- Активны, но бездарны, - ответил Бэйнс. - Им, пожалуй, пригодился бы представитель МИДа - Райс. Вот это ловкач, я вам скажу, однако он настроен против СД.
- Мне бы хотелось иметь эти фотокопии, - произнес генерал. - Для последующей их передачи моему правительству. И, пожалуйста, - все материалы, касающиеся внутренних разногласий в Германии, - все, чем вы располагаете… И еще какое-нибудь доказательство объективного характера. - И после минутной паузы повторил: - Да, объективного характера.
- Разумеется, - сказал господин Бэйнс. Он достал из кармана пиджака плоский серебряный портсигар. - В каждой сигарете - микрофильм. Можете убедиться лично.
Он передал портсигар генералу.
- А как быть с этим? - осведомился тот, рассматривая портсигар. - Вещь достаточно ценная, чтобы вот так просто взять ее. - Он попытался извлечь сигареты.
- Оставьте вместе с портсигаром, - сказал, улыбаясь, Бэйнс.
- Спасибо, - генерал с ответной улыбкой спрятал портсигар.
Загудел зуммер. Тагоми нажал кнопку интеркома.
Раздался взволнованный голос Рэмси:
- Внизу в холле группа людей СД пытается захватить здание. Охрана "Ниппон Таймс" препятствует этому. - Откуда-то снизу, с улицы, донесся приглушенный расстоянием вой сирены. - Жандармерия и "Кемпетай" уже выехали.
- Благодарю вас, господин Рэмси, за столь своевременное предупреждение. Вы поступили совершенно правильно.
Бэйнс и генерал напряженно слушали.
- Господа, - обратился Тагоми. - Всех этих разбойников, несомненно, перебьют раньше, чем они попытаются добраться сюда. - И добавил уже для Рэмси:
- Прошу вас позаботиться об отключении электропитания лифтов.
- Слушаюсь, господин Тагоми, - ответил Рэмси.
- Что ж, будем ждать, - сказал Тагоми, открыл ящик стола и вынул коробку. Раскрыв ее, извлек "Кольт-44" - идеально сохранившийся экземпляр времен гражданской войны. Вещь, способную украсить любую коллекцию. Отложив в сторону коробочку с порохом, пулями и гильзами, принялся заряжать револьвер. Бэйнс и генерал следили за его действиями с величайшим изумлением.
- Из моей личной коллекции, - объяснил Тагоми. - В свободное время, от нечего делать, я много тренировался на скорость заряжания и степень готовности к стрельбе. И, признаться, сопоставление моих результатов с достижениями других участников этого рода соревнований всегда оказывалось в мою пользу. Однако по прямому назначению использовать его мне еще не приходилось.
Переложив револьвер в правую руку, он направил его на дверь и стал ждать.
Фрэнк Фринк сидел у работающего шлифовального ставка, прижимая к войлочному диску почти готовую серебряную сережку. Пыль от шлифовальной пасты запорошила очки, въелась под ногти и в кожу ладоней. Сережка в форме спиральной раковины разогрелась от трения, но Фрэнк лишь сильнее прижимал ее к диску.
- Не усердствуй слишком, - проговорил Эд Мак-Карти. - Пройдись по выступающим частям, впадины можно оставить такими, как есть.
Фрэнк в ответ лишь крякнул.
- Серебряные изделия пользуются большим спросом, если они не слишком отполированы, - продолжал наставления Эд. - У серебра должен быть налет старины.
"Тоже мне, спрос…" - подумал Фрэнк.
До сих пор им так и не удалось ничего продать. За исключением сданных на комиссию в "Американские Художественные Ремесла", у них не ваяли ничего - ни одного изделия, несмотря на то что они обошли еще пять магазинов.
"Мы не заработали ни гроша, - думал Фрэнк. - Делаем и делаем эту бижутерию, скоро утонем в ней…"
Сережка зацепилась застежкой о войлок, вырвалась из пальцев и, отскочив от защитного щитка, упала не пол. Фрэнк отключил станок.
- Поосторожней там, - бросил Эд, орудуя горелкой.
