– Мы сами с тобой кого хочешь отоварим, - с веселой угрозой в голосе пообещал Славка, добавив зловеще: - А этого мужика с костями я самого первого ням-ням. Тоже мне, нашел чего детям показывать, - и добавил быстро: - Слово "дети" к тебе не относится. Ты у нас Михаил Юрьич и Эдисон Кулибиныч. И точка! - а потом поправился, подумав: - Ну, и еще Минька, ежели, конечно, в теплой интимной компании… гм… вроде моей.
– Понятное дело, - откликнулся солидным баском изобретатель и осведомился: - А ты кто? Ну, если тоже в интимной компании вроде моей.
Тогда друг Славка, а еще можешь звать Соловьем. Меня так батя называл в детстве, да и в юности тоже. Так что пользуйся - разрешаю. Эй, эй, ты куда?! - завопил он, натягивая поводья, потому что жеребец пол ним неожиданно резко свернул с утоптанной широкой тропы и подался напрямик в лес.
После Славкиного окрика конь послушно остановился и застыл в недоумении. Рядом точно так же встала кобыла Миньки.
– Ты чего это животину умную пугаешь, - ворчливо заметил Минька. - Сам же говорил, что они знают, чего мы хотим.
– Да я так, шутейно, - пояснил Славка и растерянно переспросил изобретателя: - Ты что, думаешь, они и впрямь того… знают?
– Сейчас и проверим. - Минька осторожно погладил свою вороную лошадку по холке и шепнул: - Ну, давайте, милые. К князю нас по прямой.
Лошадь утвердительно мотнула головой и тронулась с места. Следом за ней последовал и жеребец воеводы. Через несколько часов Славка, последнее время все чаще оглядывавшийся по сторонам, присвистнул и с упреком заметил Миньке:
– Если мы заблудились, то это будет цирк.
– Нам, главное, Костю найти, а там как-нибудь выплутаемся, - уверенно ответил тот. - И не свисти - лошадку напугаешь. Тоже мне, Соловей-разбойник выискался.
– Это не я - это папа меня так называл, - мрачно откликнулся Славка.
Какое-то время они вновь ехали молча. Спустя еще час перед их глазами открылся спуск в небольшую пологую лощину, густо поросшую огромным двухметровым папоротником.
– Прямо в морду лезет, - начал брезгливо отплевываться воевода.
– Скажи спасибо, что это не крапива, - заметил Минька. - И не шиповник с чертополохом и малиной.
– И не терн, - в тон ему добавил Славка, тут же жалобно охнув. - Сглазил, кажись.
– Да что ты как дите малое, - рассердился изобретатель. - Скажи уж, что просто боишься.
– И скажу, - с вызовом заметил воевода.
– И что теперь? - рассудительно спросил Минька. - Я вон тоже боюсь, ну так что?
– Ох, чувствую, сейчас мы куда-нибудь приедем, - скептически заметил Славка и с удивлением в голосе добавил: - Точно. Уже приехали.
– Вечно ты все сглазишь, - буркнул недовольно изобретатель и ласково погладил свою лошадку по холке. - Ну ты чего, милая? Нам же к князю надо, а не в этот, как его, парк Юркиного периода.
– Все. Слезай, - вздохнул Славка. - Говорю же, что приехали. Дальше придется самим. - Он начал озираться по сторонам, выискивая какой-нибудь проход, ведущий хоть куда-то. Уж очень жутковатое место их лошади выбрали для своего пастбища.
– К деревьям надо пробиваться, - сделал вывод воевода, чуть подумав, и спросил: - Тебе какие больше нравятся? У меня тут по правую руку сосны, перед мордой лица березы качаются, слева ели застыли, а позади… позади вообще пусто, только папоротник. Выбирай.
– Я, как ты, - откликнулся Минька.
– Ну тогда так. Пойдем, руководствуясь указаниями моей дорогой мамочки Клавдии Гавриловны: в березовом лесу - веселиться, в сосновом - богу молиться, в еловом - с тоски удавиться. Я, конечно, всю жизнь предпочел бы веселиться, но иногда надо и… Пошли, - даже не договорив, воевода потянул Миньку за рукав в сторону сосен.
