А вот у кого бы все-таки спросить, которая из этих двух строек синагога?
Внимание Сергея привлекла группа смуглых носатых мужчин. Пепельница призадумался, потом бесшабашно махнул рукой и, стараясь не пошатываться, двинулся прямиком к незнакомцам.
- Бр-ратаны! - решительно обратился он. - А не знаете, где тут обрезания делают?
- Иди, да? - укоризненно сказал ему один из них. - Ти савсэм пьаный!..
- Нет, ну… я ж не бесплатно… - обиделся Пепельница и с гонором поволок из кармана шуршащую горсть купюр.
Глаза незнакомца вспыхнули.
- Дарагой! - вскричал он, вновь обретя дар речи. - Так бы и гаварил! За такие дэнги я тибя сам обрэжу!
Обрезание Пепельнице сделали на дому. Самого обряда он на сей раз не запомнил вообще - не столько от боли, сколько от страха. Подпрыгнула температура, всю ночь прометался в бреду. Мерещились ему раскинутые веером пальмовые кроны и филистимлянин огромного роста, целящийся из рогатки. Очнулся лишь утром. По ветхим обоям порхали изумрудные блики. В перекосившемся кресле почему-то лежали два туго набитых мешка с черной трафаретной надписью: "Сахар", а посреди комнатенки стоял смуглый крылатый красавец кавказского типа.
- Мусульман? - грозно и весело спросил он Пепельницу.
- Я?.. - Сергей обмер и в ужасе натянул простыню до глаз.
Свят-свят-свят!.. Неужели все-таки перепутал? Обрезался - да не в ту веру…
- Мусульман! - приподняв простыню, удовлетворенно изрек крылатый красавец. - А я - твой хранитэл! - Он повернулся и ткнул лучезарным перстом в мешки с траурной надписью "Сахар". - А эта - гэксагэн…
Стоило смыслу грозных слов проникнуть в сознание, как оно немедленно стало меркнуть. Последнее, что удалось услышать Пепельнице, уплывая в небытие, - это разухабисто-ленивую гармонику да циничный тенорок анархиста Гриши из распахнутой форточки:
Пароход гребет
винтами битыми.
Будем рыбу мы кормить
вахабитами…
Delirium Tremens
(Страсти по Николаю)
Разве возможно бы было, чтобы люди непьяные спокойно делали все то, что делается в нашем мире, - от Эйфелевой башни до общей воинской повинности?
Лев Толстой
Вначале был голос из санузла. Мужской. Незнакомый.
- У, ал-каш! - с невыносимым презрением выговорил он. - Не пьешь ведь уже, а с посудой глотаешь!
Николай Цоколев, бывший интеллигентный человек на излете физических и нравственных сил, сперва оторопел, потом обмяк. Точно зная, что говорить в туалете некому, он все же приоткрыл дверь и в страхе уставился на желтоватый унитаз без крышки.
Сердце оступилось в некую довольно глубокую яму и несколько секунд безуспешно оттуда выкарабкивалось.
Выкарабкалось. Николай перевел дух. Однако стоило прикрыть дверь, как голос возник снова.
- Люди рук не покладают! - наслаждаясь выверенными актерскими интонациями, продолжил он. - Мил-лиарды крадут! На нобелевку тянут! А тебе за бутылкой лень сходить - Нинку послал, кор-роед!
Колян ужаснулся и, поражаемый голосом в почки, трусливо зашкандыбал по коридорчику. Добравшись до комнаты - обмер. Из форточки с чисто фрейдистским бесстыдством торчал ствол артиллерийского орудия, увенчанный мощным дульным тормозом.
- До пушек вон уже допился! - уел вдогонку голос из санузла.
Колян рухнул в кресло и, замычав, смял лицо ладонью. Откуда, откуда голос все про него знает? Да, короед… Да, допился до пушек… А ведь подавал надежды - ссуды брал, фирму "Аффикс" хотел основать… На филологическом факультете учился…
- На фи-ло-ло-ги-че-ском… - горестно шептал Колян, и звук "ф" пришепетывался так жалостно, что слезы сами катились из глаз.
