– Ну, отчего же не представляю? Очень даже представляю. И позвольте вам тоже выразить восхищение вашей работой. В наш сумасшедший прагматичный век отыскать такую редкость! Это многого стоит, – не остался в долгу академик.
– Ну, не преувеличивайте наши возможности. Мы просто реализовали теорию разумного поиска на практике…
– Как, вы тоже знакомы с этой теорией? – прервал его Костя Меркулов, наклонившись над тарелкой с нетронутым салатом. – Как это интересно! А вот как вы считаете, структурное моделирование координатной сетки маршрута статического и динамического объектов поиска применительно к такой огромной территории, как Россия…
Тут все разом заговорили, перебивая друг друга. Паршин довольно улыбнулся и предложил выпить за успешное завершение работы. Что все с удовольствием и сделали.
И дальше все пошло замечательно – зарыл, видно, в себе талант режиссера-постановщика академик-металловед, сумевший обставить передачу меча и комментарии своих друзей в стиле доброго голливудского кино. Естественно, потом были подняты тосты за всех присутствующих, а заодно и успех в раскрытии тайны японских мастеров. Даже не выслушав Костю Меркулова, поздравили его с открытием. Выпили за Федора Михайловича Достоевского. За колебательный контур. И разговоры плавно перетекли в привычное русло. О погоде, об открытии нового хоккейного сезона. В общем, все стали друзьями и уверили друг друга на прощание, что непременно будут видеться снова. При этом Кудинов смотрел на Аникину с чуть большим интересом, чем другие.
Через пару столиков от них обедала шумная компания. Судя по доносившимся репликам и возгласам, музыканты. Хохоча, обсуждали провальный московский сольник Тимати, хвалили Лазарева, утрамбовавшего "Олимпийский" под завязку. Ну, гуляют себе, и гуляют – обычное дело. Никто и внимания не обратил, когда один из компании, молодой человек азиатской наружности, которого все звали просто Ваном, достал свой мобильник и поднес его к глазам.
И только "замначсекпреда" ФСБ полковник Юрий Соколиков, принимая из рук академика Паршина футляр с мечом последнего китайского императора, замер на мгновение, когда зал высветился достаточно мощной вспышкой. Обернулся. Кто снимал, был ли их стол объектом внимания фотографа, так и осталось неизвестным.
И совсем короткое послесловие
Споры о дальнейшей судьбе меча – что с ним делать, куда и кому передать – продолжаются и поныне. Пока что он хранится в музее ФСБ – все-таки был подарен /или, по крайней мере, таковым было намерение императора Пу И/ сотруднику этой организации, но претендуют на него и музей армии, и музей Востока. И еще есть два запроса – один из Японии, второй из Китая.
P. S. Третьего мая 1950 года в 13.00 от причальной стенки военно-морской базы Порт Артур отошла подводная лодка. Через полчаса командир распорядился всем спускаться вниз, задраить люк и дал команду на погружение. Лодка шла во Владивосток, там должна была произойти смена экипажа.
Переход прошел без проблем, что и было отражено в вахтенном журнале.
Штурман Олег Арнаутов по прибытию во Владивосток сразу отправился в штаб с документами, да и хотел узнать, что их ожидает. Вернулся он на лодку почти через три часа и завалился спать, чтобы попозже собрать вещи и окончательно сойти на берег. Ему "грозила" переподготовка к службе на новых лодках, которые предполагалось скоро начать строить.
На берег он сошел с небольшим чемоданчиком и каким-то "пеналом" с иероглифами, вахтенный ничего особенного в этом не заметил – все чем-нибудь разжились в Китае.
У Арнаутова в пенале был меч китайского императора. Это был настоящий китайский меч, который носил Пу И, когда одевался для официальных встреч. Он был выкован в Китае и сам император почти никогда не вынимал его из ножен – нужды в этом не было.
Во время войны этот меч оставался в Тяньцзине все время и, наконец, один из бывших слуг императора, испытывая крайнюю нужду, продал его красивому русскому офицеру. Китаец объяснил, что он хочет, чтобы меч уехал из Китая, поскольку императора в стране больше нет, а никому другому он и не может принадлежать.
В семье Арнаутовых меч лежал в диване, позади одеял и подушек, чтобы у детей-внуков не было соблазна им поиграть. В 2011 году Арнаутов – внук оформил в полиции необходимые документы на это холодное оружие, а потом продал его за три миллиона рублей какому-то коллекционеру. Арнаутову – инженеру-механику на ТЭЦ меч не был нужен. Он хотел купить участок земли и построить загородный домик, чтобы там, на пенсии вечерами сидеть у камина и читать книги. Олег Арнаутов любил авантюрные романы.