Изобретатель послушно поплелся следом. Шли недолго - минут двадцать. Сосны выросли над их головами как-то неожиданно, столь же внезапно исчез и папоротник. Точнее, даже не исчез, а как-то съежился до нормальных размеров. Зато прямо перед ними раскинулись дебри густого кустарника.
– А дальше куда, Слава? - растерянно спросил изобретатель, дергая друга за подол рубахи.
– А дальше туда, - заявил воевода, решительно опускаясь на четвереньки.
– А потом? - кряхтя, поинтересовался Минька, безропотно следуя за другом.
– А потом никуда. Приехали мы, - заявил Вячеслав, вылезая и сбрасывая с себя заплечный мешок. - Ну, здравствуй, Костя, - со вздохом облегчения произнес он.
– Ой, княже, - простодушно улыбнулся Минька, следом за другом выбираясь на свободное пространство и радостно глядя на неестественно бледного князя, сидящего под огромной сосной. Константин тут же вскочил на ноги и, пошатываясь, бросился к своим друзьям.
– А морду я тебе все равно набью, - нежно прошептал Славка, обнимая его.
– А мы уж думали, что ты… - простодушно ляпнул изобретатель и осекся, получив от Славки резкий тычок под ребро.
– Успели-таки, - улыбался Константин, тиская обоих. - Ну, как там, в Рязани?
– Да там все в порядке. Победили мы.
– А половцы?…
– И их тоже, - небрежно отмахнулся Вячеслав.
– А Ряжск с Пронском?…
– Целехоньки. Вовремя мы подоспели.
– Ну, слава богу. Теперь и уходить можно, - вздохнул Константин с явным облегчением.
– А куда это ты намылился? - резко отстранился от него Славка.
– А помнишь наш разговор перед походом на булгар? - уклонился Константин от прямого ответа.
– Ну, помню.
– И то, что со мной творилось, тоже помнишь?
– Подумаешь, трагедия большая. Кровь у него зеленоватой стала, - пренебрежительно фыркнул воевода.
– Тогда это была еще драма, - уточнил Константин. - Но с тех пор прошло слишком много времени. Маньяк сказал, что еще чуть-чуть, и все.
– А что все и чего чуть-чуть? - встрял Минька.
– И где эта твоя нечисть? - прибавил Вячеслав к вопросам изобретателя свою толику.
– Возле Николки Панина, - глухо отозвался Константин и пояснил: - Ранен он тяжко. Если бы не Маньяк, то помер бы давно. Ведьмак для него место хорошее нашел, но здоровому человеку там долго быть нельзя. Да оно совсем рядом с нами, - указал князь рукой. - Вон за той сосной, в овражке. Поэтому мы костер и прочее здесь устроили, а ведьмак к нему сам ходит.
– А ты?
– А я и так держусь из последних сил. Тут либо самому помирать, чтоб на упреждение сработать, либо меня попросту выкинут из этого тела, и контролировать его будет…
– Прежний, что ли? - не утерпел Минька.
– Хуже. Намного хуже. Есть одна нелюдь, которая вообще черт знает что. Это что касаемо чуть-чуть, - повернулся князь к Миньке и слабо улыбнулся. - Признаться, я даже и не думал, что вас, чертей этаких, увижу. Хотя она и сказала, но я, честно говоря, не поверил…
– Стоп! - резко оборвал Вячеслав. - А кто она, которая тебе чего-то там сказала?
– Да ведьма знакомая, - отмахнулся Константин. - Она вначале померла, потом вампиром стала, потом я ее поцеловал. Но все это к делу не особо относится.
– Нет уж, милый. Все настолько серьезно, что мы лучше с Миней сами прикинем - что относится, а что нет. Со стороны виднее, так что давай-ка ты обо всем по порядку, включая все свои приключения. Думаю, что на это времени у нас хватит.
Он деловито уселся прямо на толстый холмик приятно пружинящей под ногами прошлогодней хвои и приободрил:
– Ну, валяй рассказывай. А ты садись, Михаил Юрьич, садись, - гостеприимно похлопал он рукой по земле, указывая место рядом с собой.
