Бертоуз посмотрел на меня, по всей вероятности что-то прикидывая в уме. Ты должен был запомнить, что Мириам была вместе с нами, должен. Глупцом ты не выглядишь, и, перед тем как поставить Мириам на кон, ты прикинул все возможные последствия. А для этого ты сначала внимательно нас рассмотрел. Вряд ли ты был настолько пьян, что просто ткнул пальцем, а затем тебе пришлось отвечать за свой базар.
Вот только взгляд, брошенный тобой на берег, за наши спины, напрасный. Нет там никого, вдвоем мы. Ни моих людей, ни солдат, которые могли бы быть там, если бы я обратился к городским властям. Но только чтобы это дало, мое обращение?
Да, мне пришлось бы представиться, объяснить ситуацию, пригрозить, в конце концов. Империя – держава могущественная. И что дальше?
В таких небольших городках обычно круговая порука. Каждый чей-то сват, брат, деверь иди свояк. А Бертоуз и Джоуг местные, это я узнал от Черуста. И мне бы сочувствовали, сокрушенно кивали головой, ну надо же так случиться. А в глубине души даже злорадствовали или смеялись.
Ну надо же, девочка пропала. Может быть, она сама сбежала. А что, вполне такое может быть, кто его знает, что у них в голове, у этих малолетних шлюх. И не станет же Империя затевать войны с Монтарно из-за какой-то рабыни, пусть и бывшей. Да и далеко она, Империя. А Бертоуз и Джог, вот они, соседи и родственники. И третьего дня мы так славно с ними посидели, одного вина было выпито…
Пришли бы мы вместе с кем-нибудь из них. И сделал бы Бертоуз изумленное лицо, знать не знаю, и ведать не ведаю никаких девиц. Затем встретились бы они снова, и вот тут бы было самое интересное. Помнишь того дворянчика, спросили бы у него? Конечно помню, я у него девчонку еще упер, как нельзя вовремя она подвернулась. Ну так слушай самое интересное! Он, оказывается, жених самой императрицы Янианны! Да ты что!? Ха-ха-ха!
Я даже зубами скрипнул, представив всю эту картину.
А ты правильно делаешь, Бертоуз, что в глаза смотришь. Ведь, чтобы оценить человека, именно туда нужно смотреть, а не на его одежду или пальцы, считая количество перстней.
– Вы оскорбили моего человека – услышал я вместо ответа на вопрос.
Вот значит как, а ведь тебе никто не мог об этом сообщить. Получается, что ты сам это видел и появился здесь тогда, когда посчитал нужным. И заспанным ты не выглядишь. Ну-ну.
Кстати оскорбленный Прошкой человек пришел в себя. Он открыл глаза, еще подернутые мутной пеленой, и посмотрел по сторонам, где я? Здесь ты, здесь, еще на этом свете. И Прошке в ноги поклонись, за то, что он на редкость добродушный парень.
– И что теперь? –
– Это мой корабль, и вы стоите на его палубе – тон у Бертоуза был на редкость спокойный.
– Да, и причем ждем ответа на свой вопрос.
– Нанеся оскорбление моему человеку, вы нанесли оскорбление мне.
Вот даже как? Так ты попроси, я и напрямую это сделаю, без посредников.
Бертоуз продолжил.
– Конечно же, я мог бы приказать своим людям выбросить вас за борт, но, как мне кажется, это будет уроном для вашей чести, господин…
– Артуа де Койн, граф.
Сейчас не тот случай, чтобы прикрываться вымышленным именем.
– … господин граф. Так вот, я предлагаю встретиться в поединке.
– Как я должен вас назвать, господин Бертоуз – подлецом, негодяем, мерзавцем, стуимом, чтобы это произошло незамедлительно?
