- Продолжим, пожалуй. - Магнитофон заработал. - После консультации с гадательной книгой и нахождения двадцать восьмой гексаграммы "Та Куо", на пятом месте отыскал неблагоприятное изречение, звучащее так:
На засохшем тополе распускаются почки.
Старуха выбирает себе мужа.
Без сожаления. Без славы.
- Достаточно ясное указание: господин Чилдан ничего достойного внимания нам не предложит. - Тагами сделал небольшую паузу. - Будем откровенны. Я не могу опираться на собственный опыт в делах, касающихся американского искусства. Поэтому… - он задумался, подыскивая подходящее слово, - нам понадобитесь вы, господин Рэмси, как американец по происхождению. Нужно сделать все, что в наших силах.
Господин Рэмси ничего не сказал в ответ. Несмотря на все усилия, его лицо предательски выдавало обиду и гнев, тщательно маскируемые молчанием.
- Далее, - говорил господин Тагоми, - я советовался с Оракулом еще по одному делу. Из политических соображений не могу произнести вопрос при господине
Рэмси. Можно сказать и по-другому: такого человека нельзя допускать к нашим особой важности делам. Достаточно упомянуть, что я получил довольно многозначительный ответ. И он дал пищу для размышлений.
Рэмси и Эфрейкян, не отрываясь, смотрели на него.
- Это связано с господином Бэйнсом, - сообщил Тагоми.
Оба служащих кивнули.
- В ответ на мой вопрос именем тайных сил дао я получил сорок шестую гексаграмму. "Шенг", Доброе предзнаменование. А также шестерку вначале и девятку на втором месте.
Вопрос звучал так: "Удастся ли успешно разрешить дело с господином Бэйнсом?" Девятка на втором месте уверяла:
Если ты прямодушен,
То даже малая жертва поможет тебе.
Не имеющему вины.
Из этого следует: господин Бэйнс удовлетворится любым подарком, врученным ему Высшей Торговой Миссией при посредничестве господина Тагоми. Однако, задавая такой вопрос, Тагоми подразумевал еще одну, более глубокую мысль, едва осознаваемую им самим. Как это часто бывает, гадательная книга восприняла и второй, подсознательный вопрос, и ответила на него тоже.
- Как известно, - продолжал Тагоми, - господин Бэйнс доставляет нам новые литейные формы, разработанные Швецией. Если мы придем к соглашению с его фирмой, то, несомненно, сможем заменить многие дефицитные металлы пластмассами.
На протяжении вот уже нескольких лет Тихоокеанское Сообщество предпринимало немало усилий, пытаясь заполучить от Рейха помощь в области производства пластмасс. Однако крупнейшие немецкие химические концерны и, в первую очередь, "АГ Фарбэн", ревностно охраняли свои патенты, фактически удерживая мировую монополию в этой области, особенно в технологии синтеза полистиролов. Поэтому Рейх имел важное преимущество в торговле с Сообществом и опережал его в техническом отношении по крайней мере на десятилетие. Межпланетные ракеты, стартующие с "Festung Europe", собраны из термостойких, легких и прочных пластмасс, выдерживающих даже столкновение с метеоритами. Тихоокеанское Сообщество не располагало ничем подобным. Здесь по-прежнему использовались традиционные материалы: древесина, и, конечно же, незаменимые еще металлы. При мысли об этом господин Тагоми внутренне съеживался: ему доводилось видеть на ярмарках некоторые образцы новейших немецких достижений. Особенно впечатлял выполненный полностью из пластмасс автомобиль D. S. S., Der Schnelle Spuk., стоивший всего, в пересчете на валюту ТША, около шестисот долларов.
