– Похоже на то! – хмыкнул Хранитель. – А вот еще кусок:
Два темных демона с небес
в теснину Ужаса нагрянут,
там, где стоит могучий лес,
с огнем и молниями встанут.На Торжестве один лишь миг
меж Вспышкой и Прибоем Силы…
Не так уж мало – так велик
тот, кто сведет Царя в могилу…
– Мда… Первая часть, похоже, про Сеню и Гарика, а вот вторая пока непонятна… – Я пару раз про себя пробормотал стих, стараясь, чтобы он не забылся, и снова прислушался к беседе…
А Эол тем временем цитировал еще одну часть, на этот раз, судя по всему, про Беату! У меня сразу заколотилось сердце и потеплело на душе.
Пробитой кожи кружева
путь проторят туда, где Ложе.
Увы, Кровиночка жива,
без Ока выбраться не сможет.Нежданным даром взрежет грудь
того, кто хочет взять по праву
им сохраненное… Но путь
до Трона станет не по нраву …
– Понятно, что Око – это Глаз, то есть Володька Щепкин! – перебил я Эола и, наткнувшись на его удивленный взгляд, сконфуженно извинился. – А что значит остальное?
– Наверное, ты прав, мой мальчик! По моим подсчетам, если твоя сестра выжила в Палестре, то где-то через пару месяцев она должна будет биться на арене за право получить Белую ступень посвящения… Если она победит – то в ту же ночь взойдет на ложе Императора, став его Дщерью… Как тебе такая перспектива?
Я прикусил губу, но промолчал: представлять Беату одной из сотен наложниц императоришки мне что-то совершенно не улыбалось.
– Что за Нежданный дар – я не знаю! – Эол грустно улыбнулся и добавил: – А насчет сгоревшей кожи – мне кажется, тут что-то сказано о том, какое испытание ей предстоит в последнем бою на арене…
– В общем, понятно! – нахмурился я. – Если вы поможете адаптироваться к Элиону моим ребятам, то через пару дней мы, пожалуй, тронемся в путь: необходимо наконец вытащить Беату из этой чертовой Палестры… А уже потом подумать и о Пришествии Тьмы – до него тоже немного осталось, не так ли, мастер?
– Да, сынок! Только вот ума не приложу, как ты собираешься удержать такую рать: Обители нет, вас, воинов – всего пятеро…
– В общем, я и сам не понимаю… – буркнул я. – Но остановить их надо все равно…
ГЛАВА 49
…Горы внушали уважение. Нет, не так: горы внушали УВАЖЕНИЕ! Бездонная пропасть слева, отвесная, иногда даже заслоняющая большую часть неба стена справа, еле доносящийся из глубокого ущелья шум горной речки, заснеженные вершины невдалеке – все это одновременно и пугало, и вызывало дикий восторг. Я безостановочно вертела головой, стараясь увидеть и запомнить буквально все, и если бы не постоянный контроль со стороны Олежки и идущего за мной мулата Гарика, я бы или сверзилась бы в пропасть, или что-нибудь себе сломала бы… А так мне удавалось довольно споро передвигаться по узкой, и, слава богу, сухой тропинке, и я старалась свыкнуться с мыслью, что это – не Земля.
