* * *
Все умирает. Все мертво. Мертво. Мертво.
Моя дочь умерла, еще не родившись.
Он уставился в черный потолок. Он не мог увидеть его, он вырвал себе глаза из глазниц, чтобы не увидеть ту страшную картину, но он знал что там. Холодный камень, равнодушные звезды, пустой космос.
И за всем этим.
Они.
Это было так ярко поначалу, свет стелился перед ними, разливаясь прямыми путями в другую вселенную, коридорами сквозь время и безумие, Сеть широко распахнутая перед ними.
И также открытая для Них.
Свет ослепил его, но не ее. Она могла встретить его лицом к лицу без страха, но все же она прошла через медитацию и изменение. Он побоялся это сделать. Он не хотел и чтобы она прошла через это, но она прошла - и изменилась.
Если бы он тоже изменился - сейчас бы он мог быть в здравом рассудке.
Дверной проем, залитый светом ослепил его. Он отшатнулся от него, только затем, чтобы вновь поднять взгляд, услышав шум. Это был шепчущий, скребущий, щелкающий звук от миллионов насекомых.
Пути бесконечности открылись и Они пришли по ним. Не во плоти, не сюда, не за ними двоими.
Они пришли в голосах.
Теперь он тихо напевал про себя, хоть и не замечал этого. Он напевал на языке, на котором он не мог говорить, языке на котором во всей вселенной могла говорить лишь горсточка существ. Безумные причитания здесь не были необычны, но его - отличались от всех.
Его - были настоящими.
Они шептались с ним, и все, что ему оставалось - это воплотить эти шепоты в песню.
Причудливую песню убийства.
И безумия.
* * *
- Все было, и все есть обречено смерти. Пеплу и дыму.
- Черное сердце бьется в небесах.
Остальные пятнадцать голосов послушно повторяли рефрен.
- Черное сердце бьется в небесах.
Они все были одеты в черные рясы с капюшонами, что полностью скрывали их тела и лица. Если бы кто-то бросил взгляд под капюшон, то всем, что он увидел, был бы проблеск белого - белизна кости и фарфора. Маска мертвеца.
Они назывались Морр'сечара, по крайней мере в этом мире. У них были собратья в других мирах, среди других рас, в высоких и низких кругах. Группы носили разные имена, но все они переводились одинаково.
Культ Смерти.
Это их собратья были теми, кто открыл врата на Каре шесть лет назад, акт, который потребовал трех лет планирования и подготовки. Пусть между разобщенными сектами и не было прямой связи - Культ на Минбаре радовался триумфу их братьев. Возвратиться во прах вместе с остатками своего мира.
Это была почетная смерть.
В конце концов, разве их предки не искали почетной смерти? Морр'сечара состояли из членов разных каст, домов и положения, но это не имело значения. Все были равны. Все привносили что-то большее в целое. Изгнанный воин рассказывал истории о своих предках, и славной гибели, которой достигали они. Это вдохновляло всех.
- Все умирает. - произнес лидер.
- Все умирает.
- Все есть прах и пепел.
- Все есть прах и пепел.
Религия подвела их. Религия не спасла населяющих Кару, Трессну или любой другой из миров, пожранный Лордами. Религия не спасла Минбар от людей, Так'ча или ереси Синовала.
Вера оказалась бессильна против этого. И, значит, тем что требовалось - была иная вера.
Поклонение смерти.
У них не было реального лидера. Каждый исполнял функцию в великом целом. Какой смысл в лидерстве. Все мертвые равны. Всем, что имеет значение, был способ смерти, а не статус до нее. Крестьянин, умерший со славой, выше чем лорд, который умер в своей постели.
Но был один, тот кто говорил, один, чьи слова могли зажечь их, и он заговорил.
- Скоро. - сказал он. - Скоро наши Лорды придут и вычистят жизнь с этого мира, и мы, их избранники, заслужим славы во смерти.
- Славы во смерти.
- Скоро.
Позади него стояло зеркало, вдвое выше самого высокого минбарца, его поверхность обрамлял блеск обсидиана. В нем еще ничего не было видно, но они могли слышать это. Биение черного сердца.
- Черное сердце бьется. - прошептали они.
Открыть врата было непросто. Каждое требовало специального спускового крючка, особенного ключа. Лорды могли входить в мечты, видения и иллюзии, но лишь в открытые врата они могли войти во всей их славе. Тут уже было открыто несколько врат, но Синовал Проклятый - да будет пребывать в пытках его душа миллион лет под взором черного сердца - нашел и закрыл почти все.
Это было долгом Морр'сечара - принести смерть в галактику. Смерть, забвение и тишину.
И равенство.
Истинное равенство под вторым черным сердцем, что должно явиться.
