- Да, товарищ младший политрук. - 'смирно' Алфедов явно вставать не собирался. - Видны следы транспорта - на дороге глубокие колеи. Метров через триста, на юго-восток отсюда, выходит из леса. Дальше идет через поля. На дороге никого не заметил. Просто поразительно. Несколько коротких, будто рубленных, предложений, произнесенных с вечно недовольной миной, быстро и четко нарисовали полную картину. Я б так не смог. Терехин задумался. Если дорога выходит из леса юго-восточнее, значит в восточном направлении, куда мы стремимся, лес заканчивается и придется идти по открытой местности. Хреново.
- Товарищ младший политрук, - после небольшой паузы Алфедов продолжил. - Если пройти на юг, там лес снова изгибается на восток. Я из подлеска посмотрел. - Идем до края леса, по изгибу на юг пока не сможем продолжать движение на восток. - после секундного размышления загнул Терехин. - Алфедов…
- Товарищ младший политрук, - мне так не терпелось воплотить свою идею в жизнь, что я осмелился перебить Терехина. - разрешите обратиться! Недоуменный взгляд и кивок.
- Разрешите заминировать дорогу. Неизвестно когда и как еще на дорогу выйдем, а далеко тащить мины… Терехин снова задумался.
- Немцы после взрыва могут начать прочесывать лес… - мысли вслух? У Терехина? Наверно я его сильно озадачил. И фашистов укусить хочется ничуть не меньше чем мне, и рисковать страшновато.
- Немцы могут появится когда мы уже далеко уйдем. И от дороги мы уходим - врядли они будут лес южнее прочесывать. Желание насолить фашистам, похоже, победило. Терехин кивнул.
- Старший сержант Белынский, пойдете с Найденовым. Когда закончите, идите по краю леса. Будем ждать вас на изгибе.
- Спасибо товарищ младший политрук! Я отошел к Оле.
- Иди с товарищем политруком. Я скоро вас догоню.
Оля только кивнула. Видно было, что не хотела расставаться, но - молодец, никаких истерик, никаких 'я с тобой'. Наша колонна разделилась. Терехин, Алфедов, Гримченко и Лешка пошли в лес, а мы с Михалычем отправились к дороге.
Минировать решили на самом въезде в лес. Место выбирал я, исходя из того, что в этом случае хотя бы с одной стороны дорога просматривается достаточно далеко - незамечеными со стороны полей к нам не подойдут. А со стороны леса… Я надеялся, что если кто-то будет ехать, мы услышим раньше чем проезжающие нас увидят. Минут пять мы просто лежали в густом кустарнике у дороги и напряженно вслушивались в звуки леса - не раздастся ли шум моторов. Все было тихо. Мы осторожно выползли из кустов и подошли к дороге. Ей явно пользовались. Две глубокие колеи указывали на то, что здесь проходили целые колонны техники. Колеи - это хорошо. Если будут ехать - колеса будут в колеях. Там и поставим мины.
Я взялся за лопату. Михалыч сидел чуть в стороне и поглядывал то на поля, то в лес. Он должен был подать мне знак если что-то увидит или услышит. Руки все еще болели после утреннего копания штык-ножом, но назвался груздем… Вначале я выкопал яму в ближней колее. Земля была твердая, укатанная колесами, и поддавалась неохотно. Но вскоре яма приобрела достаточную глубину (специально мерил извлеченной из сидора миной). Немного подумал, вопросительно взглянул на Михалыча - тот кивнул, что все в порядке. Отошел метров на пять и вырыл еще одну такую же ямку - уже в другой колее. Теперь снарядим мины. Никогда раньше таким не занимался. И сильно дал бы по рукам тому, кто делал бы то, что сейчас собирался сделать я. Очень сильно. А сейчас… Во мне все еще кипели отголоски той злости. Да и Терехину я сам предложил… Не давать же задний ход! Кто меня за язык того, на поляне, тянул…
Достав из сидора взрыватель я минуту постоял, как можно подробнее припоминая принцип его работы. Теорию я знал. Но как на практике? Вроде все должно сработать. А не сработает - снимут куски меня с ближайших деревьев. Может быть. Вначале я хотел было поставить мину на взвод ударом. Но, поразмыслив, решил, что это слишком рискованно и не дает никакой уверенности, что взрыватель взведется. Поэтому, поразмысли еще, я его раскрутил и выбросил в кусты всю механику, оставив только корпус с инициирующим зарядом и капсюль. В своем времени проделывать такое с подобными вещами я никогда не рисковал - я вообще старался их не трогать. Да и, в любом случае, из-за ржавчины пролежавшие более полувека в земле взрыватели еще попробуй раскрути! Их даже выкрутить из мины почти нереально. Здесь же - красота! Все в масле, легко идет… Я собрал взрыватель обратно и вкрутил его в мину. Теперь осталось только найти что-то подходящее, что б поставить на капсюль как жало ударника. После некоторых размышлений, я достал из кармана винтовочный патрон и вывернул из него пулю - подойдет. Сверху положим листик, на всякий случай. Готово. Теперь к этому месту лучше вообще не приближаться. Наступит или наедет кто-то на пулю, та наколет капсюль и… Теперь повторить процедуру со второй миной. Готово! Интересно, сколько седых волос у меня прибавилось? Нет, я в такие игры больше играть не буду. Ну нафиг!