Если спросить меня, то особых отличий было мало. Вернее, если не обращать внимания на то, что в лес под Истрой мы въехали в январе, а здесь, судя по ощущениям, стояло лето, то я бы подумала, что Олег нас всех разыграл… Но посидев два с лишним часа в странном, созданном явно не для людей кресле, а потом почти двое суток с перерывами на питание и сон отвечая на странные, порой даже тупые вопросы безумной машины, я вдруг поняла, что в моей памяти появился пласт совершенно неземных знаний. От нескольких языков этой самой планеты Элион до обычаев, оборотов речи, даже элементарных навыков кучи здешних народов и народцев; краткий курс истории Элиона, примитивная география, тексты и мелодии местных песен и даже фасоны платьев и брюк различных слоев общества! Казалось, что вся эта белиберда медленно проявляется в памяти, постепенно становясь неотъемлемой частью меня! Остальные ребята испытывали то же самое. Вернее, почти то же: кроме того, что получили мы с Женей, им от инопланетных щедрот отвалили еще тактику и стратегию боевых искусств разных уголков планеты, знания по местной металлургии и обработке стали, кое-что по прикладному использованию холодного оружия и т. д. – то, что тут нужно мужчине, чтобы иметь шанс выжить… Вот, например, Сева, где-то стырив кусок деревяшки, пытался на ходу изобразить что-то вроде тех движений, которым меня учил Марк Иванович, который, кстати, совсем не Марк, а Мерион! Может быть, именно поэтому отряд шел по тропинке крайне тихо: каждый из нас был погружен в себя. По самое не могу…
Спуск с перевала занял почти полдня, и, судя по тому, что к вечеру здорово потеплело, пещерный лабиринт Хранителя, как его называли Олег (или Ольгерд?) и Мерион, находился на значительной высоте, довольно близко к уровню вечных снегов…
В ущелье, по которому мы шли, постепенно стала появляться трава, потом я заметила первое кривое деревце, издалека немного похожее на нашу березу…
А перед тем как на горы внезапно рухнула темная летняя ночь, Олег, двигавшийся впереди, вдруг замер и, повернувшись к нам лицом, приложил палец к губам. Я замерла на месте. Дальнейшего мелькания его пальцев я не поняла, но, судя по тому, как задвигались Сема, Володя по кличке Глаз и Алонсо по кличке Гарик, там, впереди, за поворотом ущелья, нас ждало что-то неприятное… Или опасное… Через минуту, оставив меня с Евгенией на Деда, четверка ребят, увешанных оружием, легким, скользящим по камням шагом направились к скалам, чем-то похожим на нижнюю часть Эйфелевой башни, и исчезли… Еще через десять минут я начала нервно кусать губы, но двигаться не пыталась: впереди было тихо, и я боялась чем-нибудь навредить ребятам… Минут через двадцать я поняла, что они никогда больше не вернутся, и, поняв, что вот-вот зарыдаю, повернулась было к Деду, как почувствовала его прикосновение к плечу: наклонив голову поближе ко мне, он спокойным голосом сказал, что у ребят все в порядке и они минуты через две уже будут здесь…
Как ни странно, он оказался прав – Олег возник на повороте тропы именно через две минуты и, улыбнувшись, помахал нам рукой. Судя по его лицу, путь был свободен…
Если бы я знала, что ждет меня впереди, я бы, наверное, закрыла глаза или осталась на месте. В полукилометре около поворота ущелья, где рядом с беснующейся речкой еле-еле протискивалась сужающаяся сантиметров до двадцати тропа, и чуть дальше – возле двух строений, похожих на помесь вигвама и палатки, – я наткнулась на целые озера крови! Именно наткнулась: пытаясь не соскользнуть в воду, я очень внимательно смотрела себе под ноги и шага за два увидела, как в кристально чистую горную реку стекает бурая, почти черная в наступающей темноте кровь…
