* * *
– Рядовой Александр Шварц по вашему распоряжению прибыл, – почти что гаркнул белобрысый парнишка.
– Ты что, немец?! – удивился капитан, сидевший за небольшим, скорее всего школьным столом.
– Никак нет, русский, – четко ответил Санек.
– А почему не Шварцман? Обрезание фамилии сделали или как?
– Нет, зачем? У нас родословная аж с 1816 года, когда пращур из Саксонии приехал в Кострому по какой-то договоренности императора Александра Первого с маркграфом. Там он женился и пошли все остальные Шварцы. Он был аптекарем, в городе его уважали почти как доктора. Так нас, в Костроме-то, Шварцев мужчин – человек пять, а девки, как замуж повыходили, так стали Гусевыми да Зайцевыми.
– Теперь понял, с чего это ты так "окаешь". Садись.
И озадаченный рядовой Шварц – солдат, у которого без замечаний заканчивался первый год службы, а потому скоро должен был получить для начала ефрейтора, – осторожно присел на краешек стула.
– Ты с чего это ночью стрелял на посту? Что, Устава не знаешь – сначала окрик, а потом первый предупредительный в воздух!
При этом капитан Федоренко не очень-то вслушивался в рассказ Шварца. Рано утром сам ходил к домику и видел следы у окошка, отпечатки сапог убегающего человека. Капитан знал кое-что об основах работы следователя. Так что Шварц не выдумывал, не померещилось ему и, может быть, прав был, что стрелял. И теперь капитан Федоренко думал, что дальше с Саньком делать – к награде представлять вроде бы не за что, но и наказывать также не стоит.
– Я крикнул ему "Стой!", а он ко мне обернулся и, смотрю, правую руку под полу пиджака сует. Я побоялся, что у него там оружие, а потому выстрелил первым. Он за рукав правой руки схватился, выше локтя, посмотрел на меня, и давай бежать за угол.
– Ты его преследовал?
– Он за угол, а я стал дожидаться старшего караульного.
– Правильно сделал, а то за углом он бы тебя мог и кончить.
И тут капитан принял решение, но для начала, правда, поинтересовался у Санька насчет комсомола. Оказалось, все в порядке. Состоит.
– Значит так, отправим тебя на слет армейских комсомольцев в Читу. Нет возражений?
– Есть! – по-уставному ответил рядовой Шварц, еще не поняв, что какая-то шестеренка в механизме колеса его судьбы в этот момент щелкнула. И совсем немного, чуть-чуть, но колесо провернулось.
В дом путевого обходчика Федоренко пошел около одиннадцати часов, взяв с собой Шварца и еще пару солдат. Ключей не было, пришлось отжать дверь штыком. Внутри было тихо, пусто, некоторые вещи разбросаны, но не так, как бывает, когда что-то ищут, а когда быстро собираются к скорому отъезду. Посмотрели на полках на кухне, в платяном шкафу. Ничего интересного, чем можно было бы здесь поживиться, не нашли. В общем, решили, что кто-то пытался проникнуть в дом, чтобы переночевать, все-таки не на улице же оставаться под дождичком.
Перед уходом посмотрели еще по углам, нашли в какой-то коробке несколько гвоздей и небольшой молоток, которым обходчики простукивает колесный механизм под вагонами, когда осматривает поезд перед отправкой. Этим молотком и заколотили дверь, оставив дом пустовать до лучших времен.
* * *
А через два дня дом путевого обходчика сгорел. С чего начался пожар, никто и не интересовался; может быть, кто-то залез в него переночевать и огонь оставил открытым по неосторожности. А много ли для пожара надо – керосин в доме был, вон лампа оплавилась. Вчерашний дождь окончательно все загасил и недавно горевшие бревна были какими-то маслянисто-черными. Пепелище уже не охраняли, а потому два китайца, которые рылись на развалинах, подозрений не вызвали, оплавившиеся ложки да вилки ценности не представляли. Они покопались возле торчавшей печки, но ничего путного не нашли. Никто не смотрел, куда они пошли.
В четыре часа дня один из китайцев, копавшийся на руинах, постучал в заднюю дверь аптеки и в маленькой комнатке рассказал о том, что видел на месте сгоревшего дома. Возле печки ничего не нашли, никаких следов меча, или чего-то похожего на него не осталось.
Аптекарь сунул ему немного денег и проводил. Ему было ясно – меча в доме не было, а вот, когда он исчез – до того как ранили Окату или на следующий день, никто сказать не мог. Составил лаконичное послание и с надежным человеком отправил по известному ему адресу.
