– Пожуй-ка лучше древесины, гад, – злорадно пробормотал магистр и воткнул в крокодилью пасть припасенную им распорку, постаравшись не коснуться ею информативных зубов. Раненое запястье заныло, но Валлент подавил боль и быстро распотрошил кармашки в поисках кристалликов, принадлежащих Дерреку и Маккафе. Неожиданно быстро найдя их – на что следователь не очень надеялся, – он потратил некоторое время на поиски пластинки, на которой было бы выгравировано имя "Таннига". Но таковой, как он и ожидал, нигде не оказалось, и магистр мысленно махнул на неведомую родственницу Шуггера рукой: его переполняла уверенность в скором разоблачении Деррека. Через несколько минут система ожила, тонкий луч, протянувшийся от кольца с лягушкой, сформировал в пространстве причудливый световой узор. Настройка на второе июля текущего года заняла еще несколько минут.
В этот субботний день Мастера в Ордене не было.
Валлент какое-то время тупо взирал на слабо искрящийся кристаллик, затем осторожно извлек его из фокуса и повертел в пальцах, пытаясь разглядеть нечто, что могло бы ускользнуть от его внимания при первичном осмотре. Но ничего необычного в камне Мастера не было. Тогда он снова поместил его в углубление и пошевелил кольцо в тайной надежде, что ошибся с фокусировкой луча.
Все было напрасно – объемная карта Ордена оставалась немой.
Магистр сунул кристаллик Деррека в кармашек и в раздумье провел вдоль распоротой шкуры рукой, быстро остановив внимание на кармашке Маккафы. Оказалось, что она посещала Орден второго июля и находилась в здании с четырех до пяти с половиной часов вечера, причем большую часть этого времени провела в лаборатории Мегаллина.
Магистр облегченно вздохнул – хотя бы половина его любовно выпестованной версии подтверждалась. Он отошел к столу и написал собственным пером на принесенном им листе: "Местонахождение подозреваемых (с точностью до четверти часа) 2-го июля т.г. Составлено по данным системы безопасности Ордена 1-го августа т.г. Мастер Деррек: в Ордене отсутствовал. Маккафа – находилась с четырех до пяти с половиной часов пополудни, из них в лаборатории Мегаллина – с четырех с половиной до пяти с четвертью часов…" Валлент вернулся к разверстому крокодилу и вынул камешек Дециллия. "Маг Дециллий: находился в Ордене с десяти до двенадцати с тремя четвертями часов (в собственной лаборатории)".
Магистр спешил – следующий… Снять кристаллик, поставить на его место новый – и вновь к столу… К счастью, чернильница была почти полна. Слова, имеющие в суде неоспоримую силу, ложились на бумагу ровными рядами, четко и разборчиво. "Маг Шуггер: находился в Ордене с тринадцати до семнадцати часов, из них в своей лаборатории – с тринадцати до шестнадцати с тремя четвертями часов, далее до семнадцати часов – в лаборатории Мегаллина".
Занеся последнее "показание", Валлент замер и несколько минут невидяще смотрел на текст, не в силах заставить свой мозг осмыслить новые факты. Но он быстро стряхнул оцепенение и продолжил работу. "Остальные маги – члены Ордена – отсутствовали в Ханнтендилле (согласно независимым данным) и их упоминание в данном документе считаю нецелесообразным. Далее: лица, постоянно или периодически появляющиеся в исследуемом здании. Блоттер: после полудня находился в Ордене, не поднимаясь с первого этажа. Мунна: в Ордене отсутствовала. Халлика: в Ордене отсутствовала".
Самым последним Валлент опустил на подставку кристаллик погибшего мага. Он хотел знать точное время его смерти. Так и есть: Мегаллин, находившийся в Ордене с трех часов пополудни, перестал представлять интерес для охранной системы в семнадцать часов и несколько – пять или десять – минут.
Других камней в кармашках не было. Магистр, не давая себе времени расслабиться, спрятал перо и созданный им манускрипт в карман, затем споро разместил компоненты системы по местам. Несмотря на предполагаемую невиновность Деррека, он не хотел оставлять здесь ни малейших следов. Приняв все меры предосторожности, он извлек из пасти чучела распорку. И только установив крокодила в прежнюю позу, – стеклянные глаза зверя больше не буравили взломщика, уставясь в противоположную стену, – он отер пот со лба и прислушался. В здании Ордена было по-прежнему тихо. Но все же следователь не рискнул покинуть кабинет Мастера через ближайшую дверь, предпочтя легкому пути проверенную дорогу через библиотеку.