Меня затрясло от страха, а потом от бешенства! Отцепив от пояса карабин, сквозь который скользила страховочная веревка, я подошла к Олегу и неожиданно для себя самой врезала ему кулаком по груди. Вернее, почти попала – он, по-моему, не задумываясь, как-то сдвинулся корпусом, и моя рука, чуть не сломавшись в локте, пролетела мимо! От обиды я взбесилась еще больше и устроила форменную истерику… Что я там орала, не помню: что-то про то, что лишать жизни людей, ни в чем перед нами не виноватых, могут только такие бездушные убийцы, как он и его друзья…
Колбасило меня долго… По-моему, я даже плакала… Потом, заявив, что никуда больше не пойду и плевать мне на все, ввалилась в ближайшую постройку и, рухнув на местное подобие топчана, затряслась в рыданиях… Страдала я до тех пор, пока, незаметно для себя самой, не провалилась в сон…
А утром, стараясь не смотреть в глаза этому бессердечному болвану, я молча умылась в безумно холодной реке, накинула на плечи маленький рюкзачок, выделенный мне Хранителем, и, дождавшись, пока весь отряд двинется в путь, встала в конце колонны…
Никакое доброе дело никогда не остается безнаказанным: два дня, двигаясь по каким-то заброшенным тропам, я чувствовала себя нереально героической особой, отвергнувшей любовь недостойного мужчины, а наутро третьего дня наступила развязка – мы наконец добрались до небольшой горной деревеньки. Вернее, сначала я увидела шпиль, по форме смахивающий на самый обыкновенный топор, а вскоре после этого, вслед за идущим впереди Мерионом, добралась до вершины небольшого холма и онемела: в небольшой долине, окруженной поросшими лесом склонами гор, догорала маленькая, домов в двадцать, деревушка. Единственным строением, не задетым огнем, оказалось то самое здание со шпилем: при взгляде на него у меня возникла аналогия с нашими церквями…
Быстренько окинув взглядом дымящиеся развалины всех остальных домов, я рванула догонять продолжающих двигаться ребят и настигла их у самой околицы… Вернее, я наткнулась на Евгению, стоящую с бледным лицом возле раздолбанной и порядком закопченной изгороди и пытающуюся сдержать тошноту… Приподнявшись на цыпочки, я заглянула за нее и тут же почувствовала, что меня выворачивает наизнанку: метрах в десяти от меня, около небольшого колодца, насаженная на плохо оструганный кол, висела обнаженная, окровавленная с головы до ног молодая женщина! Зажмурившись, чтобы не видеть ужасного зрелища, я пыталась отогнать картину, стоящую перед глазами, но, как назло, память услужливо подчеркивала запечатленные подробности: торчащие из ствола не до конца отрубленные ветки; запекшиеся потеки крови на ее ногах с плохо обрезанными ногтями; порванный чем-то рот, кривящийся в посмертной судороге; страшное острие кола, торчащее из-за ключицы-Судороги в желудке заставили меня упасть на колени; по моим щекам ручьями текли слезы, а картина на сетчатке, четкая, словно фотография, забываться не собиралась!
– Евгения! Тут нужна ваша помощь! – донесся до меня голос, по-моему, Гарика, и я, на миг отвлекшись от воспоминаний, посмотрела на серую, похожую на зомби Женю, выпрямляющуюся на трясущихся ногах и делающую первые нетвердые шаги в сторону, откуда до меня донесся крик. Испугавшись, что останусь одна в этом безумном царстве смерти, я вскочила и, как сумасшедшая, рванула вслед за ней… Вернее, мне показалось, что побежала: я плелась ничуть не быстрее ее…
Почти зажмуренные, полуприкрытые, чтобы не замечать окружающих меня ужасов, глаза все-таки выхватывали отдельные фрагменты окружающего: лежащий на совершенно целом крыльце мужчина с разрубленным пополам черепом; ребенок лет восьми, пришпиленный к забору вилами; корова с отрезанным выменем и с копьем в горле; валяющаяся в золе куриная голова; девушка с задранным на голову платьем и окровавленными, широко раскинутыми ногами, лежащая поперек выброшенной на улицу кровати… Мне казалось, что я бреду в каком-то кошмаре и не могу проснуться!!!
