Оказывать сопротивление трем новейшим эсминцам Черноморского флота, да и вообще одним из лучших представителей этого класса боевых кораблей во всем мире из своих малокалиберных пукалок турки, разумеется, не стали и мгновенно застопорили ход. Но и белого флага не выкинули. Впрочем, с мостиков неспешно приближающихся российских кораблей и так было хорошо видно, что команды транспортов спешно покидают свои суда, спуская шлюпки еще до полной остановки и, словно на гонках, гребут к недалекому уже берегу. И лишь когда призовые команды были на полпути к опустевшим транспортам, стала понятна причина торопливости турок. Ход-то они застопорили, но на всех трех судах сначала обозначился легкий дымок, потом серьезный дым, а чуть позже выбросило и языки пламени. Турки подожгли свои корабли, благо запас керосина имелся на каждом, и теперь, справедливо опасаясь гнева победителей, старались убраться подальше до того, как станет понятна их хитрость. А борта оставленных ими судов постепенно садились все ниже и вместе с ними уходили в море надежды командиров эсминцев на трофеи в первом же рейде к вражеским берегам.
Вместе с пароходами ко дну шли не только тысячи тонн угля, но и сотня тысяч комплектов зимнего обмундирования для Кавказской армии, снаряды и патроны для нее же, четыре разобранных аэроплана. И продовольствие. Солдаты Энвер-паши этого уже не получат, что здорово скажется на боеспособности турецких войск, выставивших штыки против дивизий Юденича.
Но желательно было бы устроить так, чтобы не только грузы, но и сами суда стали неподъемными. Молос вспомнил рекомендации командующего флотом перед операцией:
– Вы, в случае чего, торпед не жалейте. Рекомендую попробовать пострелять ими залпом. Всем дивизионом…
… – Второй и третий аппараты "Товьсь!", – загремело на всех трех "новиках".
Двухтрубные торпедные аппараты развернулись в сторону практически беззащитных турецких пароходов. Каждая из десяти торпед (на самом "Дерзком" задействовали только один аппарат), что приготовились прыгнуть в волны, стоила около четырех тысяч рублей (для сравнения – корова всего пятьдесят), но на войне не экономят…
– Пли!
Торпеды одна за другой плюхнулись в воду, забурлило море от лопастей их винтов, и десятки килограммов взрывчатки понеслись к бортам и так обреченных пароходов.
Десять начиненных смертью рыбин, сотни килограммов тринитротолуола, более тридцати тысяч рублей отправились на встречу с бортами турецких судов…
Три прошли мимо, одна вообще развернулась и чуть не угодила в борт "Гневного", другая, ткнувшись в борт "Мехти-паши", не соизволила взорваться, но остальные четыре сработали исправно: рвануло на всех трех судах, а на "Бахри Ахмеде" даже дважды.
А ведь русские только начали "творить безобразия" возле Анатолийского побережья…
Поскольку опасаться "Гебена" в данной реальности не приходилось, то крейсера под Андреевским флагом чувствовали себя у турецкого побережья вполне спокойно и комфортно. И максимально "шестидюймово" обозначили, что ходить привычными маршрутами вражеским судам очень даже опасно.
Транспорт "Ак-Дениз" с двумя батальонами пехоты на борту и под конвоем "Бреслау" нарвался на весь русский крейсерский отряд: "Память Меркурия", "Кагул" и "Алмаз".
Оба шеститысячника немедленно погнали немецкий крейсер к Босфору, а "Алмаз" стал методично разносить в щепки войсковой транспорт – благо что стодвадцатимиллиметровых орудий атакующего корабля для этого было достаточно с избытком. Турок попытался опять же выброситься на берег, но снаряды с русского крейсера в считанные минуты лишили его хода и привели в состояние, "не совместимое с жизнью".
