Глава 2
Дублер
- Ты нынче на меня как-то эдак особливо взираешь, - сразу почуял он что-то не то в моем взгляде.
- Обыкновенно, - улыбнулся я. - Просто вспомнился наш с тобой разговор про "вольную птицу", которая и рада бы заняться чем-то иным, да вот беда - не ведает она такого занятия, чтоб и воля осталась, и…
Игнашка молчал, настороженно уставившись на меня одним глазом - второй, как и водится, заглядывал куда-то вправо от меня.
- Думается, что сыскалось для тебя такое занятие, - подытожил я и предупредил: - Только не спеши отказываться, если что-то вдруг тебе не понравится. Значит, говоришь, воли душа жаждет?
Он задумчиво поглядел на свою кружку со сбитнем, потом еще более задумчиво на меня и без лишних околичностей предложил напрямик:
- Ну сказывай, Феликс Константиныч, чаво ты для меня надумал?
- Я ж говорю: волю тебе дать, - улыбнулся я.
- Ишь ты, - хмыкнул он. - Так ведь я и так вроде бы живу как живется, а не как люди велят. Свое добро - хоть в печь, хоть в коробейку.
- Да разве в Москве воля? - возразил я. - Сам же сколько раз мне говорил.
- То так, спорить не берусь, - согласился он. - Но оно, вишь, как повернуть. Иному дураку воля, что умному доля: сам себя губит.
- Ты же не дурак, - усмехнулся я.
- Случается, что воля и добра мужика портит. Не зря ж в народе сказывают, что воля портит, а неволя учит. Опять же, не замоча рук, не умоешься. - Он хитро посмотрел на меня. - За настоящую волю платить надобно по-настоящему. Хватит ли у меня серебреца-то?
- А не хватало бы, и разговор не завел бы. У тебя голова на вес серебреца.
- Никак случилось что, потому и Игнашка тебе занадобился? - с притворной ленцой в голосе осведомился он.
- Не случилось, - вздохнул я, - но без твоей помощи может и случиться. Куда мои орлы едут, ты уже знаешь, так?
- А пусть кой-кто не болтает попусту, - проворчал он. - Сам же сказывал, чтоб я их проверил да все выведал.
- Не все, - возразил я. - Кое-что ты еще не знаешь.
- Быть такого не может! - взвился он на дыбки. - Про молчунов не скажу, но твоего тощего Кострюка я наизнанку вывернул. Да и Прошку тоже. - Обвинение в непрофессионализме так сильно его задело, что он даже покраснел от возмущения.
- А они до поры до времени и сами ничего не знали, - пояснил я. - Лишь вчера я им все рассказал, после того как с твоей помощью избавился от говорливых.
- А-а-а, ну тады ладно, - успокоился Игнашка и полюбопытствовал: - Так мне чего теперь, сызнова у них выведывать?
- Не надо. Что они теперь знают, я и сам тебе расскажу. Но вначале нужно согласие с тебя получить. Сам пойми, не хотелось бы постороннего человека в свои тайны вовлекать, - пояснил я. - Да и тебе оно спокойнее. Меньше знаешь - крепче спишь. Иное дело, если ты согласишься. Тогда уж, как своему человеку, я все как на духу, и даже то, о чем и моим ребяткам неведомо.
- На службу к себе хошь взять, - задумчиво протянул Игнашка. - Идти внаймы - принимать кабалу. Тута я живу не тужу, никому не служу, хочу смеюсь, хочу плачу. Опять же смотря какое дельце, а то сам знаешь, сколько утка ни бодрись, а лебедем ей не быть. Что, как не по зубам оно мне придется? И рад бы взять, да силы не занять. Это ведь бог творит как хочет, а человек - как может.
- Осилишь, - успокоил я его. - Потому и предлагаю, что дельце это, как ты говоришь, не только тайное и опасное, но еще и как раз твое. Я уже примерял его по тебе - сидит так, словно на тебя и шито.
- Загадками сказываешь, княже, - вздохнул он, - а я человек простой, мне в лоб надобно.
- Был бы ты простой, я б тебе даже и заикаться не стал, не то что предлагать, - парировал я. - А раз говорю, стало быть, подходишь ты мне и по уму, и по… ремеслу своему.
- Никак дознатчик занадобился?! - изумился он.
- А зачем бы я их в дальние страны засылал? - вопросом на вопрос ответил я. - Мед-пиво пить? Так этого добра и на Руси хоть отбавляй.
- Дознаться до тайны - ремесло тонкое, - покачал головой Игнашка. - Тут и впрямь без навыков не обойтись. А они у тебя хошь и бодры-веселы, ажно горят от нетерпенья, да к таковскому не свычны. Хотя погоди-ка, - встрепенулся он. - Вот Емеля, ежели его подучить чуток, могет управиться… со временем. Пару-тройку лет поднатаскать его, так он, глядишь, и вровень со мной станет. Да и еще двое-трое тож смышленые. Чрез пяток годков и с их толк может получиться.