Бросил взгляд на результаты своих трудов - вроде все в порядке. Теперь - ходу. Махнув Михалычу я побежал в лес. Слава Богу никто пока на дороге не появился. Если б кому-то вздумалось проехать тут когда у меня руках была взведенная мина… было бы очень хреново. Но обошлось. Мы, поглядывая на виднеющуюся за деревьями открытую местность, бежали по краю леса. В лесу все было тихо и спокойно. Только наше с Михалычем тяжелое дыхание вплеталось в звуки пения птиц. Бежали долго. Слишком мы задержались у дороги - наши успели далековато уйти. А я, было, думал, что мы сможем догнать их до изгиба леса.
Первым на остальную часть группы наткнулся я. Остановился так резко, что Михалыч чуть не сбил меня с ног.
- Свои! - почему у меня голос так охрип? Алфедов опустил карабин.
- Все в порядке? - судя по взгляду Терехина, вид у меня был еще тот. Ну да, руки трясуться, дыхание как у паровоза… Седина еще, наверно…
- Так точно, товарищ младший политрук. Все сделал. Терехин посмотрел на Михалыча, тот кивнул.
- Тогда пошли. Алфедов, вперед!
А примерно через час слева донесся отдаленный звук взрыва. И, через пару минут, еще один.
Мы шли по лесу уже четвертый день. После минирования дороги настроение у отряда немного приподнялось, но ненадолго. Мы, кстати, так и не узнали из-за чего сработали поставленные мной мины. Может кто-то на них наехал, а может была какая-то другая причина подрыва. Опасаясь прочесывания леса, если на дороге подорвались все же немцы, мы не рискнули проверить результаты взрыва. Но, похоже, каждый для себя решил, что на оставленный мной сюрприз все же наткнулись немцы. Но хорошее настроение постепенно исчезало. Силы с каждым шагом таяли. Линия фронта, казалось, просто издевалась над нами. Звуки канонады то приближались, то становились почти не слышны. Насколько я помнил, немцы сейчас продвигались в глубь территории Союза довольно быстрыми темпами. Сможем ли мы догнать наших? Похоже, такая мысль посещала не меня одного. Каждый раз как звуки пушек становились похожи на очень далекое эхо грома, лица моих новых товарищей становились мрачнее. Не терял уверенности только политрук.
Ко всему прочему добавились проблемы с едой. Буханку хлеба, прихваченную мной на хуторе, мы доели вчера утром. До сих пор удивляюсь как Терехин смог растянуть этот небольшой запас продовольствия на пять дней, учитывая, что в отряде было семь голодных, измотанных постоянной ходьбой по лесу, ртов. Хотя, последние два дня мы питались, большей частью, подножным кормом. Хлеб был лишь приправой, навевавшей ностальгию по сытой, кажущейся уже сказкой, жизни двадцать первого века. Основной же рацион составляли редкие в это время года грибы, какие-то корешки, найденные Алфедовым. А вчера на ужин Гримченко поймал двух ежей. Вы пробовали когда-нибудь зажаренного на костре ежа? И не пробуйте. Тем более, что есть там нечего - одни кости. Радовало только то, что пока не было проблем с водой. В лесу часто попадались родники и наши фляги почти всегда были полны. Еще очень сильно напрягало то, что как я ни растягивал сигареты - они все же закончились. Табак в кисете, правда, оставался. Но хоть я и поначалу пытался присматриваться к совершаемому Михалычем таинству скручивания самокрутки из газеты, в итоге решил все же не рисковать.
