Всадник во главе колонны добрался до меня, не оставляя коня, вытянул меч вниз. Лезвие плашмя врезалось мне в лицо, ошпарив холодом стали челюсть. Только начав подниматься, я вновь рухнул на камни. Перед глазами поплыл туман, все вокруг заволокло розовой дымкой. Из груди, несмотря на мои попытки сдержаться, донесся стон.
Что чувствует человек, который только что приложился головой о здоровенный молот? Растерянность? Обиду? Боль? А если этим молотом перед ударом еще хорошенько размахнулись?
Я лежал на камнях, чувствуя, как из разодранной кожи на спине стекает кровь. Часть тебя остается на склоне горы чужого мира. Сенсей говорил, что в бою не стыдно показаться слабым. Стыдно, если ты не используешь слабость в свою пользу. Не слишком ли часто приходится вспоминать его уроки?
Уходящее солнце резало глаза - если бы не туман и пелена от удара, я бы не справился, зажмурился. Но все вышло иначе - я перетерпел боль, сковывающую паутиной тело. Свет прервался темным силуэтом - я не видел, только знал, что это преследователь склонился надо мной.
В бок врезался нос кованного сапога - не сильно, скорее обидно. Так пинает нерадивый охотник добычу, удостоверяясь, что она мертва. Я послушно отозвался на пинок, выдав очередной стон из груди. Не могу сказать, что мне пришлось стараться и изображать полумертвого.
- Кто ты? - произнес голос. У силуэта был то ли акцент, то ли произношение такое, словно он не говорил, а лаял. Немецкий выговор? Силуэт взмахнул рукой, отвесил пощечину. Мир завертелся, я сдержал рык злости, рвущийся из груди наружу. Пощечина ладонью в стальной перчатке.
- Черт, - прошамкал я разбитыми губами.
- Откуда у тебя конь Хада? - спокойно повторил силуэт и снова размахнулся. Похоже, он был готов превратить мою голову в грушу. Так вот как звали того "гнома" - Хад.
- Оставь его! Не видишь, крестьянин? Штаны рваны, рубахи нет. Шваль, - засмеялся кто-то справа.
- Зато умеет убегать. Говори, - не отреагировал на собеседника силуэт и снова опустил тяжелую перчатку мне на лицо. Если бы другой он не придерживал меня за плечо, клянусь, я бы отлетел по камням на пару метров. В голове ринулись отбивать хаотичный ритм сотни барабанных палочек. Я вздохнул, захрипел, задыхаясь от крови, попавшей не в то горло. Силуэт дождался, пока я прокашляюсь, сплюнув обломок зуба.
- Ну? Говори сейчас, не заставляй везти в крепость. Там палачи займутся тобой, а скажешь сейчас, может быть, оставлю подыхать здесь! - пояснил силуэт. Рука вновь понеслась вверх, готовясь выбить мне еще пару зубов. Кожа - плохая защита от стали.
- Не надо. Я все скажу! Да, я забрал лошадь. Там дрались. Сначала ваши напали на красных, но потом прискакали еще красные, и ваших убили. Они уехали, а я подбежал - кошельков нет, мечи мне без надобности. Я и взял лошадь, думал, поможет пахать, - залепетал я, надеясь, что дрожащий голос спишут на страх, а не на ярость.
Страха не было, совсем. Притвориться слабым, притвориться сдавшимся - почета мало. Но зато это даст шанс - если бы я принялся дерзить сейчас, вряд ли бы вышел толк.
- Красные? Донгеллы? - нетерпеливо сказал силуэт. Если раньше мужчина был просто как в тумане, но я мог распознать очертания его фигуры, то сейчас, из-за залившей глаза крови, передо мной стояло лишь темное пятно. - Ну?!
- Всадники, с красными лентами через плечо, - пробормотал я.
- Черт! Сеттерик! Поход сорвался! Кто-то сорвался, про засаду доложили Донгеллам! - завопил силуэт, отвернувшись в сторону. Если это не мой шанс, тогда когда еще пытаться? Я сжался, словно пружина, схватил запястье руки, все еще держащей меня за плечо. Повалился назад, надеясь, что воин не догадается разжать пальцы.