Это все в конце мая приключилось, - медленно начал Константин. - Мы только весточку получили, что нападения надо ожидать осенью, и ты сразу на свои учения укатил. Я один остался. И вот заходит ко мне ведьмак и говорит…
– Ну, ни на минуту человека оставить нельзя одного. Обязательно какой-нибудь фортель выкинет, - покачал сокрушенно головой Вячеслав.
– Сейчас говорю я, Слава, - перебил его Константин и продолжил свой рассказ о случившемся в Кривулях.
– А нам почему ни гу-гу? - проворчал Вячеслав, дослушав друга, причем, вопреки обыкновению, практически без комментариев.
– А когда? Мы с тех пор ни разу с тобой не виделись. Только сейчас и встретились.
– Ладно. С этим проехали. Давай дальше, - согласно кивнул Вячеслав.
– А дальше… - Константин задумался, вспоминая. - Когда мы ушли вместе с Ральфом и Николкой, расставшись с остальными, - продолжил он, - то обнаружили, что за нами увязался князь Ярослав и его люди. Долго рассказывать не буду, просто скажу, что он устроил охоту на меня, а мне пришлось охотиться на него. Хорошо, Миня, что твои гранаты хранились в кожаном водонепроницаемом мешке.
– Как ты их с собой-то взять догадался? - удивился Минька.
– Да я не догадался - случайно получилось, - пояснил Константин. - Я ж их у тебя возле конюшни конфисковал, а времени идти в терем не было, вот я их к своей лошадке и приторочил… временно. А потом, когда выезжали, даже и не посмотрел. Я ж в упряжи конской не силен, потому и не проверяю ничего перед выездом, а конюший, наверное, сам снимать не рискнул, решив, что князю видней. Словом, бабахнул я их и довольно удачно. Из его полусотни…
– Эйнар говорил, что только двенадцать человек осталось. Но обормота этого ты так и не грохнул до конца, - быстро проговорил Вячеслав.
– Господи. Как хорошо, что Эйнар жив, - улыбнулся Константин. - А его…
– Напарники тоже живы, - с полуслова понял воевода.
– Еще лучше. А с этим… Да пусть живет… Вот только…
– Ты отвлекся, - перебил Вячеслав.
– Люди Ярослава сразу после того, как я устроил им фейерверк, от нас отстали. Наверное, в Переяславское княжество подались, к себе на юг. Зато появились молодцы Гремислава. Точнее, о том, что они появились, я, к сожалению, не знал. И где он таких только набрал. Самые настоящие отбросы, а не люди.
– Рыбак рыбака, - предположил Вячеслав.
– Наверное, - согласился Константин.
Он на секунду закрыл глаза и вновь ощутил недавний прохладный июньский вечер, пахнущий грибами и сырой плесенью, издаваемой насквозь прогнившими деревьями, который так приятно начался для их небольшой группы. Точнее, радости начались еще днем. И первой из них был… ведьмак. Уйдя ближе к ночи из осажденного Ростиславля в лес, он все эти дни целенаправленно - похлеще Гремислава - шел навстречу князю.
Набрел он на Константина как нельзя кстати. Сны рязанского князя, усталого и измученного странствиями по лесным дебрям, были просто неописуемы. Казалось, что перед ним открывается дверца в ад, только не библейский, а гораздо более страшный, невзирая на отсутствие кипящих котлов и раскаленных сковородок.
Ничего подобного Константин в нем не наблюдал. Впрочем, он вообще ничего там не видел. Просто перед ним открывалась дверца в некую черную бездну: мрачную, пустую и безмолвную, а сзади его туда словно кто-то подталкивал. И была твердая уверенность - если он там окажется, то пути назад для него уже не будет. Никогда. Скорее всего, он даже и не проснется. Вернее, проснется, но не он, а кто-то чужой и страшный, выпихнувший Константина из княжеского тела.
Причем с каждым днем дверца открывалась все шире, подталкивали все настойчивее, а у него самого сил к сопротивлению оставалось все меньше и меньше. Не удивительно, что каждый последующий сон все ближе и ближе приближался к тому неотвратимому, что терпеливо ждало его за дверцей.
Да и наяву, как он ощущал, с ним явно что-то происходило, и это что-то не просто овладевало им, но так же, как и во сне, влезало в его тело все глубже и глубже, вытесняя прежнего обитателя вон.