- Боже, да она не больше фасолины. Там и держать-то не за что.
- Подними сразу, а то забудешь.
"Да пошло оно все к черту", - подумал Фрэнк.
- В чем дело? - спросил Мак-Карти, заметив, что приятель и не собирается подымать заготовку.
- Мы только швыряем деньги на ветер, - сказал Фрэнк.
- Как же тогда торговать - без запаса?
- Но ведь мы же ничего не продали из сделанного.
- Подумаешь, пять магазинов! Это же капля в море.
- По мне, так достаточно и этого.
- Только не надо себя обманывать.
- А я и не пытаюсь, - сказал Фрэнк.
- Слушай, что, наконец, все это означает?
- Это значит - пора нам подыскивать скупщика утиля.
- Ну ладно, - проговорил Мак-Карти, - можешь выходить из дела.
- Охотно.
- Буду работать сам, - Эд вернулся к своей пайке.
- А как мы все разделим?
- Не знаю. Придумаем что-нибудь.
- Выкупи мою долю, - предложил Фрэнк.
- И не подумаю.
Фрэнк быстро подсчитал в уме.
- Отдай мне шестьсот долларов.
- Можешь взять половину из всего, что есть.
- Что, и полмотора от станка тоже?
Оба замолчали.
- Вот обойду еще магазина три, - наконец сказал Мак-Карти, - тогда и поговорим. - Опустив защитную маску, он вернулся к обработке латунной запонки.
Фрэнк поднялся с табурета, отыскал упавшую сережку и положил ее в коробку с готовыми изделиями.
- Пойду покурю, - сказал он и вышел на лестницу.
"Все кончено, - мрачно размышлял он, стоя у дома
и раскуривая "Тьен-ла". - И не нужен никакой Оракул, чтобы это понять. Мы проиграли".
И ведь толком не объяснишь, почему так произошло. А может, не стоит бросать это дело? Попытаться в других магазинах - снова и снова. Или даже в других городах. Однако… Что-то здесь не то. Видно, ничего тут не изменишь, сколько ни силься, сколько ни размышляй.
"Хотелось бы понять, почему, - думал он. - Наверное, этого он никогда не узнает.
Что же делать? В чем они ошиблись? А может, они не прочувствовали до конца момента? Не ощутили "дао". Их несло по течению в ложном, гибельном для них направлении. И вот - падение. Распад.
"Инь" взяло верх, а "янь" - отвернулось от них и ушло неведомо куда.
Остается лишь покориться".
Он все еще. стоял у дома, нервно затягиваясь сигаретой с марихуаной, когда к нему подошел неприметный с виду человек средних лет.
- Вы Фринк? Фрэнк Фринк?
- Угадали, - ответил Фрэнк.
Мужчина извлек удостоверение.
- Я из Департамента полиции Сан-Франциско. У меня имеется ордер на ваш арест. - Он уже держал Фринка за руку.
- За что? - спросил Фрэнк.
- По подозрению в мошенничестве. Заявитель - господин Чилдан, владелец магазина "Американские - Художественные Ремесла".
Полицейский повел Фринка по тротуару, затем к ним присоединился еще один, и теперь его конвоировали уже с двух сторон. Они подтолкнули его к припаркованной "тойоте". Надписей "Полиция" на машине Фрэнк не увидел.
"Так вот оно в чем заключается, это веление времени", - подумал Фринк, когда его втолкнули на заднее сиденье, и полицейские сжали его с обеих сторон. Хлопнули двери, и автомобиль, управляемый третьим полицейским, влился в поток машин. - "Ну что за скоты правят нами…" - зло подумал Фрэнк.
- У вас есть адвокат? - спросил его один из полицейских.
- Нет.
- Вы получите их список в комиссариате полиции.
- Спасибо, - сказал Фринк.
- Куда ты девал деньги? - спросил другой полицейский, когда они уже подъезжали к зданию комиссариата полиции на Керни-стрит.
- Потратил, - сказал Фринк.
- Как, все?
Он не ответил.
Один из конвоиров рассмеялся и помотал головой.
