Меч императора - Всеволод Кукушкин 18 стр.


Большую научную бригаду решили не формировать, шеф взял дело под свою опеку, а непосредственно работать поручил Кудинову. И еще он принял решение привлечь к этому делу своего давнего друга, доктора наук Константина Меркулова, специалиста в области физики твердого тела. Блестящий теоретик, он многое воплотил и на практике в области микроэлектроники. Увы, эту самую микроэлектронику у нас практически похоронили не без помощи американских "друзей" в конце перестройки, когда развалили "оборонку". И занимается теперь ученый с мировым именем автономными системами отопления коттеджей в Подмосковье. Обидно, конечно, но многим сейчас обидно за прошлое. Косте Меркулову этот меч может показаться интересным, надо с ним созвониться и встретиться. Правда, с Аникиной надо будет согласовать "допуск к объекту", но ничего страшного в этом нет. Впрочем, пока о Меркулове он говорить не стал.

– Так что ребята, давайте начинайте работу, будете мне докладывать в любое время. Сам я с не руководящей работой уже не справляюсь, – пошутил он. – А вы, Лена, все-таки подумайте над темой диссертации. В вашем ведомстве, полагаю, против научного звания своего сотрудника возражать не стали бы.

– А вам за звание звездочки добавят? – бесхитростно поинтересовался МНС Кудинов, когда они шли по коридору к его лаборатории.

– Ну, если присвоят очередное звание, то добавят, – столь же простодушно отвечала Аникина, а потом до нее дошло, что он имел в виду. – Нет, за кандидата наук майора не дадут.

Глава пятнадцатая. Контур Меркулова

Япония. Сентябрь, 1939 год

…Меч должен стать острым, как бритва, легким, хорошо сбалансированным, сильным, но не хрупким. Теперь предстояла закалка клинка, а затем – полировка.

Настал самый ответственный момент закалки клинка. Акихира вглядывался в металл, чтобы по цвету определить, когда наступит мгновение, чтобы раскаленный клинок "нырнул" в воду, выбросив вверх облако пара. На самом деле температура закалки была известна – 730 градусов, но ее никто не измерял. Мастер считал, что он точнее определит ее по цвету металла. Он вытащил меч, увидев, что тот стал алым, как солнце на восходе, – вот он истинный цвет, когда катана готова к тому, чтобы получить свою душу.

Японский меч – катана – оружие свирепое, но предназначено для аристократов. И произошло это благодаря искусству мастеров, которые ковали мечи. И правы те, кто говорят, что это единственное оружие в мире, которое имеет собственный дух. Но дух этот в холодном металле должен оживить именно мастер.

Акихира подошел к выемке в стене и достал из нее три веера. Нет, он не собирался обмахиваться, хотя ему было, конечно жарко. У него был свой секрет – он обмахивал веерами различные части клинка, и от этого меч, который еще не остыл окончательно после погружения в соленую воду, менял цвет, приобретая особые свойства в разных участках клинка. И только мастер Мияири, который произносил время от времени особые тексты, которые не слышали другие, знал, о чем он просит дух меча. Меч должен помогать своему владельцу в его решительности, в готовности к действиям, но должен останавливать его, беречь от решения вести войну. Этот меч при прикосновении к нему давал энергию, но, если хозяин вынимал его из ножен, то он, наоборот, забирал себе агрессивную энергию человека и тот понимал, что не должен вступать в бой. Акихира следил за новостями и понимал, что дело идет к большой войне и хотел дать мечу душу пацифиста, чтобы император Пу И как можно дольше удерживался в стороне от посылки своей армии воевать против кого бы то ни было. А особенно от войны с Советами – страной насколько большой, что она способна поглотить кого угодно. Кто туда входит с войной, то там и пропадает без следа.