* * *
Петьку Мамаева в поездной бригаде прозвали "туда-сюда". Он сам говорил о своей работе: поезда, туда-сюда, жизнь на колесах. Промышлял он по малости – иногда чего-нибудь из открытого вагона обломится, иногда кто-то попросит узелок на следующей станции отдать. Все копейка, все денежка. А без денег в ту же Рязань возвращаться нечего.
– Слышь, браток, – обратился к нему крупный мужчина средних лет, одетый в серый плащ по погоде. – Дело есть небольшое.
– Если небольшое, то чего беспокоишь, – ответил Петька машинально, он вообще-то от дел не отказывался.
– Деньгу заплачу, два раза заплачу – когда туда поедешь и когда сюда вернешься.
– Значит, два конца будет. Давай, говори, что за дело.
– Тут одну коробочку брату моему в Хабаровск надо отвезти, ничего особенного. Он, когда уезжал отсюда, не успел ее взять с собой, а она ему дорога, как память.
– Коробочка дорогая? – насторожился Петр.
– Нет, не сама коробочка. В ней меч японский, катана, который он у японца выменял на тушенку, а потом, когда к нему лихие парни пришли, он этот меч выхватил и они убежали. Так что меч ему жизнь спас.
– Ну и носил бы при себе.
– Ага, попробуй, пройдись с мечом по улице, враз патруль заграбастает.
Это правда, патрули строгие. Могут и выстрелить, если что-то заподозрят.
– Ну, и где я твоего брата буду в Хабаровске искать?
– Он сам тебя найдет, как вернешься, так сразу и найдет, и заплатит.
– А если он меня этим самым мечом? И не заплатит? Нет, давай деньги вперед! – сказал, как отрезал, Петр. – Меч, это ж холодное оружие, сам понимать должен. А нас погранцы шмонают. Не всякий раз, а вдруг? Надо будет на лапу дать. – Для себя Петр решил просто: взять деньги сейчас, взять деньги в Хабаровске, а после рейса сменить депо и больше в этот самый Китай не соваться. И по Союзу необъятному заработать можно хорошо, если с умом действовать.
Через час тот же самый мужик пришел с этаким "пеналом", который не был закрыт. Отошли в сторонку. Точно, меч в ножнах, и то, что к нему полагается – шнуры какие-то, завернутые в тряпочку. Деньги мужик отдавал не очень-то охотно, но против пересчета не возражал.
Петр знал, куда он поместит пенал – там смотреть не будут, состав-то товарняк, посмотрят погранцы в их теплушке, да и все. Ну, может, еще примут четверть стакана водки под картофелину с лучком и сольцой. Кому какое дело, кто и что везет, главное, с золотишком не попасть. Но о том, кто золотишко везет, погранцы заранее знают, кто-то им стучит. А вот, скажем, трость с костяным набалдашником, которую выменял в Харбине для дядьки раненого куда-то на Урал, так ни у кого и язык не повернется что-то сказать.
Глава двенадцатая. "Девятка" с длинным крылом
Япония. Сентябрь, 1939 год.
…День, когда он сможет написать на скрытой части клинка свое имя и имя катаны, в котором будет заключен сокровенный смысл, настанет довольно скоро. Но это должен быть радостный день, день, который он запишет в свою особую тетрадь. А сейчас нужно настроиться на то, чтобы само создание катаны стало событием, причем не только в его жизни, но и должно быть отмечено там, наверху, откуда смотрят за ним великие мастера, уже покинувшие этот мир. От них остались их имена в истории. Каждый сам оставляет свой след в истории, и как, какими буквами имя будет вписано в сокровенные книги, зависит от сделанного.
Акихира сидел на табурете и отрешенно смотрел на ящик с песком, где лежали в ожидании того момента, когда их возьмут в работу, три заготовки. Он должен был сам почувствовать внутри себя, когда сможет работать с клинками. Он делал мечи уже три десятка лет и научился следовать своему опыту, поддерживая свое имя и лицо.
Он посмотрел на приготовленный древесный уголь и спросил, какого возраста были сосны, из стволов которых его приготовили. "Около сорока лет", – сообщил один из помощников, который сортировал уголь в мешки в зависимости от размеров кусков. Мастер согласно кивнул головой – правильный выбор.
* * *
Все утро Михаил не мог отделаться от вычитанной в газете рекламной заметки – "Сдай сено – получи сертификат на машину!". Машину ему очень хотелось иметь, но сено косить он не умел. А если что-то не умеешь делать руками, то надо думать головой. А если ничего не придумаешь, иди учиться косить сено. И тут он вспомнил, как какой-то лектор на комсомольской учебе, когда они во время зимних каникул ездили в пансионат, арендованный институтом, заявил: "Правильная организация труда, правильное использование кадровых ресурсов – залог вашего успеха".