Меня продолжало рвать на части. Вот мы стоим и спокойно так разговариваем, а может быть именно в этот момент эту девочку…
Бертоуз поморщился, услышав 'стуим'. Ну вот, а я беспокоился, что ему незнакомо это слово. За время моей жизни в этом мире был один эпизод, когда я несколько дней провел в темнице. Так вот, там я и узнал значение этого слова и даже увидел их, стуимов этих…
– Но не все так просто, господин граф, не все так просто. Если вы рассчитываете, что вам понадобится вертел, что висит у вас на боку… Нет, нравы у нас простые и поэтому использовать можно только то, что нам дано от рождения.
Это на кулаках, что ли? Да с превеликим удовольствием, потому что почувствовать кулаком его лицо мне будет еще приятнее, чем проткнуть шпагой.
– Я согласен, господин Бертоуз. Заранее согласен на все возможные ограничения, еще даже их не услышав.
Он удовлетворённо кивнул головой.
– И самое последнее. Наши законы позволяют выставить вместо себя человека, если самому выйти на поединок невозможно.
С этими словами Бертоуз поднял левую руку на уровень плеча. На его кисти было всего три пальца, большой, указательный и мизинец.
– И поэтому вместо меня выйдет… – он замолчал, оглянулся на своих людей и произнес – Грюил.
Грюил вышел откуда-то сбоку, и я невольно вздрогнул. Нет, не потому что, но был огромен, хотя и поэтому тоже. Просто до этого момента я его не видел, что было просто поразительно при его размерах. И если бы все началось…
Грюил если и был выше Проухва, то ненамного. А вот в остальном…
Руки с огромными кулаками, спускавшиеся ниже колен, мощная грудь, далеко выступающие вперед надбровные дуги, низкий покатый лоб…
Какой к черту это Грюил, это же горилла натуральная!
Как мне показалось, Бертоуз смотрел на меня чуть насмешливо. Давай мол, ты же пришел сюда с человеком, который только не намного меньше моего. Только какого черта ты тут пучил свои глаза, мол, как же я крут и море по колено.
И что мне делать? Бертоуз ясно показал, почему он не может выйти сам. Сморщить лицо и со страдальческим видом заявить, что в последнее время меня замучили почечные колики?
Прошка смотрел на меня с ожиданием.
Знаешь Проухв, если бы дело было только в размерах, то хищники давно передохли бы с голоду или стали падальщиками. Я не тигр, Прошка и не лев, но и не овца. И мне очень хочется в это верить.
Глава 7 Атэми противоположных сил.
Пока мы шли к месту, видимо давно уже используемому для подобных целей, Прошка все продолжал на меня поглядывать, пока, наконец, не выдержал:
– Командир – на что я посмотрел на него удивленно. В первый раз он назвал меня так, хотя остальные мои люди к такому обращению давно уже привыкли. А что, слово это мне нравилось больше чем всякие там ваши милости или светлости. Я сам и предложил им себя так называть, дело еще в Золотом каньоне было. Но от Проухва я его еще не слышал.
– Может быть все-таки мне? – продолжил он.
Нет, Прошка нет. Взялся за гуж, не говори что не груздь. Или полезай в кузов, как там правильно? Вот водички бы испить, не помешало бы. Во рту давно уже все пересохло.
А менять что-нибудь уже поздно, да и незачем.
Давай вот посидим на перевернутой лодке, отдохнем, да с мыслями соберемся. Что-то они как-то интересно здесь лежат на песочке, получается, что кругом. Границы ристалища видимо собой изображают, ну да черт с ними, хоть посидеть есть где.
А народ все прибывал. Ну надо же, такое развлечение. Еще по дороге сюда мы слышали разговор обогнавших нас людей:
– Грюил опять кого-то калечить будет. Говорят, что на этот раз кто-то из благородных.
Эх, знали бы вы парни, что благородства во мне не больше чем у вас. Еще и четырех лет ему нету.
Я хлопнул Прошку по колену, поднялся и пошел в центр круга, пора. Вон, уже и Грюил руками машет, приветствуя собравшихся, махая рубашкой над головой. Ты на хрена вообще ее носишь, с такой шерстью-то? Глядишь, и за свою жизнь столько бы денег сэкономил. Хотя, если с другой стороны на это посмотреть, так только она с людьми тебя и сближает, одежда, горилла хренова.
