Теперь уже замолчали все присутствующие. Все
смотрели только на Юлиану, стоящую рядом с супругами Абендсен.
- Увы, - ответил Абендсен, - так сразу не ответишь. И в этом вы должны со мной согласиться.
- Тогда зачем вы написали эту книгу?
- А зачем вам эта брошка на платье? Для отпугивания злых духов из подземного царства? Или для того, чтобы ничего не свалилось?
- Почему вы пытаетесь сменить тему? - спросила Юлиана. - Уходите от ответа и делаете абсурдные замечания. Это же просто несерьезно.
- У каждого свои профессиональные тайны, - ответил Абендсен. - У вас - свои, у меня - свои. Читая мою книгу, вы должны были принимать ее такой, какая она есть. Как я, например, принимаю окружающий меня мир. - Он снова сделал в ее сторону жест рукой с зажатым в ней стаканом. - Без попыток выяснить, что там на самом деле внутри, - проволока, китовый ус или, может быть, губка… Разве не взаимное доверие лежит в основе человеческой природы? Разве не встречаемся мы с ним ежедневно?
Теперь он, похоже, был раздражен и нервничал. Он и думать забыл о своем положении вежливого хозяина. Выражение болезненного напряжения, как отметила Юлиана, появилось и на лице Каролины. Она перестала улыбаться, и губы ее плотно сжались.
- Вы показали своей книгой - выход есть, - сказала Юлиана. - Разве речь не об этом?
- Выход? - иронично переспросил он.
- Вы для меня сделали так много, - продолжала Юлиана. - Теперь мне совершенно ясно: бояться больше нечего, как, впрочем, нечего желать, ненавидеть или избегать. Не за чем больше гнаться, не от чего бежать.
Он изучающе смотрел на нее.
- А по мне, в этом мире еще хватает вещей, достойных внимания, - сообщил он.
- О, я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, - ответила Юлиана. Она хорошо знала такое выражение лица у мужчин. Однако сейчас это ее не смутило. В этом смысле она изменилась неузнаваемо. - В картотеке гестапо содержатся сведения и о том, что вас привлекают женщины моего типа.
- Гестапо распущено в тысяча девятьсот сорок седьмом году, - сказал Абендсен. Лицо его лишь чуть дрогнуло.
- Ну, тогда в картотеке СД, или, как там еще называется эта организация…
- Вам так необходимо это уточнить? - вмешалась в разговор Каролина.
- Да, я хотела бы это выяснить. В Денвер я приехала в сопровождении одного из их агентов. Рано или поздно они появятся здесь. Вам следует уехать туда, где вас никто не знает, а не держать двери настежь. И не впускать кого угодно с улицы, как вот меня. Когда они пришлют следующего, остановить его будет некому. Меня рядом не будет.
- Бы сказали, "следующего"? - с минуту помолчав, спросил Абендсен. - А что случилось с вашим попутчиком? Почему он не с вами?
- Да потому что я перерезала ему глотку, - ответила Юлиана.
- Вот это да… Услышать такое от женщины, да еще при первом знакомстве.
- Вы что, не верите мне?
- Верю, - кивнул он ей и улыбнулся. Улыбка была добрая и какая-то беззащитная. Ему, наверное, и в голову не приходило, что она может соврать.
- Благодарю вас, - сказал он.
- Прошу вас, обезопасьте себя от них, - добавила она.
- Ну что ж, вам известно, что это уже пробовали. Вы наверняка прочли текст на обложке, - об оружии и электропроводах, специально заказанных нами. Это напечатано с тем, чтобы сложилось впечатление, будто мы по-прежнему чрезвычайно осторожны. - В его голосе проступала усталость.
- Ты мог бы, по крайней мере, постоянно носить при себе оружие, - заметила жена. - Уверена: однажды тебя пристрелит кто-нибудь, из тобою же приглашенных. И, когда ты будешь так же мило с ним беседовать, какой-нибудь нацистский убийца сделает это из мести. А ты будешь, как всегда, философствовать. Я будто вижу это.
