Корабль Иштар: Романы - Абрахам Меррит 7 стр.


С тех пор как она стояла здесь, насмехаясь над ним, уже прошло какое-то время. Но сколько - если измерять его привычными для Кентона мерками - он не мог сказать. Сети безвременья опутали его.

Много раз он без сна лежал на скамье, поджидая появления Шаран. Но она не выходила из каюты, а если и выходила, то не показывалась ему на глаза.

Кентон не сказал викингу о том, что чары усыпляющего рога больше ему не страшны. Хотя он всей душой доверял Сигурду, но не был уверен в его ловкости. Он сомневался, что викинг сможет искусно притвориться спящим. А Кентон не мог рисковать.

И вот опять Шаран стояла у изумрудной мачты и смотрела на него. Рабы спали. На черной палубе никого не было. В этот раз Шаран была серьезна. Она заговорила сразу о главном.

- Кто бы ты ни был, - зашептала она, - ты можешь делать две вещи - перейти границу и бодрствовать, когда спят другие рабы. Ты сказал, что разорвешь цепи. Я верю, что и это правда, если только...

Она замолчала, Кентон прочел ее мысль.

- Если только я не солгал тебе, как я солгал тебе раньше, - сказал он спокойно. - Я не лгал тебе.

- Если ты разорвешь цепи, - сказала она, - ты убьешь Кланета?

Кентон сделал вид, что размышляет.

- Зачем мне убивать Кланета? - спросил он наконец.

- Зачем? - В голосе Шаран появились презрительные нотки. - Зачем? Разве не он заковал тебя в цепи? Бил тебя плетьми? Сделал рабом?

- А разве не Шаран встретила меня копьями? - спросил он. Не Шаран растравляла мне раны солью своих насмешек?

- Но ты обманул меня! - воскликнула Шаран.

Кентон опять притворился задумавшимся.

- Какова же будет награда этому лжецу, этому слабому рабу, если он убьет черного жреца для тебя? - спросил он напрямик.

- Награда? - повторила Шаран, не понимая.

- Чем ты отплатишь мне?

- Отплачу тебе? Да, я отплачу! - Презрение в ее голосе обожгло Кентона. - Я отплачу. Ты получишь свободу, я дам тебе мои драгоценности, возьми все...

- Свобода у меня будет, когда я убью Кланета, - ответил он. - А для чего мне твои драгоценности на этом проклятом корабле?

- Ты не понял, - сказала Шаран. - Когда ты убьешь черного жреца, я высажу тебя там, где ты захочешь. И тогда драгоценности пригодятся тебе.

Помолчав, она добавила:

- А разве они не имеют ценности там, откуда ты пришел и куда, пока на тебе не было цепей, ты всегда возвращался, если угрожала опасность?

Сладким ядом растекался ее голос, но Кентон только рассмеялся.

- Чего же ты еще хочешь? - спросила она. - Если этого недостаточно, то чего еще?

- Тебя! - ответил он.

- Меня! - Шаран не верила своим ушам. - Чтобы я отдавала себя кому-то как награду! Отдавала - тебе! Собака! - бушевала она. - Никогда!

До этого момента Кентон заранее рассчитал каждое свое слово, но сейчас, когда он заговорил, в его голосе звучал такой же искренний гнев, как и у Шаран.

- Нет! - воскликнул он. - Нет! Не ты отдашь! Клянусь Богом, Шаран, я сам возьму!

Он протянул к ней закованные в железо руки.

- Я завоюю этот корабль без твоей помощи - ты называла меня лжецом и рабом, а теперь швыряешь мне плату, как мяснику. Нет! Я завоюю корабль и сделаю это своими руками. И этими же руками я завоюю тебя!

- Ты мне угрожаешь! - Лицо Шаран озарилось гневом. - Ты!

Из-под одежды она выхватила узкий кинжал и швырнула ему. Словно ударившись о твердую невидимую стену, кинжал звякнул и отскочил, расколовшись, упал к ее ногам.

Шаран побледнела и отпрянула.

- Ты ненавидишь меня, - усмехнулся Кентон. - Пусть так и будет, Шаран. Ибо что такое ненависть, если не пламя, очищающее сосуд для вина любви?

