- Простите, тащ лейтенант, - пискнула девушка, отбрасывая в сторону упаковку израсходованного перевязочного пакета. - Больно, да? Ну, нет у меня ничего против боли, все уколы только на сборном пункте… если остались еще. Раненых много и обожженных…
- Как… зовут? - слова с трудом проталкивались сквозь саднящее, обожженное горячим дымом горло. Попытался приподняться, но не преуспел, поскольку снова замутило. Да и на затянутую обгоревшим комбинезоном грудь вновь легли маленькие, но удивительно сильные девичьи ладошки:
- Не вставайте пока, не надо, нельзя вам! Сейчас мы вместе потихонечку, помаленьку, тут не так и далеко. Рядом с рембатом мы, километра с два отсюда. А зовут меня Лена. Просто Лена. С Ярославля я. Да и зачем вам? Все равно забудете…
- Красивое имя, правда. Елена, Леночка… мою невесту так зовут. Она там, э-э, дома осталась, в Москве.
- Ой, правда? Так вы из самой Москвы, товарищ лейтенант? - девушка на миг замерла, рефлекторно сделав движение, словно собиралась поправить выбивавшиеся из-под пилотки русые пряди. И задала самый, пожалуй, неожиданный в данной ситуации вопрос: - А она какая, ваша невеста? Красивая, наверное, да?
- Ну… на тебя сильно похожа. И лицо, и волосы. Только глаза другие. Но такая же красивая.
- Ой, да бросьте вы! Нашли тоже краса…
Она так и не успела договорить. Сначала прозвучал совсем негромкий, но сочный шлепок, а затем лицо Кирилла оросило чем-то теплым и… страшным. И лишь в следующее мгновение, когда ее совсем легонькое, но уже безжизненное тело мешком навалилось сверху, парень осознал, что произошло. Шальная пуля, всего лишь долбаная шальная пуля, пулеметная или винтовочная, прилетевшая откуда-то с немецкой стороны. В голову. Окровавленная пилотка отлетела куда-то в сторону, разметавшиеся русые волосы мгновенно приобрели алый цвет, а на все остальное… На месиво из вывороченных костей черепа и мозговой ткани Кирилл просто не смог заставить себя посмотреть, торопливо и пошло зажмурившись…
Не соображая, что делает, и совершенно не замечая боли, парень аккуратно перевалил вялое, словно лишившееся некоего внутреннего стержня тело санинструкторши на спину. Борясь с тошнотой, приподнялся, с трудом встав на колени, перемазанный в своей и ее крови, непослушными пальцами поднял пилотку, прикрыв изуродованное лицо. Левую руку, неумело замотанную издевательски белым бинтом, он прижимал к телу.
И вот тут его пробрало.
Единственное, что Кирилл успел сделать, захлебываясь рвотой, так это отодвинуться в сторону, чтобы никоим образом не осквернить крохотный клочок украинской земли, последний приют тезки его Ленки, едва ли не впервые в жизни названной "невестой". Рвало его долго, почти минуту, выворачивая наизнанку, как никогда в жизни. И вследствие контузии, и от всего пережитого несколькими минутами раньше, и вообще… ТАКОЙ войны он еще не видел. Да, он привык, что на настоящей войне гибнут люди. Привык к разорванным взрывами телам, к превратившимся в угольно-черные головешки сгоревшим танкистам. Он даже почти привык к размазанным по гусеницам и опорным каткам внутренностям. Но он совершенно не был готов к тому, что только что произошло! Не был, и все тут! Война - дело мужчин! Она, эта едва знакомая девушка, была слишком красива и чиста, чтобы вот так буднично, походя превратиться в обезображенный, почти что обезглавленный труп… Смерть шла, невидимая, но вполне осязаемая, рядом с ним все эти бои, и под Воронежем, и под Москвой, и в Белоруссии, и здесь, под Харьковом. Но это была какая-то другая смерть. Тогда погибали боевые товарищи и противник, а вовсе не хрупкие девочки, наверняка еще даже не познавшие мужской любви и ласки… Нет, так нельзя, нельзя так, нельзя…
Окончательно парень пришел в себя, лежа на спине в нескольких метрах от погибшей девушки. Его уже не тошнило, да и раненая рука почти не болела. Железистый запах свежей крови, казалось, перебивал даже тухлую тротиловую вонь и давно уже ставший привычным тяжелый аромат горелой солярки и масла, но Кирилл, поборов приступ тошноты, подполз к девушке. Торопливо, отчего-то отчаянно стесняясь касаться мертвого тела - не боясь или брезгуя, а именно стесняясь, - вытащил из нагрудного кармана документы и тоненькую стопочку истертых на сгибах треугольничков-писем. Смертный медальон искать не стал, а вот сумку забрал, вовремя вспомнив, что нужно будет обработать обожженную ногу.
