Но конечно же, этого так и не случилось, ибо если Инновиндиль, долго живущая эльфийка, советовала мне разбивать свою жизнь на более короткие отрезки в соответствии с жизнями близких мне людей, то и люди точно так же проживают свои жизни по частям. Сегодняшние лучшие друзья клянутся при встрече через пять лет остаться такими же друзьями, но, увы, пять лет спустя они зачастую уже становятся чужими друг другу. За несколько лет, а это не столь уж большой срок, они создают себе новые жизни с новыми друзьями, возможно даже, с новыми семьями. Таков порядок вещей, хотя немногие могут предвидеть это и еще меньше - признать.
Компаньоны из Мифрил Халла, четверо дорогих друзей, с которыми я познакомился в Долине Ледяного Ветра, порой рассказывали мне о своей жизни до нашей встречи. Вульфгар и Кэтти-бри были еще очень молоды, когда я вошел в их жизнь, но дворф Бренор уже тогда был стар, и за плечами у него остались столетия приключений и пройденные полмира, а Реджис десятки лет прожил в экзотических южных городах, и удивительных приключений на его долю выпало не меньше, чем ожидало его впереди.
Бренор часто рассказывал мне о своем клане и о Мифрил Халле, как это любят делать дворфы, в то время как прошлое Реджиса, которому, похоже, было что скрывать, осталось загадкой (те дни, что в конце концов и навели на его след Артемиса Энтрери). Но из всех этих обстоятельных повествований Бренора - о его отце и отце его отца, о приключениях, пережитых им в туннелях вокруг Мифрил Халла, об утверждении клана Боевого Топора в Долине Ледяного Ветра - у меня не возникало ощущения, что когда-либо у дворфа были друзья столь же важные для него, как я.
А может, были? Не в этом ли кроется загадка и главная проблема утверждения Инновиндиль, когда срываются все покровы? Может ли у меня быть другой друг, с которым я буду связан такими же узами, как с Бренором? Смогу ли я познать иную любовь, сравнимую с той, что я обрел в объятиях Кэтти-бри?
А жизнь Кэтти-бри - до того, как я встретил ее на продуваемом всеми ветрами склоне Пирамиды Кельвина, или еще до того, как Бренор удочерил ее? Насколько хорошо знала она на самом деле своих родителей? Глубоко ли любила их? Она очень редко говорила о них, но, возможно, просто потому, что не помнила. В конце концов, она была совсем ребенком...
И вот я оказываюсь в одной из долин, простирающихся вдоль тропы, предложенной Инновиндиль: тропы памяти. Чувства ребенка к матери или отцу несомненны. Заглянуть в детские глаза, глядящие на любого из родителей, - значит увидеть истинную и глубочайшую любовь. Без сомнения, так же сияли и глаза Кэтти-бри.
И все же она не могла рассказать мне о своих истинных родителях, потому что не помнила!
Мы с ней говорили о том, чтобы и самим завести детей, - о, как же мне этого хотелось! Но над Кэтти-бри тут же нависали черные крылья ее великого страха, что она умрет раньше, чем ее дитя - наше дитя - станет достаточно большим, чтобы запомнить ее; что жизнь ее ребенка повторит ее собственную. И хотя она редко говорила об этом и ей хорошо жилось под заботливым присмотром великодушного и доброго Бренора, потеря родителей - пусть даже родителей, которых она не помнила, - давила на нее вечным грузом. У нее было такое чувство, будто у нее украли часть жизни, и она куда сильнее проклинала свою неспособность припомнить что-нибудь более конкретное, чем радовалась, припомнив мельчайшие подробности той потерянной жизни.
Глубоки долины вдоль тропы Инновиндиль.