Когда его выводили из машины, кто-то из полицейских спросил:
- Фринк - это ваша настоящая фамилия?
Теперь Фрэнку на самом деле стало страшно.
- Финк, - уточнил полицейский. - Ты еврей. - Откуда-то он извлек пухлую обшарпанную папку. - Беженец из Европы.
- Я родился в Нью-Йорке, - возразил Фрэнк.
- Ты бежал от нацистов, - настаивал полицейский. - Знаешь, что это такое?
Фрэнк рванулся от них и побежал через подземную автостоянку. Полицейские закричали, дорогу ему перегородила машина, а потом и другие вооруженные полицейские. Все они улыбались, а один, с наведенным на Фрэнка револьвером, выступил вперед и защелкнул наручники на его запястьях.
Рванув за наручники с такой силой, что они впились в руки чуть ли не до кости, полицейский вернул его туда, откуда он попытался бежать.
- С возвращением в Германию, - сказал один из полицейских, с интересом разглядывая Фрэнка.
- Я американец.
- Нет, ты еврей.
Когда его вели наверх, один из них спросил:
- Его что, здесь судить будут?
- Нет, - последовал ответ. - Мы просто подержим его здесь, пока за ним не явятся из консульства. Они требуют, чтобы он предстал перед германским правосудием.
Конечно, никакого адвоката в комиссариате не оказалось.
Господин Тагоми вот уже двадцать минут неподвижно сидел за рабочим столом, с револьвером, направленным в сторону двери. Господин Бэйнс нервно вышагивал по кабинету. Старый генерал уже успел позвонить в японское посольство в Сан-Франциско, однако поговорить с послом не удалось: барон Келемакуле, как сообщил дежурный чиновник, выехал из города.
Сейчас генерал Тедеки пытался добиться прямой связи с Токио.
- Я поговорю с Военным Советом, - пояснил он Бэйнсу. - Они свяжутся со штабом Императорской армии, дислоцированной поблизости. - Генерал отнюдь не выглядел обеспокоенным.
"Значит, нас освободят самое большее - через несколько часов, - подумал Тагоми. - Скорей всего, это сделает морская пехота с ближайшего авианосца.
Обращение к официальным каналам в случае необходимости - действие весьма надежное с точки зрения конечного результата… но, увы, требует времени. А внизу эти бандиты убивают сейчас беззащитных секретарш и служащих.
Но что я могу сделать?"
- Наверное, есть смысл обратиться к германскому консулу, - сказал Бэйнс.
Тагоми представил, как он вызывает сюда барышню Эфрейкян с магнитофоном и диктует решительный протест герру Райсу.
- Я могу позвонить герру Райсу по параллельному аппарату, - предложил Тагоми.
- Пожалуйста, - сказал Бэйнс.
Не опуская своего антикварного "Кольта", Тагоми нажал кнопку на столе. Сработала резервная линия, смонтированная на случай экстренной необходимости.
Он набрал номер германского консульства.
- Добрый день. С кем я говорю? - услышал он молодой энергичный голос. Мужчина говорил с явным акцентом. Наверняка какой-нибудь младший чин.
- Прошу соединить с его превосходительством герром Райсом. Срочно. Это господин Тагоми, начальник Японской Торговой Миссии, - сказал Тагоми жестким, не терпящим возражения голосом.
- Слушаюсь. Одну минуточку, пожалуйста. - Долгое молчание. Ни звука. Не слышно даже обычного треска. "Да он просто стоит там с трубкой в руках, - догадался Тагоми. - Водит меня за нос. Типично нордическое лукавство".
- Они явно пытаются от меня отделаться, - обратился он к генералу Тедеки, ожидавшему связи у второго аппарата. Господин Бэйнс в это время продолжал расхаживать по кабинету.
Наконец послышался голос служащего:
- Простите за долгое ожидание, господин Тагоми.
- Ничего.
- Консул сейчас на совещании. Однако…
Тагоми положил трубку.
- Мягко говоря, пустая трата времени, - проговорил он, чувствуя, что проиграл. "Куда еще обратиться? "Токкоку" они уже информировали, жандармерию в порту - тоже… Прямой звонок в Берлин? Канцлеру Геббельсу? На базу Императорских военно-воздушных сил в Напа - с просьбой о спасении по воздуху?"
