- Не покидай, не оставляй меня, брат мой! Когда ты рядом, я чувствую уверенность и силу, и уходят сомнения!
- Э, нет, Сеймон! Давай-ка ты уж дальше сам. Ты же сделал свой выбор? Сделал! Ну так действуй! Веди свой народ - они же не столько в Бога Единого верят, сколько в тебя. Вот и веди!
- Но я не виноват, Вар!
- Насчет чужого добра? Согласен: ты не виноват! И потом: мне ли судить?
- Но почему, почему ты уходишь?!
- Потому что не могу оставаться здесь. Не могу! И не знаю даже, как тебе это объяснить. Ладно, считай, что мне просто надо побыть одному и подумать. Может быть, я даже вернусь.
- Я буду ждать тебя!
На самом деле, Вар-ка не сомневался, что еще вернется в эту реальность: в золотом браслете на левом запястье Сеймона тускло поблескивал черный полосатый камешек.
Ни луны, ни звезд в этот раз не было, но это был тот же самый мир - Вар-ка хорошо запомнил его. Правда, знакомый букет запахов почти полностью растворялся в ароматах человеческого жилья: растянувшись широкой дугой вдоль подножия горы, в пустыне горели костры - многие сотни костров. Сверху в темноте они казались плотным созвездием, упавшим на землю. Там было очень много людей. Несмотря на расстояние, они создавали такой плотный эмоциональный фон, что Вар-ка не сразу почувствовал присутствие кого-то здесь - совсем близко.
Где-то тут он, наверное, спускался в прошлый раз. В темноте не разобрать, но где-то здесь, может быть, сохранились еще следы его костра, а вон там, пониже, - жертвенник, построенный Сеймоном.
"Интересно, сколько прошло времени в этой реальности? И что тут творится? Может быть, это Сеймон привел иревов к горе, где когда-то встретил посланца своего бога, и ходит на нее молиться? А вот и близким дымом потянуло! Знакомым таким дымком - пополам с запахом горелого мяса. Неужели Сеймон опять сидит на склоне и жжет на огне очередного козленка-ягненка? Мужского пола и чтоб без изъянов?"
Нет, это не Сеймон. Человек у жертвенного костра значительно моложе и ниже ростом, его темные, чуть вьющиеся волосы лишь тронуты слегка сединой, а борода коротко острижена. Одежда представляет собой довольно сложную конструкцию из широких кусков ткани, покрытой узорами и нашивками, - вряд ли в таком наряде удобно бегать за овцами или лазить по кустам. А он, судя по всему, и не бегает, не лазает: чуть в стороне от жертвенника виднеется какое-то сооружение, вроде шатра или палатки, а рядом с костром сложен целый штабель дров. Причем дрова эти - совсем не ветки кустов, растущих на склоне, а куски стволов толщиной в руку, которых Вар-ка поблизости не видел! Сам жертвенник, наспех сложенный когда-то Сеймоном, превратился в монументальное сооружение высотой больше метра.
Да, сменились декорации, костюм и исполнитель, а сцена разыгрывается все та же. Шипит и воняет горящее мясо, закрыты глаза, воздеты к небу руки: "Великий и Всемогущий, опусти взор свой на раба твоего! Услышь и снизойди до молитвы моей…"
"Нет, больше никаких световых эффектов, - решил Вар-ка. - Может быть, не стоит и вылезать из кустов: будем общаться на расстоянии, благо язык тот же самый".
У него затекло все тело, когда он дождался конца молитвы. На сей раз в ней не чувствовалось исступления человека, срочно нуждающегося в поддержке и помощи. Да и текст, похоже, не был импровизацией, а состоял из пространных блоков, выученных наизусть. Человек совершил поступок или закончил какое-то дело. Сам он почти не сомневается в правомерности и полезности сделанного и просит теперь одобрения Всевышнего.
Прошла, наверное, большая половина ночи, прогорел и остыл жертвенный костер, прежде чем иссяк обращенный к Богу поток слов и мыслей. Вар-ка задремал, сидя в неудобной позе, и чуть было не упустил удобный момент для контакта: их разделял жертвенник, и, пока горел костер, можно было не опасаться, что молящийся разглядит в кустах фигуру полуголого человека. Костра уже нет, и сейчас тот откроет глаза… Пора!
Представив, что имеет дело с одним из тех, кого давно знает и любит, Вар-ка зашептал:
- Приветствую тебя, человек. Как имя твое?
- Ты услышал, услышал меня, недостойного!! - воскликнул незнакомец и немедленно упал ниц, раскинув в стороны руки.
"Ну вот, опять начинается! - расстроился Вар-ка. - Мне, наверное, никогда не понять искреннюю веру этих людей в то, что Творец-Вседержитель может вот так запросто взять и материализоваться из воздуха! Или спуститься с неба и начать давать мелкие бытовые советы. Просто как дети, право! Хотя, с другой стороны… им можно и позавидовать!"