В луче света, пробивавшемся сквозь полузадернутую штору в лаборатории погибшего мага, затанцевали тонкие пылинки, поднятые колебанием воздуха, когда магистр переступил ее порог. Он сел в кресло и закрыл глаза, сознательно не думая о том, что уже во второй раз он вынужден начинать почти с начала, отыскивая мотивы убийства Мегаллина. Обломок полена неприятно давил на бок, и он вытащил его из плаща. "Кажется, я подрастерял свою следовательскую смекалку, – с горечью подумал следователь, механически вертя палку в руке. – Мечусь от версии к версии вместо того, чтобы просто собирать факты. Не припомню, чтобы мне дважды приходилось менять направление расследования одного дела, да еще за такой короткий срок".
Магистр выдвинул ящик стола, чтобы кинуть в него щепку, и наткнулся взглядом на баночку с желтой мазью, когда-то небрежно брошенную им сюда же. Он медленно извлек ее на свет. Неведомое вещество глянцевито поблескивало сквозь матовый слой стекла, все еще храня след Мегаллинова пальца. Валлент с некоторым трудом вывернул притертую стеклянную пробку и принюхался. Мазь слабо пахла сушеными насекомыми. После недолгого колебания магистр запустил в емкость указательный палец и "зачерпнул" им изрядную толику, затем наклонил голову и нанес вещество на заднюю часть шеи.
И тут же почувствовал слабое покалывание, как будто в него разом впились тысячи крошечных иголок. Это было даже приятно, и все же он закрыл баночку с остатками мази и вновь спрятал ее в ящик, решив для начала ограничиться небольшой "дозой". Сидя с закрытыми глазами, он "прислушивался" к собственным ощущениям в попытках поймать тот неуловимый момент, когда он поймет, что субстанция действительно возымела некое действие, а не просто пощипывает кожу. Сознание постепенно наполнялось новыми, необычными ощущениями – к нему словно протянулись живые щупальца мироздания, и каждый, даже самый далекий предмет стремился оставить в мозгу магистра информацию о своем присутствии, пусть самую незначительную и несущественную. Три цвета постепенно вытесняли все остальные, хранящиеся в его памяти, и спустя некоторое время он не мог представить себе ничего, что не было бы окрашено в белый, черный или зеленый цвет.
Встревоженный, магистр открыл глаза и огляделся. Хоть и не утратив полностью краски, мир стал каким-то выцветшим и словно покрытым налетом молочно-белого тумана. Отдельные предметы выделялись на общем фоне лишь более темными очертаниями. И он мог смотреть сквозь них! Бордовая штора на окне, в действительности плотная и темная, стала почти прозрачной: за ней Валлент отчетливо увидел размытые моросящим дождем контуры императорского дворца. Более того, сама резиденция Императора утратила в его глазах монолитность, позволив магистру, хоть и с трудом, но различить голубую полоску далекого горного хребта. В тоже время каким-то образом ему удалось сохранить чувство перспективы: он знал, какой предмет расположен ближе к нему, и мог оценить примерное расстояние до него. На всякий случай Валлент ощупал все, до чего мог дотянуться, и убедился в том, что мир остался прежним. Изменился он сам, и ему это нравилось.
Немного усилив напряжение глазных мышц и сфокусировав взгляд на стеллаже, Валлент вдруг понял, что тот обрел полную материальность и непрозрачность. То есть магистр внезапно утратил "проникающее" зрение и вновь увидел обстановку лаборатории такой же, как всегда, наполненной цветом и объемом. Расслабившись, он вернул себе приобретенную благодаря мегаллиновой мази способность. Менять свойства зрения получалось без труда: стоило только захотеть что-либо увидеть, и любые препятствия на пути к этому предмету растворялись, сохраняя лишь бледные очертания, заполненные сероватой мутью. Валлент подозревал, что если бы он использовал всю имеющуюся мазь, даже такая незначительная преграда его "проникающему" зрению, вероятно, исчезла бы. Но все же он поостерегся снова лезть в баночку, оставив себе время на испытание своего нового качества.
На глаза следователю попался филин. Оказывается, внутри у него висел некий кристаллик, а сам он имел на спине скрытую перьями щель. Несколько минут Валлент размышлял над тем, разрушить ему этот элемент системы безопасности или оставить в покое. Он остановился на последнем – настоящую угрозу таил только крокодил. Очевидно, в недрах зубастой твари было сокрыто нечто, позволявшее "наблюдать" за помещениями Ордена. Вспомнив о собственном запястье, магистр вытянул раненую руку и взглянул на нее своим новым зрением – то есть сквозь нее.
Половины руки не было. Точнее, она была мертвой – грязно-серой и бесформенной.