В общем, вы уже примерно представляете мое состояние. Живот, поначалу вовсю качавший права и чуть ли не скручивавший меня в узел, уже поутих - видимо совсем разочаровался в жизни. Ноги просто стонали о своей несчастной жизни. Отросшая до состояния неприличной пушистости щетина и немытое тело жутко чесались. Еще побаливала спина, явно недовольная сном на голой земле. Вдобавок ко всему я еще подцепил двух клещей, одного - в совсем неприличном месте.
Так мы и шли. Разговоров у костра практически не было. Все были вымотаны до предела. Видя истощенное состояние бойцов, Терехин на второй день все же отправил меня ночью в караул с Михалычем. Махнул рукой на подозрительность или свою роль сыграла моя закладка на дороге? Двойственное ощущение. С одной стороны, снижение подозрительности по отношению к моей персоне меня порадовало, а с другой - кто в здравом уме хочет просыпаться ночью и несколько часов, придерживая веки пальцами, вглядываться в лесную темень? Первый свой караул я все же задремал, за что сапог Михалыча оставил на моих ребрах внушительный синяк. Не поверите, сон как рукой сняло!
Вечером четвертого дня нас снова остановил Алфедов, бессменно исполняющий в нашем отряде обязанности разведчика. Он бесшумно возник из-за куста и тупо смотрящий только себе под ноги Терехин, который шел все так же впереди, чуть на него не налетел.
- Метров через четыреста лес заканчивается. - объявил разведчик. - Дальше идет луг и река. А за рекой поля.
Новость никого не обрадовала. Никто не горел желанием передвигаться по открытой местности. Но это было еще не все.
- На лугу, между лесом и рекой, аэродром.
Еще 'лучше'. Теперь, если форсировать реку, придется это делать практически на глазах у немцев. Или делать солидный крюк, что б обойти аэродром стороной.
- Что с охраной со стороны леса? - Терехин при упоминании аэродрома немного оживился.
- В лесу никого не заметил, товарищ младший политрук. А сам аэродром подробно не рассматривал.
- Веди. - политрук указал взглядом вперед. - Посмотрим, что там.
К опушке леса мы шли медленно. Почти крадучись. На этот раз, видимо из-за близости противника, Терехин отправил вперед кроме Алфедова еще и Михалыча. Но до края леса мы дошли тихо. В лесу немецких секретов или не было, или мы, не заметив их, проскользнули мимо. Наконец, впереди показались просветы между деревьями и мы, проползши последние десять или пятнадцать метров, залегли в густом кустарнике.
Впереди, метрах в трехстах от леса, действительно был полевой аэродром. По периметру взлетного поля, за рядом колючей проволоки, в лучах заходящего солнца были видны небольшие окопчики, а со стороны реки и проходившей вдоль леса дороги я заметил несколько орудийных ячеек. Метрах в пятидесяти за линией окопов в шахматном порядке стояли десять покрытых маскировочной сетью, растянутой на подпорках, самолетов. На аэродроме царили тишина и покой. Возле большой палатки, видимо столовой, весело дымила полевая кухня. Откуда-то раздавались звуки музыки. Несколько человек гоняли мяч на небольшой площадке между самолетами. Вот кто-то не торопясь подошел к одному из окопов и спрыгнул вниз… Идиллия, одним словом. Люфтваффе на отдыхе - картина маслом.
- Командир, смотри. - откуда-то слева приполз Михалыч. Я проследил взглядом за его рукой и увидел несколько штабелей бочек, судя по всему - с бензином.
- Вот неплохо было бы стрельнуть.
Терехин, после минутного раздумья, покачал головой:
- Даже если попадем, может не взорваться. Зато немцы сразу за нами увяжутся.