Так и есть, повезло. Конечно, свалить огромного рыцаря своим тщедушным телом мне не удалось, но зато я смог заставить его чуть потерять равновесие. Силуэт покачнулся, занес руку для удара, но я был быстрее.
Проявив неожиданную для полуживого трупа, каким меня наверняка считали преследователи, энергию, я поднырнул под замах и врезал двумя руками воину в грудь. Отточенные до автоматизма движения не подвели, кулаки пробили солнечное сплетение, заставив противника отпустить мое плечо и согнуться, восстанавливая дыхание.
Теперь вскочить, ударить коленом по подбородку. Воин грузно повалился на землю, оглушенный, выпучив глаза и размахивая руками на манер мельницы. Я отскочил от противника, стер тыльной стороной ладони кровь с глаз.
Ситуация радовала все меньше. Вокруг не меньше десятка воинов, все в доспехах. Кто с минимумом - только кованные перчатки да тяжелые ботинки. Кто в полном рыцарском облачении - кираса, поножи, прочие железки, названия которых я не знал. Будь эта драка в Москве, в моем мире - я бы подумал и попробовал бы драться, насмерть, как всегда бывает, когда человека зажимают в углу. Продержаться до прихода помощи. Два кулака против двух десятков - нечестно, но возможно. Но сейчас - я понимал, что все мои приемы бесполезны против стальной брони и мечей.
От бессилья я заскрипел зубами - изнурять себя тренировками по четыре часа в день, отбивать костяшки, выворачивать суставы, терпеть боль, крики здравомыслия, которые убеждают бросить боевые искусства. И все это для того, чтобы понять, что ты ничего не стоишь. Я сжал кулаки, готовый напасть и мысленно попрощался с будущим, которого у меня, похоже, нет. Костяшки побелели, на ладонях, в разрезах от ногтей, выступила кровь. Последний бой, значит? Осталось подороже продать свою шкуру, чтобы там не шептал уставший от боли разум.
- Сеттерик, - прошептал оглушенный мной противник, который все еще валялся в нокдауне, пытаясь понять, где небо, а где земля. Воин смотрел будто сквозь меня.
Ошарашенный догадкой, я обернулся и попытался заблокировать удар. Не удалось - пудовый кулак впечатался в висок, запуская хоровод перед глазами.
- Этого - в телегу. Урода - рабам, пусть сами несут. В лагере разберемся, что с ним делать. И добейте коня, он бесполезен, - прозвучал рядом со мной грубый голос, принадлежавший человеку, подловившего меня. Последнее, о чем я успел подумать - как огромный рыцарь смог подкрасться ко мне сбоку так, что я ничего не почувствовал? Затем мир поблек, и сознанием завладела чернота.
Глава 5
Новый день начался с ощущения, будто вместо языка у меня во рту сухая наждачная бумага, которая вяло реагирует на приказания двигаться. Я попробовал дотронуться до неба - та же история, будто провел "наждачкой" по напильнику, ни капли влаги. Горло свело, язык защекотал миндалины. Дыхательные пути сжались, оставляя небольшую щель, через которую поступали крохи воздуха.
Я закашлялся, надеясь выдавить из пересохшего организма хотя бы напоминание о слюне. Бесполезно. Черт, кажется, это все. Горло сжалось сильнее, я засипел, стараясь втянуть в легкие воздух. Пути для кислорода перекрыты.
Смог распахнуть веки - бесполезно, от недостатка воздуха перед глазами плыли желтые блики. Когда я последний раз видел мир таким, какой он есть на самом деле? Перед той безумной скачкой от рыцарей?
- Сейчас, сейчас, подожди немного, - пробормотал кто-то неподалеку. Сильные заботливые руки приподняли мою голову. Я почувствовал, как к губам прикоснулась капля воды. Потом еще и еще. Я жадно раскрыл рот, ловя спасительную влагу, чувствуя, как с каждой каплей избитой тело наполняется энергией.
Вот несколько капелек попали в горло. Высушенное, оно с радостью приняли воду, расслабилось, позволяя мне вдохнуть.
- Сейчас, понемногу. Сразу тебе нельзя, захлебнешься. Бедняга, кто же тебя так, - бормотал голос. Сильные руки не отпускали, вода лилась тонкой струей, изредка прерываясь, даря мне шанс вдохнуть. Нет, еще! Еще немного.
