:
- Самолетом вывезем. Там же рядом с деревней поле есть?
- Есть, - подтвердил я.
- Вот туда самолет и сядет. Раненого и документы в самолет погрузишь.
Я сообразил сразу:
- Так там же кабина маленькая, на одного только.
- Правильно сообразил, в корень зришь. А уж назад - пешком добирайся, сам.
Видя мою разочарованную физиономию, он хлопнул меня по плечу:
- Ну пойми ты - в самолете одно место. Документы нам позарез нужны, да и раненого вывозить надо. Ему через передовую самому не перебраться.
Я вскочил:
- Слушаюсь!
- Пошли со мной.
Хозяин кабинета вышел, я - за ним. Сзади пристроился вездесущий лейтенант.
Во дворе мы уселись в "эмку". Машина сразу тронулась с места. Мама моя, так мы же по Москве едем! Конечно, мне никто этого не говорил, и ехали мы не по центру - по окраинам, однако я не слепой, прочитал на трамвае трафарет "Метро "Таганская" - "Замоскворечье". Ни фига себе, куда меня занесло!
Я помалкивал, поглядывая по сторонам. Знать, документы важные, раз меня в Москву доставили и за документами самолет посылают.
Мы приехали в Тушино. На взлетном поле стояли самолеты По-2, "Дугласы", несколько зачехленных истребителей.
Мы подъехали к маленькому самолетику. Подошел пилот, козырнул. Военный разложил на крыле карту.
- Лейтенант, надо с этой точки раненого забрать и груз. С тобой наш человек полетит.
- Как же я назад всех заберу?
- Он там останется, назад сам добираться будет.
Пилот глянул на меня странно, кивнул:
- Садись.
- Э, нет, хоть автомат мне дайте. Куда же я - в немецкий тыл, а у меня даже ножа нет.