Он перевел взгляд на другую кисть – она имела вполне отчетливые очертания, ничуть не хуже, чем у всех остальных вещей, но подсвеченные зеленоватым ободком. Валлент ощупал прокушенную руку здоровой. Все было на месте – и кожа, и кости, и даже пальцев имелось именно пять. Простое зрение также не выявило ничего необычного, разве что черные точки укусов. Но своим новым зрением он видел руку только серой; как магистр ни старался расфокусировать взгляд, расслабляя глазные мышцы, ничего не получалось: зеленая аура не возникала.
Самым страшным было то, что все остальное тело, как убедился магистр, несло явный налет жизненной ауры, зеленоватыми искорками расцвечивая его телесную оболочку. Поврежденная же рука, начиная от кисти и заканчивая локтем, попросту отмерла, хотя и продолжала функционировать. Более того, магистр буквально чувствовал, как яд постепенно проникает все выше, продолжая поглощать его ауру. Передвигаясь с такой же скоростью, через несколько дней омертвение грозило добраться до плечевого сустава – и дальше оно станет сползать вниз, к самому сердцу. Валлент начнет "беспричинно" чахнуть и медленно, но верно умрет, скоротав свои последние дни в постели, в вялой неподвижности. "Вот, значит, каков сюрприз Мастера для того, кто влезет в систему", – зло подумал он.
И если бы Валлент не применил средство погибшего мага, он так бы и не понял, что с ним происходит… Почему члены с каждым днем все слабее, а по утрам невыносимо тяжело заставить себя подняться и куда-то идти, почему апатия и ожесточение разливаются в крови, принуждая видеть в поступках мелких, порочных людишек лишь слепую подчиненность их грязным и низменным мотивам – все это так и осталось бы непонятым.
Но он еще может попытаться выжить.
Для этого нужно "всего лишь" вытравить из организма неведомый яд, незримо разъедающий его. Или научиться заимствовать чужую ауру.
Валлент взглянул сквозь левую стену: проклятый крокодил, присев на кривых ногах, стеклянно таращился на него, "просматривая" все здание "глазами" Шуггеровых поделок.
Он просто обязан раскрыть последнее в своей жизни дело, у него для этого еще вполне достаточно времени. И если ему повезет, он обретет такую власть над природой, что никакие заклятия и яды будут ему не страшны, и он сможет прожить хоть тысячу лет, когда в обеих странах уже не останется ни одного человека. Слабо пошевелилась мысль о том, что магия третьего уровня не смогла спасти Мегаллина, но Валлент отмел ее, по-прежнему убежденный в том, что маг был коварно задушен. Скорее всего, это было сделано Шуггером, и теперь оставалось лишь отыскать мотив убийства и припереть мага к стенке, заставив признаться в злодеянии.
Раздался стук в дверь, затем она распахнулась, и на пороге возник Бессет, переодевшийся в чистую одежду и отмывшийся от грязи. Его светлые взъерошенные волосы слегка потемнели от дождевой влаги.
– Добрый день, господин Валлент, – проговорил юноша, устаиваясь на краешке стола. Раскрыв портфель, он извлек из него мятый листок бумаги. – Вот. Я выписал из регистрационной книги все, что относилось к переписке Мегаллина.
Валлент заглянул внутрь своего помощника и с любопытством осмотрел его желудок, частично наполненный полупереваренной пищей, сердце, легкие и еще какие-то органы, названия которых он не знал. Кожа Бессета оказалась чистой и белой, легко просвечивая сквозь влажную одежду. С трудом оторвавшись от странного вида человеческих внутренностей, магистр подвинул к себе бумагу и бегло ознакомился с несколькими краткими записями: "19.06.810 из Данаата. 27.06.810 в Данаат. 02.02.812 из Данаата. 12.07.815 из Моннтиана. 14.07.815 в Моннтиан. 21.07.815 из Моннтиана (извещение о захоронении)…" Далее четыре раза упоминался Энтолан, столица Хайкума, но азианский Данаат в оставшейся части не встретился ни разу. Интересно, кого похоронили в 815-м году, известив об этом Мегаллина?
– Кто умер в Моннтиане? – спросил магистр.
– Я думаю, что мать Мегаллина, – сумрачно сказал Бессет. – Если помните, Наддина упоминала о некоторых событиях из жизни его семьи.
– Я уже не помню, – пожал плечами Валлент и пробежал глазами весь текст, остановившись на двух последних строках, единственных в текущем году: "26.06.819 в Ханнтендилль, Восточная, 16" и "27.06.819 из Ханнтендилля, Восточная, 16".
– Послушай-ка, дружок, – проговорил магистр, – в конце у тебя указаны улица и дом адресата, а во всех остальных строчках – нет. Например, меня интересует, с кем он мог переписываться накануне войны: вот, видишь, ему пришло два письма из Данаата, но конкретный адрес не указан.
– Я не знал, что вам известна география азианской столицы… – пробормотал помощник, смутившись.
– И что же? Я должен был известить тебя об этом? – едко осведомился следователь. – Хорошо, пусть я знаю всего несколько названий данаатских улиц! Но от тебя-то требовалось всего лишь точно и качественно исполнить свою работу. Не так ли?
– Они уже закрывались, – отрывисто сказал юноша, невольно поднимаясь и стоя перед магистром в позе провинившегося школьника.
Валлент некоторое время помолчал, отстраненно наблюдая за нервной пульсацией ауры Бессета, зелеными волнами истекавшей из его сердца по направлению к периферийным органам. Никаких изъянов в жизненной оболочке юноши не было. Затем магистр достал из ящика бумаги, добытые Бессетом в Канцелярии, и еще раз пробежал глазами досье Шуггера. Так и есть, маг жил именно в шестнадцатом доме по Восточной улице – именно это и отложилось в памяти следователя при ознакомлении с документами. Он подвинул пачку к помощнику.
– С завтрашнего дня можешь выходить на работу в Канцелярию, – сказал Валлент, отвернувшись от него. – А эти бумаги верни на место.
– Вам больше не нужна моя помощь? – глухо пробормотал юноша, растерянно взглянув на магистра.
– Такая – нет, – жестко ответил Валлент. – Ты не выполнил мое вчерашнее распоряжение, действовал вопреки моему приказу и вдобавок не получил никаких точных сведений, что могло бы отчасти оправдать твою самодеятельность. Вломившись в сторожку, ты понапрасну подверг расследование угрозе огласки. А твоя "почтовая" небрежность только утвердила меня в намерении отказаться от твоей помощи: после таких нелепых провалов я не смогу доверить тебе даже самого пустячного дела.
Возможно, он несколько перегибал, – по сути, улицы чужих городов послужили лишь поводом для этого разговора, – но настал момент избавиться от навязанного ему помощника, чье присутствие уже начало ограничивать Валлента в его расследовании. Бессет продолжал стоять, опустив голову.
– Иди, – бросил Валлент.
– Я мог бы только приносить вам деньги…
– Иди же! Скоро мне не нужны будут никакие деньги, – усмехнулся магистр, скосив глаза на безжизненную конечность.
Бессет недоуменно взглянул на следователя и отступил на шаг, все еще не решаясь бесповоротно направиться к двери, словно ожидал других слов. Но Валлент молчал, прикрыв глаза рукой, и тогда юноша повернулся и покинул лабораторию погибшего мага, бесшумно прикрыв за собой дверь. Пустой портфель болтался в его безвольно повисшей руке. Валлента душило раздражение, мутной волной поднявшееся в его груди после выволочки, устроенной им бывшему помощнику. Он рывком поднялся и остановился вплотную к широкому подоконнику, слепо озирая городской пейзаж, окрашенный серой пеленой мелкого дождя. Оказывается, по стеклу ручейками стекали прозрачные капли – а он и не заметил их, устремляя взгляд вдаль, к горизонту. Водяная морось, покидая необозримые бледно-серые слои беспросветных облаков, опускалась на каменную оболочку земли, загаженную человеческими отбросами.
Валлент еще раз повертел в руке пузырек с желтой мазью, но так и не решился использовать вещество до конца. Сунув его в карман плаща, к "показаниям" гнусного крокодила и почтовому списку Бессета, он вышел из лаборатории и до упора повернул язычок замка, приложив к нему кольцо.
В каморке Блоттера никого не было – то есть из людей: животные и птицы по-прежнему сидели в своих клетках, в основном помалкивая. Многие спали возле мисок с остатками пищи. В отдельном тесном загоне с крышкой стоял сонный молодой козел, проигнорировавший появление гостя. Интересно, каким образом привратник обеспечивает животных пропитанием? Видимо, ежедневно таскает из Эвраны мешки с отбросами, – вследствие чего к стойкому запаху зверинца примешивались слабые ароматы изысканной, но слегка несвежей пищи. В одной из клеток следователь заметил спокойно висящую вниз головой летучую мышь непонятной породы, довольно упитанную. Магистр плотно прикрыл за собой дверь и, неслышно ступая, приблизился к мыши. Спящую тварь окутывала интенсивная аура, слабо пульсирующая – видимо, глубокий сон способствовал ее стабилизации.
Валлент медленно протянул к клетке мертвую руку и прижал ладонь к прутьям. Он не знал никаких заклятий, которыми наверняка располагал Мегаллин, когда ставил свои опыты с зернами, поэтому рассчитывал только на кольцо и свои новые способности, позволившие ему увидеть ауру. Из кольца, надетого на омертвевшем пальце, к летучей мыши протянулась невидимая игла, мягко погрузившись в шерстистое тельце зверька. Животные и птицы, лишь изредка сопевшие, вдруг забеспокоились и завозились в своих темницах.