Однако был скрытый вопрос, который он ни при каких обстоятельствах не мог произнести вслух из-за всех этих пиноков, постоянно крутящихся в бюро Торговых Миссий, точнее, определенный аспект деятельности господина Бэйнса, на который лишь намекала полученная из Токио шифрограмма. Ранее кодированные материалы поступали редко и обычно касались вопросов безопасности, ко отнюдь не торговли. Кроме того, применялся метафорический шифр с использованием поэтических аллюзий с целью предотвращения шпионажа со стороны немцев, способных в своих зонах прослушивания десшифровывать самые сложные коды. И токийское руководство опасалось именно Рейха, а отнюдь не полуоппозиционных клик с Японских островов. Ключевая фраза "снятое молоко в его диете" содержала намек на забавную песенку из одной оперетки, где настойчиво внушалась мысль:
Бывает и такое,
Что молоко снятое
Прикинется сметаной.
Консультации с "И-Чинг" подтвердили подозрения Тагоми. Комментарий Оракула являл собой следующее: "Надлежит предположить, речь идет о сильном человеке. Истина заключается в его несоответствии своему окружению. Он слишком тверд и очень мало внимания обращает на видимое, а благородный характер обеспечивает ему успех…"
Подозрение состояло в том, что господин Бэйнс - не тот, за кого себя выдает, и подлинной целью его приезда в Сан-Франциско является не заключение соглашений о литейных формах. Короче говоря, господин Бэйнс - шпион.
Однако Тагоми не имел абсолютно никакого понятия о том, на кого работает Бэйнс и за какое вознаграждение.
Без двадцати два Роберт Чилдан с величайшей неохотой закрыл магазин. Затем подтащил свои тяжеленные чемоданы к краю тротуара, подозвал рикшу и велел отвезти его к "Ниппон Таймс". Сгорбленный и вспотевший китаец с изможденным лицом, униженно пробормотав полагающийся в таких случаях набор вежливых слов, принялся за погрузку багажа. Затем помог Чилдану сесть на покрытое ковром сиденье, щелкнул счетчиком и, вскарабкавшись на свое седельце, начал крутить педали - в потоке автомобилей и автобусов на Монтгомери-стрит.
Чилдан извел полдня, рыская в поисках обещанного для господина Тагоми, и сейчас - злой и обеспокоенный - взирал на плывущие мимо здания. "И все-таки это успех! Профессиональные навыки не зависят от настроения: мне удалось найти подходящую вещь, господин Тагоми смягчится, а его гость, кем бы он ни оказался, будет в восторге. Я никогда не обманываю надежд покупателей", - думал Чилдан.
Просто чудо: ему удалось раздобыть совсем новенький, самый первый номер комикса с Типом и Топом. Одна из первых книжечек такого типа, высоко оцениваемая "americana" тридцатых годов, раритет, притягивающий внимание многих коллекционеров мира. Конечно же, имелись и другие вещицы; их он намеревался продемонстрировать вначале. Неторопливо, переходя от одной к другой, пока не дойдет постепенно до комикса, надежно спрятанного на дне самого громоздкого чемодана - в кожаном футляре, обернутого в тонкую бумагу. Из радиоприемника рикши неслись популярные мелодии, конкурируя с динамиками других рикш, автомобилистов и автобусов, следовавших рядом. Их Чилдан не слышал: уже привык. Не обращал он внимания и на огромные неоновые рекламы, украшавшие фасады почти всех высотных зданий. В конце концов, его собственная неоновая вывеска вспыхивала и гасла каждый вечер в такт многим другим. Разве существует иная реклама? Приходится мириться с реальностью.
Он признал: вопли радиоприемников, шум автомобилей, толчея, блеск реклам успокаивали его, ибо заглушали. внутреннее беспокойство. Приятно, когда тебя везут, приятно физически ощущать мускульные усилия китайца, передающиеся через равномерные покачивания экипажа. "Будто массажер", - думал Чилдан. Ему нравилось находиться в положении обслуживаемого, хотя бы и на какое-то время.