Осторожно выглянув из ложбинки - не хватало и ему словить дурную пулю! - Кирилл осмотрелся. Родной танк, "Сталинградская" "тридцатьчетверка" с необрезиненными катками, застыл метрах в десяти, из двигателя и башенного люка еще шел дым, но огня, как ни странно, уже видно не было. Люк механика так и остался задраен по-боевому. Боекомплект не сдетонировал - нечему было там детонировать, подсказала память Логова, последний их снаряд так и остался нерасстрелянным в стволе. Атаковали последним, что еще оставалось, планируя пополнить боекомплект и горючее после боя. Чуть поодаль замерла и вторая жертва немецкой самоходки - полностью разваленный взрывом легкий Т-60 из их же бригады. Сорванная граненая башня лежала кверху погоном в стороне. На левом фланге, но достаточно далеко, тактического номера не рассмотреть, дымил БТ, один из немногих уцелевших к этому дню.
Подбитой самоходки, натворившей столько бед, отсюда видно не было, она стояла в неглубокой балочке, где и осталась навечно, напоследок неплохо разменяв свою жизнь. Бой уже сместился южнее, на окраину большого села, где еще грохотали отдельные взрывы, кажущиеся совсем игрушечными на таком расстоянии, и раздавалась заполошная пулеметная дробь. Собственно, именно это село и было целью их атаки, не слишком грамотно организованной, проведенной практически без предварительной разведки и вовсе без воздушного прикрытия. Вот и напоролись на замаскированную в невеликих складках местности засаду из всего-то нескольких StuG III…
Над головой прошла девятка "восемьдесят седьмых" "юнкерсов", узнаваемых по неубирающимся шасси в массивных обтекателях и изломанным крыльям. Штурмовики летели довольно высоко и, судя по построению, особой опасности сейчас не представляли - их цель лежала где-то за спиной, видимо, фрицы собирались отбомбиться по тыловым объектам. Хреново - после того, как авиаподдержку в основном передали южной группировке, Люфтваффе снова полностью перехватило инициативу, чувствуя себя в воздухе, как дома. Точнее, как на полигоне, где опасность попасть под реальный зенитный огонь чрезвычайно мала, а вот шансы уничтожить все до единой цели - чрезвычайно же высоки… Поневоле задумаешься, в чью голову пришла идея оставить их без воздушного прикрытия?
