Тем не менее – присоединение к флоту корабля, который один был мощнее и ценнее, чем вся Первая дивизия линкоров, следовало провести в достаточно торжественной обстановке. Чтобы каждый матрос увидел эту непререкаемую мощь и подумал: "Ну, теперь мы этим сукам покажем!.."
Однако вступление дредноута в строй ожидалось не ранее середины мая, а из Ставки приказывали обозначить атаку укреплений Босфора практически немедленно. Оставалось только подчиниться. Благо что Эбергард заранее озаботил своего начальника штаба составлением плана этого "мероприятия".
"Евстафий", "Иоанн Златоуст", "Пантелеймон" и отозванный из Батумского отряда "Три святителя" вспороли своими форштевнями волны и пошли из Севастополя к проливу. К тому, что является границей между Европой и Азией. Не одни пошли, конечно: "Кагул", "Память Меркурия" и "Алмаз", разумеется, сопровождали свои линкоры. В стороне рысил Первый дивизион эсминцев в количестве четырех вымпелов, а замыкали ордер еще несколько истребителей – дивизион "З": "Заветный", "Зоркий", "Звонкий", "Завидный" и "Лейтенант Пущин".
Эсминцы Кузнецова сопровождали шедшие отдельно гидроавиатранспорты "Александр" и "Николай", к скорейшему вводу в строй которых командующий флотом приложил в свое время все силы. В результате черноморцы получили авианесущие корабли почти на год раньше, чем в покинутой Андреем истории. А летающие лодки с "Николая" успели уже и приобрести некоторый боевой опыт в Зонгулдакской операции.
Тральщики с собой не брали – в случае чего, эту работу можно было взвалить на дивизион "соколов" – серую скотинку войны на Черном море. Эти устаревшие кораблики являлись одновременно и самыми универсально используемыми: и противолодочной обороне наиболее активно обучались, и тралению, и от "эсминцевских" обязанностей их никто не освобождал…
– Ох, и валяет наших недомерков, Андрей Августович. – В голосе командира "Евстафия" смешивались и тревога, и легкое пренебрежение. – Не ровен час, перевернется кто.
Неласковая ранневесенняя волна действительно кренила узкие корпуса легких миноносцев так, что со стороны это выглядело просто угрожающе.
– Разве были доклады с дивизиона Мордвинова о каких-то проблемах?
– Никак нет, ваше высокопревосходительство! – почему-то перешел на официальное титулование Галанин. Видно, лицо адмирала выразило его мысли по поводу попытки каперанга порисоваться.
– Тогда и вибрировать раньше времени нечего.
Эбергард, конечно, и не планировал производить траления, и миноносцы Шестого ему особо и не были нужны в данной операции, но чем черт не шутит – может, турки умудрились поставить минные банки на почти запредельных глубинах…
Радовать противника победами еще и у Босфора никак не следовало.
На мостик поднялся Плансон. На шее у него теперь поблескивал белой эмалью "Георгий" третьей степени. Государь, после визита в Севастополь, весьма щедро отблагодарил черноморских моряков. Кресты сыпались на мундиры как из рога изобилия. Как адмиралам и офицерам, так и нижним чинам. Практически все представления на награждения удовлетворялись. Черноморский флот стал самым "крестоносным" соединением вооруженных сил России.
Эбергарду были пожалованы мечи к Владимиру третьей степени, что превращало орден "за выслугу лет" в почетную боевую награду. Но это Эбергарда-Киселева особо не грело. Именно потому, что эти ордена не соответствовали лично сделанному Андреем в последнее время – ведь с самой Зонгулдакской операции лично он ни в одном бою не участвовал: и потопление "Бреслау", и разгром конвоя осуществляли легкие силы флота, а командующий из Севастополя этим практически даже не руководил. Да и грядущий обстрел босфорских укреплений явно славы не прибавит.
– С какого места начнем обстрел, Андрей Августович? – поинтересовался у адмирала начальник штаба.
– А сам как считаешь наиболее разумным?
– Думаю, что стоит ударить по укреплениям на мысе Эльмас, чтобы максимально привести их в негодность. Именно они будут представлять наибольшую помеху при десантировании в следующий раз.
– Вот именно поэтому мы так поступать и не будем…
Лицо Плансона немедленно выразило немой вопрос.
– Понимаешь, Константин Антонович, во-первых, у турок будет уйма времени, чтобы восстановить форты, а во-вторых, если мы обозначим направление нашего будущего удара, то они стянут именно туда как свою пехоту, так и полевую артиллерию, а ее уже нашими длинными морскими пушками из складок местности выковыривать крайне затруднительно.
– Предлагаешь атаковать румелийское побережье?
– Именно. В этот раз ударим по европейскому берегу пролива. И то не в полную силу – не хватало еще, чтобы османы стали перебрасывать силы из Дарданелл сюда.