И вся схема получения этого самого сертификата на машину стала ясной. После окончания смены инженер Михаил Загоруйко сначала зашел в магазинчик неподалеку от недоразумения, называемого "парком", купил шесть бутылок пива и расположился на краю полянки на большом бревне. Он просчитал все свои действия и теперь ждал. Для начала открыл одну бутылку и отпил из горлышка. Пиво было теплое, но почему-то имело правильный вкус этого самого напитка.
Через несколько минут появился первый мужик весьма потасканного вида. Он посмотрел на Михаила, на авоську с бутылками, горестно вздохнул и сел на другое бревнышко метрах в пяти. Скоро подтянулись еще двое бичей. Наконец первый задал вопрос Михаилу: "Ты, что пришел сюда это пиво пить или разговор есть?"
Приятно иметь дело с интеллигентными людьми, пусть и бывшими.
– Разговор есть. Вернее – дело есть.
Один из подошедших сглотнул слюну, Михаил заметил это и предложил ему бутылку пива из своей авоськи. Тощий глянул на других и, получив одобрение, бутылку взял. Это означало, что стороны готовы к переговорам. Двое других также несколько застенчиво взяли по бутылке.
Посреди изложения своего, как бы сейчас сказали, "бизнес-плана", Михаил профинансировал отправку одного из троицы за пополнением – пустые бутылки были собраны, и добавлять пришлось не так уж много. Но в глазах бичей появилась заинтересованность: работа не так, чтобы очень пыльная, условия приемлемые, в общем, ударили по рукам и договорились о встрече "послезавтра".
На следующий день Михаил пошел по объявлению в газете, прикинулся "шлангом" и заполнил договор, по которому ему выделялась делянка под покос сена. Ехать до нее километров пятнадцать, сено вывозить самому, сдавать по квитанции и все такое. Если норму выполнишь – получи сертификат на машину, "Жигуль" девятой модели.
– "Девятка" с длинным крылом? – попытался уточнить Михаил.
– С колесами "девятка". А ты что, летать на ней собираешься? – ответил-спросил конторский мужик.
* * *
Бригада бомжей выехала утром на грузовичке, в кузове которого лежали новенькие косы, светлые деревянные грабли, большая кастрюля, пакеты с гречкой, макаронами, коробкой тушенки, полмешка картошки. Вот чего не было – так это ни пива, ни водки. Приехав на место, соорудили шалаш, позже набили тюфяки свежескошенным и не совсем просохшим, но уже ароматным сеном.
– Значит так, приезжать я буду каждый день к пяти часам, буду привозить харчи, но о водке забудьте, – объявил Михаил своим вольнонаемным. – Расчет деньгами получите в городе, сами понимаете, здесь они вам ни к чему, да и у меня лишних монет нет.
После этих слов он сел в кабину и укатил, оставив мужиков обживаться и начинать работу.
– Правильный мужик, – высказал ему вслед свое одобрительное мнение Коляныч, повидавший на своем веку многое, бывший "танкист", которому довелось после срока пожить в коллекторе, – соображает, не зря учили на инженера. Вон, даже камни-нулевки для правки кос привез! Давайте, мужики, прикинем, как работать будем.
И хотя косари из них были так себе, но, помогая друг другу советами, а то и показывая, как лучше управляться с инструментом, известным не одну тысячу лет, они помаленьку начали продвигаться по большому лугу. Постепенно движения становились более плавными, широкими, казалось, рука только дает направление движения нехитрому инструменту и он сам ведет свою "песню".
На работе Михаил взял несколько дней "без содержания" и занимался "оргвопросами". Теперь его грузовичок резво сновал туда-сюда – сено надо было забрать с луга, потом сдать, закупить продуктов, выяснить всякие другие вопросы, с кем-то перетолковать, с кем-то бумаги оформить. Но главное было – выяснить, кто и сколько сена сдает, и какие у него шансы на этот самый сертификат на автомобиль с колесами.
* * *
Вечером третьего дня уже после того, как сено было погружено в кузов, оставлены хлеб, несколько банок тушенки, три упаковки грузинского чая, Загоруйко попрощался с бригадиром и спросил, что привезти на следующий день.
– Вроде как ничего особенного и не нужно, разве что мыльца и какой-нибудь шампунь – все-таки хочется помыться, – попросил Константин.
Михаил обещал не забыть и укатил. Мужики лишнего не спрашивали, а это уже хороший знак.
– Уехал, паразит, – бросил ему вдогонку тощий, со впалыми щетинистыми щеками Славка Дудкин.