- Они могут расправиться с любым, когда угодно и где угодно. Стоит им только захотеть, - сказал Абендсен. - Несмотря на все провода под напряжением и Высокие Замки.
"А ты фаталист, - подумала Юлиана. - Заранее смирился с собственной гибелью. Или ты уже знаешь о ней так же, как о мире собственной книги?"
- Ваша книга написана Оракулом, не так ли? - спросила Юлиана.
- Хотите знать правду?
- Да, хочу. У меня есть на это право - после всего, что мне пришлось пережить. Разве не так? Вы же знаете, что я права.
- Гадательная книга, - проговорил Абендсен, - пролежала спокойно все время, пока создавался роман. В укромном уголке моего кабинета. - В глазах его она не увидела и тени издевки или веселья. Напротив, лицо его стало серьезным.
- Ну, скажи же ей, - снова вмешалась Каролина. - Она ведь права. У нее теперь есть все основания требовать правды - после всего, что она сделала для тебя… Ну, ладно, тогда я сама скажу. - Она обратилась к Юлиане. - Готорн действительно экспериментировал. Он сделал тысячи проб, и все с помощью линий "И-чинг". Сначала - выбор исторической эпохи. Затем - тематика. Действующие лица. Фабула. На это ушло несколько лет. Он справлялся даже об успехе будущей книги у читателей. Пророчество предсказало его книге громадный успех - первый и настоящий успех за всю его литературную карьеру. Итак, вы совершенно правы. Вы, наверное, и сами часто ею пользуетесь, если могли угадать так точно.
- Я много размышляла о том, почему "И-чинг" согласилась создать этот роман, - проговорила Юлиана. - Вам никогда не приходило в голову спросить ее об этом? Почему роман именно о том, что в войне побежденными оказались Германия и Япония, почему эта, а не какая-то другая история? Есть ли нечто, о чем так просто не расскажешь, - столько сообщает она ежедневно… Это должно быть нечто из ряда вон выходящее, совершенно особое. Вам не кажется, господа?
Готорн и Каролина молчали.
- Мы с "И-чинг", - проговорил, наконец, Абендсен, - давно уже договорились о гонорарах. Спроси я ее теперь, зачем она создала "Саранчу", мне, пожалуй, придется отдать ей и свою долю. Такая постановка вопроса означает, что моя роль как бы ограничилась одной машинописью. Это было бы неправдой, а по сути - просто непорядочно.
- Ну, хорошо, - сказала Каролина. - Если ты не хочешь, тогда спрошу я.
- Это же не твой вопрос, - возразил Абендсен. - Пусть лучше спросит она. - Он обратился к Юлиане. - У вас необычный замысел… Вы отдаете себе в этом отчет?
- Где ваш экземпляр гадательной книги? - спросила Юлиана. - Моя осталась в машине у отеля. Если вы не позволите воспользоваться вашей, я съезжу за ней.
Абендсен повернулся и зашагал по залу, заполненному гостями, к дверям своего кабинета. Юлиана и Каролина направились следом и остановились у закрывшейся за ним двери. Когда он вышел, все увидели, что в руках у него - два тома в черном переплете.
- Я не пользуюсь стеблями тысячелистника, - пояснил он Юлиане, - поскольку не умею с ними обращаться: они все время вываливаются из рук.
Юлиана уселась за журнальный столик в углу.
- Мне нужны бумага и карандаш, - потребовала она.
Кто-то протянул лист бумаги и карандаш. Люди столпились вокруг нее и Абендсена. Всем хотелось как можно лучше видеть и слышать происходящее.
- Можете задать вопрос вслух, - сказал ей Готорн. - У нас здесь нет тайн.
- Оракул, почему ты решил написать "Тучнеет Саранча"? Чему она должна нас научить? - спросила Юлиана.