Но тут в замке заерзал ключ - кто-то боролся с входной дверью.
- А-ап!.. - испуганно подавился голос и умолк.
Цоколев отвел трясущуюся мокрую ладонь и с надеждой взглянул на дульный тормоз: может, тоже испугается да исчезнет? Увы, нет. Державный стальной фаллос, похоже, обосновался в форточке надолго.
Дверь отворилась, и в комнату решительной ныряющей походкой вошла Нинка Ремизова, хозяйка квартиры.
- Все, Цоколев! - ликующе объявила она, со стуком выставляя бутылку на стол. - Кончилась твоя лафа! Такого я себе мужика оторвала! Золото - не мужик! Короче, сегодня переночуешь, а завтра собирай манатки!.. Витюлек! - крикнула она в прихожую. - Чего жмешься! Давай заходи!
Вошел субтильный козлобородый Витюлек. Был он в дымину пьян и, застенчиво улыбаясь, беспрестанно разводил руками: дескать, прости, друг, так уж вышло…
- Чего молчишь? - насупившись, спросила Нинка бывшего сожителя.
- Нин… - Страдальчески надломив брови, Колян смотрел на дульный тормоз. - Слушай, вон там в окне… Пушка есть или нет?
Нинка повернулась и уставила в форточку недоуменные, как у свежепойманной рыбы, глаза. Со временем она, возможно, что-нибудь там и увидела бы, но тут заговорил Витюлек.
- Господа… - с кроткой улыбкой начал он как бы в беспамятстве. - Семьдесят лет неверия - это трагедия! Что мы видели до гонения на церковь? Мы видели чертиков, господа. И точно знали, что у нас горячка… Что мы видим теперь? Мы видим пушку в форточке и ни-че-го не можем понять. Что это? Галлюцинация или снова путч?
Он закатил огромную вопросительную паузу, но ответа не получил. Пушка тоже пока молчала.
- Симпатичный, правда? - очарованно глядя на Витюлька, спросила Нинка. Затем оглянулась на бывшего сожителя и посуровела. - Чего сидишь - ручки поджал? Открывай давай!
Колян освободился от кресла, встал и, со страхом глядя на пушку, подобрался к столу. Водочная пробка, словно издеваясь, долго виляла скользким хвостиком. Наконец поддалась.
- За что пьем? - спросил Колян с таким отчаянием, что фраза обрела несколько неожиданный смысл. Действительно: за что? В чем провинились, Господи?
Витюлек с готовностью поднял граненую стопку и выпрямился во весь свой незначительный рост. Лихо отставил локоток. Стопка в его изящной ручонке казалась стаканом.
- Это символично - пушка в форточке, - объявил он в припадке вдохновения. - Это веление времени. Время велело: в каждую форточку по пушке! Часто приходится слышать: а вот в нашей форточке пушки нету… Ка-кая слепота! Она там есть, господа, она там есть! Даже если мы в данный момент ее не видим, она присутствует в наших форточках незримо… Я знаю, многие возмутятся. Они пойдут на улицы, они будут требовать: "Уберите пушку из нашей форточки!" Но, господа… - Лицо Витюлька омылось ласковой улыбкой. - К ней можно и привыкнуть… Вглядитесь в нее, господа! По-своему, по-артиллерийски, она даже красива…
- А… проверить?.. - Колян затрепетал.
Витюлек прервал тост и, запрокинув бороденку, вперил взор в дульный тормоз.