* * *

Профессор Меркулов выглядел хорошо для своих за "семьдесят с чем-то". На первый взгляд можно было дать ему и не больше шестидесяти. Если бы только не морщины на лбу. Голову свою, сколько помнил его Паршин, Костян всегда брил в "абсолютный ноль", налысо. А взгляд как был, так и оставался веселым, искрящимся. Общаясь с собеседником, он наклонял голову в его сторону, так, самую малость. Но это не было связано с потерей слуха или еще каким-то возрастным моментом. Звонку Паршина он обрадовался – все-таки академик помимо прочего отличался еще и завидным чувством юмора. Но на этот раз речь зашла о "достоевщине". Это и был тот самый "крючок", на который ловится настоящий ученый. Впрочем, быстро сговорились, что Меркулов заедет на следующий день, чтобы посмотреть на "объект, достойный внимания" и потрогать его руками.

* * *

– Вот, дорогой мой друг, этот самый предмет, – достал из несгораемого шкафа меч, вложенный в ножны, академик.

– Да, хорош меч, – поделился своим впечатлением профессор. – Можно взять в руки?

– Конечно!

Меркулов не сразу взялся за рукоять, он погладил ножны, провел кончиками пальцев по рисунку. Такое впечатление, что он пытается уловить своими ладонями энергию, исходящую от ножен. Наконец, взялся за рукоять левой рукой, но через несколько секунд сменил руку.

– Костя, чувствуешь?

– Знаешь, в тот момент, когда потянул клинок из ножен, появилось какое-то энергетическое поле, – с блаженной улыбкой ответил Меркулов. – Единицы измерения для него я не знаю, так что давай назовем в честь Федора Михайловича – "один дост". Но пока что прибора для его измерения не существует. Хотя, знаешь…

– У тебя есть идея?

– Когда-то я на тему, близкую к этой, размышлял. Ты знаешь историю подарка Рузвельту от Сталина?

Паршин попросил напомнить.

– История эта хорошо известна тем, кто интересуется вопросом и приводится в учебниках разведки, как одна из вершин технического гения сотрудников "шарашек" – секретных институтов НКВД, которые курировал Лаврентий Берия. В каком-то НИИ из дерева разных пород был сделан большой герб США – с орлом, стрелами в лапах и прочими атрибутами, с лентой и текстом. Герб вышел на загляденье – просто произведение искусства. В Артеке, когда туда приехал посол США Гарриман, этого орла ему подарили пионеры. Так, будто бы это они его сами изготовили. Гарриман был в восторге. В Вашингтон он его везти не стал, взял с собой в Москву. А когда технические спецы из посольства все проверили и доложили, что герб "чистый", попросил повесить его в своем кабинете. Через пару-тройку лет американцы каким-то образом узнали, что советские службы ежедневно прослушивали и "писали" все, о чем говорилось в кабинете посла.

– Раскрыли американцы этот секрет? – поинтересовался Антон.

– Не знаю, об этом я ничего не читал и не слышал, но сам попробовал создать нечто подобное. Так вот объяснение, на мой взгляд, в известном даже школьнику явлении – колебательный контур.

И Меркулов посмотрел на академика, которому немного завидовал. Вот, может же человек заниматься наукой по своей специальности! Отбился от всяких напастей перестройки, удержал от разорения лабораторию, да что лабораторию – целый институт сохранил на плаву! Пробивает финансирование, получил от японцев гранты на исследования, а теперь вот такую интересную штуку "щупает".

– У тебя материалы по мечу распечатаны?

– Конечно, – чуть не с обидой ответил Паршин и взял с рабочего стола довольно толстую папку с файлами.

– Дашь на вечерок "почитать" вместо детектива? – попросил Меркулов.

– Конечно, бери! Ничего секретного здесь нет. Но вот меча, сам понимаешь, дать не могу.

