- А, это вы, мой друг, - sous-maitresse <Помощница хозяйки борделя.>улыбнулась шевалье, словно доброму знакомому, и кокетливо погрозила пальцем. - Надеюсь, вы больше никого не будете выкидывать из окон? Пребывайте в мире, господа, бросайте лучше палки. Сударь, вы согласны со мной? - Она оценивающе прищурилась на Бурова и завлекающе, словно приказчик в лавке, повела наманикюренной рукой. - Выбирайте, господа, у нас девочки на любой вкус. Мальчики, впрочем, тоже. Ну а если вас интересуют куропатки <Имеется в виду старинное французское извращение - совокупление с куропаткой. В самый ответственный момент птице медленно перерезается горло, и ее судорожные конвульсии, по словам посвященных, оставляют неописуемые, неизгладимые ощущения.>…
- Исключительно в жареном виде, - ответили хором Буров и шевалье, велели подать шоколада с ванилью, уселись в кресла и начали осматриваться.
Девочки, что и говорить, были хороши. В многочисленных зеркалах отражались округлые колени, высокие бюсты, аппетитные бедра, округлые ягодицы, волнующие, великолепные, лишь чисто символически прикрытые просвечивающим газом. А чувственные, накрашенные ярко губы, умело подведенные глаза, изящные, выщипанные в ниточку или наоборот густо очерченные брови! Рафаэлевские мадонны, египетские Клеопатры, Клотильды и Артемиды нового Иерусалима. Все типы женской красоты, таинственной и неуловимой - были бы деньги.
Деньги у Бурова и шевалье были. Один выбрал турчаночку одалиску - в чалме, прозрачных шальварах и с высокой грудью, прикрытой лишь отчасти бронзовыми пиалами. Другой - манерную красотку с глубоким декольте, на крохотном панье которой был натянут просвечивающий муслин. Быстро допили шоколад, взяли дам под ручки и, облизываясь, пошли наверх, в обитель наслаждений. Собственно, как в обитель - в длинный, оклеенный штофными обоями коридор, по обеим сторонам которого располагались номера. Антураж здесь был все тот же - полумрак, вощеные полы, похабель эстампов и гравюр на стенах. Впрочем, нет, кое-где стояли фикусы в махагониевых <Из красного дерева.>бочках, да у двери на лестницу морщил лоб развратник Нерон, мраморный, без рук, без ног, на деревянной подставочке. Видимо, горевал, что не хватает самого главного. И это в таком-то месте.
- Господа, а не пойти ли нам всем вместе ко мне? - сально улыбнувшись, предложила одалиска и подмигнула красотке в декольте. - Главное ведь в постели это хорошая компания. Мы бы вам с Клотильдой такое показали…
Ну да, за дополнительную плату. Старая, древняя, как мир, уловка проституток - работа в паре. Чем больше клиент смотрит, тем он дольше хочет и, следовательно, лучше платит. С проверенной товаркой так можно выставить его из денег…
- А почему бы и нет, - усмехнулся шевалье, переглянувшись с Буровым, - как дама скажет.
Все правильно. Это с любимой женщиной нужно уединяться, прятать сокровенное, избегать чужих, разрушающих счастье взглядов. А тут… Хождение по бабам, справление нужды. И по большому счету абсолютно все равно - что в одиночку, что в компании, что хором. Хватило бы денег и "английских плащей".
- Не пожалеете, господа, - дежурно обрадовалась Клотильда. - Мы с Анжелью прокатим вас на дилижансе. Малой скоростью в обе стороны.
Она не договорила. Где-то неподалеку раздался крик, послышалась витиеватая, Ниагарой, ругань, резко, так, что содрогнулись стены, выстрелила дверь. Фикусы взволнованно качнули листьями, Нерон сильней наморщил лоб, а из-за изгиба коридора показалась женщина, растрепанная, босиком, в чем мама родила. Словно загнанная лань, она спасалась бегством от человека без штанов. Впрочем, недостаточно стремительно. Мгновение - и беспорточный догнал ее, повалил, оседлал и принялся кормить пощечинами. Лицо его было бледно, глаза горели, словно в бреду, он монотонно повторял:
- Тварь! Тварь! Тварь! Мерзкая, жалкая тварь!