Ну и что мы тут имеем? Солнышко высоко в зените, оно не помощник. Песку под ногами много, но этого делать нельзя, как и пальцами в глаза залезть. Не благородно это, да и зрители не поймут.
Как там мой первый учитель фехтования из этого мира говорил? Дерком его звали.
'Держи дистанцию, дистанция – это твое'.
Да за раз, сифу, вот только фехтовать мне нечем.
Вот бы на твоих родителей посмотреть, Грюил. Поди сами ужаснулись, что тебя такого на свет произвели. Чему ты там удивляешься? Я всегда улыбаюсь, когда мне не по себе, натура у меня такая. Нервное это, нервное.
И мы сошлись.
Нет, мой джеб нисколько медленнее не стал. Даже удивительно, ведь столько времени мне не до него было. В этом мире у мужчин совсем другие игрушки, железные.
Вот только толку с него ноль, Грюил даже моргать не стал. А вот если это? Ребром ступни, в прыжке, чтобы всем весом, в голеностопный сустав. Ну имей же совесть, хоть похромай чуть-чуть. А это, мое любимое, основанием ладони в печень, да с поворотом корпуса? В боксе такого нет, удар открытой перчаткой получается. Всегда помогало. Опять не то.
Вот теперь самое время набрать полные руки песка, да и ртом можно, благо тянуться не надо, он перед самым носом.
В голове словно разорвался заряд динамита, того самого, что Капсом обещал в самом скором времени довести до ума. Вставать все равно нужно, а как не хочется. Не будет тут никто до десяти считать, и не потому, что считать не умеют.
Меня шатало. Голова была словно из двух оболочек, и внутренняя постоянно задевала за внешнюю, а это очень больно. Нет, ну до чего же он быстр, я ведь даже его движения заметить не успел.
Ты где, Грюил, хоть голос подай, чтобы мне легче сориентироваться было.
Так, сейчас или никогда, такого шанса у меня больше не будет.
Грюил упал на колени, тоненько воя от боли, поддерживая левой рукой правую, неестественно согнутую в локте в обратную сторону. Что ж ты так воешь, я же не кастрировал тебя. До этого говорил, словно в барабан бухал.
Потому такие понты и называют корявыми, что толку с них мизер. Захотел меня в грудь толкнуть. Сделал бы как в прошлый раз, когда человека на руках унесли, с переломанным хребтом. Поднял бы над головой и бросил спиной на лодку, может быть ту самую, на которой я только что сидел. Я ведь сам об этом слышал, когда на ней и сидел.
Понимаешь, когда рука полностью выпрямлена, не нужно даже слишком много усилий прикладывать. Достаточно синхронно ударить по локтю и запястью. Японец бы сказал – атэми противоположных сил. И в конце концов, ты же не бойцовский пес, чтобы совсем боли не чувствовать.
А с рукой ничего страшного, лекарь тебе ее на место вправит. Вот только
постарайся никогда локтем ни до чего не дотрагиваться, даже слегка, иначе опять очень больно будет.
Тут бы мне самое время искупаться в овациях зрителей, да вот только у меня все никак не получалось сфокусировать зрение на расплывающихся вокруг предметах.
– Где Джоуг? – нашел я наконец Бертоуза.
Тот молча показал в сторону моря. Почти на самом горизонте виднелось пятнышко паруса.
Судя по всему, Джоуг вышел в море часа три назад, еще до всех последних событий, после минутного раздумья все-таки вычислил я.
– Куда? – вопрос получился слишком кратким, но Бертоуз меня понял.
– В Ривеньеру.
– Я тебя еще найду – сказать Бертоузу, что он за все ответит, не было никаких сил. Больше всего хотелось прилечь прямо на песок под ногами и лежать, лежать. И еще хотелось пить. И еще подташнивало.
Подошел Прошка и под руку увел меня к лодке. Так приятно было сесть и прижаться спиной к ее борту.
В руке оказалась бутылка, и я прямо из горлышка попытался выпить хотя бы пару глотков. Со второй попытки это удалось.