Учитывая все это, учитывая, что Кэтти-бри даже не могла вспомнить тех двоих, кого любила безотчетно и столь полно, учитывая довольное лицо Вульфгара, когда мы с Реджисом отыскали его среди тундры Долины Ледяного Ветра, учитывая нарушенные обещания снова повидать старых друзей или неловкость, возникающую обычно при подобных встречах, кто скажет, отчего же я тогда так противлюсь совету моей ушедшей эльфийской подруги?
Я не знаю.
Быть может, потому, что я отыскал то, что намного больше обычного вступления в брак, - настоящую любовь, подругу, с которой мы были едины сердцем и душой, в мыслях и желаниях.
Быть может, я еще не нашел другую такую же и боюсь, что подобному не суждено больше повториться.
А может, я просто обманываю сам себя - под влиянием чувства вины, или грусти, или бесплодного гнева преувеличиваю воспоминания и возвожу их на пьедестал, чтобы ничто иное не смогло сравниться с ними.
Именно последняя вероятность и пугает меня, поскольку подобная неправда разрушает ту правду, на которой я стою. Я ощутил это чувство любви столь остро! Мне кажется, узнай я, что нет ни богов, ни богинь, ни великого божьего промысла, выходящего за пределы моего разумения, ни даже жизни после смерти, мне было бы не так больно, как если бы я узнал, что вечной любви не бывает.
И поэтому я отказываюсь принять мудрость совета Инновиндиль, поскольку здесь выбираю то, что подсказывает сердце, а не разум.
Я научился понимать, что в противном случае путь Дзирта До’Урдена становится дорогой в никуда.
Дзирт До’Урден
Глава 1. Жизненный круг
Год Плача Эльфов
(1462 по летоисчислению Долин)
Ируладун
- Э? - спросил рыжебородый дворф. Какой чародей, какая магия, какая сила проделала с ним это, хотел бы он знать. Он находился в пещере, в глубинных недрах древней родины, Гаунтлгрима, пытаясь сдвинуть с места рычаг и запустить магию, которая снова обуздала бы вулкан, опустошающий этот край.
Быть может, его усилия привели к извержению вулкана? И хлынувшая сила отбросила его далеко от горы? Скорее всего, так и было, судя по тому, где он находился: не в пещере, вообще не в Подземье - он лежал в лесу, среди цветов и жужжания пчел, возле тихого озерца...
Этого не может быть.
Он вскочил на ноги, удивительно легко, неожиданно ловко для дворфа его преклонных лет.
- Пуэнт? - позвал он, и голос сильнее, чем что-либо иное, выдал его замешательство. Ибо как такое могло произойти?
Последний голос, который он помнил, принадлежал Тибблдорфу Пуэнту, упрашивавшему его потянуть за рычаг, чтобы захлопнуть магическую клетку вокруг древнейшего вулкана.
Значит, вмешался маг? Разум Бренора блуждал по кругу, не находя логики. Может, некий маг телепортировал его из пещеры? Или соорудил магические врата, через которые он нечаянно вывалился? Да, конечно, именно так все и случилось!
Или это был сон? Или же сон - то, что перед ним теперь?
- Дзирт?
- Добрая встреча, - произнес голос у него за спиной, и Бренор едва не выпрыгнул из собственных башмаков. Он обернулся и увидел пухлого хафлинга с ангельским личиком и хитрющей улыбкой от уха до уха.
- Пузан!..- выдохнул Бренор, назвав старого друга его шутливым прозвищем. Нет, осознал он, не старого. Перед ним стоял Реджис, но на десятки лет моложе, чем во время их первой встречи в Одиноком Лесу, в Долине Ледяного Ветра.
На мгновение Бренор решил, что вулкан каким-то образом забросил его назад во времени.
Запинаясь, он попытался продолжить фразу, но не мог подыскать подходящих слов, чтобы облечь в них свои бессвязные, путающиеся мысли.
А затем он и вовсе чуть не упал, ибо из двери маленького домика за спиной Реджиса вышел мужчина, гигант по сравнению с миниатюрным хафлингом.