Звук, с которым Шаран закрыла дверь, войдя в каюту, нельзя было назвать мягким. Хмуро усмехнувшись, Кентон склонился над веслом. Вскоре он спал так же крепко, как и похрапывающий рядом северянин.

10. Корабль плывет

Кентон проснулся от какого-то шума. На обеих палубах стояли люди. Размахивая руками, они показывали куда-то вдаль и громко говорили о чем-то. Над ними парила стая птиц. Впервые Кентон видел птиц в этом странном мире. Их крылья походили на крылья огромных бабочек. Их сверкающие перья, казалось, были покрыты ярко-красным и золотистым лаком. Их голоса звучали как звон маленьких колокольчиков.

- Земля! - воскликнул викинг. - Мы заходим в гавань. Наверное, чтобы запастись водой и пищей.

Дул свежий ветер, и гребцы не работали. Забыв о плети Закеля, Кентон встал на скамью и смотрел на берег во все глаза. Надсмотрщик этого не заметил, он сам был занят тем же.

Впереди поднимался высокий остров, залитый солнцем; разноцветные пятна, как маленькие радуги, вспыхивали тут и там. Если не считать этих ярких вкраплений, весь остров матово светился, как большой изогнутый топаз, лазурное море переливалось у берегов, как молочный опал, а на вершине острова ветви деревьев склонялись под густой листвой, напоминая огромные золотисто-янтарные плюмажи из страусовых перьев. Над островом радужными вспышками загорались яркие цветы.

Корабль подошел ближе. На носу, смеясь и весело переговариваясь, столпились девушки. Шаран стояла на галерее и задумчиво смотрела вперед.

Остров приближался. Разноцветный парус спустили, и корабль медленно подошел к берегу. Ное его уже почти коснулся земли, и только тогда повернули руль. Они плыли вдоль берега, а незнакомые деревья склоняли над палубой свои листья, похожие на те, что мороз рисует на оконном стекле. Листья были топазово-желтые и солнечно-янтарные; ветви деревьев мерцали, словно вырезанные из желтого хризолита. На них висели огромные огненно-красные цветы, по форме напоминающие лилии.

Медленно, очень медленно двигался корабль. Он вошел в небольшую протоку, ведущую к центру острова. Берега были покрыты яркими разноцветными пятнами, и Кентон увидел, что это цветочные поля, поднимавшиеся друг за другом в виде огромного амфитеатра. Разноцветными вспышками оказались всевозможные птицы размером от крошечных стрекоз до огромных грифов, таких, что живут высоко в Андах. Их сверкающие крылья, казалось, были покрыты ярким лаком.

От острова исходил тонкий аромат. В ярком многообразии цветов изумрудом вспыхивало оперение птиц.

Долина кончилась, и листва деревьев вновь медленно шелестела по палубе. Корабль вошел в устье протоки, вдали показался водопад, как будто жемчужный дождь падал в заросшее папоротником золотистое озеро. Раздался лязг цепи, всплеск упавшего якоря. Нос корабля повернулся, врезался в листву и коснулся берега.

Держа на головах огромные корзины, женщины Шаран перелезали через борта. Шаран смотрела на них со своей галереи, ее взгляд стал еще более задумчив. Женщины исчезли в усыпанной цветами чаще, все слабее и слабее доносились их голоса, и наконец их уже совсем не стало слышно. Подперев ладонями голову, Шаран жадными, широко раскрытыми глазами смотрела вокруг. Над ее золотистыми волосами, струящимися по обе стороны серебряного полумесяца, кружила птица, перья которой переливались изумрудным и голубым цветом, а голос звучал, как звон волшебных колокольчиков. В глазах Шаран Кентон увидел слезы. Поймав его взгляд, Шаран смахнула их, рассердилась. Повернувшись, она собралась уходить, но потом медленно опустилась и села под деревом, так что он не мог ее видеть

Девушки возвращались, неся корзины, наполненные фруктами, пурпурными и белыми плодами и пучками тех палочек, которые Кентон уже пробовал. Одна за другой они входили в каюту и возвращались с пустыми корзинами. Так повторялось несколько раз. Потом в руках у них вместо плетеных корзин появились меха и бурдюки, в которые они набирали воду из озера. И опять они приходили и уходили, неся вздувшиеся бурдюки на плечах.