- Бьется черное сердце. - прошептал проповедник.
И где-то, среди сна в личных покоях, Такиэр, Сатай, Святой и Первый Воин, открыл глаза, прогнав мимолетную дремоту.
- Бьется черное сердце. - прошептал он, не зная - почему.
* * *
Здесь было темно, но он не испытывал страха. Теперь он не боялся ничего.
Он сидел спокойно и тихо, вспоминая момент его смерти. Это был его звездный час. Его врагу столь же памятного не достанется.
Ничего не осталось от человека, которым он был, от мечт, которые он знал, от любви, которая его коснулась. Ничего не осталось от человека по имени Гален.
Ничего, кроме решимости служить его хозяевам.
Прошло двенадцать лет. Двенадцать лет потребовалось, чтобы сломать его. А казалось что прошло гораздо больше времени.
Он взглянул на открывающуюся дверь. Его комната была темной, маленькой и спартанской. В ней ничего не было. Ни кровати, ни стула, ни окна, ни света. Это было место холодной медитации и раздумий, ничего более.
Снаружи было светло, и фигура стоящая в двери выглядела просто силуэтом.
- Идем. - сказал Себастьян.
Гален кивнул, поднялся и последовал за ним.
Двенадцать лет. Он понятия не имел, что происходило в остальной галактике. Себастьян появлялся и исчезал, порой пропадая целыми месяцами, но обычно он был здесь. Где бы ни было это "здесь". У Себастьяна было одно весьма специфичное и особенное задание. Ему повелели оставить менее важные задачи его помощникам.
Заботой Себастьяна был Синовал.
И Синовала было трудно поймать. Хотя бы это Гален знал точно. Синовал подтолкнул Изначальных вступить в войну. Пока его подчиненные вели свои собственные войны, свои маленькие битвы, Синовал и Изначальные били по самим Светлым Повелителям. И не было удобного случая, чтобы встретится с ним лицом к лицу.
Гален не был нетерпелив. Время вскоре снова сведет их вместе. Он пытался не испытывать эмоций, подобные вещи были признаками слабости. Но порой в его мысли закрадывалась ярость. Синовал оставил его - для этого. Гален забыл детали, почему и отчего. Он даже забыл Вейара, но он помнил роль, которую сыграл Синовал.
Синовал бросил его.
Итак, да, Гален будет рад уничтожить врага. Если это слабость - пусть будет так.
Себастьян в молчании провел его по темным коридорам. Иногда они слышали крики, или жалкие мольбы о пощаде на разных языках. Себастьян не уделял им внимания, также как и Гален. Если он и задумывался о том, что совсем недавно он был одним из кричащих - то на его лице не отразилось следа эмоций.
Гален не знал, где находилось это место, но в те времена, когда он все еще помнил - он думал, что если существует Ад, то это именно он.
Это было просто... место. Вот и все.
Себастьян провел его сквозь арку в ослепляющее инферно света. Гален склонил голову. Свет не ранил его и не сжигал, хоть и был неприятно сильным. Перед ним склонил голову Себастьян.
С ними говорил Светлый Кардинал.
Слова нельзя было выразить человеческим языком, но ни, он ни Себастьян больше не были настоящими людьми. В любом случае, слова были неважны. Лишь содержание имело значение.
И когда он понял его - Гален обнаружил, что он улыбается.
Глава 2
Мама!
Сны больше не приходили к ней. Она не спала. Женщина со многими именами получила все, но потеряла свое.
Она цеплялась за имя "Талия Винтерс" больше из ностальгии, чем почему-то еще. Точно по той же причине она держалась за иллюзию своей человекоподобности.
Когда она была в Академии, у нее был наставник по имени Джейсон Айронхарт. Он был и ее любовником, когда она была менее опытна, больше боявшейся голосов, юной, испуганной, и полной ненависти к себе. Он неоценимо помог ей, показал ей истинную красоту тишины.
Просто тишина.
Такой она была для ее народа.
Она держалась за это воспоминание больше, чем за любое другое. Больше для нее не было тишины. Она испытывала ее с тех пор, когда разошлись пути ее и Джейсона; особенно - с Элом, с Декстером, Мэттом и несколькими другими. Но какой бы сильной, какой бы страстной и удивительной не была тишина - она всегда помнила то первое откровение.
Теперь - больше чем когда-либо.
Потому что теперь для нее не было тишины.
Все ради ее народа.
Знакомый нормал как-то спросил ее, на что в самом деле похоже - быть телепатом. Она описала, что это - как находиться в комнате, забитой людьми которые тихо разговаривают сами с собой, так тихо, что слов не слышно, но все равно остается ощущение бесчисленных разнящихся разговоров, каждый - со своим сопровождением из памяти, эмоций, радостей и горя.