Из архивов…
Десант 6-й гвардейской танковой армии в Мукдене овладел всеми важными объектами, аэродромом и аэродромными постройками. В одной из них около 13 часов дня был обнаружен император Пу И и его министры. Пу И оставили под охраной в этом помещении. Свой арест и причину нахождения на аэродроме Пу И описывает в добровольных показаниях, которые он дал 10 сентября 1945 года, находясь на "Объекте 30" в Читинской области:
"До прихода Красной Армии в Синьцзин, начальник штаба Квантунской армии – генерал-лейтенант Хата Хикосабуро заявил мне, что война между Японией и СССР будет продолжаться, и приказал мне и моей свите, и моему правительству эвакуироваться из Синьцзина. Я затягивал эвакуацию, так как не хотел эвакуироваться. Затем в Синьцзин прибыл генерал Ямада Отодзо и приказал мне и маньчжурскому правительству эвакуироваться в Тунхуа. Я собрал всех министров и сообщил им приказ командующего Квантунской армии об эвакуации нашего правительства в Тунхуа. Большинство из них не желало эвакуироваться. Все мы чувствовали себя бодро, затягивали эвакуацию, ожидали прихода Красной армии".
В своих показаниях на "Объекте 30" Пу И говорил:
"Я не хотел ехать и затягивал (отъезд). Со мной было 8 человек свиты, которые готовы всегда умереть со мной, это – Пу Дэ, Жун Ци, Ван Цзяси, Юй Тан, Юй Янь, Юй Чжань, Ли Госюн и Хуан Цзэчжен (все они сейчас находятся со мной). Я не мог отказаться ехать в Японию наотрез, меня могли бы убить. Я заявил, что согласен поехать в Японию с восемью вышеперечисленными верными мне до гроба, людьми. Но мне, по-прежнему предлагали ехать одному. Эти восемь человек, зная, что их могут также убить в Японии, несмотря на это изъявили желание ехать только со мной, куда бы то ни было, лишь бы вместе со мной и даже вместе умереть. Затягивая выезд в Японию, я думал, что скоро придет Красная Армия и даст нам свободу и самостоятельное развитие, я расскажу ей правду о японском гнете над китайским народом, и мне и моей свите будет сохранена жизнь. Ко мне подошел премьер-министр моего правительства Чжан Чинхуэй и передал приказание из штаба Квантунской армии о выезде в Японию, и попросил написать дату отъезда и расписаться. Я отказался подписать этот документ". Как вспоминал Пу И, после этого его и членов правительства Маньчжоу-Го привели на аэродром, посадили в три самолета с японской охраной и четырьмя японскими представителями, и предупредили, что те, кто попытается бежать, будут убиты. После прилета в Мукден на этот же аэродром неожиданно опустились самолеты Красной армии.
* * *
Об аресте Пу И было доложено командующему на Дальнем Востоке маршалу А. М. Василевскому, который шифровкой сообщил И. В. Сталину о пленении императора. Главное управление по делам военнопленных и интернированных, по предложению командования Забайкальского фронта приняло и разместило в районе Читы в отдельном помещении интернированных императора Маньчжоу-Го, ближайших родственников императора, его прислугу, придворного врача, а также следующих лиц: генералов японской армии Усироку Дзюна – командующего 3-м фронтом; Хонго – командующего 44-й армией; Кисикаву – командира 63-й дивизии; Накаяму – командира 163-й дивизии; Оцу-бо – начальника штаба 3-го фронта; Хиросе – начальника санитарного отдела 3-го фронта; Гакогаву – начальника интендантского отдела штаба 3-го фронта; Обату начальника штаба 44-й армии; Кубо – начальника отдельного отряда Мукденской охраны; Ацуми – начальника Мукденского арсенала Квантунской армии; Якуваду – командира 135-й пехотной бригады; Онохору – начальника Мукденского военного учета; Мацухату – начальника Мукденского медицинского склада; Цуду – командира 22-й зенитной бригады; Цхару – начальника Мукденского военного госпиталя; Таку – начальника Мукденского авиационного арсенала; Синоэду – командира 66-й пехотной бригады; Вана – командира 1-й Маньчжурской военной дивизии; Году – адъютанта генерала Усироку.
* * *
В комнату, где расположился Пу И, вошел представитель советского командования. При Пу И находился японский переводчик Хасимото.