"Ак-Дениз" горел и тонул. Причем тонул с таким креном, что спустить шлюпки являлось возможным только с одного борта. Однако судно было набито людьми, как долма фаршем – два батальона плюс экипаж – около полутора тысяч душ. Совершенно очевидно, что даже если удастся благополучно спустить на воду имеющиеся плавсредства, места в них всем не хватит. Поэтому пехотинцы стали прыгать за борт десятками, прихватив с собой хоть какой-нибудь предмет, что помог бы удержаться на воде. Рассчитывать на свое умение плавать солдатам султана не приходилось – подавляющее большинство всю жизнь проживало в местности, где отсутствовали водоемы достаточного для обучения этому размера.
Мужества у турок не отнимешь, умения воевать – тоже. Они доказали это и в реальной истории, когда громили войска Антанты в Европе и Азии, и в той Великой войне османских дивизий боялись даже больше, чем кадровых германских. И сейчас, на Кавказе, солдаты Энвер-паши показали, что умеют биться с противником даже тогда, когда никаких шансов на победу не имеется.
Однако сегодня их врагом был не вражеский солдат, а холодные и темные волны, которые ни застрелить из винтовки, ни ткнуть штыком, ни рубануть саблей…
Пучина равнодушно сглотнет любого героя, если тот не умеет плавать.
И это прекрасно понимали на борту тонущего "Ак-Дениза", а потому за каждый предмет, имевший плотность меньше, чем у воды, начиналась натуральная драка. Ведь таковых на борту имелось значительно меньше числа жаждущих ими завладеть.
И Ахмед выдирал из рук Мустафы спасательный круг, Гаффар лупил Абдуллу, чтобы завладеть свернутой матросской койкой, Джамиль отпихивал Сауда, чтобы влезть в спускаемую шлюпку…
В общем, паника – она и есть паника…
Шлюпки с "Алмаза" уже спешили к месту гибели парохода, но было очевидно, что за один раз они не способны принять всех турок, что еще держались на волнах, поэтому командир крейсера, капитан второго ранга Зарин приказал подойти на расстояние кабельтова от места, где уже шли спасательные работы.
А русским морякам в шлюпках приходилось ой как нелегко: обезумевшие от ужаса солдаты султана, пытаясь поскорее вырваться из объятий холодной пучины, карабкались на борт в таких количествах, что могли запросто перевернуть и утопить свою последнюю надежду на спасение. Пришлось отплывать подальше и забрасывать концы в кашу из плавающих голов, а потом подтаскивать на них грозди из нескольких человек, которых за шкирку уже и вытаскивали из моря…
– Это черт знает что, Александр Сергеевич, – обратился к командиру старший офицер, наблюдая данную картину, – куда мы денем такую прорву пленных на борту? Во что их переоденем?
– Думаю, что паниковать не стоит, они к нам ненадолго – час-другой, и вернутся из погони "Кагул" и "Память Меркурия". Мы непременно поделимся своими гостями с этими двумя кораблями.
– Да нас за это время турки сами в плен возьмут, когда обсохнут и в себя придут, посмотрите, сколько их уже везут на борт, а сколько еще плавает…
Крейсер успел принять на борт восемьсот сорок три человека. Моряки "Ак-Дениза" спаслись почти все, а вот среди солдат, по указанным выше причинам, процент уцелевших был куда ниже. Выжил и капитан парохода, который был немедленно представлен Зарину.
– Рад, что вы не погибли, Фарух-бей.
– Благодарю за добрые слова, господин капитан, – хмуро приветствовал Зарина турок. – Хотя позволю себе усомниться в их искренности. Вы только что убили несколько сотен людей, находившихся на борту моего судна, а теперь радуетесь моему спасению?
– Радуюсь. – Кавторанг прекрасно понимал, что собеседник пока еще находится в не совсем вменяемом состоянии, и оставался хладнокровным. – Вам достаточно было подчиниться моему сигналу застопорить ход. Я прекрасно понимаю, что вы вряд ли отдали бы свое судно как приз, но нужно уметь проигрывать – вы рискнули и проиграли. Зачем было пытаться уйти от моего крейсера?
Турок угрюмо молчал.
– Так зачем? – упрямо повторил Зарин.