Ведьмак, когда Константин тихонечко спросил его об этом, оставшись наедине, подтвердил все самые худшие опасения князя.
– Темнеешь, - хмуро заметил он. - Ох и напарничка мне Всевед послал - шагу от него нельзя отойти теперь, - попробовал он было полушутливо возмутиться, но, напоровшись на пытливый взгляд Константина, который молча ждал окончательного ответа, сразу же осекся и добавил почти виновато: - Сильно темнеешь.
Сам же ведьмак быстренько отвернул голову в сторону, чтобы князь не прочел свой приговор в его зрачках. На самом-то деле Константин так "потемнел", что Маньяку было уже непонятно - сколько в нем еще осталось от человека, а сколько заменилось страшной неведомой силой. И вообще неясно, кто он теперь на самом деле.
Когда Константин попытался спросить что-то еще, ведьмак, не зная, что отвечать, лишь заговорщически приложил палец к губам, указывая на возвращающихся из лесной чащи Николку и норвежца. Мол, позже поговорим. Те вернулись с тяжелым грузом, но крайне довольные как собой, так и удачной охотой.
Они быстро развели костерок и впервые за несколько суток поели горячего жареного мяса. Кабан, которого Ральф и Николка завалили, был старым секачом, мясо никак не хотело прожариваться, потому что мешала жесткая щетина, но они с жадностью наворачивали огромные куски, наполовину обугленные, наполовину сырые, но аппетитно припахивающие голубым дымком походного костра.
Блаженство было двойным, даже тройным. Во-первых, погоня от них отстала. Во-вторых, возможно, что осколки одной из гранат, попав в князя Ярослава, приведут к летальному исходу еще до того, как его успеют привезти в Переяславль-Южный, и тогда… Нет, об этом и думать не стоило - до чего дух сразу захватывало. В-третьих, они только что хорошо поели. В-четвертых же, невзирая ни на что, Константин уже предвкушал, как он сладко выспится этой ночью. В-пятых…
Но додумать Константин не успел. Коротко свистнувшая стрела с тупым хрустом вошла точно в грудь спецназовца.
– Я ж заговоренный, - успел прошептать тот удивленно и рухнул на землю.
Вторая почти тут же угодила в Ральфа, который не издал ни звука.
Маньяк с Константином немедленно вскочили на ноги и…
– Даже и не думай, княже, - чуточку с ленцой произнес очень знакомый Константину голос.
Едва говоривший выехал на свет, как князь узнал его. Это был убийца, он же насильник, он же возмутитель Пронска, человек, который ранил ядовитой стрелой Миньку, сжег Рязань, был повинен в гибели сотен простых рязанцев, а также его жены и Купавы. Словом, это был тот самый Гремислав.
– Стоять, - негромко произнес Константин, едва заметив, как Маньяк сделал шаг в сторону. - Стой, где стоишь, а то они из тебя сейчас ежика сделают.
Ведьмак послушно остановился.
– А что по такому случаю говорила мамочка воеводы, княже? - вновь раздался до омерзения знакомый голос.
Между тем на полянке сзади Гремислава появился первый всадник. За ним из лесной тьмы вынырнули еще несколько.
– Десять, двенадцать, пятнадцать, - успел вполголоса машинально посчитать их количество Константин и громко ответил: - Если ты про Клавдию Гавриловну, то помнится, что мой воевода как-то сказал с ее слов, что неочень-то хорошо быть вторым мужем вдовы, но все равно это гораздо лучше, чем быть ее первым мужем.
После некоторой паузы до опального дружинника наконец-то дошел смысл шутки, и он раскатисто засмеялся. Следом за ним стали смеяться остальные.
– А ты не из робкого десятка, княже, - одобрительно заметил он. - Не у многих хватило бы духу шутки шутить перед собственной смертью.
– А в чем мои воины перед тобой провинились, Гремислав? - спокойно осведомился Константин. - Ну, понятно, что ты на меня обиду затаил. Хотя если разобраться, то кроме самого себя тебе виноватить некого. А их-то за что?
– Такой, стало быть, им выпал жребий, - пожал плечами Гремислав. - Не поехали бы они сюда с тобой - жить бы остались.