У Бренора отвисла челюсть, и он даже и не пытался заговорить, глаза его наполнились слезами, потому что там стоял его мальчик, Вульфгар, теперь снова молодой мужчина, высокий и сильный.
- Ты вспомнил про Пуэнта, - сказал Реджис Бренору. - Ты что, был с ним, когда погиб?
Бренор пошатнулся. В памяти у него ожила великая битва на гребне горы в Гаунтлгриме. Он вновь ощутил силу Клангеддина, мудрость Морадина, ум Думатойна... Они пришли к нему на тот гребень в час его последнего усилия, его победы на древней земле Гаунтлгрима.
Однако эта победа досталась дорогой ценой, Бренор знал это наверняка. Он был с Пуэнтом...
Слова Реджиса ударили его под дых и выбили воздух из легких. "Ты был с ним, когда погиб?"
Бренор знал, что Пузан прав. Когда он погиб. Он мертв. Он с трудом сглотнул и огляделся, поскольку его явно окружал не Дом Дворфа, Чертоги Морадина!
Но он был мертв, и эти двое тоже. Сто лет назад он похоронил Реджиса под пирамидой из камней в Мифрил Халле. И Вульфгар, его мальчик, - без сомнения, годы унесли Вульфгара. На вид ему было лет двадцать, не больше, но теперь его возраст должен был бы перевалить за половину второго столетия, если бы люди могли жить так долго.
Они мертвы, все трое, и Пуэнт наверняка тоже погиб в Гаунтлгриме.
- Он с Морадином, - сказал Бренор скорее себе, чем остальным. - В Доме Дворфов. Должен быть.
Он поднял взгляд на двоих друзей.
- Почему я не там?
Реджис улыбнулся утешающе, почти сочувственно, укрепляя Бренора в его страхах. Вульфгар, однако, смотрел уже не на него, а скорее ему за спину. Но выражение его лица все равно привлекло внимание Бренора, ибо было исполнено теплоты и восхищения, и когда дворф перевел взгляд на Реджиса, то увидел, что дружеская ухмылка хафлинга перешла в радостную улыбку, и Реджис тоже глядел куда-то мимо Бренора и указывал ему на что-то за его спиной.
Лишь тогда дворф услышал музыку, тихо, плавно и естественно зазвучавшую вокруг.
Бренор медленно обернулся, его взгляд скользнул по тихому озерцу и дальше, через небольшую поляну к опушке леса.
Там танцевала она, его любимая дочь, в пышном белом платье со множеством складок и прелестных кружев и черной накидке, повторяющей каждый ее поворот, словно некая живая тень, темное продолжение ее легчайших шагов.
- О боги! - пробормотал дворф, ошеломленный впервые за всю свою долгую жизнь. Теперь, когда этой долгой жизни больше не было, Бренор Боевой Топор упал на колени, уронил лицо в ладони и зарыдал. И это были слезы радости за такую награду.
***
Кэтти-бри не пела.
Точнее, пела неосознанно.
Слова были придуманы не ею. Мелодия песни текла сквозь нее, но не подчинялась ей, и гармонию музыки леса, разлитую в воздухе и дополнявшую песню, сотворила тоже не она.
Потому что Кэтти-бри не пела.
Она училась.
Ибо слова эти были песней Миликки, озвучивавшей гармонию этого места, Ируладуна, дара богини. И хотя Кэтти-бри, Реджис, Вульфгар, а теперь и Бренор попали в этот странный рай, в первую очередь Ируладун был даром Дзирту До’Урдену.
Теперь Кэтти-бри поняла это. Подобно Пряже магии, которую она изучала, будучи подающим надежды магом, узор владений Миликки становился ей все понятнее. Это был цикл жизни и смерти, осеннего увядания и весеннего обновления.
Ируладун - это весна.
