Альфред Бестер исполнял особую работу; он считал что нашел достаточно уязвимостей, достаточно жизненно важной информации. Его миссия была завершена, он отправлялся в обратное путешествие, но он не мог отказать себе в одном последнем взгляде, прежде чем уйти. Город ворлонцев действительно вызывал благоговение.
А родной мир ворлонцев - тем более.
* * *
В последнее время сон бежал от него. Он не мог вспомнить, когда в последний раз спал как следует, а Проксима едва ли располагала к спокойной дремоте, но было и кое-что еще.
Дэвид Корвин размышлял. Планы, мечты, наметки на будущее.
Где-то все пошло не так. Он не был ни пророком, ни мистиком, но все равно у него было ощущение, что это было не тем путем ,по которому должна была пойти галактика. Все должно было быть иначе.
Он со вздохом уселся на постели. Он не знал, что делать, но должен был сделать хоть что-то. Он так долго был прикован к Проксиме - и, надо признать, что поначалу это было добровольным - а вокруг него менялась галактика. Такие, как Синовал, определяли ее лик. Чужие расы были у руля и правили, а человечество было сослано на забытую планету и навсегда заперто там.
- Так не должно было случиться. - пробормотал он себе под нос. Проблема была лишь в том, что он понятия не имел - как же все должно было быть.
- Разговариваешь с самим собой? - сказал знакомый голос. Он улыбнулся.
- Сьюзен.
Она появилась перед ним, воздушная, призрачная и прекрасная. Он долго не мог к этому привыкнуть. Казалось... странным, что она может быть на другом конце галактики и все же явиться к нему; но позже он решил, что это не так уж и отличается от комм-канала. Человеческий разум способен адаптироваться ко всему.
- Не хотела тебя потревожить. - сказала она. - Никак не могу угадать, какое тут время. Синовал пытался меня учить как узнавать время в разных местах разных миров, но у меня это в голове так и не отложилось.
- Я тоже не знаю. - заметил Дэвид. - Тут больше нет ни настоящего дня ни ночи. Мы спим, когда устанем, едим когда голодны, и этого достаточно.
- Ты не выглядишь заспанным.
- Я думал.
- Обо мне?
- Это - всегда. - улыбнулся он. - Но нет, я просто... Извини. Сьюзен, что-то случилось? Ты выглядишь...
- В конторе выдался скверный денек. Дэвид, есть кое-что, что ты должен знать. Есть... - она осеклась. - Нет, забудь. Очень паршивый денек.
- Хотел бы я, чтобы ты была настоящей. - тихо сказал он. - То есть, на самом деле здесь. В такие моменты хочется тебя обнять и говорить, что все будет хорошо.
- Если так хочется - можешь и сказать. А я даже могу и поверить.
- Все будет хорошо.
- Врунишка.
Он рассмеялся и привалился к стене, глядя на Сьюзен.
- Он что-то планирует, верно? Все идет к развязке.
- Он всегда что-то планирует, но - да. Он подводит события к какому-то исходу. Я не знаю деталей. Не знаю сработает ли это. Я не знаю... ничего. Знаю только, что хотела бы увидеть тебя до того, как... Проклятье, совсем заболталась. Итак, что тебе не давало спать? Кроме мыслей обо мне, разумеется.
Дэвид вновь посмотрел на нее. Он знал ее лучше, чем кого-либо еще, и он понимал, что она не хочет говорить о том, что ее тревожит. Он чувствовал себя эгоистом за желание поднять свои собственные проблемы, но он знал, что ему нужно кому-то выговориться, а ее озарения он ценил больше всех прочих.
- Мы потеряли что-то. Давным-давно мы упустили возможность и сейчас все еще расплачиваемся за это.
- Кто "мы"?
- Человечество. Где-то по пути мы выпустили шанс из рук. И взгляни на нас теперь. Мы заперты здесь, на этом мертвом мире, ни дома ни правительства. Величайшие битвы этой галактики кипят вокруг нас, а мы в этом игроки с заднего плана. Хм... без обид.
- Да какие там обиды. - едко ответила она.
- Ты, похоже, думаешь что скоро все закончится, а я... я тоже чувствую, что так и будет. У меня есть надежда, что вы победите - иначе все будет неважно, потому что все мы будем мертвы. Но что потом? Что случится тогда? Не могу представить, что Синовал сможет удержать все вместе. Во-первых, это не в его духе, и это союз созданный для войны не для мира. Не развалится ли все на части, когда это закончится. Не вернутся ли все снова к своей прежней жизни?
- Мы не знаем. Может быть. Я и в самом деле не заглядывала так далеко.
- Ты была занята. А вот я нет. У меня нет ничего, кроме времени.
- И что ты собираешься с этим делать?
- Совершенно не представляю.
Сьюзен засмеялась.