- Эй, приятель, а нельзя ли полегче, - шевалье нахмурился и взялся непроизвольно за шпагу. - Это ведь все-таки женщина.
- Это женщина? Эта мерзкая, капризная, не способная удовлетворить мужчину тварь - женщина? - Беспорточный замер, внимательно, как бы увидев впервые, уставился на свою жертву и вдруг расхохотался: - Не смешите меня, сударь. Вы положительно ни черта собачьего не понимаете в любви. Да, да, ни черта собачьего. - Он перестал смеяться, закашлялся, и лицо его снова стало злым. - Великий Марциал <Римский поэт.>грозил жене разводом за неприятие сношений через анус. Обратите внимание - жене. А тут, - он засопел, выругался и снова приласкал ладонью рыдающую жертву, - шлюха! Грязная бордельная шлюха! Подлая, вонючая тварь, не согласившаяся удовлетворить желания графа Габриэля-Оноре Рикетти Мирабо, литератора <Сущая правда. За время нахождения в тюрьме неунывающий граф написал книгу "Эротика", содержания зловещего и похабного.>с божьего соизволения.
- Значит, граф Мирабо? Литератор? - разом разъярился Буров, взял беспорточного на болевой, резко поднял на цыпочки и с силой вдавил лицом в стену. - Сейчас будет тебе литература.
Великая французская революция ему совершенно разонравилась.
А между тем на шум и гам начал собираться народ. Однако ввиду ночного, да еще оплаченного времени, без энтузиазма и столпотворения. Высунулись из дверей пара-тройка девиц, вышел, постоял и сгинул толстый кавалер в белье, молча подтянулась, оценивая ситуацию, хмурая и сосредоточенная sous-maitresse. С собой она привела вышибалу-циклопа и огромную закорсеченную бабу в панталонах до колен.
- Это черт знает что такое! Не приличный дом, а какой-то притон. Завтра же об этом будет знать герцог Орлеанский, - присмиревший было Мирабо воодушевился, попытался взять Бурова на голос, однако тот чуть усилил хватку, и граф сразу же ушел от темы. - Уй! Ай! Ой!
Переступая на цыпочках, он вихлял нехилым задом и являл собой зрелище донельзя трагикомическое.
- Понятно, - sous-maitresse оценила ситуацию и принялась действовать жестко и решительно. - А ну-ка, девочки, убрались в номера. Чтобы ни одной скважины я в коридоре не видела. Живо, живо, живо! Жоржета, хорош реветь, вставай вымой рожу. Жан-Пьер, давай вниз, на дверь, никого не пускай. А ты, Луиза, займись господином графом. Благодарю вас, сударь, можете отпустить его.
Слово sous-maitresse здесь значило много. Вышибала-циклоп кинулся к лестнице, противница Содома поднялась, защелкали, будто стреляя, язычки замков.
- Ну, мы пойдем пока греть постельку, не задерживайтесь, господа, - сказали Клотильда и Анжель, сделали короткий спурт и стремительно исчезли за дверью. Настала тишина, нарушаемая лишь дыханием графа, хриплым и прерывистым, но одновременно нетерпеливым и выжидающим.
- Значит, ты опять за свое, маленький грязный засранец! - баба в панталонах подошла к нему, ласково, словно нашкодившего ребенка, взяла за воротник и с плотоядной улыбкой потянула за собой. - Ну-ка, пойдем, мамочка отшлепает тебя, как следует. А еще у мамочки есть для тебя игрушка. Твоя любимая. Большой, деревянный, обтянутый бычьей кожей годмише <Искусственный член>. Сейчас мамочка достанет его, смажет, как следует, маслицем и вволю поиграет со своим маленьким вонючим засранцем…
Ее голос, манеры и выражение лица не обещали графу ничего хорошего. Тем не менее он вздохнул, потупился и с какой-то обреченностью двинулся за ней в недра борделя. Загудели вощеные полы под ногами бабищи, хлопнула дубовая дверь на лестнице, вскрикнул, словно укушенный за нежное место, граф. А впрочем, почему "словно"?..
