Иоанн не дал Андрею ни единого бойца! Зверев действительно был назначен воеводой Большого полка - да только самого полка в лихой татарской орде просто не существовало. Татары шли сотнями за своим ханом и повелителем, ханом Шиг-Алеем, бывшим властителем Казани, а ныне вассалом московского государя. Воевода оказался при армии лицом чисто декоративным - заместитель без права отдавать приказы, адмирал без флота, обычный посторонний наблюдатель. Имея при себе всего десяток взятых из Москвы холопов, много не навоюешь.
Нет, Иоанн не издевался над князем, он действительно вознаградил Андрея Васильевича достойно и щедро. Ведь как воевода он имел право на изрядную долю добычи. Князь Сакульский сходит в поход, посидит в шатре, попивая вино, послушает, как хан раздает приказы своим нукерам, с безопасного расстояния полюбуется на схватки - и станет заметно богаче. Только и всего.
Рать неспешно двигалась по широкому утоптанному тракту. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась степная конница: стеганые халаты, мохнатые шапки, круглые щиты и саадаки на крупах лошадей, копья у стремян. Холопы тоже ехали с рогатинами, при оружий - но без брони. Земли еще псковские, до Печор три перехода - чего бояться?
Несмотря на середину сентября, леса вокруг уже облетели и просматривались на сотни саженей в глубину. Влажные от дождей поля почернели, трава на заставленных копнами лугах подгнила и полегла. Деревни, мимо которых шло войско, стояли пустыми. Татары, хоть и были ныне союзниками, репутацию все едино имели дурную. Колонна прошла мимо одинокого хутора, огороженного не частоколом, а плотной жердяной стеной. Полуоткрытые, перекошенные створки ворот, за ними - бельмо затянутого пузырем окна. Чуть в стороне чернела крыша хлева, чердак которого плотно был забит коричневым сеном.
Андрей долго смотрел на это селение, пытаясь понять, что же оно ему напоминает, а когда отвернулся, увидел опять же знакомую топкую болотину, не заросшую даже неприхотливыми ивовыми кустиками. Только редкие корявые березки пытались удержаться на разбросанных там и сям островерхих кочках.
- Вот проклятье… - По спине и животу побежал холодок от неприятного предчувствия. Зверев натянул поводья, вернулся к заводным лошадям, снял с вьюков свой бердыш.
- Ты чего, княже? - забеспокоился Пахом.
- Не знаю… - неуверенно ответил Андрей. - Не нравится.
- А ну, ребята, - тут же скомандовал холопам дядька. - Бердыши разобрать, щиты к ноге повесьте, косари и сабли поправьте, дабы удобно браться было.
- На паре пищалей пороху подсыпь на полку и фитили запали, - тихо приказал князь. - Пусть подымят. Не обеднею.
- Сделаю, княже… - Пахом спешился и принялся высекать искру. - А что случилось-то?
- Предчувствие у меня дурное, дядька, предчувствие… - Зверев пнул пятками коня, нагоняя оторвавшихся татар.
Болотина оборвалась, отрезанная от густого березняка прямой и ровной, похожей на дренажную канаву, речушкой. Лес подступал почти к самому тракту, по краю опушенный ивовыми зарослями. На ветках болталось множество сухих стеблей - словно повозка с сеном проехала слишком близко и ободрала себе мохнатый бок. Андрей сглотнул и сипло приказал:
- Ну-ка, ратники, бердыши поднимите, левый бок себе прикройте.
Скакун князя мерно двигался мимо кустов, всадник внимательно следил за темнотой в глубине кустарника. Там что-то таилось - дышало, тихо шелестело, перетаптывалось на месте. Он натянул поводья, собираясь отдать приказ всем дружно врубиться в ивняк - но тут услышал щелчок и инстинктивно нырнул вправо, почти вываливаясь из седла, чтобы оказаться за тушей лошади.
Оглушительный залп ожег ноги огнем, скакун качнулся и безжизненным кулем рухнул набок - Зверев еле успел отвести руку с бердышом, чтобы оружие не придавило, и оказался глубоко вдавлен в липкую глину. Вокруг разом все закричали, застонали, лошади издали жалобное ржание, некоторые кинулись прочь, все заволокло белыми клубами, кисло пахнущими порохом.