– Ты чего это? – Константин Матвейчук, бывший старшина минного тральщика Черноморского флота, всегда был сторонником порядка. Он бы и продолжал служить на флоте, но накатившей волной перестройки выбросило его сначала на берег, побросало по всей России, а потом докатило и до Магадана. К сухопутной жизни он не был приспособлен, а тут еще и роковая любовь – так и стал бичом-танкистом.
– А кто же он и есть? Мы тут работаем, а он, вон катается, – запальчиво, как-то визгливо, почти крикнул Славка.
– Ты чего хочешь-то?
Двое других косарей начали смотреть с интересом – Константин всегда был немногословен, а Славка любил побухтеть.
– Чего я хочу? Вот, как во Франции во времена великой революции, – свободы, равенства, демократии хочу, – и хотя у него все в голове перемешалось еще в конце восьмидесятых, а потому про "братство" он забыл, но основы все-таки помнил.
– Хочешь, сейчас получишь и свободу, и равенство, и демократию – все разом, причем в пятак, с одного прямого правой, – Матвейчук когда-то занимался боксом, а его кулак вызывал уважение даже без применения. Коляныч смотрел за этими "переговорами" внимательно, словно выбирая, чью сторону принять в обсуждении фундаментальных принципов довольно-таки кровавой французской революции.
– Только и можешь – чуть что, так в пятак, – сбавив тон, бормотал Дудкин. – Сталинист ты, старшина.
– А вот за сталиниста будешь сегодня мыть миски и кружки вне очереди, – не повысив голоса ни на полтона, объявил свое решение Константин. – И никакого разгула демократии, пока мы работу не закончили, не допущу.
Это уже адресовалось всем.
* * *
Как ни сопротивлялись организаторы "сенокосного автомобильного сертификата", но все-таки им пришлось сдаться и отдать машину Михаилу Загоруйко. Они пытались доказать, что инженер что-то сделал неправильно, что не скосил он требуемого количества сена, в конце концов обвинили его в том, что он сам не косил, а использовал наемный труд. Но не в характере Загоруйко было отступать, когда цель почти достигнута. Сказывались и далекие корни хохляцких предков. На очередное собеседование в злосчастную контору Михаил пришел вместе с Матвейчуком. Константин сидел молча, только поглядывал на свои кулаки и лишь иногда бросал многообещающий взгляд на тощего хозяина заготконторы, который нудно препирался с Костиным работодателем. Бывший бич немного приоделся на деньги, которые им выдал за сданное сено Загоруйко, и теперь смотрелся, как телохранитель из американского фильма. Вот только темные очки не надел. Но все-таки произвел требуемое впечатление. Сертификат был в итоге получен, чтобы не сказать, "вырван".
А Михаил вошел во вкус и решил воспользоваться начавшейся перестройкой. Почувствовал, что может быть бизнесменом. Он занялся "рыбой" – поставками красной рыбы и икры в Москву и Петербург. Обо всем, что пришлось пережить и испытать, он не любил рассказывать. Да и, вообще, лихие были годы, через многое пришлось пройти, хорошо, что его партнером стал могучий Матвейчук. Сам Михаил подводил итоги десятилетия обычно одной фразой: "Ну, заработал денег, и, слава Богу!".
А вот в 2001 году к Михаилу неожиданно приехал поборник демократии Славка Дудкин.
– Слава, да с тобой произошли метаморфозы, как с мистером Дулитлом из пьесы Шоу! – удивленно произнес Загоруйко, увидев бывшего бича в своем кабинете.
Тот был одет в отличный костюм, к тому же при галстуке.
– Не совсем так, но дела идут. Я теперь пред-при-ни-матель, – с некоторой самоиронией по слогам позиционировал себя бывший бич.
– Так ты же хотел свободы, равенства и демократии? – припомнил Михаил.
– Интересно, кто это тебе тогда настучал? – удивился Дудкин.
– Тогда никто, это много позже кто-то из ребят вспомнил сенокос. Да и идеалы великой французской революции были в других трех словах – свобода, равенство, братство. Насчет демократии это была твоя выдумка.
– Да и шут с ней, с этой демократией. Я, в общем-то, приехал к тебе по делу. Мне нужны деньги, – взял "быка за рога" новоявленный бизнесмен.
– Деньги, они всем нужны. Много?
– Минимум полтора миллиона. Рублей, естественно.
Михаил посмотрел на него с настоящим интересом – растет человек. Это не Шура Балаганов из "Двенадцати стульев", новые времена, новые запросы.
– Возьми кредит в банке. А зачем такие деньги? – поинтересовался Загоруйко.