- Нет надобности, - отвечал Уайт, - и времени у нас мало. Вполне очевидно, что более выгодная позиция - более высокая. - Он кивнул на первую гаубицу. - Поэтому вы ждёте, что я выберу её, и если одна гаубица с дефектом, вы поставили её туда. Я выбираю эту; получайте свою более высокую позицию.
- Хорошо, - сказал Даппа. - Идёмте на середину?
Они встали спина к спине на поле, каждый лицом к той пушке, которую ему скоро предстояло зарядить. Секунданты, отойдя в сторону, следили за соблюдением всех правил и формальностей.
- Превосходно, - проговорил Уайт. - Там я победил Ньютона и вигов, ибо испытание ковчега он точно не выдержит. Здесь я одержу победу над вами или погибну - и то и другое меня устраивает.
- Раз, - сказал Даппа и шагнул прочь, главным образом для того, чтобы остановить словоизлияния.
- Отлично. Раз. - Уайт тоже сделал шаг. Они принялись считать в унисон и примерно на числе "сорок" (поскольку шагали очень широко) оказались рядом с гаубицами. Тут оба отбросили деланную невозмутимость и принялись заряжать орудия.
Уайту в этом помогал секундант, Даппе - нет. Ван Крюйк стоял спиной к гаубице, как будто вышел на утренний променад и теперь любуется видом Лондонской гавани с Тауэрского холма. Когда Даппа злобно сверкнул глазами, голландец облизнул крюк и поднял его, определяя направление ветра, за что немедля получил тычок в спину.
- Довольно!
- Глянь, как они суетятся, - отвечал ван Крюйк. - Они сами не понимают, что делают.
- Это меня и тревожит.
- В Каире ты был куда спокойнее, - напомнил ван Крюйк, - а я тебя понукал.
- В Каире мне нечего было терять! - воскликнул Даппа. Он откатил пороховой бочонок на безопасное расстояние от гаубицы и поддел кинжалом затычку. - Уайт c Вудрафом свой бочонок отодвинули?
- Ну вот. Теперь ты хочешь, чтобы я сообщил тебе результаты своих наблюдений.
- Ты мог бы наблюдать за противником и одновременно делать что-нибудь полезное.
- Отлично. - Ван Крюйк вразвалку обошёл гаубицу, посмотрел на ствол, затем перенёс взгляд на цель. - Да. Они отодвинули бочонок, но не так далеко, как следовало бы. - Он поднял камень и, словно молотком, забил им подъёмный клин под казённую часть орудия. - Как ты думаешь, надо внести поправку на вращение Земли?
Даппа демонстративно не поддался на провокацию. Он совком на длинной ручке набрал пороха и теперь закладывал его в гаубицу. Диаметр совка был заметно меньше, чем диаметр дульного отверстия.
- Вот на этом шаге они скорее всего ошибутся, - задумчиво проговорил Даппа, силясь затолкать совок в узкую зарядную камору. - Надеюсь, что они набьют пороха от души и взлетят на воздух!
- Это было бы неспортивно, - упрекнул его товарищ, крюком соскребая окалину с запального отверстия. Гранату он взять не мог - для этого нужны были обе руки. Даппа заложил её в жерло и принялся вталкивать прибойником, не переставая внимательно поглядывать на второе орудие.
- Вот к чему привела твоя медлительность! - воскликнул он. Они с ван Крюйком оба видели, как Уайт, ухмыляясь, подносит фитиль к запальному отверстию заряженной и нацеленной гаубицы.
Облако пламени размером с приходскую церковь заслонило противников, затем погасло и превратилось в дым.
- А вот к чему привела их торопливость, - заметил ван Крюйк.
Как понимали и он, и Даппа, Уайт с Вудрафом не рассчитали заряд. Сила огня раздавила снаряд в дуле, выбросив облако пороха, который (на везенье стрелявших) по большей части сгорел уже в воздухе.
Теперь оставалось только ждать, пока дым рассеется. Как только взглядам вновь предстали Уайт и Вудраф (оглушенные и сильно опалённые), ван Крюйк поднёс фитиль к запальному отверстию. Гаубица выстрелила, как положено; долю секунды они видели летящую гранату. Она разбилась о каменную крепостную стену и не взорвалась, а осыпала Уайта с Вудрафом осколками и порохом. Те едва ли заметили, поскольку наконец пришли в себя и занялись гаубицей.