Я жадно тянулся за водой. Плевать, что нельзя. Плевать, что захлебнусь. Наверное, я походил на путника, простившегося с жизнью в пустыне, и мечтающего подохнуть не от жажды, а утонуть в озере со свежей водой.
Вода - настоящая, живая, ласковая, прохладная, будоражащая, дарящая жизнь.
- Все, все. Хватит. Через пару часов должны еще дать, - сказал спаситель. Руки положили мою голову на что-то жесткое - судя по запаху, ком сухого сена.
- Спасибо, - попытался сказать я, но вместо слова из горла донеслись лишь булькающие звуки. Я перевернулся набок, схватился за голову. Казалось, сейчас из черепа вырвется живущий в огне дракон. Он с маниакальной уверенностью долбил горящим жалом по клетке из моей головы, пробивал там плавящие кости дыры.
Меня вырвало. Сколько я уже не ел? Сутки? Пищи не было, лишь слизь вырывалась из организма, отдавая скопившуюся боль и унижение от побоев. Пока организм выворачивало наизнанку, мысли вяло текли в голове. Хотелось сжаться в комок, спрятаться. Упадничество. Нечасто Лиса так бьют. Спасала лишь мысль, что проиграл я только один бой из двух. А за раны еще будет возможность расквитаться - ведь живой.
Кажется, тошнота прекратилась, организм очистился? Я сплюнул и перевернулся на спину. Действительно, стало легче. Будто вся усталость вышла с желчью на холодную землю.
- Ты отдохни пока. Тебе к лекарю бы, да откуда он здесь, - услышал я голос.
Теперь я смог осмотреться. Зрение восстановилось не полностью, при резких движения голова начинала кружиться, но сейчас я хотя бы увидел своего спасителя.
Худой мужчина, лет пятьдесят на вид. С пробивающейся сединой среди темных редких сухих волос. Кожа морщинистая, вид работяги, привыкшего к тяжелым физическим нагрузкам. Таких в моем мире можно встретить в порту - тщедушные на вид, но неожиданно сильные на деле, привыкшие к дешевой трудной работе. На лице борода - чуть светлее, чем прическа, неухоженная.
- Спасибо за воду, - на этот раз смог сказать я. - Меня зовут Игорь.
- Иго-рь. Сложное имя. Зови меня Кэттон, - проговорил спаситель. Я подивился тому, с какой гордостью мой собеседник представился. Не зазнайства, ни тщеславия - Кэттон не ждал, что я узнаю его, а просто озвучил имя, но голосом продемонстрировал столько внутренней силы, сколько даже ни снилось знати из высокого общества.
- Называй меня Лис. Знаю, для ваших мест мое имя непривычно, - ответил я, осматриваясь. Мы были заперты в клетке - с трех сторон окружали стены из камня, с оставшейся - железные прутья, вбитые в пол и потолок. Расстояние между ними было - аккурат просунуть руку до локтя, дальше преграда мешала.
- Кто так тебя? - спросил Кэттон, указывая ладонью на мое лицо. Я прикоснулся к губам - и так понятно, что опухли. Пальцы осторожно погладили шишку на затылке - боли практически не было, все онемело. Похоже, организм, выспавшись, начал процесс восстановления. Продолжив ощупывать раны, я чертыхнулся - кожа воспалилась и под правым веком, похоже, через несколько часов гематома распухнет так, что пару дней я буду пользоваться только одним глазом.
- Если бы я знал. Называли его Сеттерик, - ответил я, принимая сидячее положение. Облокотиться в камере можно было только на холодный голый камень. Что я с удовольствием и сделал - прохлада рисковала подарить мне воспаление легких, но и ослабила боль в изрезанной камнями спине.
- Сеттерик Ольстерр? - вскричал Кэттон, прижав руки к груди. Вид у пленника был напуганный. - Чем ты разозлил графа?
- Кажется, он подумал, что я украл лошадь одного из его парней, - улыбнулся я в ответ, но тут же скривился - подсохшая рана на губе вновь пошла кровью.
- Тогда удивительно, что ты здесь. За такие дела граф может и голову отсечь, - пролепетал испуганный Кэттон. Глаза пленника широко распахнулись, он не отрываясь смотрел на меня. Я заметил, как дрожат его пальцы.