- Я в тебя верю. И еще, нам надо для начала выиграть эту войну.
- Я в тебя верю. - ответил он.
- Мне пора. - тихо проговорила она. - Я ему понадобилась. Я просто... Я просто хотела сказать...
- Знаю.
- Я люблю тебя.
- Я знаю.
- Ты вернул меня назад. Я была на грани безумия, а ты вернул меня назад, и ты даже не знал, что это для меня значит, и...
- Я знаю. Я люблю тебя, Сьюзен. Удачи.
Она закрыла глаза и ее образ растаял.
Дэвид лег снова, глядя в темноту над ним. Странно, но в комнате, казалось, пахло ее волосами.
* * *
Все потемнело, его сердца дали сбой.
Это было не больно, не настолько, как он боялся.
Он не нанесет ответного удара, и в преисподнюю его видение. Он убил столь многих из тех кто был ему дорог. Он не убьет Г'Кара, не здесь, в самом конце.
Он не знал, что случилось с его другом, и ему было все равно. Это... подобающе, то, что он умрет именно так. Более-менее так, как он и предвидел, но в его видении он убивал еще и Г'Кара.
Нет.
Этого не случится. Его друг будет жить. Галактика нуждается в нем, куда больше, чем нужен ей Император Лондо Моллари.
Его колени дрогнули и готовы были подломиться. Его зрение помутилось. Он почти уже не видел.
Почти конец.
Он почти не мог дышать.
Его сердца...
Так громко...
Очень громко...
Г'Кар встряхнул его, и его голова откинулась.
С него упала корона.
И в это единственное мгновение, как это случилось с Г'Каром, перед его глазами промелькнула вся жизнь - из ненависти, бессильного гнева, злости на безнадежность и беспомощность. Его народ, разбитый и разоренный. Его мир, порабощенный чужаками. Его разбитые армии. Его мертвые друзья. Его неисполненные обещания.
Вся его жизнь - поражение.
И он знал, кого за это винить.
Нарна перед ним.
Двигаясь со скоростью, которой он не показал бы и в юности, он вскинул руки и его пальцы сомкнулись на глотке нарна в безжалостной, смертной хватке. Единственный глаз нарна блеснул удивлением, но он не ослабил хватку.
Никто из них не разжал пальцев.
* * *
Четыре стены камеры дрожали вокруг него, словно мираж, язычки огня стекали по камню, тени плясали и кружились. Тяжесть той земли и крови, что нависли над ним, была гнетущей, темной и невыносимой.
Пот тек струйкой по его спине. Все было таким горячим.
Морден оставался на балконе столько, сколько мог, глядя на пылающий город и всматриваясь в бурлящее небо. Вид облаков, рвущихся на части и черных молний, с грохотом мечущихся между ними, был ошеломляющим, но также и пугающим. После того, как он впервые услышал голоса - с него было достаточно, и он бежал.
Из одной крайности в другую. Сверху вниз. С небес...
В глубины.
Он немедленно сбежал к камерам, в самом низу дворца. Стражников здесь, конечно же, не было. Должно быть, ими овладело безумие. Он был обучен сопротивляться атакам на психику, и он все еще держал себя в руках, но так будет не всегда. В конце концов, он сломается.
И потому он пришел сюда. Он имел доступ к любому ключу от любой двери во дворце. Открыть дверь камеры всего одной рукой оказалось раздражающе трудным, но в конце концов он справился. Странно, но двери камер можно было запереть изнутри, и он так и сделал, хотя это вновь оказалось непросто.
Затем он выкинул ключи в зарешеченное окошко. Раздался успокоительный звяк, когда они упали на каменный пол снаружи, а затем...
Тишина.
Здесь он не мог услышать ничего. Ни криков ни пожаров, ни рвущегося неба. Он забился в угол камеры и наслаждался тишиной. "Сколько еще?" - подумал он. Сколько еще осталось до того, как его одолеют жажда или безумие? А может быть, еще до того он умрет от кровотечения. Тонкие повязки на его руке ослабли, и уже пропитались кровью. А от раны исходил очень неприятный запах.
Он всегда считал, что смерть от заражения крови и гангрены должна быть крайне болезненной. Возможно, он узнает это на своем опыте.
Если сперва его не прикончит безумие.
Какое-то время здесь было тихо, но потом появились голоса. Поначалу - шепчущие, тихие и неспешные, от которых так легко было отмахнуться. Потом они начали становиться все громче и громче, все настойчивей, неотступней и все более знакомые.
Его друзья, те немногие что у него были. Мистер Эдгарс. Лондо.
И самые болезненное из всех - его мертвая жена и ребенок; так долго бывшие не более чем призраками и полузабытыми грезами, погребенными под годами службы и долга - а теперь мучительно воскресшие вновь.