- Вот сейчас они себя взорвут, - предположил Даппа, обмакивая банник в ведро.
- Отнюдь. Они нашли воду, которую ты им заботливо оставил, и банят свою гаубицу в точности, как мы нашу. Однако у нас преимущество - мы уже начали пристреливаться, а они - нет. - Ван Крюйк забил клин чуть глубже и ногой толкнул одно из колёс лафета, поправляя азимут. Даппа перезаряжал. Покончив с этим, он захотел поскорее выстрелить, но ван Крюйк стоял перед жерлом и набивал туда палки, сухую траву, листья и прочий мусор, так что в конце концов гаубица стала похожа на бронзовую вазу с увядшим букетом. Даппа угрожающе помахивал фитилём над запальным отверстием, делая вид, будто сейчас подожжёт; но ван Крюйк так увлёкся, что ничего не замечал. Он даже не поднял голову, когда вторая граната из Уайтовой гаубицы просвистела у него над плечом и зарылась в земляной склон. Однако он видел, куда она попала, и указал на неё Даппе. Тот поплевал на пальцы, сунул руку в пещеру, пробитую снарядом, вытащил тлеющий запал и, чертыхаясь, бросил его на землю. Ван Крюйк наконец отошёл от дула, крюком подцепил черпак воды из ведра и залил шипящий и пыхающий запал. Даппа тем временем произвёл второй выстрел: граната попала в основание вала за спинами Уайта и Вудрафа, ярдах в двух правее. Вместо того чтобы зарыться в землю, она подскочила вертикально вверх и пропала. Через несколько секунд, очевидно, достигнув апогея и начав падение, она взорвалась футах в десяти над землёй, не очень далеко от Уайта и Вудрафа. Однако те приметили её подъём и спуск (что было видно по их яростным жестам), поэтому успели отбежать и броситься на землю. Оба не пострадали.
Ван Крюйк был вне себя.
- Мне хочется подойти и продырявить Уайту черепушку, - сказал он.
- Почему? Это моя дуэль, а не твоя, - заметил Даппа, вновь принимаясь за гаубицу.
Ван Крюйк начал сгребать веточки и травинки, не собранные в первый раз.
- Как секундант я должен остановить твоего противника, если он попытается сбежать. Уайт бежал.
- Случай спорный, - возразил Даппа. - Капитан не должен бросаться ничком на палубу, когда по его кораблю дают бортовой залп, но когда рядом падает граната, он не обязан стоять и ждать, пока она взорвётся.
- Хм, - промычал ван Крюйк и вновь принялся набивать дуло мусором; на сей раз он для пущего эффекта сорвал с головы каштановый парик и затолкал его следом. Третья граната пронеслась мимо. Теперь Уайт и Вудраф положили ещё меньше пороха, так что она ударилась о землю, описала в воздухе мёртвую петлю и упала прямо перед Даппой: чёрный дымящий шар с тлеющим запалом. Снаряд покатился под уклон, но недостаточно быстро.
Даппа попытался ускорить его пинком, промахнулся, снова занёс ногу и толкнул гранату изо всех сил. В следующий миг он развернулся и плашмя упал на землю. Ван Крюйк тем временем повернулся спиной к гранате и обнял пороховой бочонок, плащом заслоняя его от искр. Граната, подпрыгивая, катилась по склону; через три секунды она взорвалась.
Мгновение спустя громыхнуло во второй раз: видимо, отлетевшая искра воспламенила порох в запальном отверстии гаубицы, произведя преждевременный выстрел. Даппа и ван Крюйк не сразу поднялись на ноги: обоих ранило осколками и отлетевшими камешками, оба были слегка оглушены. Они видели, как их граната взорвалась над Темзой.
Взрыв Уайтовой гранаты сбил прицел их гаубицы. Однако полоса горящих веточек и листьев огненной дорожкой протянулась вниз по склону, а Вудраф яростно пинал нечто, исходящее густым дымом и упорно липшее к его ноге - парик. Уайт тем временем готовился перезарядить орудие.