Он очнулся с ясным ощущением вины: не время для послеполуденной дремы, - слишком много еще следует обдумать. Например, одет ли он соответствующим случаю образом? А вдруг он почувствует себя плохо при подъеме в скоростном лифте? К счастью, у него припасены специальные таблетки немецкого производства. А сколько существует форм обращения к собеседникам… но и они ему известны. Он знает, к кому следует отнестись со всей почтительностью, а к кому - с высокомерием. Пожестче можно вести себя с портье, лифтерами, проводниками, с горничными и рассыльными. Кланяться, несомненно, придется каждому японцу, пусть даже по сто раз кряду. Вот только эти пиноки… Нечто расплывчатое, неопределенное. Нужно раскланиваться, но смотреть сквозь них, будто их не существует. Но всегда ли это оправдано? А что, если он встретится с иностранцем? Ведь торговые миссии часто посещают немцы и представители нейтральных государств…
Кроме того, он может столкнуться с рабом.
Немецкие корабли и суда с Юга - постоянные гости в порту Сан-Франциско, и негров иногда ненадолго отпускают на берег. И всегда группами: не менее трех человек. Им запрещается оставаться в городе после наступления темноты, и, даже находясь под юрисдикцией Тихоокеанского Сообщества, они обязаны соблюдать комендантский час. Рабы, занятые на разгрузке судов, живут в пристройках к складам и от домов не отходят. В бюро Торговых Миссий их нет, но если речь идет о переносе тяжестей… например, следует ли ему собственноручно вносить свой багаж в бюро господина Тагоми? Очевидно, нет. Он обязан найти для этого раба, даже если придется ждать целый час и опоздать на встречу с господином Тагоми. Нельзя допустить, чтобы рабы увидели, как он несет что-либо сам. Ему нужно оставаться особенно собранным. За подобную ошибку можно дорого заплатить, утратив уважение присутствующих или всех, заметивших его промах.
"С другой стороны, - думал Чилдан, - даже неплохо средь бела дня собственноручно внести багаж в помещение "Ниппон Таймс". Великолепный вышел бы жест! Тем более, и законом не запрещается, и в тюрьмуза это не посадят. Великолепная возможность показать свое настоящее лицо, хотя подобное и не принято в нашем обществе. Но…
Я так бы и поступил, не будь здесь этих проклятых черных рабов. Перенести высокомерие тех, кто стоит выше меня, не составит труда, - так или иначе они подчеркивают свое превосходство, унижая меня ежедневно. Но, если меня увидят те, кто стоит ниже… почувствовать пренебрежение с их стороны, - вот, например, этого китаезы, нажимающего на, педали впереди меня. Стоило мне обойтись без услуг рикши, и он увидел бы, как я пешком добираюсь к месту встречи…
Во всем виноваты немцы. Они всегда стараются откусить больше, чем могут проглотить. Едва им с величайшими усилиями удалось выиграть войну, как они тотчас принялись покорять планеты, одновременно издавая законы, которые… ну, хотя, впрочем, идея-то в принципе неплохая. Ведь вышло же у них когда-то с евреями, цыганами. И славяне, отброшенные в своем развитии на две тысячи лет назад, в свою азиатскую колыбель. Выдворены из Европы ко всеобщему удовольствию. Назад - к скотоводству и охоте с луками и стрелами. А эти большие, в ярких глянцевых обложках журналы, отпечатанные в Мюнхене и рассылаемые во все библиотеки и киоски… Каждый может полюбоваться цветными снимками на всю полосу: голубоглазые блондины - арийские колонисты, миролюбиво пашущие, сеющие и собирающие урожай на бескрайних нивах Украины - мировой житницы. Вне всякого сомнения, эти люди - счастливы, а их ухоженные усадьбы и хозяйства приятно радуют глаз. Зато исчезли фото пьяных поляков, сидящих в оцепенении у входа в свои разваливающиеся халупы или торгующих двумя-тремя жалкими брюквами на сельском рынке. Все это ушло в прошлое, так же, как и заезженные проселки, превращаемые осенними ливнями в непролазные топи.