- Нет у меня пятка годков, - мрачно ответил я. - И двух-трех тоже нет. А самое плохое, что я и года не имею. От силы половинку.
- Вона как. - И он вновь задумался.
- А что, сейчас они совсем никуда? - поинтересовался я.
- Воля твоя, - пожал плечами он. - Можа, и выйдет что, коль повезет и они вовсе на дураков нарвутся. А скажи-ка мне, что с ими сотворят, ежели поймают?
- Смерть, - коротко ответил я.
- И не жаль? Молодые ведь совсем.
- Не было бы жаль, я сейчас с тобой разговоры бы не разговаривал. - И спросил: - Давай впрямую, как… князь князю: согласен вместе с ними поехать? Старшой мне нужен, чтоб с опытом и с навыками.
Игнашка весело засмеялся:
- Ну ты уж и придумаешь, Феликс Константиныч. - И повторил, смакуя: - Ишь, яко князь князю. - Он вновь усмехнулся и заметил: - Тута вот чего. Дельце и впрямь сурьезное, потому враз ответ давать не годится - обмыслить все надобно. Вота, к примеру, с кем мне гово́рю вести доведется? Я ведь привык все больше с простым народцем растабары вести, а там, мыслю, занадобится с людишками иного помола встречаться. Али не так?
- Все так, - согласился я.
- А коль так, то в моих ли силах с ними управиться - о том подумай. Есть в горшке молоко, да рыло коротко. Не дал бог медведю волчьей смелости, а волку медвежьей силы.
- Управишься. Не боги горшки обжигают.
- Ох, не ведаю… - протянул он. - Выше себя не вырастешь. Не зря в народе советуют, чтоб тем рогом чесался, которым достанешь. С простецами я-то и так поверну, и эдак, да всякий раз в нужную сторону, а с ими яко?
- А ты иное прикинь. - Я постарался говорить в его манере. - Овес к лошади не ходит. Это я насчет согласия. Нужным людишкам ты в первую очередь понадобишься, а не они тебе. Да так понадобишься, что они ни на рожу не посмотрят, ни на что иное - не до того им будет, когда ты их прижмешь. К тому же иной раз легче все выяснить у кухарки, чем у ее хозяина. Это я к тому, что разговоры вести тебе с разными людьми придется.
- Ан все одно помыслить надобно, - решительно отказался он дать окончательный ответ. - Я чаю, до завтрева терпит?
- Терпит, - неохотно согласился я, но, поразмыслив, пришел к выводу, что как раз наоборот - должен радоваться взятой им отсрочке, которая лишний раз доказывает, что мужик серьезно подошел к делу, а значит, при наличии согласия возьмется за поручение со всей ответственностью.
Если вообще возьмется, конечно.
Игнашка отказался…
Объяснил он свое решение достаточно просто и логично:
- Не захотят они со мной беседы вести, а коль и захотят - я не смогу. Язык-то ихний мне неведом. Да и рожей я не вышел - уж больно неказиста она. Очи у Егорки шибко зорки, да одна беда - зрят не туда. - И уставился на меня, наглядно демонстрируя свое косоглазие. - Но ты не горюй, княже. Зато у меня иной человечек на примете имеется. Вот он-то как раз тот, кто тебе нужон. - И принялся рассказывать про свою "замену".
По всему выходило, что Кузьмич, как уважительно называли его среди "сурьезного народца", мне и впрямь должен подойти.
Во-первых, имеет благообразный вид, который вкупе с солидным брюшком позволяет ему втираться в доверие к разным купцам.
Отсюда его знание не только польского, но и других языков. Это уже во-вторых. Ну и опять-таки соответствующие навыки, поскольку профессию он имел такую же, как Игнашка, то есть был дознатчиком.
- А он согласится? - усомнился я.
- Тут все зависит от того, каково ты ему положишь. Уж больно хотца ему в купчишки выбиться, а для того серебрецо надобно. Сколь он прикопил - не ведаю, но знаю, что не хватает изрядно. Мы с ним как-то про жисть разговорились, и он сказывал, мол, кабы ему еще рубликов сотни три, а еще лучшей четыре, уж он бы тогда развернулся. Я так мыслю, что за-ради того, дабы их получить, он на что хошь пойдет. Ну разве что окромя убийства да разбоя - то уж ему вовсе не личит. Осилишь ты уплатить эдакую деньгу?
Я призадумался. Деньги - дело пустячное. Хоть у меня их и не имелось, но платить все равно буду не я, а рулетка, так что наплевать.
Смущало иное. Если он ради денег готов пойти чуть ли не на все, то он сразу становится ненадежным. Пообещает другой тысячу - и все, переметнется, только его и видели. Операцию сорвет - не смертельно, переживу, а вот ребята могут пострадать, и крепко пострадать - сдаст ведь.