Вот тут-то они и перестали существовать. Крепостную стену скрыл от ван Крюйка и Даппы огненный шар, в котором кружились безобразные чёрные клочья. Оба вновь бросились на землю. Сверху пошёл раскалённый дождь. Они вскочили и принялись быстро увеличивать расстояние между собой и боеприпасами. Путь их лежал мимо эшафота, который сейчас украшали простёртые тела стражников. Снизу донеслось дробное бабах - взорвались гранаты Уайта. По этому сигналу Даппа и ван Крюйк в бодром темпе направились к реке. Если бы кто-нибудь из стражников поднял голову, то увидел бы, как они исчезли в штормовом фронте дыма, скрывшего всю нижнюю часть Тауэрского холма.
Впрочем, внутри этой дымовой завесы видеть было можно, пусть и на небольшое расстояние. Даппа и ван Крюйк остановились или по крайней мере замедлили шаг там, где ещё недавно стояли Уайт и Вудраф. Ничего похожего на трупы не наблюдалось, хоть Даппа и уверял, что споткнулся о чей-то хребет.
- Невероятно, - задумчиво проговорил ван Крюйк. Он разглядывал что-то на выжженной земле, поочередно указывая крюком, как пальцем, на какие-то мелкие предметы. - Раз, два, три, четыре, пять! Раз, два, три, четыре, пять!
- Что такое?
- Слишком много ушей! - воскликнул ван Крюйк.
Даппа подошёл и тоже наклонился. Ушей и впрямь было пять: четыре сморщенных в одной стороне, а чуть поодаль - свежее, окровавленное.
- Это я объяснить могу, - Даппа башмаком подгрёб немного земли, чтобы присыпать сморщенные уши, - но чуть позже. Давай поскорее вернёмся на корабль. Сейчас сюда сбегутся стражники и драгуны.
- Они наверняка перепуганы до полусмерти.
- Согласен; и всё равно мне не терпится к себе на корабль. Даппа и Ван Крюйк по-прежнему мало что видели за туманом, но они двинулись вниз с холма, а это, как известно, самый верный способ отыскать океан.
- Надеюсь, следует понимать, что ты наконец бросил своё глупое писательство, которым так всем надоел.
- Я выпустил своё ядро и не спешу перезаряжать. Впрочем, как литератор я остаюсь преданным рабом Музы и всегда готов исполнить её веления.
- Тогда лучше нам и впрямь побыстрее добраться до корабля, - сказал ван Крюйк, прибавляя шаг. - Надо поднять паруса и выйти в море, где этой ведьме до тебя не добраться.
"Замок" Ньюгейтской тюрьмы
23 октября 1714
Удивительно, как много могут изменить какие-то двадцать футов: ровно столько отделяло кровать с балдахином от середины давильни сразу за дальней стеной Джековых апартаментов. Несколько дней назад он лежал голый на каменном полу, прижатый ящиком со свинцом, теперь, в чистой ночной рубашке, отдыхал на перине из гусиного пуха.
Месяц или два назад Джек без труда получил бы всю эту роскошь в обмен на деньги. Однако теперь средств не осталось: то, что не издержал сам Джек, захватил или сделал недоступным его беспощадный преследователь, сэр Исаак Ньютон.
Не существовало фиксированной платы за апартаменты в "замке"; смотритель тюрьмы применял гибкую шкалу в зависимости от статуса узника. Герцог - скажем, мятежный шотландский лорд - при поступлении в тюрьму вносил пятьсот гиней, только чтобы не попасть на "бедную сторону". Дальше он должен был еженедельно платить тюремщикам марку, то есть тридцать с чем- то шиллингов, за право оставаться в приличной комнате.
Джеку через неделю предстояло умереть, и плата за квартиру для него должна была составлять меньше фунта. Иное дело вступительный взнос. С незнатного, но состоятельного горожанина брали куда скромнее, чем с герцога - положим, двадцать фунтов. Сколько же в таком случае должен внести Джек? Одни сказали бы, что он ниже состоятельного горожанина и должен платить меньше двадцати фунтов стерлингов. Другие (в том числе, вероятно, ньюгейтские тюремщики) возразили бы, что в определённом смысле Джек выше герцога, и требовать с него надо, как с короля.