– Спасибо, Проухв – не глядя, я протянул бутылку назад.
– Я тоже рад тебя видеть, Артуа – услышал в ответ смутно знакомый голос – в добр…
Видимо голос хотел сказать – 'в добром здравии', но посмотрел на опухшую половину моего лица и потому закончил – даже в таком виде.
Когда я резко повернул голову на голос, оболочки в голове опять встретились, и стало больно так, что даже в глазах потемнело. Но все же я успел заметить, что голос принадлежал моему давнему и хорошему знакомому Фреду, Фреду фер Груенуа.
– Ты как здесь? – спросил я его, не открывая глаз, потому что так меньше кружилась голова. И почти не подташнивало.
Фред что-то ответил, но его слов мне разобрать не удалось, потому что в это время сжал голову руками от приступа резкой боли.
– А где твоя 'Мелисса'?
– Здесь недалеко. Пойдем?
Хорошо иметь при себе такого здорового парня как Прошка, думал я.
Потому что уже в который раз он несет меня чуть ли не на руках. И ладно бы я хоть раз перебрал, так нет. Все в какие-то истории влипаю.
– Фред, ты должен мне помочь – язык еле ворочался, но Фред меня понял.
'Кто бы мне самому помог', чуть слышно пробормотал он, но вслух сказал:
– Все, что угодно, де Койн, все, что угодно.
– Фред, нам обязательно нужно догнать вон тот корабль – показал я рукой на парус, все еще видимый на зеленоватой глади моря – Там девушка, и ей очень плохо.
А, это вы, господин владелец корабля, на котором я чуть не стал пассажиром, встретился я с ним глазами. Что же вы тут делаете, ведь вы давно уже в море должны были выйти. Ага, понятно, нет еще здесь кинематографа, и других развлечений мало.
И не смотрите на меня так. Хреновый из меня д'Артаньян получился, согласен. Лучше уж я под своим именем буду.
И еще я понимаю, что в мире полно других более важных вещей и благородных целей. Вот только нет у меня сейчас до них дела, совсем нет. Потому что вон на том корабле девочка, и ей очень плохо.
Когда мы подошли к причалу, я все же нашел в себе силы пошутить:
– Господин граф, почему-то я думал, что критнеры выглядят несколько иначе.
Когда мы последний раз встречались, Фред хвалился, что скоро со стапелей сойдет его новый корабль, критнер. Эту же скорлупку с одинокой мачтой и почти параллельным воде бушпритом, критнером никак не назовешь. У этих кораблей одинаково только то, что оба они называются 'Мелиссой'.
Фред лишь развел руками, и лицо его при этом оставалось совершенно серьезным. Где же ты пропадал все это время с нашей последней встречи? Ведь почти три года с той поры минуло.
Не было тебя в Империи, я интересовался, и мне сообщили бы сразу, как только ты бы вернулся.
Но ничего, будет у тебя новый корабль, это я тебе обещаю. Да такой корабль, что ты влюбишься в него с первого взгляда. Вот только, может быть не стоит его 'Мелиссой' называть? Потому что наследуют корабли вместе с названием его судьбу.
И ничего, граф Фред фер Груенуа, что твой корабль будет железным. Ведь ты от этого не станешь деревянным, тебе это уже не грозит. Зато он будет 'винджаммером' – выжимателем ветра. Не было их быстрее в парусном флоте, что как раз для твоего характера.
Не смотри на меня так, ведь я улыбаюсь, потому что одну историю вспомнил. Ты о ней знать не можешь, потому что она в моем мире произошла.
Представляешь, семимачтовый парусный корабль, самый большой из всех парусников, когда-либо у нас построенных, где каждая мачта имела название по дню недели – понедельник, вторник, среда… да где тебе такое представить, другой у вас тут календарь. Но дело не в этом. Название корабля вот только не помню, а это очень важно. Потому что назывался он именем писателя, что написал – 'Пятница, тринадцатое число'. Так вот, погиб он, корабль этот, разбившись о скалы. Погиб именно в пятницу, тринадцатого числа. Только не спрашивай, почему я это вспомнил, я и сам не знаю.