- Присутствует ли данная пушка в данной форточке как физическое тело?.. - озадаченно переспросил он. - Это непросто. Это далеко не просто, господа… На втором этаже мы могли бы прибегнуть к логике, поскольку до форточки второго этажа не всякая пушка достанет… Можно еще, конечно, эмпирически, то есть на ощупь… Но, во-первых, это надо вставать на цыпочки… А во-вторых, где гарантии, что она не померещится нам и на ощупь тоже? - Витюлек уронил и тут же вскинул голову. Получилось задумчиво и красиво. - И все же способ есть! - радостно возгласил он. - Выпить, господа! Мы слишком резко бросаем пить. Мы не щадим организм, и на грубое насилие он отвечает галлюцинациями. Поэтому как только померещилось - надо еще по чуть-чуть. Господа! Именно за это я и предлагаю поднять бокалы!
Несколько ошарашенные тостом, все выпили и оглянулись. Пушечный ствол торчал из форточки по-прежнему. Посмотрели вопросительно на Витюлька - и обнаружили, что на столе стоит нетронутая стопка, а сам Витюлек пропал бесследно. Вот он-то и был, как выяснилось, плодом белой горячки…
* * *
- Зла не хватает, - басила Нинка, немигающе глядя на ополовиненную поллитру. - Главное, еще когда вела, ну чуяло мое сердце: не бывает таких мужиков.
Нахмурилась и вздохнула - шумно, как лошадь.
- Нин… - тянул свое Колян. - Ну что ж такое? Пьем-пьем, а она все не исчезает и не исчезает…
Затрещав стулом, Нинка повернулась и тяжко воззрилась на пушку.
- Тоже мне мужик! - презрительно выговорила она. - Не знаешь, как это делается?
Встала, ухватила прислоненную к стене швабру и шандарахнула ею по дульному тормозу, думая, надо полагать, таким образом развеять видение. Металл отозвался мощно и гулко.
Нинка въезжала в ситуацию.
- А-а?.. - зловеще протянула она. - Ты на танке - в хату? Вот как выну тебя сейчас из бронежилета…
И со шваброй в руках решительной ныряющей походкой устремилась из комнаты. Хлопнула дверь.
Николай Цоколев, растроганно развесив брылья, смотрел на дульный тормоз. В это не верилось, но все проблемы, похоже, решились сами собой. Голос - умолк и больше не упрекал. Пушка вроде бы оказалась настоящей. Витюлек… Вот Витюлька, честно говоря, было жалко до слез. Ну, горячка… Мало ли что горячка! Редкой ведь души человек!..
"Эмпирически… - с нежностью вспомнил Колян. - То есть на ощупь…" Он поднялся, доковылял до окна и, рискуя утратить равновесие, встал на цыпочки. Обхватив обеими руками прохладный шершавый металл, запрокинул лицо и скосил глаза в черное гулкое жерло.
- Колян… - испуганно прошелестело оттуда. - Слышь, Колян…
- А? - не менее испуганно отозвался Цоколев.
- Рви когти, Колян… Сосчитали тебя, понял?..
Руки сами собой разжались, и Цоколев, рухнув на пятки, едва устоял на ногах. "Сосчитали…" - вновь ужаснувшись, мысленно повторил он и огляделся.
Рвать когти!
Куда?
На улицу, к Нинке…
Стены коридорчика были как намагничены: стоило сделать неверный шаг - и Коляна буквально присасывало к обоям.
- Что? Достукался? - злорадно осведомился из санузла осмелевший в отсутствии хозяйки давешний мужской голос. - Сосчитали голубчика?
Цоколев шарахнулся, отлип от стены и толкнул незапертую дверь. Рискуя жизнью, сверзился с пятиступенчатой лестницы и выпал из подъезда во двор.
Дом был оцеплен бронетехникой. Угрюмые танки и серо-зеленые бородавчатые бронетранспортеры напоминали припавших к земле динозавров. Трудно сказать, из каких глубин генетической памяти всплыл этот образ. Откуда, в самом деле, филологу Цоколеву было знать, как выглядит динозавр в засаде?
Но что самое жуткое - все стволы целились именно в Коляна. Прямой наводкой.
Облился потом, попятился и тут же уразумел, что из-под прицела так не выйдешь. Ринулся вправо. Взвыв, дернулись орудийные башни, скрипнули турели крупнокалиберных пулеметов - и Цоколев снова оказался на мушке.