Закончив изучать окрестности, Кирилл поудобнее устроился на склоне ложбинки и осмотрел ожог на бедре, видимом сквозь прожженную прореху в штанине комбеза. Приобретшую зловещий багровый цвет кожу жутко пекло, однако в целом картина, насколько он мог судить, оказалась не столь катастрофической. Видимо, плеснуло горящей солярой, но огонь удалось быстро сбить, недаром руки такие закопченные. Вот только странно, что он этого, хоть убей, не помнит, ни как из танка выбирался, ни как тушил загоревшийся комбинезон… Ладно, хрен с ними, с теми потерявшимися воспоминаниями, нужно наложить повязку и топать на сборный пункт, ведь погибшая санитарка упоминала, что он где-то неподалеку. Ну, а куда ж еще? Ни танка, ни экипажа у него больше нет, из оружия - один пистолет да полтора десятка патронов, плюс ранение… Разрезав штанину нашедшимися в санитарной сумке ножницами, Кирилл продезинфицировал ожоговую поверхность, щедро плеснув спиртом из склянки с притертой крышкой, и присыпал стрептоцидом. С трудом разорвав зубами оболочку перевязочного пакета, кое-как перебинтовал ногу - повязка получилась топорной, но, хотелось надеяться, могла защитить рану от попадания грязи. В дополнение к той, разумеется, что уже успела туда попасть…
Копаясь в сумке, парень сделал и еще одно открытие, заставившее его скрипнуть зубами: во внутреннем кармашке он нашел простенькое зеркальце, расческу и почти пустую жестяную пудреницу со стершимся рисунком на крышке. И еще затертую по углам тетрадь в черном коленкоровом переплете. Отчего-то парень сразу понял, что это ее девичий дневник, хотя подобное и строжайше запрещалось и командованием, и, главным делом, особистами. И читать его он не вправе… или, может, как раз наоборот? Теперь это уже просто память… Машинально раскрыл на первой странице, где круглым девичьим почерком было выведено: "Боевой дневник санитарного инструктора Елены Николаевны Сазоновой. Адрес - город Ярославль, улица…" Что ж, хоть адрес известен, будет куда похоронку отправить. Ладно, и с этим тоже позже разберемся. Все, откладывать больше некуда, нужно поскорее добраться до сборно-сортировочного пункта, а уж там… А уж там как получится…
Проводил взглядом возвращающиеся "Юнкерсы", под выкрашенными серо-голубой краской крыльями и фюзеляжами которых уже не осталось бомб. Отбомбились, "лаптежнички", мать их арийскую за ногу! Одно радует, из девяти летевших туда вернулось лишь восемь, кого-то наши зенитчики все ж таки опустили на землю! Кирилл тяжело поднялся и, прихрамывая, двинулся в сторону медсанбата…
ГЛАВА 13
Украина, район Харькова, весна 1942 года (продолжение)
До сортировочного пункта бригадного медсанбата Кирилл, как ни странно, добрался почти без приключений. Причем добрался не в одиночку, а в качестве временного командира сводного отряда из пяти рыл. С тремя пехотинцами и танкистом, правда, не из его бригады, он встретился на развилке измочаленной траками дороги, где они без особой надежды ждали попутку. Собственно, ранеными оказались только пехотинцы, а оставшийся без машины наводчик с КВ просто возвращался в расположение, заодно помогая брести раненному в ногу бойцу, опирающемуся на винтовку с расщепленным прикладом, словно на костыль. Убедив их, что данное мероприятие вряд ли сулит успех, Кирилл скомандовал подъем, поскольку в его праве командовать никто не усомнился и документы не потребовал.
Шли долго, каждые полчаса делая привалы, на одном из которых Кирилл, впервые в жизни, сделал - при помощи коллеги-танкиста, разумеется, поскольку одной рукой как-то не слишком удобно накладывать бинт - аж три перевязки, израсходовав почти все нашедшиеся в сумке покойной санитарки перевязочные пакеты, йод и стрептоцид. Себя парень чувствовал, как ни странно, куда лучше, тошнота и головокружение почти прошли, рука, хоть и болела, но вполне терпимо. Бедро по-прежнему пекло, но ходить почти не мешало. Соорудив из опустевшей санитарной сумки импровизированную перевязь, Кирилл уложил на нее раненую руку и топал наравне со всеми, подбадривая случайных попутчиков неизвестными в этом времени анекдотами и рассказами о том, как совсем уже скоро по Москве пройдут, шаркая разбитыми сапогами и ботинками, многотысячные колонны пленных, вслед за которыми поедут пожарные машины, смывая с асфальта грязь. И ничуточки он не врал, между прочим! Просто, гм, перенес реальные события на пару годков вперед, вот и все…
А потом на него снова накатило. Правда, он даже с шага не сбился, как ковылял себе, так и ковылял дальше, припадая на обожженную ногу. Зато в голове словно семидесятишестимиллиметровая осколочная граната рванула. И все сразу стало на свои места. И игра, и эффект полного погружения, и все эти попадания в прошлое, и то, что он так и не вышел из последнего боя… Все оказалось именно так, как они с Ленкой и предполагали. То есть по-настоящему. Он и на самом деле воевал, пытаясь переиграть проигранные в реальности бои - и проигрывал их, как и его предки до того. Зато теперь он знал, что такое закрытый в две тысячи седьмом году проект "Слияние", и знал, почему его свернули власть имущие. Знал, что он не одинок; что еще десять ребят в этот самый момент делают все возможное и невозможное, чтобы совсем немного подкорректировать историю, сами того не желая… или, наоборот, желая - ведь теперь и они тоже знают правду! И одна из них, незнакомая ему девчонка с ником "Филька-Т-34" воюет где-то совсем рядом, в составе южной группировки.