- Ваша столь прямая формулировка вопроса меня раздражает, - заметил Готорн, однако все же опустился на корточки у столика, чтобы следить за падением монеток. - : Ну что ж, начинайте, - произнес он, вручая ей три бронзовые китайские монеты с дыркой посередине, - обычно я пользуюсь именно этими.
Они начали подбрасывать монеты. Спокойствие и уверенность вернулись к Юлиане, Готорн записывал линию за линией. Когда монеты были брошены в шестой раз, он взглянул на записи и сообщил:
- Солнце наверху. "Туи" внизу. В середине - пусто.
- Вы знаете, какая это гексаграмма? Наизусть, без обращения к графикам? - спросила она.
- Да, знаю.
- Это "Хунг Фу", - сказала Юлиана. - "Внутренняя Правда". Я ее тоже знаю наизусть. И мне известно, что она означает.
Абендсен, подняв голову, уставился на нее. Выражение его лица стало каким-то странным.
- Так, значит, моя книга говорит правду? - спросил он.
- Да.
- И Германия с Японией войну все же проиграли? - со злой иронией добавил он.
Абендсен молча поднялся и захлопнул сначала один, а затем и другой том гадательной книги.
- Даже вы не желаете взглянуть правде в глаза, - проговорила Юлиана.
С минуту он размышлял. Его взгляд стал пустым и обратился внутрь. Наконец, глаза его вновь обрели ясность. Он крякнул и резко развернулся.
- А вот теперь я ни в чем не уверен, - сказал он.
- Ну, поверьте же, - настаивала Юлиана.
Он отрицательно помотал головой.
- Неужели не сможете? Подумайте!..
- Хотите, я надпишу вам экземпляр? - спросил ее Готорн Абендсен.
Юлиана тоже поднялась.
- Думается, мне пора, - проговорила она. - Большое вам спасибо. Прошу извинить меня за испорченный вечер. Вы так мило приняли меня…
Обойдя Абендсена и его жену, она пробралась сквозь кольцо гостей и вышла из зала в спальню, где лежали ее меха и сумочка.
Когда она надевала меховую накидку, вошел Готорн с женой.
- Ты знаешь, кто она такая? - обратился он к стоящей рядом Каролине. - Сущий демон. Маленький, неистребимый и всепроникающий злой дух, который… - он поднял руку и, задев очки, принялся тереть лоб, - …который непрерывно и неутомимо летает повсюду над Землей! - Он поправил очки. - Поступает всегда по велению инстинкта, оставаясь неизменно самим собой. Она явилась сюда вовсе не для того, чтобы устроить скандал или сделать пакость. Она здесь просто как тревожное знамение. Не обижаться же, к примеру, на погоду… Ну, а я… я рад ее визиту и не жалею, что услышал это предсказание, сделанное благодаря Книге. Она ведь и сама не знала, что творит! Думаю, нам всем в одинаковой степени повезло. Не будем сердиться друг на друга, ладно?
- У нее еще потрясающая способность переворачивать все вверх дном, - сообщила Каролина.
- Как у самой жизни, - добавил Готорн, протягивая Юлиане руку. - Спасибо за все, что вы сделали для нас в Денвере.
- Спокойной ночи, - сказала она, подавая руку. - Последуйте совету жены - носите при себе хотя бы револьвер.
- О нет, - ответил он. - Я уже давно все обдумал и решил не принимать это близко к сердцу. В конце концов, всегда можно испросить совета - у "И-чинг", особенно, когда поздней ночью вдруг появляется страх. В такой ситуации она обычно помогает. - Он чуть улыбнулся. - Откровенно говоря, меня по-настоящему мучает лишь одно: пока я торчу здесь с вами и болтаю, эта банда дармоедов успеет покончить со всей выпивкой.
Он повернулся и прошел к бару, чтобы вновь наполнить стакан.
- Что вы намерены делать теперь? - осведомилась Каролина.