– Но союзники…
– О себе думать надо! – отрезал Эбергард. – Наша задача приложить все силы, чтобы летняя десантная операция увенчалась успехом. Русский солдат, умываясь кровью на штурмах и в окопах, сделал уже немало, чтобы сначала спасти Париж, а потом удерживать на фронтах миллионы колбасников. Если Турция будет выбита из войны, то польза всем нам. И французам с англичанами тоже.
– Хорошо, – покладисто кивнул головой начальник штаба, – с чего тогда начнем?
– Думаю, что с укрепления Килия. А потом возьмемся за мыс Узуньяр. Кстати, о будущем, – неожиданно сменил тему командующий, – что с перевооружением "Синопа" и "Георгия"?
– Кетлинский докладывал, что из Керчи прибыли шесть одиннадцатидюймовых мортир. Думаю, что установка их на наши старые утюги займет около двух недель.
– Добро.
– Четыре шестидюймовых уже на "Донце" и "Кубанце". Дней десять – и можно будет провести пробные стрельбы с канонерок.
– Ладно, об этом после… Валерий Иванович! – окликнул Андрей командира броненосца.
– Слушаю, ваше высокопревосходительство! – немедленно подлетел каперанг.
– Передайте своему штурману, чтобы он вывел эскадру к рассвету миль на двадцать к весту от Килии. И прикажите просигналить общее направление на остальные корабли.
– Есть! – Галанин козырнул и немедленно начал выполнять указания адмирала.
Ну, то есть не бросился, конечно, самолично скакать по трапам, отыскивая штурманского офицера, – просто отдал приказ передать оному явиться на мостик.
Флагманский штурман, старший лейтенант Свирский, перед самым походом слег с какой-то "инфлюэнцей". Каковая была совсем не редким явлением и в начале века двадцатого – грипп не дожидался, пока его соответственно назовут. Но Черное море отнюдь не какой-нибудь экзотический архипелаг и даже не балтийские шхеры – береговая линия и глубины давно известны, лоции составлены, так что даже юный мичманец способен вычислить курс "из пункта А в пункт Б". А уж на старшего штурмана "Евстафия" можно было положиться почти как на самого господа бога.
Да и все штурманы, и командиры кораблей эскадры, получив соответствующие указания, нисколько не смутились и спокойно проложили курс. Оставалось лишь уберечься в темное время от столкновений.
А вот с этим вышло не очень гладко: "Свирепый" не то чтобы протаранил, но весьма чувствительно боднул носом борт "Императора Александра Первого". Вскользь "боднул". Но если здоровенному пароходу это стоило совершенно незначительных повреждений обшивки, то небольшой миноносец свернул себе форштевень набок весьма серьезно.
Казалось бы: с чего это маленький и низкий миноносец не разглядел, пусть даже в ночи, достаточно солидный пароход? Да еще и влетел в него носом…
Черное море и летом иногда капризничает, а уж ранней весной – только успевай удивляться его сюрпризам…
Перед закатом солнца имелась нормальная высокая облачность, а вот через пару часов после "падения темноты" эскадра вошла в пелену сплошного и весьма сильного дождя. Завеса из мириадов водяных капель сделала видимость совершенно околонулевой. Вот и вписался эсминец вместо морских просторов в борт гидрокрейсера…
Когда Эбергарда разбудили и сообщили о происшествии, адмирал смог подобрать то минимальное количество нематерных выражений, чтобы выразить свою мысль о том, что "Свирепого" должно буксировать в Севастополь, и займется этим, например, "Завидный".
Почему "Завидный"? Да ни почему. Просто сонный адмирал, которому сообщили, что его эскадра несет потери еще до вступления в боевое соприкосновение с противником, распсиховался. Не то чтобы впал в истерику, а просто решил, что раз данная боевая единица больше не способна выполнять свои функции, то соединение должно от нее избавиться. Но сам "Свирепый" мог и не догрести до главной базы флота (а ближе никаких других и не имелось). Хотя, конечно, "неизбежные на море случайности" многократно встречались на любом флоте мира, но старшему лейтенанту Дорожинскому (командиру "Свирепого"), а также вахтенному офицеру и рулевому пострадавшего миноносца в Севастополе грозил суд…
Глава 25. Смерть с земли, с воды и с неба
Первые лучи солнца, пробившие слегка подтаявшие облака, увидели приблизительно там, где и планировалось, – до укреплений Килии было около двадцати пяти миль.