– Надеялись подойти поближе к берегу. Тогда часть солдат смогла бы добраться до него…
– И я, по-вашему, должен был спокойно на это реагировать? Допустить, чтобы у Турции, каковая, осмелюсь напомнить, воюет с моей Родиной, прибавилось несколько сотен штыков, которые вы направите в сторону русских?
И вообще, мне непонятно, что за иллюзии у вас были: вы всерьез рассчитывали уйти от боевого корабля к своему берегу? Вы надеялись на помощь? Какую? Самый сильный крейсер вашего флота хорошо, если уйдет от преследования. И вы это прекрасно видели, не могли не понимать, что ожидать помощи от "Бреслау"…
– Он называется "Мидилли", – заносчиво задрал подбородок турецкий капитан.
– Да хоть "горшком" назовите… – сорвалось с губ Зарина. – Это сути не меняет – прикрывающий вас крейсер благоразумно удрал. И вы, повторяю, это видели. Вы моряк, сударь, и прекрасно понимали, что от нас уйти невозможно. Зачем?..
Фарух-бей слегка замялся:
– Миралай…
– Что?
– Я не идиот, господин капитан! – Турка, наконец, прорвало на эмоции – губы задрожали, кулаки сжались. – Я прекрасно понимал, что не уйти, но миралай с несколькими офицерами пришли на мостик и приказали отворачивать к берегу. Приказали дать полный ход, вплоть до посадки "Ак-Дениза" на камни.
Зарин прекрасно понял, что "первый после бога" не смел распоряжаться на своем судне в присутствии командующего "грузом"…
– А где ваш полковник?
– Думаю, что уже перед Аллахом. Надеюсь, что тот будет милостлив…
– Ладно, ступайте. Отдельной каюты вам не могу предоставить, но сухую одежду гарантирую.
– А моим людям?
– Кого имеете в виду? – командир "Алмаза" стал слегка злиться. – Экипаж своего судна или всех "пассажиров"? Так мы не рассчитывали принять на борт такое количество пленных. Не прикажете ли моим матросам раздеться и отдать свою одежду солдатам, которых вы везли? Отведите капитана, дайте ему одежду, и в трюм, где посуше.
– Будет исполнено, ваше высокоблагородие, – немедленно отозвался боцман, и Фарух-бея увели.
Вынутые из воды турецкие солдаты не причинили никакого вреда русским матросам, а потому, хоть и являлись военнослужащими вражеской страны, принимались со всей широтой русской души: промокших и продрогших до костей турок матросы "Алмаза" весьма заботливо провожали в низы корабля, где можно было отогреться и обсушиться…
На мостике "Памяти Меркурия" стояли ровесники: командир корабля Остроградский и контр-адмирал Покровский.
Вообще-то Покровский являлся начальником минной дивизии Черноморского флота, но в море выходил обычно на крейсерах. И сейчас, когда подчиненные ему эсминцы с грохотом разносили в щепки вражеские транспорты, их непосредственное начальство руководило преследованием "Бреслау".
– Уйдет, Михал Михалыч, – адмирал тревожно посмотрел на своего однокашника по Морскому училищу. – Давай уже, открывай огонь!
– Пятьдесят кабельтовых, Андрей Георгиевич. И видимость препоганая – зря снаряды разбросаем…
– Так меньше не будет. Командуй открытие огня! Не время сейчас булавки считать!
Прозвучал соответствующий приказ, и через несколько секунд казематная шестидюймовка номер три грохнула первым пристрелочным выстрелом. Снаряд лег с серьезным недолетом. Два следующих выстрела ложились все ближе и ближе к корме немецко-турецкого крейсера, поэтому, сделав необходимую поправку, старший артиллерист "Памяти Меркурия" отдал приказ бить и из носовой башни.
Три всплеска вздыбились уже у самого борта "Бреслау".
Слегка отставший "Кагул" поспешил присоединить свой "голос" к флагману, и дальнейшую партию русские крейсера исполняли дуэтом.