- Еще не знаю. - Над этим она действительно не задумывалась.
"Мы с ней немного похожи, - подумала она, - меня так же мало волнуют дела, даже, если они очень важные". - Может быть, вернусь к мужу. Я уже пыталась дозвониться к нему сегодня вечером. Позвоню, наверное, еще раз. Там - увидим.
- И все же, несмотря на все, что вы для нас сделали… Или, точнее - сказали нам, будто сделали…
-…вы предпочли бы, чтобы ноги моей здесь не было, - закончила за нее Юлиана.
- Конечно, если вы действительно спасли жизнь мужу, - с моей стороны поступать так - это ужасно. Но я настолько потрясена и возмущена… У меня просто в голове не укладывается все, что вы тут с Готорном наговорили.
- Как странно. Никогда бы не подумала, что правда может вызывать такой гнев. - "О, эта правда, - подумала она, - страшная, как сама смерть. Найти ее так непросто. Однако мне повезло".
- А я-то думала - будете довольны или даже придете в восторг, как это случилось со мной. Ну да ладно, все это недоразумение. - Она улыбнулась госпоже Абендсен.
Каролина, помедлив, улыбнулась в ответ.
- Ну что ж, спокойной вам ночи.
Минуту спустя Юлиана уже шла обратно по выложенной камнем дорожке. Пятна света из окон гостиной освещали путь. Она прошла через темный сад и ступила на тротуар, даже не оглянувшись на дом Абендсенов. Потом зашагала по улице, высматривая такси. Ее уже снова властно влекли движение, свет и сама жизнь.
Конец
Послесловие
ИСТОРИЯ В СОСЛАГАТЕЛЬНОМ НАКЛОНЕНИИ
В 1979 году наши читатели (серии "Капище Сварога") имели возможность познакомиться с переводом любопытного эссе всемирно известного английского историка и культуролога Арнольда Тойнби. В следующем же номере на страницах журнала развернулась оживленная дискуссия. Спорили не о высказанной в эссе идее, а о причине, вызвавшей причуду маститого ученого. Итак, для чего А. Тойнби написал краткий очерк воображаемой истории Земли, начав изложение с 323 года до н. э., когда в реальной истории скончался в Вавилоне Александр Великий. Умер он всего двадцати восьми лет от роду, - как говорится, жить да жить…
Вот и представил А. Тойнби, что Александр прожил долгую жизнь: завоевал, а впоследствии и объединил всю Евразию, Африку и упрочил эллинскую империю, которую его преемники распространили на Новый Свет. Экспансия идей пан-эллинизма охватывает весь земной шар. Культурный прогресс в отсутствие войн ускоряется. Повествование завершается в девятнадцатом веке - земляне готовятся к первой высадке на Марс…
Итак, еще одна утопия? Отчасти, да. Но вряд ли А. Тойнби стал бы их множить очередным проэллинским опусом (хоть приверженцев той эпохи - пруд пруди). Ученого интересовало совсем другое, ведь это не единственное его подобное эссе. А вот советские историки в 1979 году вяло откликнулись на рассказ о "долгожителе А. Македонском" снисходительными комментариями. Для них - "история не знает сослагательного наклонения", и в подтверждение указанного тезиса последовали привычные ссылки на классиков марксизма-ленинизма. Это в нашей традиции - воспринимать вновь описанное общество как утопию или антиутопию. Хотя из-за привычки претерпевает истина. Никто не попытался подойти к анализу эссе как самоценному художественному варианту истории - фантастическому произведению. Возможно, мало верилось, что историк с мировым именем способен на такую "ерунду".
А перед нами - фантастика. Особая, относящаяся к жанру "альтернативной истории" (далее - АИ). В процессе развития общества, оказывается, есть "узловые моменты", когда все колеблется на чашах весов и зависит от конкретных обстоятельств: расстановки сил, личностей, партий… Впрочем, стоит ли продолжать изложение ортодоксальной теории социального развития?