- Отринь свой трепет пред лицом моим! И назови свое имя!
- Творцу ли не знать имен всех тварей, что живут перед ликом его?! Сеймон, мое имя - Сеймон!
- Сеймон, значит… Я не тот, кому предназначена жертва твоя, не тот, кому вознес ты молитву! - попытался Вар-ка подавить панику собеседника. - Я, наверное, лишь простой и грубый инструмент в руке Бога. Но, думаю, Он все-таки знает и любит нас. Если душа твоя чиста, а поступки праведны, чего бояться тебе? Дыши спокойно и говори со мной! Когда-то я приходил уже сюда и познакомился с одним Сеймоном, но это был не ты…
- О-о-о! Я знал, знал, что недостоин!
- Погоди, погоди! Не мельтеши, пожалуйста! С тех пор, как я ушел отсюда, для меня прошло… м-м-м… несколько дней. А здесь, кажется, миновали годы? У вас теперь что, "Сеймон" - это не имя, а должность? Звание? И кто это жжет костры там внизу? Иревов, что ли, стало так много?
- Сеймон - это тот, кто ведет народ Единого Бога. За ним шли отцы и деды наши, он вывел народ из рабства языческого!
- Та-а-ак! Все ясно… почти до половины. Значит, народ иревов вышел из рабства и куда-то идет? И ведет его всегда Сеймон или, точнее, тот, кто ведет, - тот и Сеймон? Правильно? И сейчас эту должность… гм… это место… В общем, сейчас Сеймон - это ты?
- Велика мудрость твоя, о…
- Когда мы говорили тут с первым Сеймоном, он назвал меня Посланником. Это, конечно, для меня слишком круто, но, думаю, для здешних условий сойдет. Так куда ведет народ нынешний Сеймон? И куда вел предыдущий? Впрочем, извини: вы, наверное, всех их считаете одним человеком.
- Сеймон ведет народ свой в страну, завещанную Богом, где реки текут молоком и медом!
- Ну разумеется! Конечно же, не в гости к белым медведям! И как это я сразу не догадался?! Хотя, помнится, у первого Сеймона с этим было как-то не очень… Ладно, все правильно! Давай мы сделаем так: ты сядешь и спокойно расскажешь мне обо всем, что случилось после того, как иревы ушли из… гм… рабства. Хотя нет, давай начнем с того, как воды сомкнулись над колесницами Рофара. Народ возликовал, вознес хвалу и принес жертвы. А что было потом? Если я правильно понял, с тех пор не один раз дети успели стать стариками? Что-то недалеко вы ушли за это время, а? Ты сядь и говори, только, пожалуй, глаза не открывай - дабы не умереть тебе… раньше времени.
Колдовал Вар-ка не напрасно: новый предводитель народа воспринял-таки незатейливый посыл-внушение, слегка расслабился и заговорил.
Смену "Сеймонов" рассказчик не фиксировал - вождь всегда был один и тот же, собственноручные деяния бога переплетались с делами людей, а реальные события с явно вымышленными. Тем не менее это была уже ИСТОРИЯ - собранная воедино память многих поколений. Для Вар-ка что-то осталось непонятным, а что-то пришлось домысливать самому, ведь некоторый опыт у него уже был.
После инцидента на переправе через лиман иревов, кажется, оставили в покое. Они пошли бродить по пустыне, вспоминая полузабытые навыки кочевого скотоводства. Район, который они достаточно быстро освоили, судя по всему, не был совсем уж бесплодной пустыней, но находился вне сферы интересов соседних государств. Здесь обитали мелкие племена и кланы, которые вели кочевой или полуоседлый образ жизни. Кто-то сливался с иревами, кто-то вступал с ними в стычки. Похоже, местные не считали пришельцев такими уж дикарями, а может быть, сами недалеко от них ушли. У иревов же было преимущество: уже с первого-второго поколения они стали воспринимать себя как некую общность, как народ, избранный и возлюбленный Богом, который куда-то идет. Или, точнее, народ ведет Сеймон, непосредственно выполняющий Божью волю. Эти две идеи - о пути и Едином Боге - оказались настолько величественны, что местным служителям многочисленных божков просто нечего было им противопоставить, кроме мелкого колдовства, жалких чудес да буйных оргий, на которые так падки замордованные бытом женщины. В общем, за несколько поколений избранный народ многократно умножился, причем не столько за счет деторождения, сколько путем вбирания в себя местного населения.