Но Африка… Вот где дали развернуться энтузиазму, и, хотя полагалось бы восхищаться, рассудок советует немного подождать, ну, хотя бы до завершения плана "Плуг". О, здесь гитлеровцы показали, на что они способны, полностью раскрыв свою артистическую натуру. Средиземное море перекрыто, осушено, дно его превращено в возделываемые поля, - и все благодаря атомной энергии. Какой размах! Как это сбило спесь с разных там шутов с Монтгомери-стрит. Правда, в Африке удалось почти, почти… однако в планах такого типа почти - ключевое слово. Впервые оно появилось в известной брошюре Розенберга, изданной в 1958 году: "Что касается окончательного решения африканского вопроса, то нам почти удалось реализовать наши цели".
Между прочим, чтобы избавиться от американских аборигенов, понадобилось двести лет. В Африке у немцев на это ушло лет пятнадцать. Итак, для критики нет никаких оснований. Кстати, он, Чилдан, недавно поспорил на эту же тему за обедом со знакомыми торговцами. Те, видимо, ждали чуда - будто гитлеровцы в состоянии изменить мир с помощью магии. А дело лишь в их науке, технике и работоспособности, вошедшей в поговорки. Немцы прилежны во всем. И если уж за что берутся, то делают это на совесть.
В конечном счете, полеты на Марс отвлекли внимание мира от Африки. Итак, все свелось к тому, о чем он и говорил своим приятелям-торговцам: "Чего у немцев в избытке (и чего, к сожалению, недостает нам) - так это идеализма. Можно поражаться их добросовестному отношению к работе или рациональному ведению хозяйства, но всему причина - их сентиментальность. Космические полеты - вначале на Луну, а затем на Марс. Это ли не воплощение извечной мечты человечества, нашей мечты о всемогуществе? А японцы? Я их неплохо знаю, в конце концов, дела имею с ними ежедневно. Говоря откровенно, это все же люди Востока. Желтые. Мы, белые, должны им кланяться, ибо власть принадлежит им. Но взоры наши обращены к Германии: именно она показывает, чего можно достичь, если побеждают белые, - и это совсем другое дело".
- Уважаемый господин, мы подъезжаем к "Ниппон Таймс", - проговорил, тяжело дыша после подъема в гору, китаец. Теперь он отдыхал.
Чилдан силился представить себе гостя господина Тагоми. Несомненно, исключительно важная персона: тон господина Тагоми в разговоре по телефону, и его волнение - убедительное тому подтверждение. Чилдан представил одного из своих самых солидных клиентов, - человека, способного в значительной мере обеспечить Чилдану прочную репутацию в высших кругах Побережья.
Четыре года назад Чилдан еще не мог назвать себя, как теперь, специалистом по редким и ценным предметам. В то время он содержал неказистый магазинчик антикварных вещей. По соседству размещались заведения, торговавшие подержанной мебелью, скобяные лавки и прачечные. Район далеко не престижный. По ночам тут случались вооруженные нападения, иногда - изнасилования, и это несмотря на все усилия полиции Сан-Франциско и даже их японских шефов - "Кемпетай". Витрины магазинов закрывались на ночь железными жалюзи в целях предотвращения ограблений. И вот однажды сюда забрел пожилой японец, отставной офицер Ито Хумо. Высокий, худощавый, седой, подтянутый майор первым дал Чилдану понять, как можно преобразовать его дело.
- Я коллекционер, - объяснил майор Хумо. - Объездил все южные страны и переворошил горы старых журналов.
Тихим голосом он рассказывал о чем-то таком, чего Чилдан в то время еще не мог оценить в полной мере: для многих богатых и культурных японцев исторические предметы американской маскультуры - не менее интересны, чем антиквариат. В чем причина - майор не знал. Величайшей страстью его стало коллекционирование старых каталогов латунных пуговиц и самих пуговиц. Это увлечение подобно коллекционированию значков или монет, и подыскивать этому разумное объяснение - пустая затея. Состоятельные люди готовы платить бешеные деньги.
- Я приведу пример. Известны ли вам открытки, изображающие ужасы войны? - осведомился майор с жадным блеском в глазах.
Минутное раздумье - и Чилдан что-то такое начал припоминать. Много лет назад, во времена его детства, такие карточки вкладывались в обертку жевательной резинки. По центу за штуку. Целая серия, посвященная бедствиям и ужасам войны.