Сведения об этой батарее имелись весьма приблизительные: ну наблюдали с моря уже давно, что здесь имеется форт, но аэропланы на разведку не летали, агентурные данные имелись весьма скудные, так что какие орудия установлены за валами, каково их количество, можно было только догадываться. Поэтому первый ход в сегодняшней партии делала авиация. С "Императора Николая" спустили на воду пару гидросамолетов, и те, застрекотав моторами, стали разгоняться по волнам. Оторвались от поверхности оба, и оба стали набирать высоту. На этот раз на каждом из них уже имелась хоть и дохленькая, но радиостанция, так что воздушная разведка теперь могла оказывать реальную и быструю помощь флоту.
– О любой информации с воздуха докладывать немедленно, – непонятно зачем напомнил Галанину Эбергард.
– Не извольте беспокоиться, Андрей Августович, – удивленно глянул на адмирала командир "Евстафия", – как только примем первое сообщение, вы тут же его прочитаете. Надеюсь, хоть какую-то пользу эти тарахтелки все-таки принесут.
– А почему так пренебрежительно? Авиация ведь еще только вырвалась из колыбели. И уже немало для войны делает. А будущее, несомненно, именно за ними.
– Никогда не поверю! Нет, понимаю, что с аэропланов можно сбрасывать и бомбы, и, если пофантазировать, даже торпеды, но ведь как средство доставки снаряда к борту вражеского корабля они уступают пушке по всем показателям, кроме одного – дальнобойности.
– Не скажите, Валерий Иванович, подводные лодки два десятка лет назад тоже почти никто всерьез не воспринимал, а вот поди ж ты – топят многотысячетонные боевые корабли один за другим. А эти, – адмирал показал на уменьшившиеся до размеров мух гидропланы, – встанут на крыло в гораздо меньшие сроки. И будут потомки наших "Александра" и "Николая" самыми грозными кораблями во всех морях и океанах…
– Радио от поручика Таубе! – взлетел на мостик минный офицер флагманского броненосца.
– Читайте.
– Шесть орудий среднего калибра.
– Все?
– Все.
"А чего ты, собственно, ожидал? – спросил сам себя Андрей. – Что пилоты в жерла пушек заглядывать будут и их калибр на лету измерить успеют?"
– Возвращаются, ваше высокопревосходительство! – вытянул вперед руку вахтенный офицер. – Обратно идут.
– Вижу, лейтенант, – буркнул в ответ командующий и стал наблюдать, как кружившие вдали "комары" стали потихоньку превращаться в "мух", потом в "чаек", ну а еще через некоторое время, в них уже можно стало опознать аэропланы.
За это время Андрей уже успел мысленно обматерить косноязычного лейтенанта. Ну, вот если ты уже вякнул: "Возвращаются!", то какого черта уточнять: "Обратно идут!"? А куда еще??
А ведь как часто говорят и пишут: "Поднял наверх…", "Опустил вниз…"…
А куда еще можно "поднять"? Вниз? Влево? Вправо?..
– Один летун явно идет к нам, ваше высокопревосходительство. – В голосе Галанина проскальзывало некое беспокойство.
– Да, кажется, к нам… Валерий Иванович, прикажите приготовить катер к спуску.
Один из гидросамолетов действительно взял курс не к родной авиаматке, а к флагманскому броненосцу. Приводнился он на довольно приличном удалении, но после этого, стрекоча винтами, развернулся и пошел прямо на "Евстафий".
Катер с флагмана уже спешил ему навстречу. Бинокли всех офицеров на мостике были нацелены в сторону сближавшихся летающей лодки и просто лодки с мотором…
Катер аккуратно подошел сзади, пристроился к крылу, и летчик-наблюдатель через минуту сноровисто подцепил на протянутый багор свою планшетку.
– Рисковые ребята! – Кетлинский оторвал оптику от лица и повернулся к командующему. – Могли ведь и борт аэроплана проломить.
– Стоимость ремонта оплатил бы командующий катером офицер, – мрачно буркнул в ответ адмирал, продолжавший наблюдать, как расходятся "плавсредства".
Гидросамолет снова запустил винт и побежал к своей авиаматке, а катер повернул к борту родного броненосца. Через четверть часа юный мичман, которому так и не пришлось из своего скромного жалованья оплачивать ремонт повреждений летающей лодки ввиду отсутствия таковых, протянул Эбергарду то, что передали с гидросамолета.
– Благодарю за службу! – Командующий принял из рук молодого офицера "информацию к размышлению" и, возможно, руководство к действию в сегодняшнем обстреле вражеского берега. – И… Возвращайтесь на катер – вполне вероятно, что ваша помощь сегодня еще понадобится. Кто пилотировал данный аэроплан, спросить догадались?
– Пилот – лейтенант Таубе, наблюдатель – прапорщик Пономарев, ваше высокопревосходительство.
– Спасибо! Ступайте.
– Ну что, Константин Антонович, – повернулся командующий к Плансону, – пойдем, посмотрим, что нам нарисовал этот прапор.