Посредством слов песни Кэтти-бри творила заклинание, не сознавая этого. Она пошла навстречу трем своим друзьям, ступая по водам озера. Когда она грациозно парила над водой, чтобы приблизиться к остальным, ее песня стала понятна для них - не только музыка леса, но и необычные слова, произносимые на многих языках, новых и древних:
Старое вновь станет новым,
Когда будет заново соткана Магия,
И Тени отступят,
И герои богов воскреснут, Чтобы снова прийти на Фаэрун.
Построенное можно разрушить,
Но и разрушенное можно построить заново.
В этом загадка, В этом надежда,
В этом обещание.
Женщина закрыла глаза и глубоко вздохнула, успокаиваясь, умолкнув впервые с того момента, как они с Реджисом попали в это место. Для них прошел не один десяток дней, а за пределами Ируладуна, в мире Торила, где порой появлялся волшебный лес, - почти целое столетие.
- Девочка моя!.. - выдохнул Бренор, когда она снова открыла глаза, чтобы взглянуть на новых гостей леса.
Кэтти-бри улыбнулась, потом кинулась к нему и сжала в объятиях. Реджис присоединился к ним, напрыгнув сверху, поскольку немало дней провел здесь в безуспешной погоне за поющей женщиной. Трое оторвались друг от друга и оглянулись на Вульфгара, на чьем лице отражалось смятение.
Варвар пробыл здесь всего три дня по времени Ируладуна и понимал, где очутился, не больше Бренора - и даже Реджиса, приятно проводившего многие часы, сидя у озера, лелея свой маленький садик и занимаясь резьбой по кости форели, которая всегда была под рукой.
- Наконец-то ты перестала петь... - начал было хафлинг, но Бренор перебил его.
- Ах, моя девочка! - произнес он, проведя сильной рукой - сильной, молодой рукой, отметил он, - по прелестному лицу Кэтти-бри. - Столько лет прошло. Ты никогда не покидала моего сердца, и, куда бы я ни шел, дороги мои были пусты без тебя!
Кэтти-бри накрыла его ладонь своей.
- Прости меня за боль, - шепнула она.
- Я точно сошел с ума! - прорычал вдруг Вульфгар.
И все снова повернулись к нему.
- Я был на охоте, - прошептал варвар, обращаясь в большей степени к себе, чем к остальным, и принялся мерить землю широкими шагами. - Старик... - Он умолк и повернулся к остальным, разведя руками. - Старик! - упрямо повторил он. - Человек, чьи дети, даже внуки выглядят старше, чем я теперь! Как меня исцеляли, я не знаю. Проклятие это или благословение?
- Благословение, - ответила Кэтти-бри.
- Твоего бога?
- Богини, - поправила женщина.
- Богини, значит, - повторил Вульфгар. - Меня благословила твоя богиня? Значит, я проклят Темпусом!
- Нет, - начала объяснять Кэтти-бри, она оторвалась от Бренора и шагнула к Вульфгару, который заметно вздрогнул и попятился от нее.
- Это безумие! - закричал варвар. - Я Вульфгар, сын Бернегара, который служит Темпусу! Я убит! Я принимаю свое поражение и свою смерть, но это не покои моего бога воинов! Нет, это не благословение! - Последнюю фразу он бросил в лицо Кэтти-бри, словно проклятие. - Юность? - насмешливо фыркнул он. - Исцеление? Это, что ли, ваши благословения? И какой ценой?
- Все совсем не так, - заверила его Кэтти-бри.
Бренор коснулся ее щеки, и она повернулась к нему.
- Ты умер в Гаунтлгриме, - сказала ему Кэтти-бри. - Рядом с Тибблдорфом Пуэнтом, да, но знай, что ты победил в тот день и был погребен с почестями рядом со своим оруженосцем возле трона богов в пустом зале.
Бренор начал что-то говорить, но слова застряли у него в горле.
- Откуда ты знаешь? - спросил он.
Кэтти-бри лишь довольно улыбнулась, так что ни у кого не возникло бы сомнений в справедливости ее слов.