Но тут Игнашка, словно почуяв мои сомнения, добавил:
- А в верности его не сумлевайся. У нас ведь как - коль за одного стоим, то иному, кой супротив, уже не служим, даже ежели он вдвое посулит. А кто инако поступает, тот опосля по земле недолго ступает. Не держит она иуд.
- Тогда найдем деньгу, - твердо сказал я. - Будет ему серебро, и не одна сотня, а если сделает все как надо, то и еще столько же. Но вначале надо бы повидаться и поговорить - мало ли.
- Коль так, то он в лепешку расшибется, а все, что требуется, сделает, - заверил меня Игнашка. - А повидаться само собой. Чрез час он у тебя на подворье будет. - Но, не утерпев, добавил: - Мыло, конечно, похужее меня будет, но в наших делах толк ведает.
- Какое мыло? - не понял я.
- Кличут его так. Он и впрямь сызмальства мог без мыла в любую задницу влезть, потому так и прозвали, - пояснил Игнашка и предупредил: - Среди сурьезного народца его хошь и кличут Кузьмичом, но ты с ним не больно-то рассусоливай, ежели что. Да и величать так-то ни к чему - невелика птица, чтоб отечество его поминать. Прошка, и все тут.
Всего через час, даже меньше, передо мной сидел весьма солидный мужчина с аккуратно расчесанной бородой и блестящими от елейного масла русыми волосами. Он и одеждой ничем не отличался от купца, да и говор имел точно такой же - степенный, неторопливый.
Пообщавшись с ним, я решил не пользоваться последним советом Игнашки. Что-то мне подсказывало - даден он был скорее из чувства подспудной ревности, и других причин не имелось.
Да и несолидно это - величать своего главного эмиссара по кличке.
Словом, едва Игнашка удалился, я все переиначил. И как в воду глядел - Мылу чертовски пришлось по душе то, что эдакая значительная особа, как князь, да еще и учитель царевича, обошелся с ним столь уважительно.
А уж когда я, наливая себе горячего сбитня, совершенно машинально на правах хозяина налил доверху и вторую кружку, поставив ее перед ним, он окончательно растерялся от подобной чести, оказываемой ему, а опомнившись, пришел в неописуемый восторг.
От избытка нахлынувших чувств у него даже увлажнились глаза.
Короче, пробрало мужика не на шутку, хотя он это всячески скрывал. Но уважение не помешало ему отнестись к финансовым вопросам серьезно и тщательно:
- Ежели по сорока рублев в месяц, то за полгода это будет…
- Двести сорок рублей, - подхватил я. - Довелось мне слыхать, что тебе нужно побольше, но если только управишься и все раздобудешь, то обещаю, что помимо этого получишь еще столько же, то есть всего у тебя выйдет полтысячи.
- А коль поранее управлюсь, месяца за три? - поинтересовался он. - Тогда, выходит, что помене, потому как…
- Тогда выходит поболе, - перебил я его. - Сколько бы ты там ни пробыл, при условии, что все сделаешь, - по сорок рублей за все полгода отдам. Словом, пятьсот рублей твои, а если и впрямь пораньше добыть успеешь, еще и сверх того наделю.
И уже со следующего дня Пров Кузьмич переехал на подворье Малой Бронной слободы, приступив к занятиям вместе со всеми ребятами.
Правда, для него была только практика работы в казино - не в тех он годах, чтоб осваивать рукопашный бой и прочие стрелковые и "ударно-метательные" науки.
Зато что касается работы крупье, то весь квартет, включая Кузьмича, занялся учебой сразу, едва только высохла краска на первом из трех столов. Правильно кидать шарик они научились быстро, а вот с оценкой выигрышей пришлось повозиться.
На то, чтобы освоить, сколько денег надо выплачивать за ставку в номер и за сплит, за троицу и за каре, за стрит и за линию, за дюжину и за колонку, каковы минимальные ставки на больше - меньше, на красное - черное и на чет - нечет, ушло почти две недели.
Зато я мог быть доволен - вызубрили все до автоматизма, так что от зубов отскакивало.
Разумеется, пришлось их погонять и на практике, но на сей раз с привлечением остальных из числа охраны, которые изображали посетителей.
Ставки делались новенькими фишками. К этому времени мне уже изготовили чеканы, с помощью которых сами ребята нашлепали из мягкого сплава - специально консультировался у литейщиков колоколов о пропорциях - кучу небольших монеток.
На аверсе у них было изображение все того же голубя, символизирующего святого духа, держащего в клюве монету, к которой протягивал руку нарядно одетый шляхтич с довольной улыбкой на лице. На реверсе шляхтич отсутствовал - только птичка и денежки в ее клювике.