"Вошедший офицер поздоровался со мной, сел за стол и через переводчика-японца стал о чем-то говорить с японским представителем, о чем они говорили, я не знаю, так как я не понимаю ни русского, ни японского языков. Японский представитель и японский переводчик не знали китайского языка. Мой брат Пу Дэ, сидевший здесь же, знает и китайский и японский языки. Не глядя на меня, он сказал мне по-китайски, что решается моя судьба. Японский представитель настаивает на отправке меня в Японию. По-видимому, советский офицер хотел знать мое мнение относительно этого. Встретившись со мной взглядом, я глазами дал знать ему, что я в Японию ехать не хочу. Он понял меня. Японский представитель наших молниеносных взглядов не заметил. Советский представитель заявил японскому представителю, что император Пу И в Японию не поедет. Не понимая русского языка, я догадался, что ответ его был таков, настоящее мое положение говорит о том, что я тогда догадался правильно. Я был чрезвычайно рад и не смог сдержать радости. Это заметил японский представитель и нахмурился. Советский офицер вышел. Тут же вошли генерал-майор Красной армии (фамилию его я не знаю) и несколько других офицеров".
Продолжая давать показания, Пу И сообщил:
"Во время моего разговора с генерал-майором один пленный японский жандарм, приблизившись к нам, пытался подслушать наш разговор, я заметил это, тут же сказал генерал-майору, последний сейчас же объявил, что китайские пленные остаются здесь, а японских пленных отвести отсюда в другой конец аэродрома. Я и восемь человек моей свиты вместе с советским генерал-майором поехали на двух автомобилях отдыхать в один из госпиталей. Генерал-майор ушел, пришел советский переводчик, который разговаривал с нами любезно. Нас хорошо накормили, мы выпили немного вина. На следующий день мы на самолетах – я и моя свита в восемь человек, вылетели. Куда летим, мы не знали, после узнали, что мы прилетели в Читу".
Из Тунляо сопровождать Пу И было приказано капитану Г. Филатову, а начальником охраны императора назначили младшего лейтенанта А. К. Желвакова и с ним сержанта Бойко и рядового Косолобова. Приказ отдал начальник политотдела 6-й гвардейской танковой армии генерал-майор К. И. Филяшкин. Он сопроводил его словами: "Товарищ Желваков! Вы будете охранять императора Пу И. Головой отвечаете за него. Он большой подлец и негодяй. В охрану к вам назначены достойные люди".
Первое время Пу И и его свита в Тунляо находились в двух палатках. Затем их перевели в дом, огороженный глухим забором. Здесь пленники провели ночь с 19 на 20 августа 1945 года. А. К. Желваков был предупрежден: "Внешняя охрана, особенно ночью, будет обеспечена, но будьте внимательны. Мы не у себя дома. Здесь кругом китайцы. Кто они, мы не знаем, хотя относятся к нам хорошо. А с Пу И и его свитой обращайтесь вежливо, тактично!". Охрана считала их врагами. Рядовой Косолобов предложил А. К. Желвакову: "Товарищ младший лейтенант, прикокнуть бы его надо!". На что последовал резкий ответ: "Ты что?! Пу И нужен живым!".
* * *
В Тунляо к императору был прикреплен начальник оперативной группы майор Н. А. Кострюков. Вечер, часть ночи и следующее утро император и его свита провели в беседах. В общении с Кострюковым император вел себя очень просто и производил впечатление растерявшегося и перепуганного человека. На все вопросы он отвечал только после того, как обсуждал ответы с членами своей свиты и лишь на некоторые – сразу. Император заявил, что доволен окончанием японской узурпации Маньчжоу-Го, изгнание японцев с этой территории будет только на пользу маньчжурскому и китайскому населению, китайцы и маньчжуры приобретут свободу и независимость от японцев, китайцы, населяющие Маньчжурию, благословляют оружие Красной Армии. Пу И задал несколько вопросов, в том числе: сильно ли пострадали Ленинград, Москва и Сталинград от немецких оккупантов, интересовался московским метро, какой город лучше – Москва или Ленинград, и куда он будет направлен?
Беседа с майором Кострюковым изменила настроение императора. Он выражал удовлетворение тем, что находится в распоряжении Красной Армии, но беспокоился за свою судьбу. В 12 часов дня 20 августа 1945 года А. К. Желваков получил приказ сопровождать Пу И в Читу. После обеда всю группу посадили в двухмоторный самолет. Арестованные, в том числе и брат императора Пу Дэ, несли свои вещи. Сам император ни к чему не прикасался. 20 августа 1945 г. самолет прибыл в Тунляо. Летели без переводчика. У капитана Филатова был небольшой фронтовой разговорник, который помогал охране общаться с Пу И и его свитой. Во время перелета император держался хладнокровно. На аэродроме в Тунляо обеспечением безопасности Пу И занимался генерал-майор К. И. Филяшкин. Он сообщил, что самолет летит в Читу, на самом же деле группа полетела в монгольский город Тамцак-Булак, где их ждал другой самолет, действительно летевший в Читу.