Но самое главное, он знал, зачем он здесь и что ему надлежит сделать. В его сознании отпечаталась полная хронологическая справка последних дней Барвенковской операции… ну да, все верно, буквально через несколько дней наступательная операция станет оборонительной, и немцы замкнут кольцо окружения, сформировав тот самый знаменитый "Харьковский котел". Из ослабленной оборонительными боями и попытками контратак Пятой гвардейской к своим выйдет всего лишь пять изношенных танков, две полуторки, одна трехосная машина с зенитной пулеметной установкой и сто пятьдесят пять бойцов из тысячи двухсот одиннадцати. Раненый командир Пятой гвардейской танковой бригады попадет в плен, а комиссар погибнет в бою. И сейчас он, Кирилл Иванов, может переломить ситуацию, может, поскольку знает, что, как и когда будет происходить. Вот такой вот нетипичный "попаданец", если пользоваться литературной терминологией десятилетней давности. Не "с ноутбуком к Сталину", а все своими силами, ручками, так сказать…
Бухающие по южноукраинской пыли разношенными кирзачами боевые товарищи так ничего не поняли и не заметили, разумеется. А Кирилл ощутимо воспрянул духом. И что с того, что там, в будущем, он лежит в коме на функциональной кровати в реанимации Склифа? Да ровным счетом ничего! Если Ленка окажется именно тем человеком, с которым стоит на всю жизнь связать собственную судьбу, она сделает все как следует. Да и родители помогут. А в том, что все именно так и обстоит, он отчего-то нисколько не сомневался. На Лену можно положиться, она девчонка правильная и, что куда как важнее, надежная. Справится. А он сам? И он тоже должен справиться, просто права такого не имеет - не справиться!
Затем они вышли к железнодорожной станции и расположению медсанбата. И Кирилл понял, куда летели давешние "Штуги" и что оказалось их целью. Станцию смело можно было считать бывшей, как и скудные запасы горючего и боеприпасов, столь необходимые остаткам бригады. Всего этого больше просто не существовало в природе. Остались лишь разбитые пути, искореженные рельсы да остовы догорающих вагонов. И разгромленный санбат, по расположению которого немецкие асы прошлись уже напоследок, не особо и прицельно, просто высыпав нерастраченный остаток бомб…
Летний ветер лениво прибивал к почерневшей, усеянной обломками и трупами земле дым; все, что могло гореть и взрываться, уже отгорело и взорвалось. Неподалеку от развороченной фугасными бомбами станции застыло в поле несколько танков - "тридцатьчетверка", КВ, парочка "шестидесятых" и аглицкая диковина по имени "Матильда". Судя по всему, танки не сумели пойти в атаку, оставшись для поверхностного ремонта на СПАМе - сборном пункте аварийных машин, где и попали под бомбежку, не особенно, впрочем, и пострадав. Ремонтникам, видимо, просто повезло, поскольку основной целью штурмовиков все-таки была сама станция. У "Ворошилова" размоталась гусеница и оказалась поврежденной ходовая, у Т-34 был поднят люк МТО - перед самой бомбежкой ремонтники, видимо, ковырялись в запортачившем дизеле. Еще один Т-34 лежал на боку по другую сторону невысокой насыпи, уткнувшись стволом в землю: фугаска угодила достаточно близко, чтобы перевернуть двадцатисемитонную махину, но вряд ли всерьез ее повредила. "Хотя пушку почти наверняка со станка своротило", - профессионально отметил Кирилл. Еще один танк, похоже, тоже английский, смело можно было вычеркивать из списка боевых единиц: прямое попадание; уже не танк, собственно, а так, груда искореженного металла и метров двадцать утонувших в пыли и пепле гусеничных лент…