Я немного покопался в своих запасах и протянул Терехину пять патронов, носики пуль которых были украшены черно-красной маркировкой.
- Взорвется, товарищ младший политрук. Если этими стрелять - взорвется.
Политрук смотрел на бронебойно-зажигательные патроны, а лежащий справа от него Гримченко что-то пробурчал себе под нос. Вроде бы снова что-то о 'волшебном мешке'. Терехин подумал и снова мотнул головой.
- После такого точно лес начнут прочесывать. Не уйдем. - сказал он это каким-то грустным-грустным голосом. Было видно, что ему очень хочется подорвать ко всем чертям это гнездо, из которого гнусными жалящими насекомыми вылетают самолеты с крестами на крыльях. Но ответственность за людей, которых он пытался вывести из вражеского тыла на соединение с Красной Армией, пересилила. Не знаю, может к этому чувству ответственности примешивался еще и страх безвестно сгинуть в лесу…
Ход моих мыслей был бесцеремонно прерван. Из леса, откуда-то справа от нас, раздалась длинная гавкающая пулеметная очередь, аккомпанементом которой выступали хлопки винтовочных выстрелов. Видно в головы стреляющих пришла та же мысль, что и нам. На месте штабеля бочек вспух багрово-черный шар, от которого начало расплываться огненное озеро. Мы, не ожидавшие такого, просто застыли.
- В лес! - заорал первым пришедший в себя Терехин.
Но пришел в себя не только он. Немцы тоже уже оклемались. Со стороны аэродрома заросли начали, поблескивая трассерами, прочесывать пулеметные очереди. Я, на одних инстинктах, уткнулся лицом в землю и попытался, отталкиваясь руками, задом отползти в лес. Волна адреналина была настолько дикой, что из головы исчезли все мысли, остались только инстинкты, сейчас орущие, что надо очень быстро валить отсюда. Впрочем, остатков моего разума было достаточно, что б краешком сознания наблюдать за происходящим вокруг.
Как раз в тот момент, когда я вжался в землю, пуля на выходе снесла всю правую сторону лица Михалыча, который все еще смотрел на Терехина когда со стороны аэродрома прозвучала первая очередь. Мой затылок, на который и так градом сыпались выбитые пулями щепки и прочий мусор, заляпало чем-то теплым. Саша Гримченко выпустил оставшиеся в диске его ДП патроны и, волоча за собой одной рукой опустевший пулемет, резво развернулся и пополз в лес вслед за Терехиным. Алфедов, каким-то непонятным образом, умудрился из положения лежа прыгнуть за ближайшее дерево и так передвигался дальше - прыжками и короткими перебежками от дерева к дереву. Лешка вначале застыл на месте и, словно загипнотизированный кролик, смотрел на вспышки, мерцающие на пулеметных стволах. В чувство он пришел только получив в левое плечо пулю. Оля… Ее я, видимо тоже инстинктивно, успел вжать в землю когда зарывался лицом в нее сам. Сейчас она что-то полузадушено пищала. Я немного ослабил руку на ее затылке и Оля принялась выплевывать набившуюся в рот землю. Схватил ее за руку и, потащив за собой, пополз к ближайшему дереву.
Почувствовав за собой хоть какое-то укрытие - ствол дерева, о которой то и дело с глухим стуком били пули - я немного пришел в себя. Не выпуская Олиной руки развернулся, стараясь все так же вжиматься в землю, и, волоча за собой девушку, с максимальной скоростью пополз в лес. Ориентиром мне служили мелькающие впереди подошвы сапог Саши. Встать на ноги я рискнул только когда пули уже практически перестали свистеть над головой. Немцы все еще стреляли, но мы уползли глубоко в лес и только редкие пули, чудом миновав стену древесных стволов, повизгивали в воздухе. Опасность еще не миновала и я не рискнул выпрямляться в полный рост. Так и пытался бежать в какой-то невообразимой позе - колени согнуты, а верхняя часть туловища наклонена чуть ли не на девяносто градусов. Почувствовав холод и понял, что штаны у меня все насквозь мокрые… Стыдно, конечно, но многие ли смогли бы сохранить чистые штаны, когда по тебе лупят несколько пулеметов?