- Один мой лучший друг, - продолжал майор, - собирает "Ужасы войны". У него недостает единственного экземпляра - "Потопление "Панай"". И он готов выложить за его приобретение значительную сумму.
- Подбрасывание карточек! - внезапно воскликнул Чилдан.
- Что-что?
- Детьми мы подбрасывали их. У каждой из карточек имелись две стороны - с картинкой и чистая, ну, как орел и решка. Мне тогда едва стукнуло восемь лет. Каждый из нас владел целой колодой таких карточек. Мы становились лицом друг к другу и подбрасывалиих одновременно так, чтобы они несколько раз перевернулись в воздухе. Мальчик, карточка которого падала лицевой стороной вверх, забирал себе обе. Как приятно вспомнить старые добрые времена, безоблачные дни детства!
- Мне приходилось слышать рассказ моего друга о карточках, - проговорил майор после минутного раздумья. - Но он никогда ни о чем таком не упоминал. Я полагаю, ему неизвестны особенности их использования.
И вскоре приятель майора прибыл в магазин, дабы услышать из первых уст историческое сообщение. Гостя, тоже офицера Императорской армии в отставке, воспоминания о детских днях Чилдана растрогали и очаровали.
- Крышки! - вдруг осенило Чилдана.
Японцы недоуменно заморгали.
- В детстве мы собирали крышечки от молочных бутылок. Ну, такие кружочки с названием молочного магазина. В Соединенных Штатах подобных магазинов насчитывалось немало, и, естественно, каждый из них штамповал свои крышки.
В глазах офицера сверкнул интерес.
- Есть ли у вас хоть что-то из ваших старых собраний? - Чилдан, конечно же, ничем таким не обладал. Однако… может, ему и удастся раздобыть старые, давно забытые крышки тех времен, когда молоко поставлялось в бутылках, а не в одноразовых картонных упаковках, как сейчас.
Таким образом, он постепенно втягивался в новое для него дело. Другие также открывали подобные магазины, используя все возрастающий интерес японцев к американской культуре, но Чилдан неизменно удерживал свое превосходство над ними.
- Господин, платите доллар, - сказал китаец, выводя его из раздумий и воспоминаний. Багаж Чилдана уже стоял на тротуаре.
Он машинально расплатился. "Да, весьма вероятно, что клиент господина Тагоми чем-то походит на майора Хумо, по крайней мере, - сыронизировал Чилдан, - с моей точки зрения". Ему приходилось встречать уже столько японцев… Низеньких, приземистых, сложенных, как борцы. Попадались и похожие на аптекарей. Затем - владельцы карликовых деревьев… И молодые - вроде и не японцы вообще. Со временем у него выработалась собственная классификация. "Клиент господина Тагоми - наверняка представительный торговец с филиппинской сигарой в зубах".
Позже, стоя с чемоданами у входа в "Ниппон Таймс", Чилдан вдруг с ужасом подумал: а если этот клиент - не японец? Его образчики рассчитаны исключительно на японский вкус…
"Нет, - успокоил себя Чилдан, - это японец. Господин Тагоми заказывал плакат времен гражданской войны: только японца может заинтересовать такое старье. Это характерно для них - восторг по пустякам и маниакальный интерес к документам, листовкам и объявлениям. Он вспомнил одного, посвящавшего все свое свободное время коллекционированию газетных объявлений о патентованных лекарствах 1910-х годов.
Следовало, однако, возвращаться к насущным проблемам. Через высокие двери "Ниппон Таймс" входили и выходили прекрасно одетые господа; их голоса вывели Чилдана из оцепенения. Он окинул взглядом устремленное к небу сооружение - самое высокое здание Сан-Франциско. Сплошная стена окон - великолепный образец японской архитектуры, и это окружение: садики из карликовых вечнозеленых деревьев - пейзаж "каренсансуи", с песком, имитирующим застывшие струи потока, который огибает корни деревьев, и простые, неправильной формы плоские валуны…
Чилдан заметил черного носильщика, скучавшего без работы, и подозвал его.