…Олег, Гарик и Марк Иванович сидели на корточках вокруг молоденького парнишки с перевязанной какой-то дерюгой культей правой руки и окровавленным ртом с потрескавшимися губами… Глядя на нас полубезумным взглядом, умирающий ребенок, хрипя, пытался что-то рассказать… Против своей воли слушая его бессвязный рассказ, я постепенно начала что-то понимать…
Если перевести его рассказ на нормальный русский язык, в деревне произошло следующее: после того, как Орден Алого Топора обосновался на их землях, первое, что потребовали захватчики – это построить в каждом селении храм Алого Топора. Вторым указом было объявлено о необходимости подготовить жилье для того, чтобы расквартировать в каждом населенном пункте отряд Ордена и представителей налоговой службы Империи. Третьим – каждую весну отправлять юношей, достигших пятнадцати лет, на службу в доблестную армию империи, а девушек, достигших тринадцати, – на смотр в крупные города вроде Аниора. Избранные красавицы получали "почетное" право отправиться ко двору Императора… В общем, указам не особенно и сопротивлялись: справиться даже с небольшим отрядом хорошо вооруженных монахов крестьяне были не в состоянии…
В их село обещанный отряд явился два дня назад… Проигнорировав построенные специально для них здания, монахи вселились в дома, пришедшиеся им по душе: туда, где проживали молоденькие девушки или симпатичные женщины. Мужчин, пытавшихся вступиться за честь своих жен и дочерей, либо выбрасывали на улицу, либо калечили… А вчера вечером монахи перепили вина и решили отпраздновать свое назначение… Пили… А в самый разгар "веселья" кто-то из Орденцев вдруг заявил, что храм построен не так, как должен быть, и за это они примерно накажут тех, кто в этом виноват… А то, что мы видим перед собой, – результат этого самого наказания…
…Монахи, проспавшись где-то к полудню, не особенно расстроились: как нам сообщил парнишка, возле которого хлопотала Евгения, пытающаяся хоть как-то облегчить ему боль, поняв, что в деревне в живых почти никого не осталось, они забрали с собой особо приглянувшихся им девушек – человек двадцать – и ушли в направлении села Черного в двух дневных переходах отсюда…
К концу рассказа потерявший много крови парень все чаще терял нить повествования, и, судя по знакам, которые в отчаянии показывала нам за его спиной Евгения, жить ему оставалось совсем недолго… Олег, на чьем лице перекатывались желваки, присел возле в очередной раз "поплывшего" юноши и, горько вздохнув, каким-то резким движением словно бы поправил его голову… Потом встал тяжело опершись на плечо сидящего рядом Гарика и, хмуро посмотрев на меня, молча ушел куда-то в развалины…
В наступившей тишине я, как дура, попыталась уговорить Женю сделать хоть что-нибудь для того, чтобы мальчику стало легче, но, наткнувшись на ее обалдевший взгляд, вдруг поняла смысл последнего движения Олега. Помочь чем-нибудь ему уже было невозможно…
…Через сутки безумного марша по какому-то известному только Мериону ущелью, мы выбрались на тропу, по которой вчера ушли монахи, как сказал Олег, приблизительно километрах в трех впереди них: Марк Иванович, периодически впадая во что-то вроде транса, сообщил, что чувствует их приближение. Меня с Евгенией спрятали в маленькой пещерке возле покрытой красными потеками скалы, из которой бил обжигающе горячий ключ, вместе с основной массой снаряжения – ребята ушли налегке, но увешанные всякими железяками, в которых я, честно говоря, разбираюсь не очень…
Сначала в узкой горной долине было тихо. Довольно долго. Мы с Женей, утомленные долгим переходом, даже успели уснуть. Но как только внизу что-то грохнуло, мы мгновенно выскочили из пещеры наружу и, стараясь не особенно отходить от укрытия, уставились в темноту, стараясь разглядеть, что же там происходит… Минуты через две раздался еще один взрыв, субъективно несколько ближе, потом раздались несколько очень коротких очередей и слитный, многоголосый вопль…
ГЛАВА 50
…Легкую поступь чем-то встревоженной Лионы он услышал задолго до того, как она сама появилась на поляне. Прислонив в сторону шест и утерев со лба пот, Самир Каменный Цветок, жестом приказав работающим в парах бойцам не отвлекаться, пошел навстречу девушке, которая должна была вот-вот появиться из-за деревьев.