Наконец девушки вышли с пустыми руками, скинули те немногие одежды, что были на них, и с веселыми криками бросились в озеро. Они плескались и плавали, напоминая речных нимф, и переливающийся жемчугом поток ласкал нежные изгибы их тел - цвета слоновой кости, нежно-розовых, светло-оливковых. Выйдя из воды, они стали плести венки и, бережно сжимая в руках благоухающие лилии, нехотя возвращались на корабль, укрываясь в розовой каюте.

Теперь через борта медленно перебирались люди Кланета. Они также приходили и уходили, принося с собой добычу и переливая воду в бочки.

Корабль вновь пришел в движение. Зазвенела цепь, подняли якорь, взлетели вверх весла, и судно отошло от берега. Взвился разноцветный парус. Корабль повернулся, встал по ветру и медленно поплыл, разрезая аметистовую гладь воды. Все чаще взлетали весла. Золотистый остров уменьшился, стал таять в дымке и наконец исчез из глаз.

Корабль шел вперед.

Вперед и вперед - каким курсом и в какой порт, Кентон не знал. День за днем шел корабль. Огромная чаша с серебристым туманом, краем которой был горизонт, сжималась или становилась шире по мере того, как сгущался или редел туман. Поднимались и стихали бури. В их завывании серебро тумана превращалось в огненную медь, в черный, темнее ночи, янтарь. Нередко пелену бурь пронизывали молнии, фантастические и прекрасные. Когда они вспыхивали, казалось, что распадаются на части какие-то гигантские призмы или разбиваются вдребезги радуги из драгоценных камней. Удары грома сопровождали эти бури. Звон колокольчиков, удары цимбал сменялись россыпью огненных самоцветов.

Постепенно, как и предсказывал Сигурд, сила моря вливалась в Кентона, закаляя его, превращая все его тело в совершенный инструмент, прочный и гибкий, как шпага.

Сигурд рассказывал ему предания викингов, неспетые саги, навсегда утраченные сказания Севера.

Дважды за Кентоном присылал черный жрец; расспрашивал его, угрожал, уговаривал - все тщетно. И каждый раз, почернев еще больше, жрец отсылал Кентона обратно к его цепям.

Столкновения богов больше не случалось. Как и Шаран во время сна рабов не выходила из каюты.

Когда все бодрствовали, Кентон не мог даже повернуть головы, чтобы не навлечь на себя удар кнута. Поэтому он часто позволял звукам рожка усыплять себя - зачем бодрствовать, если Шаран прячется?

Однажды, лежа без сна, Кентон услышал, как кто-то спускается по ступенькам. Он незаметно повернулся, так что лицо его было скрыто спинкой скамьи. Шаги затихли рядом.

- Зубран, - это был голос Гиги, - этот человек стал похож на молодого льва.

- Довольно сильный, - отозвался перс, - жаль, что силы его расходуются здесь, на то, чтобы вести этот корабль из одного тоскливого места в другое.

- Я согласен с тобой, - сказал Гиги. - Сейчас у него есть сила. И есть мужество. Вспомни, как он убил жрецов.

Вспомни! - В голосе Зубрана больше не было скуки. - Разве можно это забыть! Клянусь сердцем Рустама - как мог я забыть это? Кажется, впервые за сотни лет я увидел что-то похожее на настоящую жизнь. И этим я обязан ему.

- К тому же, - продолжал Гиги, - он предан тем, кого любит. Я рассказывал тебе, как он подставил свою спину, закрывая раба, что спит сейчас с ним рядом. Мне это очень понравилось, Зубран.

- Это великодушный поступок, - сказал перс. - Для совершенного вкуса, пожалуй, чуточку слишком красивый, но все же великолепный.

- Мужество, верность, сила, - вслух размышлял барабанщик, - и хитрость, - добавил он с веселой усмешкой. - Необычайная хитрость, Зубран, потому что он нашел способ оградить себя от звуков усыпляющего рога, и сейчас он только притворяется спящим.