- Ну не убил же, - засмеялся я, подавив желание спрятаться в углу камеры и лежать там, зализывая раны. Время восстановиться еще будет, сейчас нужно понять, что делать здесь. Только осторожно - будет грустно, если единственного в этом мире человека, который сейчас может помочь, потеряет сознание от страха. - А ты здесь за какие провинности?
- Год вышел неурожайный, - сказал Кэттон, помрачнев на глазах. Брови пленника сдвинулись к переносице, губы чуть вытянулись вперед, сжались. Казалось, сейчас мужчина готов расплакаться. Я помолчал, давая своему спасителю время собраться. В камере повисла тишина, прерываемая сопением Кэттнона. Я прислушался - где-то вдалеке шумели, доносилось мерное постукивание и грозные крики.
- И я не смог собрать денег на дань Ольстеррам. Дом мой на их земле стоит. Стоял уже, - наконец заговорил Кэттон.
- Что значит стоял? - переспросил я.
- Будто ты сам не знаешь, что такое не отдать золото графу, - буркнул Кэттон, садясь напротив меня. Пленник поежился - похоже, холод от камней пробирался под шерстяную робу.
- Я не из этих мест, издалека, - пробормотал я, скрывая взгляд. Объяснять что-то пленнику не хотелось. - Потом расскажу.
- Дело твое, - поморщился Кэттон, но через мгновение продолжил. - Воины графа приехали раз, забрали золотой. Я сказал, что больше нет. Они дали сроку неделю - да мне хоть месяц. Где же я возьму урожай-то, чтобы продать. Потом приехали снова, я думал, уговорю, отдам на следующий год побольше - место-то есть, засею корнеплодами, они хорошо растут.
- Много должен-то? - уточнил я, вертя в руках пустую крынку. На донышке оставалось несколько капель - я потряс емкость надо ртом, поймал их языком. Мало. Организм требовал воды, во рту снова пересохло.
- Еще два золотом. Ольстерры в прошлом году дань подняли. Тогда мы насобирали кое-как, запасы продали. А сейчас воины пришли - все забрали, значит. Запасы в телегу погрузили, жену с двумя дочерьми туда же. Говорят, служанками в замке сделают. Это на один золотой долга, говорят. Ну, а меня сюда отправили - второй отрабатывать. Лет через десять, может, и выйду. Да только вряд ли - или не доживу, а если и доберусь целым, то забудут уже, за что я здесь. Кто ж меня выпустит-то. Ольстерру и дела нет до старого Кэттона. Главное, чтоб моих там не обижали, - говорил Кэттон.
Мужчину словно прорвало, он вываливал слова торопливо, будто боясь, что его прервут. Что он не успеет поведать о своей жизни, о том, что засело у него в груди уже давно и стремилось наружу, но никак не находило слушателя. Я молчал - Кэттону нужно было выговориться. К концу рассказа у пленника в глазах стояли слезы. Что здесь сказать? Как приободрить его?
Сказать, что он выберется отсюда раньше? Даже я понимал, что вряд ли. Успокоить, что с его дочерями все хорошо? Судя по глазам Кэттона, это не так, и он это понимает.
Я задумался - что я вообще знаю об этом мире? Какие здесь правила? Как нужно себя вести? Ведь если скажешь что-то не так, то вряд ли тебе грозит небольшая драка, как в моем мире. Нет, скорее тебе отрубят голову, и не посчитают это излишней жестокостью. Вот что я понял за те короткие часы пребывания здесь.
Мысли прервались стуком - похоже, в переулке рядом с нами отворилась дверь. Грохот лязгающих сапог эхом отражался от стен. Около камеры показался детина с пудовыми кулаками. Огромный, он макушкой подпирал каменный потолок. В пальцах, похожих на сардельки, мелькнул ключ, стражник неожиданно ловко провернул его в пазе замка. Камера отворилась.
- На выход, убогие. Пора отрабатывать пайку, - пробасил он и пошел дальше. Я смотрел и открытую дверь и думал - может, напасть сейчас? Нет, рано. Я даже не знаю, куда бежать.
Кэттон утер рукавом робы лицо, поднялся, сделал шаг к выходу. Обернулся на меня.
- Не зли стражника. Иначе оба останемся без еды, - уже спокойно проговорил мой новый приятель. Я подивился - как быстро он восстановил самообладание. Только что чуть не плакал, рассказывая об утерянной семье, а уже через секунды снова спокоен. Что-то не так с этим Кэттоном.