- Позвоню-ка я шефу СД Крайцу фон Мере, - сказал он. - На повышенных тонах, с криком и оскорблениями выражу решительный протест. - Он принялся набирать номер, официально занесенный в список телефонов и фигурировавший там под условным названием "Люфтганза", Аэропорт: Отдел охраны ценных посылок".
- Сейчас низвергнется поток истерических оскорблений.
- Устройте-ка им спектакль получше, - посоветовал, улыбаясь, генерал Тедеки.
- Кто это? - по-немецки проговорили Тагоми прямо в ухо грубым, не терпящим возражений тоном. Однако господин Тагоми не отступил. - Ну-ка, побыстрее, - продолжали требовать на том конце провода.
В ответ Тагоми без каких-либо вступлений принялся орать:
- Я прикажу арестовать и судить всю вашу банду головорезов и кретинов! Вы все там посходили с ума, паршивые белокурые бестии! Это неслыханно! Ты меня понял?! Я - Тагоми, Советник Императора! Даю вам полминуты! Через тридцать секунд я начинаю действовать. Отдаю частям морской пехоты приказ о применении фосфорных зажигательных бомб! Я сотру вас с лица земли, как величайшее оскорбление цивилизации!
Служащий СД на другом конце провода растерянно залепетал:
-…мы ничего не знаем…
- Лжец! - рявкнул Тагоми. - В таком случае - все кончено! - Он с силой швырнул трубку. - Конечно, все это лишь жест, - обратился он к Вэйнсу и генералу. - Но думаю, не повредит. Всегда есть надежда, что даже у СД нервы не выдержат.
Генерал Тедеки уже хотел что-то ответить, когда за дверьми поднялся ужасный шум. Внезапно двери распахнулись.
В проеме стояли два человека, вооруженные пистолетами с глушителями. Они сразу же опознали Бэйнса.
- Da ist er! - воскликнул один из них, направляясь к нему.
Сидя за столом, Тагоми прицелился из украшения своей коллекции - "Кольта-44" и нажал на спуск. Человек из СД рухнул на пол. Другой молниеносно развернулся и выстрелил в сторону Тагоми. Звука выстрела тот не услышал, а увидел лишь дымок из дула пистолета. С ошеломляющей быстротой он взвел курок "Кольта" и начал стрелять, стрелять…
Челюсть убийцы из СД взорвалась. Осколки костей, зубов и окровавленные клочья брызнули во все стороны. В глазах человека, лишившегося челюсти, какое-то время тлело подобие жизни. "Он еще видит меня", - подумал Тагоми. Однако через мгновенье глаза умирающего померкли, и он повалился, хрипя и роняя пистолет.
- Отвратительно, - выдавил из себя Тагоми.
Новых нападающих в распахнутых настежь дверях
он не увидел.
- Возможно, что это все, - бросил генерал.
Тагоми, перезаряжавший револьвер, прервал свою
кропотливую работу и нажал кнопку интеркома:
- Пришлите срочно медицинскую помощь, - приказал он. - Здесь находится тяжелораненый бандит.
Ответа не последовало, только легкий шум в динамике.
Господин Бэйнс нагнулся и подобрал пистолеты… Один подал генералу, другой оставил себе.
- Ну, теперь мы их всех уложим, - сказал Тагоми, усаживаясь в кресло и принимая свое неизменное положение с "Кольтом", нацеленным на дверь. - В этой комнате подобрался воистину непобедимый триумвират.
- Немецкие убийцы, сдавайтесь! - раздались голоса из приемной.
- С ними покончено! - крикнул Тагоми. - Входите и убедитесь в этом сами.
Нерешительно, с опаской, в кабинет вошли несколько сотрудников "Ниппон Таймс", вооруженные топориками, карабинами и гранатами со слезоточивым газом.