Сердце у Кентона на мгновение замерло и сразу же бешено забилось. Откуда он узнал? И знал ли он наверняка? Или это только догадка? В отчаянии Кентон старался унять нервную дрожь, заставить тело расслабиться.

- Как! - воскликнул перс с недоверием. - Только притворяется? Гиги, ты бредишь!

- Нет, - тихо ответил Гиги. - Я наблюдал за ним, когда он не видел. Он не спит, Зубран.

Кентон вдруг почувствовал у себя на груди, прямо у бьющегося сердца, его лапу. Усмехнувшись, барабанщик убрал руку.

- К тому же, - сказал он с одобрением, - этот тип осторожен. Он немного доверяет мне, но не слишком. А тебя он совсем не знает и поэтому не доверяет тебе. Он лежит тихо и говорит себе: "Гиги не знает точно. Он не может быть полностью уверен до тех пор, пока я не открою глаза". Да, он осторожен. Но смотри, Зубран, он не сумел удержать кровь, и краска проступила у него на лице, и он не в силах замедлить удары сердца, чтобы оно билось спокойно, как у спящего.

Гиги опять усмехнулся, на этот раз с раздражением.

- Есть еще одно доказательство его осторожности - он не сказал своему другу, что рог не имеет над ним власти. Слышишь, как храпит длинноволосый? В таком сне нельзя усомниться. Это мне тоже нравится - он понимает, что если секрет знают двое, есть опасность, что его узнают все.

- Мне кажется, он крепко спит, - Кентон почувствовал, как перс наклонился над ним.

Веки у него поднимались сами собой, огромным усилием воли держал он глаза закрытыми, дышал ровно, не двигался. Сколько еще они простоят здесь, разглядывая его?

Наконец Гиги заговорил.

- Зубран, - сказал он тихо, - как и ты, я устал от черного жреца и от бесплодной борьбы Иштар и Нергала. Но, связанные клятвой, ни ты, ни я не можем восстать против Кланета или причинить вред его слугам. И не имеет значения, что эти клятвы вырвали у нас хитростью. Мы дали обет - и он нас связывает. Пока жрец Нергала правит на этой палубе, мы не можем сразиться с ним. Но представь, что Кланет не будет больше править, что другая рука ввергнет его в царство его мрачного повелителя, что тогда?

- Сильная должна быть рука! Где мы найдем такую среди этих морей? А если найдем, как заставить ее подняться на Кланета? - усмехнулся перс.

- Я думаю - вот она, - Кентон опять почувствовал прикосновение Гиги. - Мужество, преданность, сила, быстрый ум и осторожность - у него есть все это. И потом - он может перейти границу!

- Клянусь Ариманом! Это так! - прошептал перс.

- Теперь я дам другую клятву, - сказал Гиги, - и ты сделаешь то же самое. Если его цепи будут разорваны, он легко сможет пройти в каюту Шаран, и, я думаю, ему не составит труда получить назад свой меч.

- Ну и что тогда? - спросил Зубран. - Он все равно будет один против Кланета и всей его стаи. Мы не сможем помочь ему.

- Не сможем, - ответил барабанщик, - но мы не станем ему мешать. Наши клятвы не обязывают нас защищать черного жреца, Зубран. Будь я на его месте, когда разорвались бы мои цепи и я добыл бы меч, я нашел бы способ освободить его друга, который спит теперь рядом с ним. А он, я думаю, сумел бы отвлечь на себя всю стаю, пока этот волчонок, который уже стал взрослым волком, встретился бы с Кланетом.

- Да... - неуверенно заговорил перс, но потом продолжил веселее, - я хотел бы увидеть его свободным, Гиги. По крайней мере, кончится это проклятое однообразие. Но ты дал клятву.

- Клятва за клятву, - ответил Гиги. - Если цепи его будут разорваны, если он добудет меч, если встретится с Кланетом и мы не станем мешать ему и если он убьет Кланета, поклянется ли он стать нам другом, Зубран? Как ты думаешь?

- Почему он должен давать клятву, - спросил Зубран, - если мы еще не освободили его?

- Ты прав, - прошептал Гиги, - но если он даст такую клятву, я освобожу его!