Это все и объясняет, верно?
Да, тогда она была только П-5, и малоопытной. Это было до того, как она встретила Эла, прежде чем она выучилась на диверсанта и убийцу, прежде чем она родила, прежде чем она хотя бы догадывалась о существовании Сети.
Вы подчинитесь нам.
Эта мысль надолго осталась с ней.
Теперь она была выше, чем П-5. Гораздо, гораздо выше. Она сомневалась, что на шкале вообще есть отметка для нее. И она была лишь первой, если она точно была первой. Может быть, другие прошли перед ней и получили силы столько же, или больше. Может быть, они просто исчезли со страниц истории.
Синовал знал бы. Но чтобы спросить его, ей нужно было подобраться слишком близко к Истоку Душ, и тогда она услышала бы их голоса. Все до единого.
Она считала, что это может свести ее с ума.
Так же как бедного, бедного Декстера.
Нужды многих...
Она взглянула на двух ее спутников, желая чтобы она не могла видеть их мыслей так легко, словно их черепа прозрачны. Она встречала их обоих прежде, двенадцать лет назад, но тогда она была другой, практически - другой личностью.
Помыслы Маррэйна она понимала, и они ей нравились. Его эмоции были так сильны, так яростны, так близки к поверхности, удерживаемые в узде чистой силой воли. Его печаль была огромна и каждая третья мысль была о его могиле, но он не мог успокоиться, пока не исполнит свое предназначение.
Ей нравилось это. За это она уважала его.
Мама!
Маррэйн был редкой личностью. Даже уникальной. Он познал смерть, и это воспоминание всегда присутствовало в его мыслях. Под поверхностью было погребено пламя, погребено глубоко внутри. Он думал о чести, о войне и дружбе и страстной темноглазой женщине. Он знал ненависть, что могла гасить солнца, и любовь, что могла зажигать их вновь, но то была другая личность. В нем также было сомнение, вечное и назойливое желание узнать - тот ли он, каким он был. Он никогда не был уверен, был ли на самом деле Маррэйн, знавший Валена и Дераннимер, тем же самым Маррэйном, что жил и действовал сейчас.
Она могла это понять. Самого Маррэйна она не слишком любила. Его внешняя личность - его новая личность, как сказала бы она - была привлекательной, исполненной любви к жизни, что могла родиться лишь в том, кому в ней отказано. Но она могла видеть внутри неподдельную тьму, безумие и зло, на которое он был способен.
Он был не столь простым, чтобы его любить, не для нее, но все же она могла понять то зло, на которое способен каждый.
Мама!
В конце концов, она сама убила собственную дочь.
Талия!
И приговорила к безумию мужчину, любившего ее.
Марраго кивнул.
- Конечно. - сказал он.
Она прочитала бесконечность его мыслей, чувств и воспоминаний за один удар сердца.
- Итак. - сказал Маррэйн. - Надеюсь, что для этой встречи есть повод. Ради нее я оставил мою возлюбленную леди, и если я не вернусь к ней вскоре, она может найти другого.
- Она не будет искать. - ответила Талия. - И да, на нее есть причина. У Примарха есть план.
- Когда это у него их не было? - поинтересовался Марраго.
- И? - спросил Маррэйн.
Все было его частью. Не просто они трое, но все воины в армии Синовала. Она не знала всего, но знала достаточно, и тут было кое-что, что лишь она могла исполнить. Она не должна была этого делать, но считала себя...
...обязанной.
Без Синовала она никогда не стала бы тем, что есть сейчас. Никогда не узнала бы ощущения мощи, ощущения....
Мама!
Никогда не увидела бы, как умирает ее дочь, или как падает Декстер, выцарапывая себе глаза.
Талия!
Никогда не получила бы силу, чтобы спасти ее народ.
Со временем умирает все.
Она обязана Синовалу. Она может сделать это ради него.
Это должна быть она. Она может убедиться, что никто не подслушивает их - ни шпионы, ни телепаты, ни наблюдатели. Он может почувствовать присутствие Чужаков и Ворлонцев.
Она знала, что они в одиночестве.
Все они в одиночестве, большем чем они могут осознать.
Кроме нее.
Мама!
Она начала объяснять.
Маррэйн заулыбался.
Он снова думал про огонь.
* * *
Год 2266 в основном характеризовался больше планами и приготовлениями, чем настоящими битвами, и для историка мало что в нем указывает на перемену хода войны. Разумеется, это не значит, что ничего не происходило; но то, что происходило, было более тонким, более тайным и значение этого можно различить лишь в ретроспективе.