- Сволочи! - От страшной боли внизу князь не мог даже закричать, только шипел и скрипел зубами.
В дыму замелькали какие-то фигуры, послышался лязг железа. Похоже, участники засады торопились добить раненых. Один оказался рядом, запрыгнул на тушу - Андрей тут же ударил снизу острием между ног. Разбойник отвалился, его стон утонул в общих криках. У лошадиной морды мелькнул кто-то еще - Зверев рывком приподнялся, широким взмахом достал его по ногам, откинулся обратно в грязь и перехватил бердыш коротким хватом перед собой.
Слева грохнул выстрел. Через несколько секунд - еще один. Справа с гиканьем налетали татары. Дым развеивался, Андрей увидел совсем рядом мужика в кольчуге и с окровавленным топором. Их взгляды встретились - и тут до места засады добежал Пахом, рубанул татя из-за головы. Убийца, прикрывшись щитом, попытался попасть дядьке по ногам, промахнулся, подставил щит под новый удар - и тут его пробили сразу два татарских копья.
- Андрей Васильевич! Княже! Ты жив? Жив?
- Кобылу сними, тогда узнаем.
С помощью нукеров окровавленную тушу сдвинули в сторону, князя подняли, отнесли на траву, дядька принялся торопливо ощупывать тело.
- Господи, спаси, помилуй и сохрани грешного раба твоего Алексея, Господи, спаси, помилуй и сохрани…
- Ну, что там, Пахом?! - спросил Зверев, совершенно не ощущавший ног. - От меня чего-нибудь осталось?
- Ой, прости меня грешного, как же так… - перекрестился дядка.
- Да что там, не томи?!
- Андрей Васильевич, у тебя на обеих ногах ниже колен живого места нет, все кости размозжило. Видать, в тебя душегубы метились, кобыле твоей и тебе весь свинец достался.
- Холопы как?
- Ребята? - Пахом оглянулся через плечо. - Четверо на ногах, остальные не ведаю. Но они, изверги, явно в тебя метились. В тебя, княже.
- Коли так, не плачь, а радуйся. Жив я все-таки. Ноги водой от грязи промой, пока зараза какая в кровь не попала, потом хлебным вином протри, порошком из ноготков засыпь от антонова огня, мхом обложи и в лубки замотай.
- Не беспокойся, княже, все сделаю. Дело знакомое, не впервой увечных выхаживать.
- Остальных мальчишек проведай, как живы. - Андрей закрыл глаза. - Вот и все. На сегодня я, кажется, отвоевался. Обманул меня Лютобор с зеркалом Велеса. Сказывал, никогда оно не ошибается. Ан вот, оказывается, врет… Или нет?
Мечта Даниила
Через неделю Андрей снова, как в первый день, лежал в постели в своей детской светелке, в усадьбе бояр Лисьиных возле святого озера, созданного крестом Андрея Первозванного. Родительское поместье было от места схватки ближе всего - туда Пахом раненого и привез. Перепуганная мать забегала в комнату чуть не каждую минуту, спрашивая, что ему нужно, удобно ли, тепло ли. Отец заглядывал пореже, где-то один раз в час - но только крякал и покачивал головой.
Здесь Зверев впервые за последние годы остро пожалел, что в шестнадцатом веке на Руси не было ни компьютеров, ни телевизоров, ни хотя бы радио. Да что там телевизора - книг нормальных не имелось! Не Псалтырь же перечитывать от безделья? Воспоминания о настоящем доме, о своем времени нахлынули с новой силой, но… Но с перебитыми ногами Андрей не мог ни совершить обряд, ни вообще дойти до колдовского алтаря. И поговорить с Лютобором не мог, даже мысленно - неутихающая боль мешала сосредоточиться.
Четвертой ночью по приезду в комнате вдруг запахло прелой листвой, перед окном выросла темная фигура, неслышно подплыла ближе. На ноги повеяло холодком, боль ослабла.
- Это ты, мудрый волхв? - шепотом спросил Зверев.
- Слышу все, как стучится кто-то ко мне, - хрипло ответил чародей. - А войти не может. Так и понял: с тобою, чадо, неладное случилось.
- Ты можешь меня исцелить, Лютобор?