Между снесенными взрывами палатками санбата и перевернутым набок помятым автобусом со здоровенным знаком Красного креста на крыше бродили санитары в замурзанных, некогда белых халатах, собирая на пропитанный кровью брезент носилок не то уцелевших раненых, не то оставшееся от тех, кому не повезло. Помнится, кто-то из историков новой волны убеждал, что немцы не бомбили госпиталя и санитарные суда, а если и бомбили, то исключительно по ошибке или в результате провокации самих же медиков или раненых? Ага, ага, вот именно так! Эх, жаль только, ни одного из них сейчас тут нет, хотелось бы взглянуть на его рожу! После того, как основательно проблюется за кустиком, разумеется, зрелище, откровенно говоря, не для слабонервных… На месте крайней, самой близкой к железнодорожной насыпи палатки осталась лишь пятиметровая воронка, тоже прямое попадание. Собирать там уже нечего и некого, разве то, что поместится в этой самой воронке - еще и место останется…
И, стоя на вершине невысокого холма и разглядывая все это жуткое разорение, Кирилл неожиданно принял решение. Да, нужно собрать выживших и прорываться из окружения, до которого остались считаные дни. Где там они начали прорыв в реальной истории? В районе села Лозовенька, ага. Что ж, поскольку исход всей операции уже не вызывает у него ни малейших сомнений, он постарается кое-что изменить. Вот только… хватит ли авторитета юного лейтенанта Логова, недавнего выпускника танкового училища? А, неважно. В званиях и должностях на войне быстро растут, а петлиц под комбинезоном не видно. Представиться майором, комбатом вон хоть тех же легких Т-60 их бригады, и возглавить прорыв. Проверять все одно никто не станет, не та ситуация… Что еще? Исторические данные из неожиданного и, нужно полагать, последнего подарка разработчиков "Танкового клуба", информационного пакета, с удивительной легкостью приходили на ум. Там, в мае реального сорок второго, в прорыв пошло шесть десятков танков и двадцать тысяч бойцов. Сколько вышло - известно.
И он сделает - или изо всех сил постарается сделать! - все возможное и невозможное, чтобы изменить эту мрачную статистику…
- Суки… - прокомментировал увиденное один из пехотинцев. - Летают, б…ди, и бомбят. Кто б им леталки-то поотрывал…
- А самому слабо? - обернулся к нему Кирилл, душу которого неожиданно захлестнула какая-то необъяснимая, лихая и яростная веселость. - Или руки коротки? Вот мы и поотрываем, товарищ красноармеец, причем по самые помидоры поотрываем!
Судя по всему, шутку про "оторвать по самые помидоры" в этом времени еще не придумали, и все залились искренним смехом. Выждав пару секунд, Кирилл рявкнул:
- Отставить смех! Значит, так, кто считает себя достаточно дееспособным, помогает собирать раненых, остальным отдых и перевязки… если есть, кому перевязывать. Ты, - как зовут кэвэшного наводчика, он так и не спросил, поэтому просто ткнул пальцем в грудь. - Разберись с машинами, собери людей, особенно ремонтников. Узнай, насколько серьезные повреждения и можно ли отремонтить в полевых условиях. Ясно?
- Да, - слегка стушевался танкист. И неожиданно чуточку мстительно добавил: - Товарищ командир, а вы так и не представились?