Как ни кинь, выходило, что Джек не мог выйти из подвала смертников меньше чем за несколько сотен фунтов. Такой суммой не располагал ни он, ни его оставшиеся на свободе друзья. Откуда же взялись деньги?
Ни о чём таком они вчера с сэром Айком не договаривались. Ньютон требовал, чтобы Джек продиктовал письменное показание под присягой, согласно которому в Клеркенуэллском владении покойного Роджера Комстока действует подпольный монетный двор вигов. Ньютон чуть ли не до рассвета нудно репетировал с ним речь, а наутро Джек отбарабанил её перед писарем и шеренгой оторопелых чиновников. Однако Ньютон не предложил перевести Джека в "замок", а Джек не стал просить: он чувствовал, что Ньютон стеснён в средствах. За свои слова Джек получал другое: смягчение наказания - по меньшей мере до обычного (и быстрого) повешения, а то и до штрафа, который не сможет выплатить, так что проживёт остаток дней на "долговой стороне" Ньюгейта.
Нет, Джека перевёл сюда кто-то другой - кто-то при больших деньгах. Ещё один шажок к вере, о которой вещал де Жекс. У Джека ничего нет, но о нём пекутся. Это уязвляло его гордость, но куда меньше много другого, что он мог бы перечислить.
Вряд ли благодетельница (Джек позволял себе думать, что о нём печётся особа женского пола) хочет всего лишь облегчить его последние дни на земле. Приятнее было воображать, что она таким образом что-то хочет ему сказать. Что именно - Джек, сколько ни бился, расшифровать не мог и решил оставить задачу до новых подсказок.
Теперь он половину времени думал об Элизе, половину - ругал себя за то, что о ней думает. С другой стороны, Джек вынужден был признать, что большой беды в этом нет. Любовь уже не могла, как прежде, толкнуть его на ложный путь. Он зашёл по ложному пути дальше кого-либо из живущих. Он на полюсе. Ван Крюйк как-то объяснил ему, что если дойти до Южного полюса, запад, восток и юг перестают существовать; везде, куда ни повернись, будет север. В таком же положении находился сейчас Джек.
Клеркенуэлл-корт
Утро 23 октября 1714
Роджер уж как-нибудь да узнал бы о предстоящем обыске. Роджер выставил бы оборону - нет, не так, он бы встретил Исаака Ньютона, графа Лоствителского и королевских курьеров кофием с горячими булочками и превратил налёт на Двор технологических искусств в познавательный осмотр для узкого круга приглашённых.
Однако Даниель был не Роджер, поэтому к его появлению обыск шёл уже два часа. При лучшей организации всё бы закончилось раньше. Однако заинтересованность в деле проявили несколько ведомств, так что подготовка оказалась разом чрезмерной и недостаточной. Очевидно, прошли заседания. Молодые светлые головы выступили, наметили основные пункты, их слова были занесены в протокол. Кто-то предположил, что двери склепа придётся ломать. Составили реестр необходимого снаряжения: петарды, лебёдки, воловьи упряжки. Накладки происходили одна за другой. Никто не пришёл в назначенное время. Важные люди, вместо того, чтобы посмеяться над нелепостью происходящего, упрямились либо возмущались. Солдаты в ожидании приказов ловили мух и оторопело качали головами.
Примерно это Даниель и увидел, когда часов в девять утра подошёл к Двору технологических искусств. Подошёл, потому что из-за обыска и его нечаянных последствий движение на Коппис-роу встало. Даниель вынужден был бросить портшез и последние четверть мили пройти пешком. В каком-то смысле так было даже лучше: выскочи он из портшеза в самой гуще событий, важные люди сразу захотели бы с ним побеседовать. Теперь же Даниель оказался на месте, не привлекая ничьего внимания.
За одним исключением: по пути он миновал стоящую в заторе карету герцогини Аркашон-Йглмской.
- Едете посмотреть на то, что сталось с вашими капиталовложениями? - спросил Даниель, проходя мимо. Сторонний наблюдатель решил бы, что он разговаривает сам с собой.
Изнутри донеслось шуршание бумаг - видимо, герцогиня читала почту.