- Конечно, чадо… Но ты и сам все славно сделал, не зря я тебя учил. Вот маненько только подправлю, не то срастется неверно, хромать будешь… Вот и все, отрок. Месяца через три на ноги встанешь.
- Через три-и?! - чуть не подпрыгнул Андрей. - Ты же колдун, Лютобор! Нечто зараз не сможешь вылечить?
- А ты ныне кто, чадо? - В голосе древнего кудесника послышалась усмешка. - Нечто сам не ведаешь, в чем наша с тобой сила? Наша сила в мудрости, а не в могуществе. Мы не можем обрушить на врага камни, но знаем, какой камушек толкнуть, чтобы на него сошла лавина. Но ни ты, ни я, ни кто иной не заставит лавину покатиться вверх по склону. Мы можем спасти увечного от антонова огня, язв и плохого сращения. Но исцеляться больной должен сам. Мы можем заглянуть в будущее или прошлое, но не способны его создать.
- Ты уверен в этом, мудрый волхв?
- Нет, чадо. Ныне постиг я, что праотец наш, могучий Сварог, создал сей мир слишком сложным для моего понимания. Всего десять лет тому знал я несокрушимо, что роду русскому отведен на земле весьма малый срок и сгинет он через тридцать лет бесследно. Ныне же вижу, как камешек малой толкнул лавину нежданную, и отрок слабый из обреченного страдальца стал правителем великим; как враг, что истреблять нас хотел, ныне в друга оборотился и ради царствия нашего с ворогом закатным бьется. Посему теперича опасаюсь я слово свое давать о том, на что обречено грядущее рода Сварогова и земли русской…
- Ты кого обозвал булыжником, старик? - усмехнулся Зверев.
- Того, кто толкнул лавину. - Руки Лютобора продолжали скользить по его ногам.
- Надеюсь, теперь ты больше не собираешься помирать?
- Свой срок отмерил я себе, равный сроку рода русского, чадо. Род оказался сильнее, и я рад искренне сему чуду. Но я устал, чадо. Мне нужен отдых. Мыслил я, глаза мои сомкнутся в день горести и печали. Но коли они закроются в дни радости и торжества, то покидать сей мир станет лишь приятнее.
- Не покидать его вообще будет еще лучше.
- Должен же я исполнить хоть одно из своих предсказаний, дитя мое? - Лютобор накрыл его лицо холодной ладонью. - Исцеляйся, чадо, исцеляйся. Из трех врагов, что истребить желали внуков Свароговых, из царства восточного, царства южного и царства закатного покуда ты одолел лишь одного ворога. Ныне восток стал не злым, а дружеским. Но бремя твое не исчезло. Ты сам выбрал сей путь, ты сам захотел изменить вселенную и перевернуть грядущее. Так исцеляйся! Дорога ждет тебя, сын созидателя всего сущего…
А затем настало утро - и Андрей так и не понял, приходил к нему учитель на самом деле или это был всего лишь сон.
- Доброе утро, сынок, - приоткрыла дверь Ольга Юрьевна. - Велеть каши принести?
- Спасибо, мама, чуть попозже. А пока Пахома покличь, помощь нужна от дядьки.
- Сейчас, сынок, обожди.
Взъерошенный сильнее обычного холоп явился спустя минуту, виновато потупился:
- Звал, княже?
- Звал, звал. Одеяло откинь и держи лубок на левой ноге. Крепко держи, чтобы не болтался.
- Так, Андрей Васильевич?
- Да… - Зверев начал крутить из стороны в сторону ступней, стиснув от боли зубы. Глаза заслезились. - Чего молчишь? Сказывай чего-нибудь!
- Все в порядке, Андрей Васильевич. То есть жаль, конечно, но в порядке.
- Что плохо? Что жалко? Что в порядке?
- Ну, холопов, что на дороге побило, четверо было убито, а остальные поранены. Кто сильнее, кто слабже. Так еще двое ныне преставились, пожалей их души, Господи. Четверо же на поправку идут, вскорости в седло сажать можно.
- Ой, мамочки, как оно… Кто нападал, спросили?
- А некого оказалось, княже. Побили всех на месте. Было-то всего два десятка. Татары сгоряча и порубали.
- Жалко… Ты это… Друцкому посыльного отправь, пусть знает, что я ранен. Пусть пока на меня не надеется.
- Ты чего делаешь, ирод?! - Ворвавшись в светелку, боярыня принялась рьяно дубасить холопа. - Не видишь, больно ему?! Не видишь, плачет?!
- Оставь его, мама! - взвыл Андрей, когда холоп, уворачиваясь, дернул за лубок. - Оставь, так нужно! Нельзя долго просто так валяться, суставы срастутся. Двигать ступнями нужно, двигать. Или потом ходить не смогу. А он лубок придерживает.
- Да? - Боярыня отпустила волосы несчастного дядьки. - Так давай я придержу.
- Нет, мама, тебе нельзя. Ты меня жалеть начнешь. А жалость, она иногда только вред приносит.
- Может, хоть кваску принести?
- Кваску можно, - согласился Зверев. - Только ты, пожалуйста, не смотри. А то Пахом пугается.
- Как же ты терпишь все это, кровинушка моя?
- С радостью, - соврал Андрей. - Болит - значит, срастается.
- Ладно, делайте, что хотите, - махнула рукой боярыня и ушла.
Вместо нее появился отец. Не меньше получаса он наблюдал за стараниями Андрея, потом подошел ближе, похлопал его по плечу:
- Я горжусь, что у меня такой сын, Андрей. Пусть один, но зато - ты.
Но после завтрака в светелку опять пришла скука. Глядя в щель приоткрытого окна, Зверев вдруг подумал, что тоскливо на Руси бывает, верно, не ему одному. И если кто-то вдруг начнет здесь торговать забавными историями, что можно почитать долгими зимними вечерами, то заработает на этом наверняка никак не меньше, чем на лесопилке или судоверфи.
- Пахо-ом! Ты где?! А ну, организуй мне быстренько чернила и бумагу. Не все в потолок князю твоему плевать, есть дела поинтереснее.
- Что сказываешь, Андрей Васильевич? - заглянул в дверь холоп.
- Чернила, перо, бумагу, - загнул три пальца Зверев, подумал и опустил еще один: - И гонца в Великие Луки пошли. Пусть запас и того, и другого купит.
Писательским мастерством до этого момента Андрей никогда не занимался, поэтому просидел над первым чистым листом довольно долго. В голову ничего не шло.
- Ну и ладно. Если врать не получается, нужно просто какой-нибудь фильм из будущего пересказать…
Лист все равно оставался чистым. Князь Сакульский подозревал, что истории про "Матрицу", "Терминатора" или "Хищника" здешней публикой будут восприняты, мягко выражаясь, с непониманием.
- Есть, вспомнил! Граф Дракула! Он всего лет сто назад жил, если не ошибаюсь… - довольно ухмыльнулся Андрей, и перо наконец-то заскользило по коричневому листку:
"Сказание о Дракуле-воеводе. История сия была явлена миру достоверными летописями, найденными в Вышеградском замке валахского князя."
Изложение истории, сложившейся в уме из четырех известных Звереву фильмов и сдобренных современными, известными ему реалиями, занял целых девять дней. Потом из Москвы примчалась с детьми Полина и едва не утопила его в слезах. При ней творить богохульные сказки не представлялось возможным - но зато жена и не покидала его ни на минуту, так что выздоравливать стало уже не так тоскливо.
Еще через полмесяца раненого навестил князь Друцкий. Привез исцеляющую ратные увечья воду из святого источника святого Владимира Ржевского, красивую бекешу, подбитую куньим мехом, и высокие медвежьи унты.
- Из Литвы что-нибудь слышно? - поинтересовался Зверев, не очень надеясь на ответ.
- Нам с тобой, княже, хороших вестей ждать пустые надежды, - отмахнулся Юрий Семенович. - Рази кто для завоевания татар посылает? Тебе хоть один случай ведом, чтобы степняки город али крепость взяли? Татары - это так… Честной народ пугать. Города берут пушки да служилые люди. Их же государь в поход не давал. Вестимо, ливонцы его обманули - он их наказал. Ныне повинятся орденцы, дань привезут, на сем все и кончится, мир подпишут. Нет, княже, ничего еще не началось. Надобно силу еще приложить, дабы дело стронуть… Да ты лежи, не беспокойся. Выздоравливай. Я ныне в Ивангород поеду. Пережду, пока замиряться все начнут, там и погляжу, чего еще сделать можно. Авось, придумаю какую уловку.
Ночевать гость не остался - сославшись на хлопоты в уделе, умчался верхом в сопровождении десятка холопов.
Вскорости, по первому снегу, отправился на ратную службу боярин Василий Лисьин - по разряду отцу Андрея выпало ближайшие полгода сторожить русские рубежи где-то за Окой. Без холопов и хозяина в усадьбе и вовсе стало тихо и пусто, это ощущалось даже с княжеской перины.
Только перед Рождеством Зверев наконец-то смог впервые опустить ноги с постели и попытаться на них встать. И тут же убедился, что служить ему конечности не хотят: исхудавшие, как у узника Бухенвальда, ноги подгибались под тяжестью крепкого тела бывалого воина.
- Хорошо хоть, ступни шевелятся, - обнадежил жену Андрей, повисший на женщине чуть не всем своим весом. - Зови Пахома, пусть в баню меня несет. А то, боюсь, короста скоро кусками начнет отваливаться.
Мышцы с костей пропали быстро - наращивать их обратно пришлось с немалым трудом. Только через две недели князь научился стоять без посторонней помощи. И еще через две - сам ходить. К середине февраля он уже бегал, к концу - начал ежедневно, от завтрака и до ужина, заниматься с Пахомом извечным мужским делом: бой на саблях, на бердышах, ножах. С топором против меча и щита, со щитом против конного воина, против пешего, с ножом против кистеня. Восьмого февраля в усадьбу прибыл нежданный подарок: двадцать пять возков с серебряной и золотой посудой, коврами, тюками ткани и бочками гвоздей, скобами, лютнями, лампами, свечами, подсвечниками, медом, платьями, кафтанами, башмаками и прочим барахлом в самых забавных сочетаниях. За обозом тянулось стадо не меньше чем в три сотни голов крупного скота и несчитанное число овец и коз. Нукеры задерживаться не стали, сославшись на приказ хана. Передали князю в руки два увесистых кошеля, сели на шедших за задней телегой скакунов и умчались в сторону Великих Лук.
- Что это, батюшка? - не поняла Полина.
- Добыча, - пожал плечами князь. - Я так понимаю, моя доля. Ну, я добыл, а вам разбирать.
К концу марта Андрей окреп уже настолько, что легко держался в седле, мог управлять скакуном одними ногами и вполне успешно насаживал на рогатину подвешенный к ветке дуба сосновый чурбак. Пора было покидать родительское гнездо - но Зверев пока не решил, куда разумнее отправиться: в Москву, где решался вопрос войны с Ливонским орденом, или в княжество - проверить, как обстоят дела с хозяйством, слишком долго находившимся без присмотра. К тому же на русскую землю пришла весна, широко разлились реки, скрыв в глубине половину дорог, а уцелевшие - размокли до полной непроходимости. Да и Ольга Юрьевна не торопилась расставаться с возмужавшим вдалеке от нее сыном, уговаривала дождаться отца, которому уже подошел срок возвращаться со службы.
Ближе к концу мая от половодья не осталось и следа, дороги просохли до каменной твердости, от Василия Ярославовича известий не приходило. Княжеская чета решилась-таки ехать к себе в имение. В гостях хорошо, да дома, может статься, немало дел решения дожидаются, дворня обленилась, присмотра нет. Вот тут, в день Ивана Богослова перед воротами усадьбы неожиданно и спешился бодрый и веселый, заметно помолодевший Юрий Семенович Друцкий.
- Здоровья тебе, хозяюшка, - обгоняя холопов, вошел он на двор. - Тебе, Полинушка, счастия и богатства. Как здоровье, Андрей Васильевич, храбрый наш, непобедимый витязь? Готов ли снова в седло подняться, саблей в чистом полюшке помахать? Мыслю, есть у нас с тобой такая счастливая возможность.
- Неужели война, дядюшка? - встрепенулся Зверев.
- Это ныне на волоске висит, Андрей Васильевич. И так уж милостив к нам Господь, что с вопросом сим опять от тебя все зависит.
- Помилуй, Юрий Семенович. Я, почитай, полгода в постели!