Ба, да это же Бронс! Бронс, я только что о тебе вспоминал! Фред, а где же остальные твои люди? Их же у тебя человек пятнадцать было, и все бойцы не из последних. А ту всё незнакомые лица, их и дюжина то не наберется.
Ладно, все потом. Можно, я вот здесь прилягу? Так хорошо становится, когда ляжешь и глаза закроешь. А все вопросы к Прошке, он, когда того желает, такой хороший рассказчик…
И еще, ты сам понимаешь, что в любой другой ситуации я бы не стал тебя просить. Я очень не люблю этого делать, ненавижу даже. В любой другой ситуации.
Когда я проснулся, голову все еще разламывало, но уже терпимо. Хлопали на ветру полотнища парусов, был слышен звук разрезаемой форштевнем воды. Так хорошо было лежать, не раскрывая глаз. Но надо вставать.
Фред посматривал на меня как-то по-другому. Интересно, что ему там Проухв рассказал? Прошка – парень не глупый, хоть и наивный до ужаса. Не мог он лишнее рассказать. Хотя кто его знает, что именно он посчитал лишним.
Я подошел к Фреду и протянул ему руку.
– Спасибо, за то, что не отказал мне в моей просьбе.
Должен признаться, я не был уверен в том, что он всё бросит, после пары моих фраз, и бросится в погоню за Дроугом.
Он ответил не сразу, посмотрев на небо, на паруса, на стоявшего за румпелем рулевого…
Эта скорлупка настолько мала, что у нее румпель, а не штурвал.
– Каюсь, я сомневался некоторое время, пока мои люди заканчивали починку 'Мелиссы'. Ведь в Империю мне оставался последний рывок, а я так давно там не был…
Но после того, как твой Проухв рассказал мне всё, я просто не мог поступить иначе.
Всё, это сколько, Фред?
– Так что не стоит благодарностей, Артуа. Вот только ты должен мне пообещать…
Да все, что в моих силах фер Груенуа. Ведь ты сам не так давно сказал мне эту фразу. Золото, еще что-то…
– Обещайте мне, господин де Койн, что, когда мы вернемся в Империю, вы обязательно представите меня Ее Величеству.
Всё – это всё, Артуа. Прошка рассказал все. Да и какой смысл был в противном?
Помнится мне, что предстать перед императором, а тогда им был Конрад III, было мечтой Фреда. Во время последней встречи он так мне и сказал, что, если его экспедиция закончится удачно, его представят ко двору. Не такая уж она и удачная, эта экспедиция, если судить по его просьбе.
– Клятвенно уверяю вас в том, господин граф Фред фер Груенуа – несколько напыщенно начал я – что непременно это сделаю. Непременно. И порукой тому будет моё слово. – Тут мой голос резко изменился. – Вот только ты не вздумай даже…
Знаю я этого человека, кобель еще тот. Наверное, мы так легко и сошлись тогда, при первой нашей встрече, что явственно почувствовали родственные души.
И Янианна рада будет увидеть этого человека. Она очень любит слушать мои рассказы о том, что со мной произошло. Не потому, наверное, что я такой блистательный рассказчик. Просто время еще такое, ни телевидения, ни сериалов. И что характерно, не могу я ей врать, по неведомой мне причине. А значит, рассказать придется все.
И Яне непременно захочется увидеть этого человека, что так мне помог в ту минуту, когда я совершенно не представлял, что делать дальше.
Мы стояли с Фредом, облокотившись на фальшборт, и он рассказывал мне все, что с ним произошло за все время, что мы с ним не виделись. Как отправился в плавание, рассчитывая найти дорогу к новому материку. Как терял своих людей, как погибла его прежняя 'Мелисса'. Что еле вырвался из изнердийского плена…
А я стоял и думал, какой он все-таки хороший человек, Фред фер Груенуа. И за то время, что мы с ним не виделись, он совсем не изменился.