Мы неслись через лес будто сдавали норматив по бегу. Каким-то образом наш отряд, уменьшившийся на одного человека, умудрился не рассеяться в наступивших сумерках. Каждый бежал ориентируясь на спину того кто был впереди. Первым, как всегда, был Алфедов, за ним Терехин, от политрука немного отставал Гримченко, пулемет которого, казалось, цеплялся за все окрестные ветки, почти вровень с ним бежал Лешка. Ну и замыкали колонну мы с Олей, которую я продолжал тащить за руку. Бежали не скрываясь, с треском проламываясь через кусты и ломая ногами, казалось, каждую лежащую на земле ветку, хрипя на весь лес и топоча как стадо бизонов. Сейчас было не до маскировки, у каждого в голове была только одна мысль - поскорее убраться подальше от аэродрома.
Вдруг впереди и чуть справа щелкнул выстрел. Потом прогавкала короткая очередь и бегущий впереди Алфедов кубарем покатился по земле. Споткнулся и упал, схватившись за голову, Терехин. Я, снова дернув к земле Олю, рыбкой запрыгнул за ближайшее дерево, надеясь только, что на земле не окажется никакой сучковатой ветки, об которую пропорю себе живот. Остальные, кто был еще на ногах, тоже попадали кто куда.
Судя по звукам выстрелов, нас обстреливало минимум пять человек, по крайней мере один из которых был вооружен пулеметом. Пули снова свистели над головой. Первым сориентировался Лешка. Он, похоже, еще в падении, зашипев от боли, сорвал с плеча карабин и, матерясь, начал стрелять куда-то в лес. Из-за соседнего дерева Саша, отбросив наконец в сторону бесполезный пулемет, разряжал в том же направлении мой парабеллум. Я, повинуясь стадному инстинкту, тоже взялся за свой трофейный карабин. Стрелять пытался на вспышки выстрелов. Не знаю, попал куда-то или нет, но, похоже, все мы патроны тратили впустую - количество стволов с той стороны не уменьшалось.
Опустошив обойму, Лешка рванул из-за пояса гранату. Немецкую 'колотушку'. Шипя и матерясь, он долго пытался свинтить с деревянной рукоятки колпачок. В конце концов, ему это удалось - дернул шнур и граната полетела в заросли, из которых сверкали вспышки выстрелов. Грохнуло. Судя по звукам, на одну винтовку у противника стало меньше. Зато пулемет стал посылать в нашу сторону очереди подлиннее.
Тут ударник моего карабина сухо щелкнул. Я отвел затвор и вытащил из кармана новую обойму. Попытался засунуть патроны в карабин не вынимая из планки, но что-то клинило и перезарядить карабин никак не получалось. Плюнув на это дело, начал запихивать патроны в обойму карабина по одному. Краем глаза я видел как Лешка дергает шнур у второй гранаты.
- Получите, суки! - заорал он, бросив врагу новый подарок.
Снова грохнуло и, на этот раз, замолк пулемет. А еще через несколько выстрелов смолкли и винтовки. Над лесом снова повисла тишина, бьющая по ушам сильнее любого взрыва.
- Эй там, - раздалось из зарослей на чистом русском языке. - Оружие на землю и выходи по одному!
Подняв руки над головой, обезоруженные, мы тесной кучкой стояли посреди небольшой полянки. Рядом неподвижно лежали Терехин и Алфедов. Ночь уже вступала в свои права и я различал только смутные силуэты окружающих нас четырех человек. Судя по стонам, раздававшимся откуда-то слева, где-то здесь был и пятый. Наверно раненый. Вещи у нас отобрали, оружие тоже было где-то вне моего поля зрения. Отобрали даже мою трофейную зажигалку.
- Вы хто такие будете? - произнес откуда-то из темноты тот же голос, который чуть ранее предложил нам бросить оружие.
А в ответ тишина. Лешка, шипя сквозь зубы, подергивает простреленным левым плечом. Саша Гримченко тоже молчит, видимо горюет о все-таки "прое…ном" пулемете, который остался где-то в кустах недалеко от полянки. Оля… А что она скажет? Мне опять говорить?