В Чите императора и его свиту встретили и перевезли в Молоковку, на "Объект 30 (санаторий "Молоковка"), куда прибыли поздно вечером.
Л. П. Берия докладывал И. В. Сталину 22 августа 1945 г.:
"…Интернированные содержатся в благоустроенных жилых помещениях; снаружи здание охраняется специально выделенным подразделением воинской части; внутри здания наблюдение ведут оперативные работники управления по делам военнопленных".
Одним из первых Пу И на этом объекте встретил сотрудник НКВД С. М. Ленинцев – переводчик, китаец по национальности. Он вспоминал, что во время движения от аэропорта Читы до "Объекта 30" Пу И очень переживал, терялся в догадках, куда его везут. В Молоковке, услышав китайскую речь С. М. Ленинцева, он был очень испуган, решив, что он в Китае и будет убит. Всем пленным оставили личные вещи, которые не проверялись и не осматривались.
В беседах с представителями НКВД Пу И спрашивал, где находятся его родственники, опасался за их жизнь, просил советское командование доставить наиболее близких ему людей, оставшихся в городке Далицзыгоу, вблизи Тунхуа на корейской границе – брата, племянников, и слуг. Просьба эта была передана начальнику УНКВД по Читинской области генерал-майору и шифровкой направлена заместителю народного комиссара внутренних дел Союза СССР генерал-полковнику В. Чернышову.
* * *
В первой половине октября 1945 года (точную дату установить не удалось, по воспоминаниям Г. Г. Пермякова, Пу И провел в Чите около 45 суток) Пу И был отправлен на аналогичный объект в Хабаровск, где содержался в течение пяти лет на "Спецобъекте N 45", который отличался от остальных. Здесь в заключении находилось 142 генерала и 2 адмирала. Первым начальником этого объекта был майор А. Ф. Денисов. Переводчик Г. Г. Пермяков рассказывал, что Пу И только в середине декабря 1945 года был перемещен на "Объект 45", и из свиты императора на этот объект переместили не всех. Личный доктор и слуга были отправлены в другой лагерь, тоже в Хабаровском крае.
Условия жизни заключенных и интернированных на "Объекте 45" отличалась от тех, что были на "Объекте 30" под Читой. Здесь не было обслуживающего персонала, военнопленные и интернированные размещались в одном помещении, Пу И на втором этаже, а японские военнопленные (по словам Пу И), – на первом. Находясь в Хабаровске, император изучал русский язык, историю ВКП(б). При этом задавал много вопросов о русских царях.
Пу И готовили к выступлению в качестве свидетеля на Токийском процессе. На слушаниях в Хабаровске Пу И показал, что своим вторжением в Маньчжурию Япония преследовала цель политического, экономического и религиозного ее порабощения и подготовки военного нападения на СССР. В сопровождении оперативной группы МВД СССР 9 августа 1946 года Пу И был доставлен в Токио и помещен под советской охраной в особняке, предоставленном генералом Деревянко. В ходе процесса Пу И в присутствии представителя советского обвинения допрашивался главным обвинителем США и начальником следственного отдела Международного трибунала, подтвердив все ранее данные им показания.
* * *
В день прибытия Пу И в Токио все китайские газеты поместили его фотографию и отмечали значимость показаний бывшего императора для Токийского процесса. Газета "Майнити Симбун" 20 августа 1946 года отмечала: "Пу И с исчерпывающей ясностью показал, что Маньчжоу-Го была игрушкой в дьявольских щупальцах Квантунской армии". Газета "Токио Симбун" отмечала: "Пу И подчеркнул, что японцы ввели в Маньчжурии религию Синто насильственным путем". 6 сентября 1946 года Пу И под охраной прибыл во Владивосток и возвращен в Хабаровск на "Объект 45".
Император все время боялся, что его выдадут маршалу Чан Кайши. Стремясь снискать расположение советских властей и избежать более серьезного наказания, Пу И 10 мая 1946 года вторично заявил о своем желании передать Советскому Союзу часть своих драгоценностей и украшений (первый раз с просьбой принять от него ценности Пу И обратился несколько ранее). Его письмо от 12 мая 1946 года лежало на столе у И. В. Сталина. В заявлении Пу И советскому правительству значилось, что эти драгоценности он жертвует, "с тем, чтобы использовать их в послевоенном фонде восстановления и развития народного хозяйства СССР". Остальные ценности, как писал он в своих воспоминаниях, были спрятаны в двойном дне чемодана с его личными вещами.