Он закрыл глаза, прислонился к горячим каменным стенам и подумал о том, сколько же в самом деле надо времени, чтобы умереть от обезвоживания.
* * *
Маррэйн был воином, и воином он был всю свою жизнь. Он помнил, как ребенком стоял на холодных зубчатых стенах Широхиды, под проливным дождем и хлещущим ветром, бесконечно отрабатывая боевые приемы под вечно сердитым взглядом его отца, Мургэйна.
Он умирал прежде, и он не страшился смерти сейчас. Он перешагнул через все возможные страхи. Все что осталось - это память о двух жизнях, прожитых полнокровно и достойно.
Ты ничтожество, Маррэйн! Ты всегда был ничем! Подумать только, что мой ребенок может показать такую слабость!
Он отскочил назад, вне досягаемости хлещущих щупалец Чужака, крутнулся на пятке, блокируя очередную атаку. Его плечо горело болью, а дэчай становился все тяжелей и тяжелей с каждой прошедшей секундой.
Я буду как камни Широхиды. Тверд и бесчувствен. Холоден и безжалостен. Я буду воплощенным холодом.
Щупальца твари были слишком длинны. Зал был велик, достаточно просторен чтобы тварь использовала весь их гигантский размах. Он мог уворачиваться - но не бесконечно - и он не мог атаковать. Тварь нашептывала ему; тихим вкрадчивым голосом безумия. Игнорировать это было легко. Слишком много других голосов наполняло его разум.
Это противоречит моим приказам, предводитель. Я должен привезти ее в Широхиду, как можно быстрее, и в добром здравии, естественно. А также я должен не допустить, чтобы что-то мешало мне по пути.
Он отразил еще одну атаку, вспоминая тренировки с его отцом. Всегда уклоняйся, никогда не блокируй. Мощный удар может пробить твою защиту и убить тебя, даже если блок ты поставил успешно. Уклоняйся и ты не получишь удар первым.
Разумеется, он был Клинком Ветра, стойким как горы. Горы не рушатся, не рухнет и он.
Он мой лорд. Когда я приносил ему клятву верности, я не искал в ней условие, которое позволит мне от нее отказаться.
Тело Такиэра распадалось, все больше и больше извивающихся щупалец появлялось из него. Его лицо все еще оставалось его собственным, строгим и непроницаемым, водруженным на тело чудовища. Его руки еще двигались где-то среди водоворота из щупалец.
Я полностью сознаю, что то, что мы... делаем - только дело плоти, и ничего связанного с чувствами. Я отлично сознаю, что на поле боя ты будешь моим командиром, и я буду повиноваться тебе. Но здесь не поле боя.
Это было поле боя, и Беревайн умерла, дважды. Он подвел ее и дважды позволил ей умереть. Однажды - тысячу лет назад, и снова - сейчас, каких-то пару минут назад.
Нет! Будь непоколебим! Горы не испытывают чувств! Горы не плачут!
Как и он. Я люблю вас обоих. Это неправильно?
Плыть среди воспоминаний, блокируя боль - но так ли это? Или воспоминания - это просто боль иного рода?
Он отскочил, отбивая новые выпады. Он отступал все дальше и дальше от тела Такиэра, все дальше и дальше от смертельного удара.
Это день нашей свадьбы. День нашей свадьбы...
Маррэйн посмотрел сквозь тьму, сквозь извивающуюся массу щупалец, на самого Такиэра Тот внимательно смотрел, наблюдая взглядом тактика. Такиэр всегда был тактиком, стратегом. Умелый воин само по себе, но прежде и важнее всего - лидер. Он двигал руками, направляя поток щупалец, каждый шип и гребень были частью единого целого.
И все же какая-то часть Такиэра оставалась собой.
Я сражаюсь на острие битвы, и знаю что могу умереть так же, как может умереть любой, кто следует за мной. Ты... тебе было легко посылать других на смерть, своей жизнью рисковать труднее.
Оставалось сердце. Оставалась голова. Оставалась душа.
Смерть - не более чем освобождение от твоих долгов.
Отсеки голову и тело умрет. У Маррэйна не было способа узнать - верно ли это в данном случае или нет, но терять ему было нечего.
Жаль, что я так и не сказал Джораху - как много значила для меня его дружба, и что я никогда не увижу его снова. Я знаю это.
Он был воином. Он не страшился смерти. Он никогда не боялся ее.
И мне жаль что я не мог помочь тебе. Двенадцать лет назад, на Голгофе, я мог тебе помочь. Я должен был попытаться усердней, но я этого не сделал, и мне жаль, а теперь слишком поздно.
Он напрягся, высматривая возможность, высматривая подходящий момент. Он сделал ложный выпад, проверяя защиту Такиэра.
Я не любил тебя тогда. Быть может, я должен был полюбить. Быть может, я полюбил бы тебя сейчас.