Судя по выражению лица, она была напугана. Еле переведя сбитое дыхание, не добежав до воина пары десятков шагов, Лиона остановилась и с отчаянием в голосе произнесла:
– К перевалу движется отряд. Человек тридцать. Идут так, будто точно знают, что он проходим…
Воин пожал могучими плечами, потрепал подошедшую девушку по голове, потом повернулся к отрабатывающим боевые связки воинам и довольно спокойным голосом произнес:
– Десять минут на отдых. Потом разбираем оружие и бегом к перевалу. Вот и настал час вашего боевого крещения, оболтусы!
Тут же загомонившие пары мгновенно распались, молодые ребята и более опытные воины быстренько расхватали свое оружие, разложенное в траве невдалеке, и, всем своим видом показывая, что отдых им не нужен совершенно, разбились на боевые тройки перед своим Учителем. Убедившись, что желающих отдохнуть не нашлось, Самир подхватил свои палаши и, грустно усмехнувшись каким-то своим мыслям, степенно зашагал в сторону Трубы…
Узенький каменный колодец, который, если не знать о нем заранее, не было видно даже с трех шагов, сверху казался непроходимым. Однако стоило повиснуть на краю стены на вытянутых руках, как под ногу удобно ложилась самой природой созданная каменная ступенька, а потом спуск превращался в сплошное удовольствие: упоры и захваты чередовались так, будто этот скальный проход был создан специально для человека…
Стоя под прикрытием скального козырька, Каменный Цветок внимательно вглядывался в петляющую далеко внизу тропу слезящимися то ли от ветра, то ли от возраста глазами, пытаясь понять, чего ему ждать от приближающегося отряда. За последние шесть лет ни один человек, за исключением тех, кого приводили с собой жители их поселка, не сворачивал с тропы к Трубе – все путники, пытающиеся пробраться от Аниора на Север, в княжество Эрриона, от Лысой горы сворачивали в сторону перевала Железной плиты. А этот небольшой отряд двигался так, будто точно знал, что в этой, со стороны кажущейся совершенно гладкой стене есть проход! И этот факт заставлял насторожиться.
Нет, особого страха перед атакой он не испытывал: справиться с поднимающимися по одному воинами около выхода из Трубы мог почти каждый из тех ребят, которые были под его началом. Но вот дать уйти тем, кто мог понять, что за горным отрогом скрываются те, кто не разделяет "всеобщей радости" от того, что Аниором правит Император, палашом бы его по шее, было нельзя ни в коем случае… А это было намного сложнее, чем удержать проход: хороший бегун, посланный с сообщением в самом начале штурма, мог добежать до леса, хорошо видного вдалеке, быстрее, чем Самир спустился бы по Трубе, а значит, имел возможность затеряться в чаще и привести к перевалу хорошо вооруженный отряд… Дальнейшая судьба поселка была бы предрешена – при желании найти еще два менее недоступных подъема на плато, расположенных поблизости, было несложно… А биться на три фронта поселенцы были не в состоянии по причине того, что воинов в поселке было всего два неполных десятка… Включая его и двух девчушек, представляющих, с какой стороны браться за меч… Короче говоря, причин задуматься было предостаточно…
Через четверть стражи, когда маленький отряд наконец выбрался на прямой участок тропы, хорошо видимый с высоты перевала, Самир вдруг почувствовал, что его сердце начинает колотиться в грудную клетку так, будто пытается ее разорвать: там, внизу, во главе колонны шел – он не верил своим глазам – давно пропавший без вести Учитель! Сам Мерион Длинные Руки! А за ним – кто бы мог подумать? – возмужавший и подросший Ольгерд Коррин собственной персоной!
На глазах изумленных бойцов, сжимающих в потеющих от волнения ладонях рукояти мечей, палашей и боевые шесты, Самир издал дикий приветственный крик и исчез в жерле Трубы. Испуганные странным поступком Учителя, молодые воины столпились у провала, глядя, с какой безумной скоростью слетает по полкам седой, давно разменявший пятый десяток воин, и до них постепенно стало доходить, что ожидаемый бой, скорее всего, не состоится.