- Доброе утро, доктор Уотерхауз. Можно заглянуть к вам через несколько минут?
- Я приглашаю вас подняться в пустую квартиру над часовой лавкой, - крикнул Даниель через плечо. - Считайте её персональной ложей, из которой вы будете наблюдать комедию ошибок.
Через минуту Даниель прошёл через боковую калитку и оказался посреди двора раньше, чем кто-либо его заметил. Теперь все желали знать, как давно он здесь находится.
- Доктор Уотерхауз! - воскликнул граф Лоствителский. - Как давно вы здесь?
- Изрядное время, - отвечал Даниель, стараясь, чтобы голос его прозвучал зловеще.
- Я несколько огорчен, - начал граф. Даниель рассердился было, потом сообразил, что граф как человек благовоспитанный сглаживает всё почти до утраты смысла. На самом деле он хотел сказать, что очень сожалеет. Даниель попытался ответить в той же манере:
- Вероятно, вы почувствовали некоторую неловкость.
- Ничуть, - отвечал граф, имея в виду: "Мне хотелось сквозь землю провалиться".
- Дело в какой-то степени щепетильное, - продолжал Даниель. - Разумеется, ваш долг офицера превыше всего. Я вижу, что вы прекрасно его исполняете.
- Боже, храни короля, - откликнулся граф. По-видимому, это означало: "Вы всё правильно поняли, спасибо, что не держите на меня зла".
- …храни короля, - кивнул Даниель, подразумевая: "не стоит благодарности".
- Сэр Исаак… внизу, - сообщил граф, указывая взглядом на ворота крипты. Они были открыты и, насколько Даниель мог видеть, не взломаны.
- Как вы их открыли? - спросил он.
- Мы стояли и обсуждали, как их взломать, потом пришёл огромного роста человек и отпер замки.
Даниель откланялся и зашагал к воротам, не обращая внимания на двух высокопоставленных господ, которые его приметили и теперь хотели знать, как давно он здесь находится.
- Как давно вы здесь? - спросил сэр Исаак Ньютон.
Гробница тамплиеров являла собой пузырь тёплого дыма, столько внесли сюда фонарей и свеч. Пар от них и от дыхания полудюжины рабочих, орудующих лопатами, конденсируясь на холодном камне и меди саркофагов, струйками сбегал на землю.
- Изрядное время, - буркнул Даниель. У него было много оснований для недовольства, но сильнее всего раздражало, что Исаак, умеющий быть таким интересным, ввязавшись в низкие житейские дрязги, сделался настолько банален.
Даниелю пришлось напомнить себе, что этот повод досадовать - самый эфемерный.
- Всё из-за дуэли на пушках, третьего дня на Тауэрском холме? - предположил он.
- Из-за неё и побега младших Шафто, - признал Исаак. - Мои свидетели имеют свойство исчезать, когда они больше всего нужны. Остался только Джек.
- Вы напрасно тревожите покой бедных храмовников, - сказал Даниель. - Вам должно быть очевидно, что тут уже ничего нет.
- Конечно, - ответил Исаак, - но в дело замешаны другие силы, и они не так быстро замечают очевидное, как вы и я.
Это прозвучало почти комплиментом: Исаак на мгновение поднял Даниеля до себя. Тот в первое мгновение поддался на лесть, потом насторожился.
- Благодарить надо Уайта, - продолжал Исаак. - Думаю, он хотел умереть - уйти от правосудия. Однако Уайт не предвидел, как именно он погибнет, и это обернулось мне на пользу.
- Вы хотите сказать, потому что вызвало у нового правительства приступ паники?
Вместо ответа Исаак развёл руками и кивнул на распаренных землекопов.
- Когда им, как мне, надоест переворачивать вверх дном этот двор, они перейдут в Брайдуэлл, а если и там ничего не найдут, то дальше по следу в Английский банк.
Даниель знал, что у фразы есть продолжение, которое незачем было произносить вслух: "Если вы не уступите мне немного того, что я хочу". В тот миг он готов был ринуться в банк и взять немного Соломонова золота для старого друга. Почему бы и нет? Соломон Коган заметит недостачу, Пётр Великий разгневается, но всё наверняка как-нибудь удастся уладить.
И тут Исаак заговорил: