23 января. Зубля забрался на стол и смотрел, как я макаю перо в чернильницу, а потом засунул туда свой длинный нос и вымазался. Я засмеялся как сумасшедший, он обиделся и ушел под кровать. Интересно, он так и будет с черным носом ходить или как-нибудь почистится? Нарочно не буду его купать, тем более что он так и не полюбил это занятие. А я хотел написать про то, как ходил к Диннике. Можно сказать, что я просто заставил себя к ней пойти, по двум причинам: делать все равно было нечего, и мне не нравилось, как мы в прошлый раз простились. Ну, и если уж совсем честно, от мыслей про неведомые кюлоты никак не мог отделаться. Оделся потеплее – сегодня дико холодно – и пошел, пока не стемнело, прямиком через Конную площадь. Пока я к ней добирался, нос у меня чуть не отвалился от мороза! Зато у них дома дровишки почем зря в печи горели, и всякие лампы тоже, так что мне в моем свитере даже жарко стало, когда я пальто скинул. Я сперва боялся, что Динника не захочет со мной разговаривать, и ее мама мне скажет, чтобы я проваливал и больше к ним не приходил. И что же? Эта девчонка, по-моему, чуть мне на шею не бросилась, когда меня увидела! Но присутствие мамы, кажется, ее остудило. Как прикажете после этого ее понимать? Она увела меня к себе в комнату, а я там до этого ни разу не был. Тут мне стало совсем невмоготу, и я свитер снял, а то с меня от жары уже пот стал катиться. Сразу было видно, что здесь живет девчонка, которая занимается всяким рукоделием – повсюду коробки с нитками, обрезки тканей и, самое главное, иголки, они лежали везде и норовили воткнуться мне в зад при каждом удобном случае. Еще я измазался об кусок мела, валявшийся в кресле, но это я заметил уже потом, когда встал. Динника стала мне показывать свои изделия и даже некоторые надела, заставляя меня отворачиваться к окну. Я один раз краем глаза подсмотрел, и не понял, чего она стесняется, все равно ведь нижняя рубашка на ней была. И в ней, кажется, она в тот раз, летом, вместе со мной купалась. Я, конечно, мало понимаю в нарядах, особенно женских, но некоторые из них вполне можно было продавать на рынке, смотрелись они достаточно красиво. "Ну как, получится из меня модельер? – спросила она. – Я хочу свой салон открыть, чтобы знатные дамы у меня платья покупали". Серьезная девчонка эта Динника! "Зачем же ты в школу ходишь? – сказал я. – У тебя и так отлично получается". – "Глупый, я же еще не все умею делать, и у меня диплома нет. А где мне еще его получить, если не в школе? Кто ко мне в салон пойдет без диплома? И позволение не дадут". – "Это точно, – сказал я, – извини, чушь спорол. Слушай, а почему твой отец никогда мне на глаза не попадается?" – "Ты знаешь, мне тоже", – сказала она, и мы засмеялись так, что стены затряслись. Тут же ее мать зашла и притащила нам бутербродов с маслом и какой-то напиток – вроде и не чай, а вроде и не компот, что-то сладкое и горячее. Оказалось, что это все-таки чай, просто редкий сорт и со всякими травяными добавками. "Он согреет тебя на обратном пути", – сказала мне Динника. "Мне будет тепло от того, что ты на меня больше не сердишься", – выдал я фразу (сейчас мне за нее немного стыдно, очень уж она какая-то театральная), но она сделала вид, что не заметила. "А Клуппер ходил сдавать вступительный экзамен в Орден! Вот чудак, правда?" Услышав эти слова, я подумал: "Признаться или нет, что я тоже?.." И все-таки не утерпел, проболтался: "Что-то я его там не заметил". В общем, закончилось все тем, что мне пришлось рассказать ей все подробности испытания, она слушала и только головой качала, но ни слова не вставила. Что мне в ней нравится – умеет молчать, когда нужно, смотрит в глаза не отрываясь, и при этом у нее такой вид, будто важнее тебя на свете ничего нет. Даже свой чай забыла отхлебывать, и пришлось ей напомнить, только он у нее уже остыл к тому времени. "Странные люди эти маги", – сказала она, когда я закончил свой рассказ. "Это почему же? Твой отец странный?" – "Он не настоящий маг, – отмахнулась она, – просто раздобыл где-то руководство и купил позволение. Я имею ввиду магов, которые работают в Ордене. Да вот хотя бы того, который в цирке выступал. Помнишь такой номер – маг и какая-то девушка, он ее по воздуху носил. Хоть бы слово зрителям сказал или просто показался, а то все в тени стоял, я так хотела на него посмотреть, а не вышло. Я думаю, они специально свои лица от людей прячут, чтобы их не боялись и на улице не узнавали". – "Девушка?" – пробормотал я. Как я при этом себе чай на коленки не вылил, не знаю, рука у меня так и дернулась. Как она не узнала в Маккафе эту артистку, понять не могу – видимо, из-за грима и всяких блесток на ее лице. Может быть, глядела на ее выступления с последнего ряда? "Я с тобой про мага говорю, – рассердилась она, – а ты только о девушках и думаешь!" – "Извини, – сказал я самым униженным голосом, и ее лицо вновь разгладилось, – просто мне показалось, что на арене выступала не девушка, а школьница". – "Какую ты чепуху городишь, даже неловко слушать. По-твоему, школьницы девушками не бывают, что ли? Я, например, разве не девушка?" Тут я подумал, что наш разговор принимает опасный характер, потому что не знал, чего мне от нее ожидать. Она могла под каким-нибудь предлогом выставить меня за дверь, вспомнив свои прошлые "обиды" на меня (отчего и почему они случились, я с тех пор так и не понял), или, наоборот, залезть ко мне в кресло, чтобы показать мне свою взрослость. Надо признаться, что это я сейчас такой умный, а тогда, глядя на ее розовую физиономию (она, кстати, в последнее время заметно похорошела), просто обреченно ждал, что такое она вытворит. Но она вдруг рассмеялась и спросила меня, не хочу ли я пригласить ее в театр, раз уж у меня там мама работает. Я сразу вспомнил наш "культурный поход" с Маккафой и спектакль про украденную принцессу. "Ладно, – сказал я, – узнаю, какие есть в репертуаре пьесы, и сходим как-нибудь в выходной". – "Ты только не тяни долго", – строго сказала Динника. На том и порешили: я достану билеты и зайду за ней, если не в субботу, так в воскресенье.
25 января. Вчера в театре шел какой-то совсем уж детский спектакль, и я решил не водить на него Диннику. Зато сегодня в два часа давали "Сокровища горного короля" со всякими подземными драками, погонями и так далее. Я его уже немного посмотрел недели две назад, когда ходил к Буззу на "работу": актеры его репетировали, и он мне понравился. Конечно, я видел только один эпизод (там актеры на мечах дрались). Но это даже к лучшему оказалось, потому как если бы я посмотрел еще какие-нибудь, то крепко подумал бы, прежде чем на него билеты покупать. Нет, никак не могут наши режиссер и драматург без любви в своих постановках обойтись! Понятно, что драматург (я его как-то видел на репетиции – самый обычный тип, и не скажешь, что у него такая редкая специальность) режиссеру такие пьески подсовывает, но надо же и меру знать! Всюду-то у него всякие принцессы и колдуны фигурируют, почему-то все как на подбор злобные и страшные. Неудивительно, что после таких представлений у людей складывается превратное мнение о магах. Мне, например, один из двух, что принимали у нас экзамен, понравился (не тот, который резал летучую мышь на уроке). В общем, драк в этом спектакле – кот наплакал, не больше половины всего времени! А Динника прямо оторваться не могла, смотрела во все глаза, особенно когда герои разговаривали. Я думал – что она там высматривает, и так же все отлично видно, а потом она прошептала мне в ухо (как раз во время потасовки!): "У них в одежде стилевой разнобой". Вот так штука! Я чуть сюжетную линию не потерял, пока пытался усмотреть этот самый "разнобой", но так ничего и не заметил. Ну, думаю, и приятели у меня, один уже художника рисовать учит, а вторая костюмера критикует. А сам-то я неуч, даже какому-нибудь захудалому животноводу не осмелюсь указать, как ему следует свиней выращивать. И как раз перед самым концом спектакля моя мама пришла, деликатно так стукнула в дверь ложи и с удивлением воззрилась на Диннику. Я прямо кожей почувствовал, что ей хочется спросить меня, что случилось с Маккафой и почему я не с ней, но она сдержалась. "Это Динника, – быстро сказал я, – ее отец держит магазин на углу Подковной и Кривой улиц". Так они и познакомились, хоть я и не очень хотел этого. В это время актеры уже раскланивались, но ничего интересного с ними в последние минуты не происходило. Так что мы не много потеряли, пропустив финал (да я и так давно понял, чем у них все закончится). "Понравился тебе спектакль?" – спросила мама, а Динника, нимало не смущаясь, ответила ей в том духе, что смотреть было бы в два раза приятнее, если бы наряды актеров были выполнены в одном стиле. Мама недоверчиво хмыкнула, а моя смелая подруга принялась ей доказывать свое утверждение: "У них там, в подземельях, скорее всего холодно, и местные жители должны одеваться тепло: в "меховые" плащи и так далее. Но костюмер одел почему-то не всех, а только некоторых актеров, а на слуг, наверное, вообще реквизита не хватило, ходят в чем попало. Одни дамы в платьях с вырезом, другие без, у одной вообще спина голая, а представьте себе, что вы спускаетесь в подвал своего дома и живете там. Как вы будете себя там чувствовать в легком платьице?" – "Действительно, у нас негусто "зимнего" гардероба, – ответила мама, – здесь ты попала в точку, Динника. Тебе действительно мешали смотреть такие мелкие нестыковки?" – "Они совсем не мелкие, потому что одежда должна гармонировать с воображаемой обстановкой на сцене, а иначе зритель подумает, что раз в нарядах актеров – фальшь, то и с их чувствами тоже что-то не так, и весь пафос пьесы пропадет втуне". Вот завернула! Я еле запомнил ее фразу, и то минут пять восстанавливал в памяти, прежде чем записать на бумаге. Особенно мне понравилось, как она слово "втуне" ввернула, мама так и выпучила на нее глаза. "А где ты учишься, Динника?" – спросила она. И Динника ей рассказала про свою Школу искусств, и как она там учится шить модные вещи. "Она здорово шьет, мама, – встрял я, – вот обещала мне штаны, называются кюлоты". – "Неужели? А я и не знаю, что это такое". Не понравилось мне, как она с улыбкой на Диннику смотрела, будто специально для меня хотела этим сказать: была у тебя красивая девочка Маккафа, а стала такая неказистая швея, которая думает, что понимает в костюмерном деле больше профессионала. "Ладно, мне Диннику проводить надо", – сказал я, и мы пошли в гардероб, а мама еще задержалась в театре по своим делам. На улице уже темно было и фонарщики лазили по столбам, поджигая плошки. Ветра не было, поэтому они быстро от столба к столбу со своими лестницами перемещались. В прошлом году наш фонарщик поскользнулся на самом верху, упал и сломал себе ногу, и к нам приходил человек из имперской Канцелярии, предлагал папе заняться этим делом. А он разве может заседание суда покинуть? И тут я вылез и говорю: "А можно я буду их зажигать?" Но оказалось, что школьникам нельзя, и вообще до пятнадцати лет запрещено наниматься на работу. А жаль, десяток-другой дукатов в месяц мне бы не помешали. Довел я ее до дверей, она ко мне повернулась и сказала: "Как-то глупо я со своими советами выступила. Театральному делу не обучалась, а туда же, сама учить вздумала". – "Не кручинься, – ответил я, – все в порядке. Ты же по делу, а не просто голую критику развела. А твое "втуне" мне вообще очень понравилось". А она вдруг меня в щеку поцеловала и быстро в дом прошмыгнула, так что я опомниться не успел, как остался один на морозе. Ну и дела.
29 января. Прихожу сегодня из школы, а мама на кухне сидит и какую-то бумажку в руках вертит. "Тебе письмо", – говорит, а сама чернее тучи. Схватил я эту бумагу и в самом верху вижу – красная печать в форме совы, такие же точно на бланках были, куда я на экзамене свои цифры записывал. А пониже – текст: "Уважаемый Мегаллин (лестно, однако)! Сообщаем Вам, что Вы успешно прошли первый этап отбора в Орден магов Империи с результатом 98 баллов из 100 (и что это значит?) Испытания второго этапа состоятся 15 февраля в помещении ремесленной школы, в 11 часов утра". "Вот, значит, как все сложилось", – сказала мама, не глядя на меня. "Ты как будто хоронишь меня, – возмутился я. – Только один-два человека проходят по конкурсу. Да и что будет плохого, если я магом стану?" Но она мне ничего не ответила, сказала только, чтобы я сам обедал, и к себе в комнату ушла.
1 февраля. Поглядел сегодня в окно и подумал: а схожу-ка я на коньках покататься! Стал их на себя напяливать, и что же? Еле-еле ноги впихнул, и то пришлось носки потоньше выбрать, а то бы вовсе не налезли. Тут я быстро их обратно стянул и встал к стене, там, где у меня карандашные отметки. Измерил свой рост, и оказалось, что за последние два месяца я вырос на три пальца! Это просто чудо. Может, права Динника, и я сейчас такой же высокий, как Маккафа? Достал ее портрет из ящика и долго рассматривал, а сам думал: "Она уже не такая, как на этой картине, а совсем почти взрослая, хоть и школьница". А в чем именно не такая, я бы сразу и не смог сказать. И не стал я вешать этот портрет обратно. Зачем? Все равно она перед моими глазами как живая, только лишний раз напоминать о себе будет. Надел-таки я коньки и пошел на Хеттику, а там уже народу – тьма, только и смотришь, как бы не врезаться в другого конькобежца. Там и Клуппер мне повстречался. "А где Динника?" – спрашиваю. "Не знаю, – говорит он. – Что она, приклеенная ко мне? Хочет кататься, пусть коньки себе покупает". Видно, что наша прошлая встреча ему боком вышла. "А она про тебя вспоминала". – "Правда, что ли?" – обрадовался Клуппер. "Точно. Что ты, мол, ходил сдавать экзамен в Орден". – "Ходить-то я ходил, – говорит он, – да только пришел мне ответ, что не подхожу я им, что не справился с заданием. А ты как? Конечно, это не мое дело, но все же?" Пришлось признаться, что мне положительный ответ пришел, и с ним предложение принять участие во втором этапе. Он меня поздравил с успехом, но как-то натянуто, а потом говорит: "Я особо и не рассчитывал, честно говоря. Это было бы слишком невероятно, чтобы из одной семьи вышло сразу два мага". – "А тебе брат рассказывает про свои дела? – спрашиваю. – Чем там занимается и вообще?" – "Деррек-то? С какой стати он будет мне рассказывать, если мне это все равно уже не понадобится? Да и живет он отдельно, комнату снимает на Береговой улице". – "Престижный район, – говорю, – дорогой". – "Ну, он же на свою стипендию живет. И нам помогает. Раза в два больше нам приносит, чем я от Блобба". Тут, похоже, у него совсем настроение испортилось, потому как он сорвался с места и стал как сумасшедший между детьми лавировать, посетителей катка распугивать. Так и уехал, не попрощавшись.
9 февраля. Сегодня Холль меня после уроков задержал и говорит: "Я слышал, ты успешно прошел первый этап. Извини за мои прошлые слова, наверное, я был не прав и твое призвание – магия, а не природа". "Откуда вы знаете? – спрашиваю. – Вам Клуппер сказал?" – "Не совсем, – ответил мне Холль и улыбнулся. – Все-таки мы со стажерами иногда общаемся. Теми, которые нашу школу окончили". (Тут я сразу про Клупперова брата вспомнил.) "Почему вы решили, что я пройду второй этап? Он ведь, наверное, гораздо сложнее первого?" – "Может быть, и сложнее, – опять улыбнулся учитель, – но в чем-то и проще. Только на моей памяти еще никто не получал такого высокого балла, как ты. Даже если ты не пройдешь второй этап, они все равно хотят принять тебя стажером, посмотреть, что еще ты умеешь делать". Ну и дела! Не знаю, радоваться мне или злиться на любопытных магов. Нашли подопытную мышь. Но маме я не стал пока ничего говорить, зачем раньше времени ее расстраивать?
14 февраля. Я думал, что так же точно волноваться буду, как в прошлый раз, но ничего подобного. Спокойный как жаба в болоте! Это, наверное, потому, что стажером меня все равно примут, даже на результат второго испытания не посмотрят. А там я еще поборюсь, может, способности сами прорежутся.