"Сейчас шарахнут… - безвольно обмякнув, подумал он. - Нина, где ты?.."
Нинки нигде видно не было. Неужели… Колян осмотрелся, страшась углядеть где-нибудь неподалеку свежую воронку, обломки швабры и растерзанное разрывом тело. Но воронок (как, впрочем, и тел) во дворе не наблюдалось.
Подъезд унесло шагов на десять. "Не дойду", - с отчаянием подумал Колян. Однако дошел. Ввалился внутрь и, хватаясь за перекрученное железо перил, полез вверх по пяти бесконечным ступеням.
Сосчитали…
Как нелепо, как страшно!..
Зачем жил? Страдал! Мыслил! Ссуды брал!..
* * *
- Ну ты где ходишь? - сурово осведомилась Нинка, непонятно каким образом снова оказавшаяся в квартире. Швабра стояла прислоненная к стенке. Из форточки угрюмо торчала все та же пушка. Пьяный в дымину Витюлек застенчиво ежился и, обаятельно улыбаясь, разводил руками.
- Т-там… - кривясь от ужаса, выговорил Колян. В позе иероглифа он лепился вдоль косяка.
Нинка насупилась.
- Чего морду скуксил? Давай вон разливай лучше!
У Коляна тряслись губы.
- Сосчитали меня!.. - Голос его сорвался в рыдание.
У Витюлька мистически просияли глаза, и он мигом наполнил стопки.
- Сосчитали! - воскликнул он, выпрямляясь и лихо отставляя локоток. - Это отрадно! Это знакомо до слез! Сосчитали… Но, господа! Мы все сосчитаны уже с момента рождения… Нет! С момента зачатия! Именно тогда начинают поступать на нас из женской консультации первые материалы… О нас помнят! О нас беспокоятся! И какой это ужас, господа, когда по чистой случайности мы остаемся иной раз несосчитанными!.. Юноша идет в армию, а там ему говорят: "Вас нет в списках. Восемнадцать лет назад военком праздновал День Победы и забыл, понимаете, забыл внести…" И я спрашиваю вас: как ему теперь жить дальше, этому юноше? Это трагедия, господа! Если он даже захочет отдать жизнь за Родину, то просто не сможет этого сделать. Разве что в частном порядке…
Колян подобрался к столу, сграбастал стопку и упал на табурет, не сводя с тамады завороженных глаз. Он понимал, что никакого Витюлька нет, что Витюлек - просто-напросто белая горячка, но черт возьми! Как говорит! Век бы слушал…
- Вы скажете: да, но ведь дом окружен бронетехникой! - вскричал Витюлек. Колян вздрогнул и чуть не расплескал водку. - Тем трогательнее, господа, тем трогательнее! В последнее время Родина о нас почти забыла. - На ресницах оратора блеснула слеза. - На нас не стучат, нас никуда не вызывают. Могут, правда, застрелить на выходе из подъезда, но опять-таки - как бы в частном порядке… Господа! - прочувствованно закончил он. - Я предлагаю выпить за то, чтобы мы всегда были друг к другу внимательны.
Цоколев прослезился. У него даже защемило сердце при мысли, что вот выпьет сейчас Витюлек - и снова исчезнет.
Ничуть не бывало. По-прежнему держа локоток на отлете, Витюлек лихо кувыркнул стопку в рот - и ничего не случилось.
"Ах да, - вспомнил Колян. - Это ведь я должен выпить… Не буду!"
Он решительно отставил водку, но тут на него прикрикнула Нинка.