* * *

На следующий день Меркулов отзвонил Паршину и сказал, что идея оформляется очень увлекательная, даже сумасшедшая, на уровне писателей-фантастов. Вот только ему еще сутки потребуются, чтобы "испортить" десяток-другой страниц бумаги. Он по давней привычке писал перьевой ручкой – классическим "паркером", который заправлял из баночки фирменными чернилами, получая при этом неизъяснимое удовольствие и от самого процесса, и от письма. Впрочем, у него стоял и компьютер с подключенным интернетом, но этим устройством он пользовался только для переписки с "белым светом".

Совсем некстати случился срочный вызов на какую-то ново-рижскую виллу, где забарахлила автоматика водогрейного котла. Пришлось ехать и менять плату в электронном блоке, что было привычно – хотя котел и итальянский, но плата в нем стояла такая же, как на чешских и немецких. Обратно в Москву въезжать он не стал – очень не хотелось торчать в пробках, а по "бетонке" поехал к себе на старую дачу, где было тихо и тепло. Позвонил по мобильнику домашним, чтобы не беспокоились и уже по пути начал формировать главную идею.

В дачной тишине – телевизора не держали принципиально – и рождалась красивая теория.

В какой-то момент Константин отвлекся и глянул в окно – закатное солнце окрасило почти что в красный цвет кору двух сосен, стоявших вплотную к забору. По забору бежала рыжая белка, замерла напротив окна, посмотрела на человека, который сидел за стеклом в доме, и побежала дальше.

"Белка вот пробежала, глянула, будто что-то сказать хотела, – подумал Костя Меркулов. – А может, это хороший знак? Тьфу ты – достоевщина какая-то поперла…"

Меркулов разложил на огромной, покрытой зеленым сукном, поверхности старомодного, какого-то "древнего" стола с вензелями на створках ящиков, графики и таблицы, полученные от Паршина, и продолжал размышлять над бумагами. В доме было тихо, только половицы поскрипывали, когда он, делая паузу, вставал и шел на кухню "соорудить" себе чай, отмечая по пути, что за окном уже темно.

* * *

И хотя "эврика!" он не кричал, но на всякий случай на часы глянул – было двадцать минут третьего. Утра. Пятницы. Теория была выстроена и даже записана.

Около одиннадцати утра он позвонил Паршину. Тот ответил бодрым голосом, зная, что Костя быстр на идеи, а потому искренне обрадовался знакомому голосу.

– Костя, давай так поступим: ты выдвигаешься в город, проползешь часа за полтора, как раз к обеду, – быстро набросал график Антон. – Где скажешь, там и пообедаем, все равно оба за рулем, выпивать не придется. А потом можем заехать ко мне.

* * *

Пересеклись за "бизнес-ланчем" в очень даже приличном ресторанчике неподалеку от Октябрьской площади. Меркулов достал свои странички, заполненные аккуратным плотным почерком, который легко читался. Но главное было в нескольких схемах. В чем-то идея Меркулова была созвучна с основными принципами работы знаменитого полиграфа – "детектора лжи". Испытуемого сажают в кресло, обвешивают множеством датчиков-контактов. Можно ведь представить человека как сумму различных состояний, зависящих и реагирующих на внешнее воздействие. Своеобразный колебательный контур. Сердечный пульс, температура тела, сопротивление, потоотделение, размер зрачка – все фиксируется. Сигналы суммируются и отсылаются на самописец. Следует череда коротких, вроде бы не связанных тематически, вопросов. Отвечать нужно быстро. И в обыденные вопросы: "Вы предпочитаете яйцо вкрутую или всмятку?", или "Вы вам нравятся блондинки? Брюнетки? Шатенки?" вплетается коварный – "Вы сочувствуете коммунистам?". В общем, когда человек испытывает волнение, у него непроизвольно вырабатывается сверхмалый электрический ток, меняется проводимость кожного покрова и прочие вещи. Так вот, когда человек берется за рукоять меча, с ним тоже что-то происходит. Но особенность именно этой конкретной катаны в том, что ее клинок является комбинацией нескольких металлов, имеющих одну основу – железо, "феррум", но в некоторых слоях железо имеет присадки других, даже редкоземельных металлов. Все обращают внимание в этом случае на механические свойства, а тут-то уже присутствуют более тонкие моменты. К тому же кольца на ножнах также образуют особую систему. Вот и получается эффект "контура Меркулова", составленного из человека, меча и ножен. Напряжение внутри контура Меркулов предложил назвать "достом", поскольку согласился, что, на первый взгляд, все это отдает чем-то сверхъестественным, "достоевщиной". Вот только о приборе, который мог бы измерять эти самые "досты", никто не знает, да и непонятно, зачем их нужно измерять. Но теория красивая.

– И еще, Антон, – уже за кофе добавил Меркулов, – у меня появилось смутное подозрение, что в металле, который закрыт деревянной рукоятью, есть какое-до дополнительное вкрапление. Скажи своим сотрудникам, чтобы посмотрели эту часть с минимально возможным интервалом. Кривые там как-то подозрительно скачут…

После окончания обеда договорились встретиться на следующей неделе, пусть за субботу-воскресенье мысли успокоятся, может быть, даже систематизируются.

Вернувшись в свой кабинет Паршин, чтобы успокоиться, открыл иллюстрированный еженедельник и заглянул в очередной гороскоп: ничего особенно благоприятного ни для одного знака Зодиака. Короче, "Всем совет – хранить спокойствие и взвешенность действий". Вот только выходные обещали "немало приятных романтических моментов". Антон посмотрел на обложку и обнаружил, что журнал-то на уходящую неделю. И он вспомнил, что в субботу или в воскресенье собирался ехать в шиномонтаж "переобуваться" в зимнюю резину. Вот тебе и самый, что ни на есть "романтический момент".

* * *

В понедельник к вечеру на стол академика легли результаты анализа материала катаны в районе рукояти. Откуда-то взялись кобальт, никель, медь. И совсем крохотная доля какого-то материала внеземного происхождения. Вот оно – объяснение "достоевщины". Прав оказался Костя Меркулов, когда попросил исследовать металл в этом закрытом от всяких взглядов месте клинка.

Глава шестнадцатая. Самая короткая и, кажется, последняя

Япония. Сентябрь, 1939 год

…Теперь мечу требовалась особая цуба – небольшая пластина с особым рисунком, она отделяет клинок от ручки. Настоящая цуба должна защищать руку, быть прочной, когда на нее обрушивается клинок врага, но и легкой, чтобы не нарушить баланс меча. И ее делают особые мастера, которые ближе к художникам. Они собирают как можно больше информации о том, кому предназначен меч, о характере мужчины, о том, чем он занимается, что любит. И цуба на мече придворных микадо иная, чем у аристократов Токугавы. И позолоту разрешалось наносить только на цубу меча самурая. Какой должна быть цуба для этого меча, решит сам Кано-Нацуо.

Мастер взял несколько листов со старинными рисунками различных мечей. И хотя мечи были японскими, но в рисунках орнаментов ножен было видно китайское влияние. Ножны и цуба были покрыты лаком, чтобы сохранить тонкий рисунок, изображавший фигурки животных и растения. Где-то на полке лежали несколько рукояток, сделанных когда-то из редкой древесины, привезенной из Индии, которые вырезали искусные мастера. Красивые мечи, но они были для аристократов лишь частью парадного наряда. А настоящие мечи делали не только для двора или ритуалов в храмах.

Были времена, когда мастера делали цуба из золота или серебра, но это для аристократов, а для настоящих самураев использовали темную медь, белую бронзу или шакудо – сплав золота с медью. При этом каждый мастер имел свой рецепт, как сделать правильную пропорцию и что нужно добавить помимо золота и меди.

* * *

Во вторник Паршин устроил обед в пафосном, но не затертом случайными посетителями ресторане – в дубовом зале Дома литераторов на Поварской. Были Костя Меркулов, младший научный сотрудник Слава Аникин, капитан ФСБ Елена Алексеевна Кудинова и еще двое мужчин, вероятно, полковники или генералы из Администрации президента и ФСБ. С собой – конечно, согласовав все через Аникину – он взял меч. Академик не был чужд некоторой театральности и хотел красиво вернуть меч заказчикам исследования, с разгаданным секретом. В торжественной, так сказать, обстановке. Первое слово на правах хозяина стола, он предоставил самому себе. Предупредив собравшихся, что постарается быть кратким. Последуем же и мы его правилу.

Поначалу академик позволил себе немного пофилософствовать. Чем рациональнее и прагматичнее становится утекающее время, тем большая возникает в человеке потребность идеализировать привычные материальные категории. Вот взять хотя бы многочисленные мифы и легенды о самураях, ронинах, ниндзя. И об особых свойствах их боевого оружия. Уже в наше время был сделан химический анализ стали, из которой изготовлено японское оружие XI–XIII веков. И древнее оружие раскрыло свою тайну: в стали был найден молибден. Сегодня хорошо известно, что сталь, легированная молибденом, обладает высокой твердостью, прочностью и вязкостью. Молибден – один из немногих легирующих элементов, добавка которого в сталь вызывает повышение ее вязкости и твердости одновременно. Все другие элементы, увеличивающие твердость и прочность стали, способствуют повышению ее хрупкости. Естественно, что в сравнении с дамасскими клинками, сделанными из железа и стали, японские легированные мечи и сабли казались чудом. Но значит ли это, что японцы умели в далекие времена делать легированную сталь? Конечно, нет. Что такое легированная сталь, они даже не знали, так же как и не знали, что такое молибден. Руда, из которой древние японские мастера выплавляли железо, содержала значительную примесь окиси молибдена. Выплавленное из обогащенных молибденом "песков" кричное железо проковывалось в прутья и закапывалось в болотистую землю. Время от времени прутья вынимали и снова зарывали, и так на протяжении 8–10 лет. Насыщенная солями и кислотами болотная вода разъедала пруток и делала его похожим на кусок сыра. Тем самым из заготовки удалялись вредные примеси, быстрее разъедаемые болотной водой. Затем разогретую заготовку японский кузнец проковывал в тонкую полосу, сгибал, опять проковывал и так несколько тысяч раз! Но и японские клинки, при всей их выдающейся остроте и прочности, не обладали качествами индийского булата, особенно упругостью.

Присутствующие внимательно выслушали академика. Помолчали.

– Все это очень интересно. Познавательно. И все-таки, вы можете дать гарантии, что ваш – извините, наш "объект" – действительно меч последнего китайского императора Пу И, который ему подарил император Японии Хирохито? – спросил первый из мужчин.

– Я могу вам дать официальное заключение по результатам всех проведенных исследований "объекта" на бланке нашего института, заверенное моей подписью и печатью, – ответил, помолчав, академик. – Вот бумага! – протянул он через стол документ в простенькой синей папочке. – Да, по совокупности всех параметров – это действительно высококлассная ручная работа профессионального оружейного мастера. Ковалось, несомненно, в Японии. Дата, позвольте так выразиться, его рождения – я имею в виду, конечно, меч – начало сороковых годов прошлого века. Работа уникальная, но об этом скажет мой коллега, доктор физико-математических наук, профессор Константин Владимирович Меркулов, – представил своего друга академик. – По всем вопросам принадлежности, актов дарения клинка – это к экспертам-искусствоведам и историкам. Это не по нашему ведомству.

Мужчина выслушал ответ Паршина. Видимо, остался вполне удовлетворен. Переглянулся со своим спутником. Тот просто прикрыл глаза и едва заметно кивнул головой.

– Благодарю вас, Антон Степанович. Вы даже не представляете, какую важную работу вы провели!

Назад Дальше