– Разумеется. Казимир Филиппович, – начальник штаба подозвал Кетлинского, – распорядитесь прислать четырех писарей в салон.
– Совершенно верно, – кивнул Эбергард, – необходимо будет в кратчайшие сроки изготовить максимальное количество копий с этой схемы и передать их на корабли и аэропланы. Кстати, Валерий Иванович, передайте мой приказ на "Николая": отправить еще одну пару гидросамолетов к укреплениям мыса Узуньяр с той же самой целью – составить план фортов с расположением орудий и строений за бруствером. По возможности сделать фотографии. "Александру" – пару к Шиле. Там фотографии обязательны. Пусть даже кинокамеру захватят – не зря же я ее выбивал на флот. Десант должен иметь максимальную информацию о месте высадки. Да! И пусть захватят по паре бомб и по ящику стрел. Чтобы турки почувствовали, что на них не просто полюбоваться прилетели.
Адмиралы за разговорами уже спустились в салон "Евстафия", но в ожидании главной причины, которая заставила уйти их с мостика флагманского броненосца, спор продолжили:
– Данный план, набросанный от руки, все равно особой пользы нам не принесет.
– Почти согласен с тобой, Константин Антонович; понимаю, что при нашей настильности стрельбы, попаданий за бруствер укрепления будет хрен да ни хрена. И совершенно не важно, в какую турецкую пушку мы попадем. Важно то, что наши моряки, от каперанга и до распоследнего матроса чувствуют, что они воюют за свою Родину… Хотя если и у нас, и у летчиков будет единая схема Килии, то они смогут нам хотя бы точно передать, что "горит строение номер два" или "уничтожено орудие номер четыре"… Лиха беда начало. Флоту необходимо учиться взаимодействовать с авиацией, и лучше это начать как можно раньше.
– Согласен. Но давай уже карту посмотрим. Что там наши летуны на ней нарисовали…
На карте мыса карандашом был вычерчен незамкнутый пятиугольник, внутри его периметра имелось шесть черточек, которые, несомненно, обозначали турецкие пушки, и два прямоугольника – один из них явно казарма, а на предмет второго можно было гадать. Но уж точно не склад боеприпасов – не настолько сошли с ума османы, чтобы размещать взрывоопасные предметы под прикрытием легких стен и крыши, – наверняка для подобных целей у них выдолблено соответствующее помещение в ближайшей скале.
– Ну, как бы все, что и ожидалось, – после минутного изучения плана молвил Плансон. – Пронумеруем пушки и строения, и можно отправлять на копирование.
– Так и сделаем.
С данной задачей адмиралы справились за минуту, ибо расставление номеров на орудиях и строениях не имело никакого принципиального значения: "прицепили" данному стволу номер, например, третий – будет третьим, и ничего от этого не изменится, главное, чтобы и летчики, и моряки знали, какой из шести называется у них "третьим". Что тоже совершенно непринципиально – ни о каком прицельном огне с моря через бетонный бруствер форта речи быть не могло.
– Думаю, что можно начинать. Пойдем на мостик…
Фок-мачта "Евстафия" расцвела сигнальными флагами, с "Николая" и "Александра" стартовали гидросамолеты, а крейсера контр-адмирала Покровского пошли на сближение с Килией. "Стремительный" и "Сметливый" следовали с тралами впереди: минные заграждения здесь вряд ли могли иметься, но береженого бог бережет…
Когда расстояние до турецкого укрепления составило пять миль, "Кагул" и "Память Меркурия" начали обстрел.
… – Четыре броненосца, два крейсера, полтора десятка миноносцев, – доложили командующему укреплением Джамилю, как только он выскочил из своей комнаты, услышав сигнал тревоги.
– Транспорты?
– Два парохода, но, похоже, это гидрокрейсеры…
– То есть десанта не ожидается… Ладно, обстрел выдержим, да будет на то воля Аллаха… Командованию сообщили?
– Как только обнаружили противника.
Хоть русские корабли находились еще достаточно далеко, расчеты орудий на батарее заняли свои предписанные места, и с дальномера стали исправно поступать данные о русской эскадре. Пока было далековато для открытия огня, но ни Джамиль, ни его подчиненные и не ожидали, что гяуры сразу дуриком начнут атаковать.
Произошло вполне предсказуемое: над фортом появились два аэроплана, причем на приличной высоте, так что не было смысла приказывать артиллеристам бежать за винтовками и пытаться сбить наглых авиаторов.
А тем вполне хватило двадцати минут, после которых они взяли курс к своему флоту.
Джамиль-бей наконец-то разрешил своим подчиненным позавтракать.
Но через полчаса доложили, что два русских крейсера в сопровождении эсминцев приближаются к батарее. Началось…
С дальномера исправно докладывали:
– Пятьдесят семь кабельтовых… Пятьдесят четыре… Пятьдесят три…