Каждая сотня из отчеканенной тысячи была окрашена в разный цвет. На самом деле оттенков красок имелось куда больше, но, чтобы не было похожих, пришлось ограничиться десятью.
Для готовности к возможным эксцессам каждый вечер "крупье" из числа свободных изображал неудачливого игрока, который с горя начинает буянить. Пара охранников должна была с помощью уговоров угомонить буяна и вежливо вывести из зала, а потом из дома.
Приемы рукопашного боя допускались только в самом крайнем случае, но и то исключительно на удержание, чтоб никакого мордобоя не было и в помине.
Всего не предусмотришь, как ни старайся, но я все равно потрудился на совесть, изобретая различные ситуации, которые могут иметь место на практике.
Так как сам я выехать в Варшаву даже на непродолжительное время не мог, пришлось договориться и о связи. Мои гонцы должны были в качестве подтверждения, что прибыли от меня, предъявить новгородку с существенным изъяном, то есть с изрядно обрезанным краем. Да не обычную, с всадником, а с князем.
Но ситуации бывают разные, поэтому я предупредил, что меня могут вынудить отдать знак чужому посланнику. В этом случае я ему дам тоже обрезанную монету, но это будет московка.
Тогда надлежит сообщить ему совершенно иное, прямо противоположное настоящему. А уж если им привезут и вручат полушку, то вообще следует сделать все, чтобы этот посланец обратно до Москвы не добрался.
Кроме того, может случиться и такое, что их вынудят отправить мне ложные сведения.
Пусть посылают, ничего страшного, но вначале в письме вместо приветствия: "Пров Кузьмич желает здравствовать князю Феликсу Константиновичу" следует написать: "Князю Мак-Альпину слуга Прошка челом бьет".
Не думаю, что заподозрят неладное, поскольку как раз второе обращение выглядит по нынешним временам куда естественнее первого.
И особо напомнил, что гонцы, в случае если их схватят, должны иметь в уме страховочную ложную версию - куда, к кому и с чем.
Словом, обговорено было если и не все - в жизни невозможно предусмотреть сто процентов возникающих ситуаций, - то достаточно много, чтобы надеяться на успешное их возвращение, причем не с пустыми руками.
Не забыл я и про сохранность добытых бумаг.
Чтобы обеспечить надежность их хранения и нелегальной перевозки, согласно моему заказу умельцы-столяры изготовили сразу три шкатулки, причем не с двойным, а с тройным дном.
Это тоже с учетом психологии обычного человека.
Оторвав самое нижнее днище, дотошный проверяющий мог обнаружить пару десятков золотых монет. Логично предположить, что он окажется настолько доволен обнаружением тайника с деньжатами, что дальше ковыряться ему и в голову не придет.
Пока что в каждой, но только не снизу, а на самом виду, внутри, хранился "золотой запас" - остаток денег, который составлял не так уж и много, всего три сотни рублей с небольшим.
Оставалось надеяться, что к концу первого месяца волшебное колесо сможет увеличить эту сумму по меньшей мере в десять раз.
К Борису Федоровичу обратиться все же пришлось. Без специальных отворенных грамот их за кордон все равно бы никто не выпустил, так что без царя никак.
Я не стал ему врать, но и всего замысла полностью не рассказал - чего доброго, начнет торопить, дергать, а в таком деле спешка - это залог провала. Да и вообще, чем меньше народу будет знать про мои потуги, тем лучше.
Потому я сообщил Годунову правду, но в обтекаемой форме. Мол, хочу выяснить, что этот самозванец успел начудить в Речи Посполитой, а там, как знать, глядишь, и выявится что-нибудь эдакое.
Мешкать было нельзя - осень, правда, выдалась на редкость сухой, но по начинавшему к полудню хмуриться небу чувствовалось, что еще несколько дней, и все - зарядят дожди и начнется унылая осенняя распутица. Поэтому едва просох от краски последний третий стол, как я немедленно отправил ребят в путь, благо что к тому времени было куда ехать.
Дело в том, что параллельно своим московским заботам я успел решить и зарубежные дела. Купец Барух бен Ицхак так и не прибыл в столицу, но, по счастью, прислал из Речи Посполитой весточку своему приказчику, в которой дал ему указания относительно меня.
Какие именно - понятия не имею, но выслушал тот меня очень внимательно и заверил, что лично отправится в Краков, где не только прикупит подходящий каменный дом, но и немедленно займется его соответствующей отделкой. Место встречи он тоже назвал сразу, а вот ответить, когда прибудет сам купец, не смог.
Ну и ладно - лишь бы домик купил.
Мои штирлицы уезжали с подворья веселые и довольные. Еще бы. Впереди ждала загадочная страна под названием Речь Посполитая, новые люди, к тому же они уже сейчас чувствовали себя героями, предвкушали грядущий успех и триумфальное возвращение на родину.