- Я был бы старым лжецом, если бы сказал, что не рад всем сердцем видеть вас, всех троих! - прошептал Бренор. - Но также солгал бы, скажи вам, что чертоги любого другого бога, кроме Морадина, станут для меня подходящим местом и наградой за прожитую жизнь.
Кэтти-бри кивнула и собралась ответить, но хруст и шорох опять заставили ее обернуться, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вульфгар исчезает среди сотворенного ею.
- Мальчик мой! - вскричал ему вслед Бренор, но Кэтти-бри накрыла его ладонь своей, успокаивая, потом взяла его за руку, другую руку протянула Реджису и повела их вслед за варваром.
- Вульфгар, не надо! - крикнула она вслед мужчине. - Ты не сможешь уйти! Ты не готов!
Несколькими мгновениями позже они еще раз мельком увидели его. Вульфгар пересек небольшую поляну и побежал туда, где лес был светлее, очевидно, к опушке. Бренор и Реджис попытались прибавить ходу и догнать его, но теперь Кэтти-бри удержала их, да и сама трава у них под ногами, казалось, была согласна с женщиной или же ответила на ее зов, обвивая башмаки Бренора и мохнатые ноги Реджиса, практически не давая сдвинуться с места.
- Не надо! - в последний раз предостерегла она Вульфгара, но упрямый варвар даже не замедлил хода, устремляясь к опушке.
- Ты остановила нас, так останови и его! - сказал ей Бренор, отдирая от себя неподатливые корешки, но Кэтти-бри лишь смотрела вслед Вульфгару и качала головой.
***
Лес вокруг был густым и мрачным, но Вульфгар видел впереди свет и пробивался к нему, не понимая, как именно он движется. У него было ощущение, что он скорее плывет, чем бежит, он ощущал жару и влажность, хотя дождь не шел и лес выглядел достаточно сухим.
Но он не в лесу, понял Вульфгар, и от света осталась лишь светящаяся точка, не более, и все движения стали беспорядочными и нескоординированными. Было ощущение, будто его завернули в плотную ткань и бросили в озеро.
Он чувствовал... он не знал, что чувствует, поскольку мысли его совсем спутались. Он видел свет, пусть всего лишь светящуюся точку, и стремился к нему, тело его скрючилось, руки не слушались, ноги не подчинялись.
Свет разгорался, и нечем стало дышать. Вульфгар отчаянно забился, и то, во что он был завернут, оказалось гибким и податливым. На память приходили лишь гигантский удав да пурпурный червь. Да, ощущение было такое, будто он проскочил в утробу пурпурного червя, но его конвульсивные попытки, случайно или нет, сделали свое дело, поскольку впереди возник свет.
Он высунул голову и попытался вытянуть руку над головой, когда его схватили - внезапно, грубо, крепко.
О как крепко!
Его выдернули наружу, и ощущение было такое, будто он летит, поднимается ввысь, одна гигантская рука ухватила его за голову, другая держала за туловище и поднимала с такой легкостью! На миг Вульфгару стало страшно, что его забросило в орду великанов, поскольку они были повсюду вокруг, но потом он понял, что даже для великанов они чересчур велики. Он чувствовал их, слышал раскаты их громоподобных голосов.
Не великаны! Слишком большие. Титаны, лес вышвырнул его в логово титанов!
Или даже боги, настолько эти существа были больше него и могущественнее. Он ухватился рукой за гигантский палец и потянул изо всех сил, но с таким же успехом мог бы пытаться сдвинуть камень величиной с гору.
Захлебываясь в потоках слюны и какой-то непонятной слизи, он отбивался и кашлял, и наконец, наконец Вульфгар воззвал к своему богу:
- Темпус! - Голос его прозвучал так тоненько и неуверенно. Он забился, и гигантское существо, державшее его, завопило. Вульфгар проклял его, призывая на него гнев Темпуса.
А потом он летел - нет, не летел. Он падал.