С неохотой и сожалением Цоколев выцедил мерзкий самопал, оставив, однако, левый глаз приоткрытым, чтобы не пропустить момент исчезновения. И опять промахнулся. Гость исчез лишь после того, как выпила сама Нинка. Впрочем, оно и понятно: Витюлек ведь был порождением ее фантазии. Так сказать, мужчиной ее грез…
* * *
А потом и Нинка куда-то пропала. Наверное, вышла. Оставшись вновь наедине с дульным тормозом, Колян затосковал. Ну почему? Почему Витюлек - горячка, а пушка - реальность? Почему не наоборот? С ним так хорошо, а с ней так неуютно! Ну не вписывается она в квартиру, хоть убей…
Колян всхлипнул и, взяв бутылку за горлышко, поглядел на просвет. На донышке еще плескалось.
"Вот так и мы, - подумалось ему. - Живем-живем, а потом смотрим: жизни-то - чуть на донышке…"
Хотел зарыдать, но тут возникла из воздуха ухватистая лапа, изукрашенная синеватыми крестиками, перстнями, датами, именами, и бутылку решительно изъяла. Колян даже рыдать раздумал.
Поднял голову и увидел перед собой двух рослых незнакомцев, один из которых неспешно прятал в карман отмычку, а другой брезгливо рассматривал водочную этикетку. Потом простер руку и, повторяя беспощадный жест Нерона, повернул бутылку горлышком вниз. Водка что-то пролепетала торопливо - и вылилась.
- Ну ты, начитанный! - тихо и задушевно обратился изверг к Николаю. - Минздрав предупреждает: завязывай бухать! Шланги вырву и на кулак намотаю, понял?
- Паяльничком его, паяльничком! - подтявкнул голос из санузла.
Незнакомцы изменились в лице и переглянулись. Владелец отмычки нахмурился, вышел в коридор, скрипнула дверь туалета - и в тот же миг Коляна изумил истошный вопль, впрочем, быстро перешедший в хрип… Слышно было, как убийца открывает кран в ванной и моет руки.
Цоколев сидел окаменев.
- А не вякни он из сортира, - назидательно молвил татуированный, - глядишь - и жив бы остался…
Вытирая руки о штаны, вернулся тот, что с отмычкой. Недобро взглянул на Цоколева.
- Тебя… - мечтательно процедил он. - Тебя, а не его, замочить бы…
- За что? - прошелестел Колян сухим горлом.
Лицо у незнакомца дернулось.
- Родина гибнет! - хрипло сказал он. - Союз распался, Россия по швам трещит, а тебе все мало, глотка твоя луженая?! Ну вот хоть каплю еще выпей, Цоколев, хоть пробку еще лизни…
Закончить угрозу ему не удалось. Бесшумно ступая, в комнату вошло человек пятнадцать - все самого разного возраста, разного телосложения, по-разному одетые, однако род занятий был как бы оттиснут на лбу у каждого крупным шрифтом.
При виде их оба рэкетира отпрыгнули в угол. Растопыренные правые пятерни (одна - татуированная, другая - не очень) застыли на полдороге под левые мышки.
- Ребя-ата… - с ласковой отеческой укоризной пророкотал, обращаясь к ним, один из вошедших - огромный и пожилой, в прошлом, должно быть, борец-тяжеловес. - Вы же еще совсем молодые… Вам же еще жить да жить… Ну зачем вы мешаетесь в такие дела?.. Ну пьет человек - и пускай себе пьет. Себя не жалко - так о матерях своих подумайте. Матерям-то горе какое будет!..
- Постой-постой! - выскочил вдруг вперед крепколицый щербатый калмык с пластикой каратиста. - Я ж тебя знаю! - крикнул он, тыча пальцем в того, что с отмычкой. - Ты ж мент!
Бледный с прозеленью рэкетир отпрянул.
- Пацаны! - отчаянно закричал он. - Бля буду, во внутренних войсках служил, а в ментовке только дослуживал!
Огромный пожилой крякнул, словно гранату взорвал, и оглянулся на Цоколева.
- Ну вот… - недовольно молвил он. - Нашли, понимаешь, место для разборки! А ну двинули отсюда, чего хозяина беспокоить… Да! А ящик где?
Двое громил внесли и звучно выставили на стол пластмассовый ящик водки.