В сердце Кентона вспыхнула надежда, потом закралось холодное сомнение. Не было ли все это ловушкой? Хитростью, чтобы помучить его? Он не пойдет... И все же - свобода!

Гиги опять наклонился к нему.

- Верь мне, Волк, - сказал он тихо. - Клятва за клятву, если согласен - посмотри на меня..

Ему предлагали бросить жребий. Что бы ни случилось, он согласится. Кентон открыл глаза и на мгновение задержал пристальный взгляд на светящихся черных бусинах, которые были сейчас так близко. Потом опять опустил веки и стал дышать медленно, притворяясь, что крепко спит.

Гиги со смехом поднялся. Кентон слышал, как они прошли вверх по ступеням.

Опять свобода! Неужели это правда? И когда Гиги - если только это не ловушка - когда Гиги освободит его? Долго лежал он так, и пламенная надежда сменялась леденящими душу сомнениями. Неужели это правда?

Свобода! Свобода и - Шаран!

11. Цепи разорваны

Ждать Кентону пришлось недолго. Едва только замер звук усыпляющего рога, как он почувствовал, что кто-то трогает его за плечо. Цепкие пальцы ущипнули его за ухо, приподняли веки. Перед ним было лицо Гиги. Кентон вынул шелковые затычки, спасающие его от непреодолимого сна.

- Вот как ты это делаешь, - Гиги с интересом стал рассматривать затычки. Он присел рядом с Кентоном.

- Волк, - сказал он, - я хочу поговорить с тобой, чтобы ты смог получше узнать меня Я буду сидеть здесь, рядом, но сюда может прокрасться кто-нибудь из этих проклятых жрецов. И тогда я сразу же сяду на место Закеля. А ты повернись ко мне лицом и прими то обманчивое положение, которому я столько раз был свидетелем.

Он поставил ногу на скамью.

- Зубран сейчас с Кланетом, они спорят о богах. Зубран, хотя и поклялся служить Нергалу, считает, что этот бог - лишь слабое подобие Аримана, персидского бога тьмы. Он также убежден, что во всей этой войне за корабль, которая ведется между Иш-тар и Нергалом, нет не только искусности и оригинальности, но отсутствует всякий вкус, а на это никогда бы не пошли его боги; уж если бы они затеяли нечто подобное, они бы все сделали намного лучше. Зубран радуется, видя, что это раздражает Кланета.

Он опять поднялся и посмотрел вокруг.

- Тем не менее, - продолжал он, - в этот раз он спорит с Кланетом, чтобы отвлечь его, а особенно Закеля, на то время, пока мы с тобой разговариваем. Кланету в подобных спорах всегда нужна поддержка Закеля. Я сказал, что не могу слушать их разговоров и побуду здесь, пока они не закончат. А они не закончат, пока я не вернусь, ибо Зубран умен, о, он очень умен, он ожидает, что наш разговор положит конец его невыносимой скуке.

Гиги хитро взглянул на светлую палубу.

- Поэтому не бойся, Волк, - он покачался на своих кривых ногах. - Только когда я уйду, отодвинься в сторону и наблюдай за мной. Если понадобится, я дам тебе знак.

Он отошел вразвалку и уселся на место надсмотрщика. Повинуясь ему, Кентон притворился спящим, вытянув руку на спинке скамьи и положив на нее голову.

- Волк, - вдруг заговорил Гиги, - там, откуда ты пришел, растет кустарник под названием чилкуор?

Потеряв дар речи от такого вопроса, Кентон уставился на него. Но, видимо, Гиги задал вопрос не без причины. Слышал ли он когда-нибудь о таком растении? Кентон напряг память.

- Его листья примерно такой величины, - Гиги показал пальцами расстояние в три дюйма. - Он растет только там, где начинается пустыня, и крайне редко встречается, и это очень печально, очень. Слушай, а может быть, ты его знаешь под другим названием? Может быть, сейчас ты вспомнишь. Надо растолочь бутоны, когда они уже набрали цвет, затем смешать с кунжутовым маслом и медом, добавить немного жженой слоновой кости и намазать этим голову. И втирать - вот так, вот так, - он энергично продемонстрировал все это на своей сверкающей лысине.

Назад Дальше