Ушла. Она ушла. Он выбросил воспоминания о ней из разума. Он должен сконцентрироваться, быть твердым, быть решительным.
Горы не плачут.
Беги!
Я не оставлю вас, моя леди!
Беги, я задержу их.
Они убьют тебя. Их слишком много.
Значит, я умру.
Ушли. Все ушли. Прошло две жизни, а всем, что у него осталось, были воспоминания.
Появился разрыв, небольшое пространство, где не двигались щупальца. Маррэйн взорвался движением, и бросился вперед, вскидывая оружие. Он поднырнул под один удар, перепрыгнул другой. Такиэр попытался помешать ему, но Маррэйн уже миновал его защиту.
Он полоснул лезвием дэчая по лицу Такиэра, и тот отшатнулся. Черная жгучая кровь дождем брызнула вперед, обжигая руку Маррэйна. Он не боялся огня. Он жил с ним тысячу лет.
Он готов был ударить снова, но рука твари взметнулась вверх и схватила его со сверхъестественной силой. Мощь и ярость сверкали в единственном глазу Такиэра.
- Предатель... однажды... - прошипел тот голосом, в котором удивительно естественно звучали ненависть и отвращение. - Предатель... всегда.
Маррэйн сражался с его хваткой, отчаянно пытаясь закончить удар.
В спину копьем ударила внезапная, мучительная боль и страшная сила отшвырнула его назад. Дэчай выпал из его рук, когда его бросило во тьму. Пол обрушился ему навстречу и он с грохотом упал, тело его пронзила боль, и рот наполнился кровью.
Ты не чувствуешь ничего. Чего стоит жизнь без чувств? Не жизнь, просто... существование. Один день за другим. Бесконечный поток... ничего. Ты любил ее настолько, что без нее готов отказаться от оставшейся жизни?
Его взор затянуло тьмой. Он попытался встать.
Пока не исчезнет тень...
- Моя... леди. - прошептал он, хотя он и не знал - кому он это говорит.
До последнего пламени чести, до последнего вздоха...
На него упала тень. Он заморгал, протирая глаза от крови.
Моя служба ждет твоего зова, мой клинок в твоих руках, моя жизнь ждет, когда ты возьмешь ее.
Он поднял взгляд, не веря себе, и тогда он начал смеяться, кашляя кровью на каждом вздохе.
Чтобы встать на мосту в последний роковой день.
Тиривайл стояла над ним, избитая и окровавленная, но непокоренная. Она смотрела мимо него, в лицо существу стоявшему в центра зала, окруженному колонной света.
- Приветствую, отец. - спокойно сказала она.
* * *
И тогда, в 2275, все это закончилось.
В огне.
Уильямс Г.Д. (2298) "Великая Война : Исследование."
* * *
Все было так, как привиделось ему.
Это началось с них двоих, и теперь на них двоих это и закончится.
Так много дней прошло с того знаменательного дня, когда они сцепились в бою, почти насмерть, когда тень упала на них обоих. В тот день родилась мечта, закаленная их общим знанием, закаленная их любовью к своим народам, и их намерением достойно исполнить свой долг.
Самые неправдоподобные друзья. Самые неправдоподобные союзники.
Теперь и от Г'Кара и от Лондо не осталось ничего, кроме ненависти. Две жизни мучений и жестокости. Потери, горе, муки и пытки.
Они сцепились, плюясь друг в друга ненавистью, не разрывая смертельного объятия, и один вырывал жизнь у другого. Старые друзья, превратившиеся во врагов.
У Лондо все плыло перед глазами, его сердца отчаянно стучали. Его хватка чуть ослабла, но все же оставалась тверда. Он не видел ничего, кроме своей ненависти. Нарны были животными - примитивные, дикие чудовища. Их давным-давно надо было стереть с лица галактики.
Звери! Не больше!
Он вкладывал все остававшиеся силы, что мог ,в свою смертельную хватку, и был вознагражден выпучившимся единственным глазом Г'Кара.
Звери!
Нарн попытался что-то сказать, но Лондо его не слышал. Его сердца колотились так громко, что он не мог слышать ничего другого.
Звери! Чудовища!
Его мир горел, его народ умирал от голода и обращался в рабство. И все это было виной Г'Кара. Только его вина.
Все его...
В затылке Лондо что-то взорвалось и все силы покинули его тело. Его мускулы дернулись и обмякли. Колени подогнулись под ним и он упал, ошеломленный и парализованный, с кровавой пеленой перед глазами.
Он упал внезапно, всем весом, его голова вырвалась из хватки Г'Кара. Нарн потерял равновесие и последовал вниз, за своим противником. Голова Г'Кара ударилась о ступеньку трона и коротко брызнула кровью.
Они упали одновременно, неподвижно растянувшись друг возле друга.
В тронной зале вновь наступила тишина.