Самым большим свершением 2265, разумеется, была битва у Проксимы, кровавая и страшная кампания Синовала и его союзников по возвращению человеческого мира из рук Чужаков - вернувшая его лишь для того, чтобы вынужденно сдать его в миг победы. Синовал исполнил свою главную миссию - найти и нейтрализовать врата во вселенную Чужаков - но это вынудило его вновь отдать мир его врагам. Решение было и прагматичным и вынужденным. Его сил не хватало для продолжения схватки и так Проксима вновь вернулась к ворлонцам.
Последствия этой битвы прослеживаются до первой половины 2266. Синовал был вымотан своими усилиями, особенно - изнурительной битвой, которая потребовалась для уничтожения врат. Единственный очевидец его схватки с Чужаками была нехарактерно скрытна, но она отметила, что Синовал был почти в бессознательном состоянии, когда выбрался из разрушенного здания, снова и снова со стоном повторяя слова "моя леди", и сжимая грубо выполненное украшение так сильно, что оно поранило его до крови.[1] После этого он провел несколько месяцев в уединении, отдыхая и набираясь сил, передав массу полномочий его заместителю Сьюзен Ивановой. Она была необычно для нее осторожна, но провела несколько отлично исполненных кампаний, беспокоя ворлонцев там, где они намеревались развернуть наступление.
Сами ворлонцы были также осторожны. Проксима была первым случаем, когда они попытались использовать своих союзников-Чужаков как оружие, и они жестоко недооценили их мощь. Возможно, что дело было во внутренних распрях, начавших появляться в ворлонской иерархии. Точно известно, что несколько членов их Правительства тайно поклонялись Чужакам, но, возможно, все же не все. Хотя мы знаем крайне мало о правительстве ворлонцев, или их иерархии, судя по всему, после провала операции на Проксиме по некоторым вопросам ими было проведено следствие.
Синовал явился из своего отшельничества во второй половине года, полный новой энергии и сил, а также осязаемой ярости. Судя по слухам, он был настолько же изменчив , как он это продемонстрировал во время собрания Совета Альянса в 2261. Его первым делом была попытка связаться с еще большим числом союзников. Некоторые расы поддерживали крайне строгий нейтралитет, осторожно прокладывая дорогу между Синовалом и ворлонцами. Как настаивали обе стороны - нейтральность более не была возможным выбором. Синовал посетил родной мир врии и обратился к их правительству лично. Даже лицом к лицу с его огромной личной харизмой, они не изменили свою позицию.
В гневе он обратился к одному из самых темных своих слуг. Морейл использовался в основном как агент-убийца и шпион на Гораше во время кампании 2264, но Синовал нашел ему иное применение.
Устрашение.
Морейл отлично справился с его новым заданием. Он собрал его собратьев-З'шайлилов и Безликих и убил одну десятую всех несовершеннолетних врии в их родном мире в течение месяца. Затем Синовал снова посетил их правительство. "Если они останутся нейтральны" - сказал он. - "умрут все врии, и лучше если дети умрут сейчас, а не от безумия, страха и удушающей тьмы." Если правительство снова откажется помочь ему - все дети будут убиты, а взрослых оставят их судьбе - в руках Чужаков.
Они немедленно капитулировали, но затаили глубокую ненависть, и попытка их мятежа два года спустя дорого стоила Синовалу. Одна угроза того, что это может случиться и с ними, заставила другие расы, такие как ллорты, йолу, аббаи и ипша толпой броситься на службу к Синовалу. Большинство их он направил в помощь Куломани и Вижаку, на освобождение миров дрази, на кампанию, которая все больше начинала увязать в системе Забара.
Еще одним интересным событием в конце 2266, важность которого была не очевидна до конца, была отставка Алит Тиривайл из военных сил Минбара. Причины ее были неизвестны, поскольку Тиривайл никогда не говорила про них открыто, а единственной персоной, которой она могла рассказать, был Маррэйн Предатель, никогда не ведший никаких дневников и неизменно хранивший ее личные тайны.
Известно, что Тиривайл избрала своей личной миссией охотиться и убивать поклонявшихся Чужакам, которые только еще начинали появляться в то время.
Они прозвали ее Охотницей на Ведьм. Она была первой, но далеко не единственной.
Уильямс Г.Д. (2298) "Великая Война : Исследование."
[1] Л'Нир с Нарна. "Уроки у ног Пророка." [Л'ир, очевидно, присутствовала во время битвы у Проксимы в 2265, хотя то, как она могла туда попасть - остается неясным, поскольку Командор Та'Лон в то время подтвержденно отправил ее в систему Забара с Пророком Г'Каром и генералом Куломани. Это, возможно, одна из многих загадок окружающих Л'Нир, и ее связь с Истоком Душ, которой, скорее всего, суждено остаться нераскрытой.]
* * *