Что, с одной стороны, как бы увеличивало вероятность поражения противника, а с другой – совсем наоборот: количество всплесков увеличилось вдвое, и теперь черта с два разберешь, где твои, а где твоего "коллеги" по погоне… Оставалось только надеяться, что закон больших чисел сработает на стороне русских, и удвоенное количество снарядов хотя бы в полтора раза увеличат вероятность попадания в удирающий на всех парах "Мидилли-Бреслау".
Немецкий турок (или "турецкий немец") немедленно стал отвечать. Снаряды его легких "соток" не могли, конечно, представлять серьезной опасности русским большим крейсерам, но мешали изрядно. В первую очередь пушки "Бреслау" были более скорострельны. Особенно по сравнению с башенными установками на "Памяти Меркурия" и "Кагуле". Так что, хоть германец имел возможность отвечать только из четырех стволов, но по количеству выпущенных в единицу времени снарядов даже слегка превосходил своих преследователей.
Однако чем тяжелей выпущенный из пушки боеприпас, тем по более стабильной траектории он летит – инерция есть инерция. И тем точнее попадает на данной дистанции.
Шестидюймовый фугас ударил аккурат между парой ютовых орудий немецкого крейсера. Установки пострадали не сильно, а вот их прислугу осколки выкосили чуть ли не полностью. Если кого из комендоров и не поразил летящий с неимоверной скоростью кусок стали, то ударило взрывной волной или опалило пламенем. Обе пушки замолчали…
Спасли "Бреслау" только машины. Все-таки это был один из самых современных и совершенных легких крейсеров своего времени. Русские уступали ему в скорости около четырех узлов, и расстояние между ним и преследователями неумолимо увеличивалось. А значит, и падала эффективность огня.
"Бреслау" уходил. Не удалось сбить ему скорость удачным попаданием…
– Не получилось… Уходит, гад! – В сердцах Остроградский добавил еще пару предложений, которые, в связи с содержащимися в них некоторыми словами приводить не будем.
– А вы всерьез надеялись на иной результат погони, Михаил Михайлович? – Покровский с легким удивлением посмотрел на каперанга. – Я – нет. Это все равно что ожидать полный флеш-рояль на первой сдаче. У немца минимум четыре узла преимущества. А надеяться всадить ему первый же залп под винты или сбить трубу… Несерьезно. Отпугнули паразита, показали, что его "конвоирование" гроша ломаного не стоит – и то ладно… Прекратить огонь! Давайте уже поворачивать обратно к "Алмазу".
– Слушаюсь, Андрей Георгиевич. – Командир крейсера отдал соответствующие распоряжения, и на мачты взлетели флажные сигналы. "Кагул" послушно стал разворачиваться и лег на обратный курс. "Память Меркурия" последовал за ним.
К месту, где "Алмаз" "вычерпывал" из моря последних турок, остальные два крейсера и эсминцы подошли практически одновременно.
Зарин не преминул втюхать на борта пришедших кораблей две трети своих "трофеев", после чего отряд взял курс на Севастополь.
Глава 12. Встреча победителей
Андрей черной икрой так до сих пор и не отъелся. Азовское море рядом, осетровых там ловят исправно. Поэтому данный деликатес был даже более доступным, чем, например, говядина или свинина, которые по всей России в промышленных масштабах превращали в тушенку и отправляли консервы на фронт. Тем более что командующий флотом мог позволить себе самые изощренные пожелания в плане ежедневного меню. А предпочитал он именно рыбу. Так что никаких проблем с выполнением заказов адмирала не возникало: местные рыбаки поставляли в неимоверных количествах скумбрию и кефаль (благо что крымским рыболовам совершенно не приходилось опасаться турецкого флота), с Азовского моря без особых проблем шли на эскадру осетрина и селедка…
Эбергард в очередной раз получал удовольствие от завтрака. Овсянка (противно, но надо, чтобы "смазать желудок"), глазунья из двух яиц, кофе и пара бутербродов с икрой…
– Ваше высокопревосходительство! – прервал утреннюю трапезу начальства вестовой. – Отряд адмирала Покровского подходит к Севастополю.
"Дьявол бы его побрал! – чертыхнулся про себя Андрей. – Вот как будто специально время подгадывал, чтобы мне утреннюю, блин, "трапезу" испортить!"