Постепенно из сплава всевозможных обрядов оформился культ Единого Бога и, конечно же, нечто вроде касты жрецов-священников: несколько семей, чьи сыновья не работали, а следили за правильным исполнением богослужебных обрядов или непосредственно участвовали в них. Они же, вероятно, следили, чтобы народ, по возможности, не нарушал многочисленных бытовых запретов-табу. Эти запреты, судя по всему, возникали и множились для отделения своих от чужих. Откуда берется очередной новый вождь-Сеймон, Вар-ка так и не понял.
С идеей пути, движения куда-то происходили изменения странные, но вполне понятные. Сначала толпа иревов действительно куда-то двигалась - скорее всего за скотом, который объедал пастбища и шел дальше. Было неясно, как долго это продолжалось, но Вар-ка заподозрил, что в конце концов они стали ходить по кругу, протяженностью то ли в год, то ли в несколько лет пути. На этом круге часть народа оседала в оазисах, где ассимилировала местных и начинала заниматься земледелием и торговлей. В результате настоящими кочевниками, кажется, осталась лишь незначительная часть народа. Остальные, похоже, двигались куда-то сидя на месте и выращивая виноград и пшеницу.
Что может быть целью пути для общества, чью численность сдерживают лишь пищевые ресурсы? Конечно же, это место, где всего много. Сначала это была просто некая страна, текущая тем и этим. Но по мере того как бескрайняя неизведанная пустыня становилась все более знакомой и маленькой, рай земной обретал все более определенное географическое положение. И вот тут-то начались проблемы.
Жизненное пространство иревов с одной стороны ограничивало могучее царство-государство, где правил Богоподобный и куда возвращаться никто не собирался. С двух других сторон простиралось море и настоящая пустыня, куда соваться было совершенно незачем. А вот на севере… На севере лежала страна благодатная и… доступная! Сохранилась даже древняя легенда, что именно оттуда предки иревов в голодный год ушли под руку Богоподобного владыки.
Сеймон понимал (Вар-ка начал-таки воспринимать его как одного человека), что контакта не избежать: там, в Наахе, красивые города, тучные пастбища, там крохотный клочок пашни может круглый год кормить большую семью, там… В общем, там есть все, кроме мощного государства, способного выставить армию на свою защиту! А контакт, собственно говоря, уже идет давно: и торговцы туда-сюда ездят, и молодежь, сколько ни запрещай, на заработки уходит. И что характерно: уходит туда народу значительно больше, чем возвращается!
С этого места рассказ сделался многословным, путаным и переполненным религиозным пафосом. Вар-ка с трудом продирался к сути событий.
Иревы - народ многочисленный и буйный, но совсем не воинственный. Точнее, оружие его не мечи и копья, а вера и верность заветам. До сих пор - в пустыне - этого хватало. Но вот устоят ли люди, оказавшись среди дворцов и храмов? Не начнут ли дети смеяться над верой отцов, глядя на роскошь язычников? Ох, начнут…
Надо отдать должное вождям: они приняли мудрое решение! Они не стали засылать шпионов и обучать воинов, готовя военное вторжение. Они наложили многолетний (но не вечный!) запрет на посещение Нааха и занялись укреплением веры в собственных рядах. Священники стали методично приучать людей выполнять все старые традиции и табу, а также придумывать новые: как только народ будет подготовлен, ему откроется путь в благодатный Наах. Он покорит его своей праведностью и силой веры! М-да-а… как ни крути, а резон в этом есть.
Среди прочих "мероприятий по консолидации и укреплению" возникла идея… Точнее, Господь повелел, чтобы основные законы были записаны (впервые!) и вечно хранились среди народа, дабы вовеки не возникло сомнений… В общем, он - Сеймон - эту работу закончил. Почти два года он не спускался вниз, не посещал шатров кочевников и домов земледельцев. Лишь Первосвященник и Ученик его знали, где находится и что делает предводитель. И вот приказ Всевышнего выполнен. По этому поводу народ собран на великий праздник: там, внизу, они все - и пастухи, и пахари, и торговцы, и ремесленники - все!
- Могу я взглянуть на труд, коему отдал ты столько сил?
- О да, Посланник! О да! Они там, у жилища раба твоего.
- Неужели и тебе повторять: ты не мой раб. Не мой! Давай веди, только не споткнись с закрытыми глазами!
Сеймон встал и осторожно двинулся к своему шатру. Вар-ка тоже поднялся на ноги, но пошел не вслед за ним, а вверх по склону, петляя между кустов. Он был не прочь взглянуть на письмена иревов, но ночь кончалась, рассвет наступал стремительно, а демонстрировать Сеймону свою скромную персону ему совсем не хотелось.
Вар-ка дремал, разомлев под утренним солнцем, когда на него неприятным зудом накатила волна чужих отрицательных эмоций. Импульс шел, конечно, не от людского моря внизу, излучающего радость, - источник где-то рядом. А рядом мог быть только Сеймон, если, конечно, кто-нибудь новый не влез на склон, пока он кемарил после бессонной ночи.