- Куда нам нужно идти? - спросил я, поднимаясь. Тело отозвалось болью, но я старался игнорировать ее - главное, тяжелый травм нет, а к остальному можно и привыкнуть.
- Как куда? Мы же в темнице. На рудники, за медью, - удивился Кэттон и вышел из камеры.
Я последовал его примеру. Из-за угла показался стражник. Посторонившись, я пропустил его, вжавшись в стену. За ним, понуро опустив головы, брела колонна мужчин в таких же, как у Кэттона, робах.
- Новенький, - неодобрительно сощурился стражник, оглядев меня с ног до головы. - Одежду получишь вечером, пока и эта сойдет. Кирки на выходе. Поторапливайся.
Я последовал примеру братьев по плену и опустил глаза, стараясь не встречаться со стражником взглядом. Выстроившись в колонну по двое, мы побрели за надзирателем по узкому, освещенному лишь парой факелов, длинному коридору.
* * *
- Сейчас мы недалеко от входа, наверное, в тысяче шагах всего, - рассказывал Кэттон, мерно ударяя киркой по горе. У меня получалось не так хорошо - орудие добычи так и норовило отскочить от камня и ударить хозяина. Хоть Кэттон и учил, что бить нужно ровно в расщелины между камней, но получалось все равно плохо.
Вот уже второй час мы добывали руду. Точнее, этим занимались остальные заключенные. А я лишь делал вид, потому что за сотни ударов так и не смог отколоть здоровенный иссиня-черный обломок, торчащей в каменной гряде. И надеяться на то, что работа здесь закончится, не приходилось - вокруг, в стенах, были рассыпаны тысячи, если не десятки тысяч таких обломков.
Уже знакомый детина, который, как оказалось, трудился надсмотрщиком крыла темницы, где содержалось пятьдесят заключенных, в том числе и я, подошел ближе. Я выпрямил затекшую спину и с натугой взмахнул киркой. Железяка, весящая, наверное, килограмм пять, с гулким стуком опустилась на камень. Отлетело несколько крошек.
- Работать, падаль! Кто не сдаст кусок руды, не получит похлебки! - прикрикнул надзиратель и прошел дальше, чуть потянув за цепь, протянутую вдоль нашей стены. От нее тянулись цепочки чуть уже, к нашим шеям, где крепились за стальные ошейники. Цепочка натянулась, я почувствовал, как стягивается железом горло. Сжал зубы, сдерживая стон - как оказалось, надзиратель был садистом, и ему доставляло удовольствие причинять нам боль. Молчи, Лис, пока молчи.
Кирка взлетела над головой, я с силой опустил ее на камень. Удар - есть, кажется, обломок руды поддался. Не поверив своему счастью, я потрогал темно-синий металл. Да, так и есть, качается.
- Вот видишь, уже получается. Ничего, скоро пойдет, а там, может, и наверх переведут, - улыбнулся Кэттон.
Мы неспешно переговаривались все время, пока махали кирками. Как оказалось, Ольстерры привезли меня пленником в одну из пещер, где добывалась "коба" - местный аналог меди. Металл пластичный, хорошо перерабатывается, и доступен по всей горе Прибой.
Да, та самая гора, до которой мне не удалось добраться, пока я сматывался от всадников. Оказалось, что внутри она вся изъедена шахтами.
- А что там, наверху? - спросил я, закусывая губу. Побитое тело сопротивлялось физической нагрузке, мышцы ныли, крича о необходимом отдыхе.
- Все забываю, что ты не местный, - улыбнулся приятель. - На шахтах у нас работает весь люд. Те, кто добровольно приходит в графство наниматься, долбят стены в золотых и серебряных приисках. Таких как мы, рабов, туда не отправляют просто так - слишком велик риск того, что украдем чего да смоемся. Поэтому мы и добываем медь - она в глубине горы, так что контролировать нас легче.
- И что, наверх реально перейти? - спросил я, замахиваясь в очередной раз киркой. Охранник, прогуливающийся вдоль раскопок, приближался, а нарываться на очередной удар кнутом или удушение не хотелось. И так к ранам, полученным в бою, добавилась расцарапанная цепью шея.