В одной из областей прикладной математики - теории графов - при исследовании непрерывных функций, с ними иногда случаются неприятные вещи. В некоторых точках они становятся неопределенными. Непрерывная линия разрывается, и всех сразу же начинает интересовать вопрос: что же там, в этом разрыве, происходит. Разумеется, не только из-за досужего любопытства, но и в практических целях, создан специальный математический аппарат, позволяющий в точке разрыва исследовать функцию. Вроде как судить о поведении человека по косвенным данным.
В истории - наоборот: каждая точка имеет множество вариантов продолжения, но реализуется один. К чему он привел, мы знаем, и тут же возникает извечный' вопрос: "А вот, если бы?.." И отдушину мы находим в фантастических произведениях АИ.
Тойнби, конечно же, отнюдь не первый, кто обратился к фантастическим мирам АИ. К их открытию фантастика шла несколькими путями, точнее, ему предшествовало не одно, а целая цепь открытий и находок. Почти научных. И начало положил Г. Дж. Уэллс в своей "Машине времени". Впрочем, сначала в мировоззрении должно было сформироваться такое восприятие всемирной истории, в котором она сама выступала бы неким целостным и многомерным процессом, последовательностью взаимообусловленных событий. А этому, в свою очередь, предшествовало создание национальных историй и уже последующее сходство их черт и различий. К слову, и тут мы оказались впереди планеты всей. Напомним, первой русской истории Карамзина - менее двух столетий, а украинской или белорусской - и того меньше…
Вторая ступенька к АИ - модная в начале двадцатого века математическая, а впоследствии и физическая концепция многомерности. Необжитыми "иными измерениями" тут же воспользовались мистики и оккультисты, мигом разместив там потусторонний, загробный мир. Фантасты оказались осторожнее. Идея четвертого измерения, параллельных и иных пространств поначалу эксплуатировалась слабо. Г. Дж. Уэллс - вспомним роман "Люди как боги" - изобразил очередную Утопию.
Преемственность в развитии фантастических идей и изобразительных приемов подчиняется, по-видимому, неким законам с эволюционными воззрениями Дарвина. Необходимо незаметное неискушенному глазу накопление частных художественных находок, и лишь тогда в фантастике появляется тематическое направление, постепенно формирующее новый жанр, включающий в себя набор специфических художественных средств. Хотя и здесь, как и в теории естественного отбора, происходят "мутации", только практически всегда благоприятные. Как правило, создается предпосылка для прорыва к новым возможностям, однако проходят годы, прежде чем туда устремляется литературный поток. Опять-таки возвращаемся к Г. Дж. Уэллсу, одарившему нас массой новаторских идей, которые получили дальнейшее развитие через десятки лет.
Аналогично происходило становление темы АИ, прежде чем она стала жанром фантастики. С ранними предшественниками ее роднит уже сама общность логического приема: "Что будет, если…" Далее фразу по желанию собственного воображения можно заканчивать словами: "…исчезнет сила тяжести", "…на Землю упадет комета", "…человек потеряет тень" и, наконец, ".-Александр Великий не умрет в уготованный судьбой час".
С АИ граничат утопии и романы-предупреждения. Если утопии - древнейший жанр, отражающий представления о некоем идеальном состоянии общества, - гораздо "старше" фантастики в ее теперешнем понимании, то антиутопия и романы-предупреждения рождены современностью. Хотя, объективности ради, подчеркнем: присутствие подобных мотивов уже прослеживается в античной литературе (а может быть, многое в ней нужно считать фантастикой?). Собственно, АИ в этих жанрах нет; по существу, они изображают различные варианты завершения Истории. С альтернативно-исторической фантастикой эти большие литературные массивы объединяет общность подходов и многих художественных приемов, но цель здесь - принципиально иная. "Нигде" и "никогда", как видим, раскручивают спираль возможностей фантастики еще сильнее.