С этого места до жилища Сеймона не больше сотни метров, но разглядеть, что там происходит, из-за кустов невозможно. "Кажется, к нему действительно кто-то пришел - даже голоса слышно! Ну что ж, пойдем посмотрим".
- …вместе с ними на празднике урожая!
- Он потерял контроль! Он показал свою слабость!! Первосвященник не может, не должен!!!
- Успокойся, Сеймон, успокойся! Что толку от гнева твоего… по крайней мере, сейчас? Яви лучше мудрость свою недостойному Ученику! Было бы лучше, если бы ты…
- Ладно! Говори все, а я буду слушать!
- Ничего не утаю, господин, ничего! Когда ты ушел… Началось это, наверное, позапрошлой весной. Ты же знаешь, как в Мибедаре, в Осаве, в Халаше празднуют день плодородия? Мы не запрещаем им…
- Это давно надо было сделать!! И без того неправедность пашущих землю туманит гневом лик Его!
- Ну-ну… Мы ведь много раз говорили об этом. Ты сам признал, что люди не в силах понять и принять истину сразу. Им нужно время, а нам - терпение. В Клабе и в Мираве в это время тоже шипит на огне мясо, тоже течет рекой вино и пиво, но люди воздают хвалу и приносят жертвы Всевышнему!
- Они это делают в своих поганых языческих храмах!
- Но в них уже нет кумиров! Люди сами убрали все статуи, а в Мираве даже сожгли их! Без кумиров их храмы лишь пустые дома. Так будет и в Осаве, и в Халаше, только нужно время, иначе люди отшатнутся от нас, ведь они так любят праздники! А в Мибедаре… Ты же помнишь наш бесконечный спор со жрецами Шагива? В конце концов, они согласились убрать его кумиры, согласились переплавить их…
- О всесильный Бог отцов наших!!!
- Мы не делали изображений Бога! Птица, распластавшая крылья, - лишь олицетворение мудрости Бога, знак, что Он парит над нами и ничто на земле не укроется от глаз Его!
- Прости, прости, Господи, этот народ неразумный!! Продолжай рассказ свой, несчастный!
- Сеймон, ведь мы говорили с тобой об этом раньше, и ты… почти согласился! Ведь это не кумир, не образ Бога, а только обозначение одного из его свойств. Люди слабы, им трудно поклоняться тому, чей лик всегда скрыт, а имя непроизносимо. Они веками привыкли… Мы же не можем отгородиться, уйти от людей пашущих, торгующих, кующих металл!
- Бог предков наших всесилен! Он вывел их из рабства языческого…
- Я знаю, знаю, Сеймон!
- Что ты знаешь?! Это я знаю, почти уверен, что птицы из бронзы и меди, из золота и серебра уже есть в каждом шатре, в каждом доме!! Скажи, что это не так! Может быть, даже Первый возносит молитвы пред куском металла, сотворенным людьми?! Скажи!
- Да, это так: люди носят на груди изображение птицы.
- Ага! Их делают мастера Сахтила, а купцы продают всем эти поганые амулеты?
- Сеймон, постепенно мы объясним людям, что это лишь символ. Или, может быть, со временем медная птица станет знаком, отличающим людей Единого Бога?
- Безумцы! Господи, покарай народ неразумный свой! Покарай, ибо нет и не может быть нам прощения! Что ты уставился на меня, мальчишка? Ты никогда, слышишь, никогда не станешь Первым!! Вы забыли, вы растоптали закон наших предков, вы нарушили Священную Клятву! Нарушили то, что отныне написано рукой Бога! Почему не пришел Первый? Почему он послал тебя? Испугался?
- Нет, Сеймон… Первый, он… гм… он готовит праздник. Мы… мы думали, мы надеялись, что гнева твоего не будет. Конечно, конечно, и я, и все священники народа помнят пятнадцать Клятв Закона! Но во второй Клятве говорится о кумирах, то есть изображениях, которым поклоняются, считая их богами. Ведь язычник приносит жертвы и молится именно статуе или рисунку…
- О несчастный! Для того ли ниспослан Закон, для того ли клялись наши предки, чтобы мы, недостойные, толковали их клятвы?! Прочти, прочти, что начертано на этих плитах!
- "…Не будет у нас других богов, кроме Тебя. Не делаем мы себе изваяния образа, не поклоняемся ему и не служим, ибо Ты - Бог всесильный наш…".
Вар-ка сидел, слушал взволнованный диалог и пытался разобраться даже не в конкретной ситуации, а в том, что стоит за ней. Он чувствовал, определенно чувствовал, что тут все не так просто.