- Causa celebre, - объявил Тагоми. - Правительство ТША в Сакраменто может, не колеблясь, объявить войну Рейху. - Он принялся разряжать свой револьвер. - Как бы там ни было, все кончено…
- Они будут все отрицать. Скажут, они ни при чем, - сказал Бэйнс. - Методика отработанная, проверенная сотни раз. - Он положил перед Тагоми пистолет.
Господин Бэйнс не шутил. И Тагоми знал, что это правда. Он узнал превосходный спортивный пистолет известной японской фирмы.
- Держу пари, что, по документам, они вовсе не германские подданные, - Бэйнс извлек бумажник у одного из убитых налетчиков. - Джек Сандерс. Гражданин ТША. Проживает в Сан-Хосе. Нет ничего, указывающего на связь с СД. - Он швырнул бумажник на пол.
- Вооруженное нападение с целью ограбления, - заметил Тагоми. - Объект покушения - мой несгораемый сейф. Никаких политических мотивов. - Он нерешительно поднялся.
Как бы то ни было, попытка убить их или похитить Бэйнса провалилась. По крайней мере, пока. Но так же несомненно и то, что им известно, кто такой на самом деле господин Бэйнс, и наверняка - цель его приезда.
- Да, мрачная перспектива, - заметил Тагоми.
Он размышлял, сможет ли помочь в этой ситуации
"И-чинг": защитить, предупредить и уберечь добрым советом.
Все еще потрясенный, он принялся раскладывать сорок девять стеблей тысячелистника. Ситуация запутанная и неординарная. Разрешить ее человеческому разуму не под силу. Немецкое тоталитарное общество напоминает дегенеративную форму жизни, гораздо худшую, нежели любые, самые отвратительные ее природные виды, достигшую в своей абсурдности апогея.
Действия местной СД противоречат политике, проводимой ее же берлинским руководством. Где разум этого невообразимого монстра? Кто на самом деле представляет интересы Германии? Да и занят ли этим кто-либо вообще? Все это напоминает ночной кошмар: нормальная жизнь искажена, как в кривом зеркале.
Гадательная книга должна пробиться сквозь это. Бе проницательности подвластно даже такое крайнее проявление зла, как нацистская Германия.
Бэйнс наблюдал, как отрешенный Тагоми манипулирует горсткой стебельков, понимая, сколь глубоки и мучительны сомнения этого человека. "Для него, - думал Бэйнс, - все это (а ведь ему пришлось искалечить и лишить жизни двоих!) - не только страшно, но и непостижимо. Что ему сказать в утешение? Ведь он стрелял, защищая меня, и это на мне лежит моральная ответственность за две жизни. И я принимаю ее. Тут уж ничего не поделаешь".
Генерал Тедеки приблизился к Бэйнсу и шепотом сообщил:
- Будьте свидетелем этого отчаяния. Он воспитан, как истинный буддист, религией, которая осуждает
насилие, и согласно которой каждая жизнь - свята.
Господин Бэйнс кивнул.
- Со временем он обретет необходимую устойчивость, - продолжал генерал Тедеки. - Но теперь он лишился внутренней опоры. Книга поможет ему увидеть свой поступок в иной, более широкой перспективе.
- Понимаю, - сказал Бэйнс и мысленно добавил: "Сейчас бы ему пригодилась доктрина первородного греха. Интересно, слышал ли он что-либо о ней? Все мы обречены совершать жестокие и непостижимые поступки. Так предрешено. Это - наша карма".
Спасая одну жизнь, Тагоми пошел на то, чтобы уничтожить две. И логика, и здравый рассудок бессильны обнаружить хоть какой-то смысл. Все эти страшные проявления действительности способны довести до умопомешательства такого чувствительного человека, как Тагоми.
"Между тем, - думал Бэйнс, - настоящие потрясения заключены даже не в смерти этих агентов СД или его собственной гибели, а в чем-то, сокрытом в будущем. Пережитое здесь будет оправдано или осуждено в зависимости от того, что последует дальше. Удастся ли нам спасти жизнь миллионов, практически всех японцев?"
Однако человек, перебиравший стебли тысячелистника, не думал о будущем. Неизмеримо больше его занимало настоящее: двое на полу его кабинета - мертвец и умирающий.