– Маньяка-то хоть пожалей.
– А ты меня пожалел?! - крикнул Гремислав.
– Я тебя по Русской правде судил, - твердым голосом ответил Константин. - Божьего суда ты сам испугался - сбежал.
– Как же, по правде, - издевательски засмеялся Гремислав. - А когда я тебе три года назад девок свежих, почитай, кажный месяц таскал, а потом, чтоб огласки не было, их в Оке вылавливали - это как? Что об этом в Русской правде сказано? Коли по закону решил жить, так с себя бы и начал. А я всего одну и попортил. К тому же и ту не убивал - сама она в Про-ню кинулась. Да и брат ее - он же и вправду на меня бросился. Что мне оставалось?
Объяснять, что три года назад его, Константина Орешкина, вовсе и не было в княжеском теле, смысла не имело, поэтому он ограничился лишь лаконичным замечанием:
– Брат ее без меча был, так что ты безоружного убил.
- Без меча, - хмыкнул Гремислав. - А ты знаешь, княже, как легко простой лопатой человеку глотку порвать? Я бы тебе сам показал на мальце твоем подыхающем, токмо жаль, что лопаты под рукой нет, да и поспешать мне надобно. Я уж тут и так подзадержался, четыре дня тебя вынюхивая да высматривая.
– Маньяк, встань сзади меня, - шепнул Константин. - Как только стрелы полетят в нас, ты тоже падай. Только так, чтоб я тебя накрыл. Авось не заметят, а добивать не пойдут. Мне-то уже так и так конец.
– Сам вставай, - буркнул ведьмак. - Если от Вассы спас, так думаешь, что я вовсе ни на что не годен?
– Ты что, княже, Русскую правду вспоминаешь или молитву читаешь? - поинтересовался Гремислав.
– Скорее, псалом, - откликнулся Константин.
– Оно, конечно, без покаяния душу христианскую негоже в ирий отправлять, одначе поспешить бы тебе надо.
– Ночь длинная. Куда тебе торопиться-то? На сук?
– Когда я на нем болтаться буду, тебя уже давно черви сожрут, - огрызнулся Гремислав. - А спешу я, потому как еще потрапезничать собираюсь. Вон у вас сколько снеди с собой, а господь велел делиться. Не пропадать же добру попусту. Ну, будя тут с вами рассусоливать.
Он поднял руку кверху, намереваясь отдать команду своим стрелкам, но в это мгновение откуда-то из-за спины стоящей у костра парочки раздался громкий женский голос:
– Не спеши, Гремислав. Нынче мое время наступило трапезничать.
Константин и ведьмак невольно оглянулись. У противоположного края полянки неподвижно стояла женщина. Ее некогда белый саван, сейчас изрядно перепачканный землей, легко колыхался на невидимом ветру, хотя Константин готов был поклясться, что не чувствует даже малейшего дуновения. И сразу на всех присутствующих пахнуло нестерпимо удушливым, тошнотворно сладким запахом тлена и разложения.
Женщина приблизилась, и Константин с ужасом узнал в ней Вассу. Шла она, почти не касаясь земли. Губы и подбородок ее были запачканы чем-то алым, а рот кривился в злой усмешке.
Она миновала, не останавливаясь ни на мгновение, стоящих возле костра, сделала еще три шага и, остановившись в нескольких метрах от всадников, хищно провела по губам синеватым распухшим языком. Усмешка на ее лице стала еще шире, отчего уголки рта лопнули, не выдержав такого натяжения, и это было последней каплей, вызвавшей жуткую панику.
Дико ржали кони, вырывая поводья из рук всадников и стремясь ускакать куда угодно, лишь бы подальше от надвигавшейся на них нежити. Три стрелы все же просвистели в воздухе, но с поднявшихся на дыбы коней промахнулся бы и самый меткий лучник.
– А-а-а!
– Упырь!
– Спаси, сохрани и помилуй!
– Гремислав, иуда, куда ты нас привел?!
– Мамочка, родненькая, маманюшка моя! - верещал тоненьким голоском, убегая без оглядки в мрачную лесную чащобу, бородатый широкоплечий мужик.