– Катер?
– Уже вызван, ваше высокопревосходительство.
– Хорошо, сейчас буду… Авто?
– У подъезда, ваше высокопревосходительство.
– Иду. – Адмирал торопливо выглотал кофе, цапнул зубами бутерброд и поднялся из-за стола. Китель застегивал уже на ходу, в коридоре.
Казалось бы: какая, на фиг, разница, когда встретить вернувшиеся с боевой операции корабли – ведь они вообще только показались в зоне видимости. Пока подойдут к Севастополю, пока втянутся на внутренний рейд – времени доехать до порта, перейти в катер и встретить их в море более чем достаточно.
Оказалось – в самый раз. На полпути автомобиль встал. Бес знает, что случилось в его металлических потрохах, но в районе Камышовой бухты техника вдруг категорически отказалась работать.
Андрей понимал, что никакими приказами и матюками заставить двигаться "чудо" начала двадцатого века невозможно. И самые совершенные "Мерседесы" в начале века следующего иногда себе такое же позволяли.
Так что пока шофер, он же механик, не разберется в причинах поломки и не устранит их, можно либо загорать, либо продолжать шлепать вперед пешкодралом…
Командующий флотом, плюнув на понты, выбрал второе – пять верст не так уж и далеко, за часок до Графской можно добраться. К тому же вряд ли придется передвигаться на своих двоих всю дорогу:
– Вальтер Рудольфович, – обратился Эбергард к своему флаг-офицеру, – отправьте кого-нибудь из конвоя в город за экипажем, а мы пока прогуляемся ему навстречу.
Лейтенант Шен, козырнув, поспешил немедленно выполнить распоряжение командующего, и через несколько секунд один из казаков галопом скакал на своем рыжем жеребце в Севастополь.
Мысль отправиться верхом самому в голову Андрея даже не приходила – как и подавляющее большинство моряков, он сидел в седле как собака на заборе. А лишний раз вызывать усмешку у донцов, которые со своими лошадьми составляли практически единое целое, категорически не хотелось.
И думалось Киселеву всегда лучше всего именно на ходу, причем не на прогулке, а когда идешь куда-нибудь с конкретной целью из "пункта А" в "пункт Б". То есть и дойти надо, и скучно по дороге. Вот и находишь тему для того, чтобы чем-то занять свои "маленькие серые клеточки", как говорил Эркюль Пуаро…
Вот и сейчас в очередной раз пришли мысли о том, что делать с имеющейся "победой". Ну да – "Гебена" угробили, это, конечно, здорово, однако Турция все же в войну вступила. И ее быстро не свалить, несмотря на господство на морском театре. Жизнь османам на Кавказе осложнить можно и должно, но главные события все-таки происходят на западных фронтах. И повлиять на эти события Черноморскому флоту можно, либо взяв Проливы, что в ближайшей перспективе является полной утопией ввиду отсутствия свободных дивизий для десантирования у Босфора – на суше и так не хватает ни людей, ни вооружений… Либо опять же, обеспечив десанты в восточной части черноморского побережья Турции, чтобы ударить по тылам их Кавказской армии. А на это опять же требуются дивизии и дивизии. Которых нет. В смысле свободных…
Так что как ни крути, а ничего, кроме пресечения снабжения противника по морю, в ближайший год и планировать нечего.
Там, где ты ничего не можешь сделать, ты не должен ничего хотеть…
Так что нашим кавказским войскам пока можно помогать только опосредованно – сделав Черное море совершенно несудоходным для любого корыта под турецким флагом.
И начать, пожалуй, стоит именно с Зонгулдака. То есть, разумеется, десантироваться и штурмовать его нечем и незачем, но заблокировать выход из порта брандерами и минами очень даже стоит…
К городу успели подойти приблизительно на километр, когда показался экипаж, стремительно мчащийся навстречу. И, судя по скачущему впереди казаку, было ясно, что направляется он из Севастополя не по каким-то посторонним делам, а следует непосредственно за адмиралом.