- Слава тебе, господи, - sous-maitresse, истово перекрестилась и за неимением иконы посмотрела на эстамп. - Как же мне надоел этот болтливый бугр <Содомит, извращенец.>! Надеюсь, после Луизы он придет в себя не скоро. Прямо камень с души. Еще раз благодарю вас, господа.
На эстампе был изображен в ярких красках кавалер, с чувством ублажающий разом полдюжины дам <При посредстве пениса, языка, обеих рук и больших пальцев ног. Довольно избитый сюжетец.>.
- Конечно, Луиза - дама серьезная, - счастливо улыбнулся Буров, кашлянул многозначительно и посмотрел на шевалье. - А не пора ли нам, мой друг? Девочки уж, верно, заждались.
Ну да, постель нагрета, дилижанс наготове.
- О, я не смею вас больше задерживать, господа, - спохватилась sous-maitresse. - Этот похотливый шут, право, не стоит вашего времени. Счастливо повеселиться.
Однако повеселиться, и уж тем более счастливо, ни Бурову, ни шевалье не довелось. Только sous-maitresse сделала книксен и хотела откланяться, как послышался душераздирающий, леденящий душу вопль. Кричали совсем рядом, в комнате Клотильды.
- О, боги, за что! - sous-maitresse, бросившись по коридору, рывком открыла красную, украшенную сердечком дверь. - Ну что там у вас? Заткнитесь вы, скважины!
Голос ее вдруг прервался, несколько мгновений она хранила молчание, а потом сама заверещала, как свинья, которую режут без сноровки, тупым ножом.
- Что это с ней? - удивился Буров. - А с виду такая рассудительная особа…
- Может, дилижанс увидела? - пожал плечами шевалье. - Не будем гадать, пойдем посмотрим.
Переживала sous-maitresse не зря. В полумраке будуара раскинулись два тела, женских, очень недурных. Клотильда выставляла напоказ молочную округлость ягодиц, узкие, янтарно-желтые пятки, пленительные изгибы бедер. Когда же вошедшие взглянули на Анжель, лежавшую на спине, то остолбенели от ужаса - на ее груди извивалась змея! Тварь, тихо зашипев, подняла плоскую голову, двигаясь с убийственным изяществом, разомкнула кольца и волнообразно устремилась - нет, не наутек - к людям. Догадаться зачем, было несложно. "Что же это за порода? Вроде не эфа <Эфа одна из немногих змей, атакующих человека.>", - Буров взялся было за шпагу, но где ему было тягаться с шевалье - свистнула отточенная сталь, с легкостью описала полукруг, превратилась в разящую молнию. Sous-maitresse в ужасе уставилась на яркую, вытянувшуюся безвольно ленту. Та была не такая уж и длинная - пару локтей, не более.
- Осторожней, мой друг, - Буров тоже вытащил шпагу, быстро сделал резкий, упреждающий жест. - Змеи умирают трудно.
Знал, что говорил. Как-то на его глазах на треть раздавленная гадина укусила человека. Насмерть, через армейский сапог. Попала, стерва, точно в кровеносное русло.
- Ну, значит, этой здорово повезло, - хмуро усмехнулся шевалье и, не скрывая отвращения, тронул рептилию испачканным кровью клинком. - Пусть спасибо скажет.
От легкого движения шпаги змея распалась на половинки. Продольные. Она была рассечена от носа до хвоста. Вот это да! Это тебе не свечки кромсать в приятной компании <Один из тестов, свидетельствующих о мастерстве и глазомере фехтовальщика. Свеча в канделябре рассекается на две, а лучше на четыре части и должна распасться лишь от удара ногой в пол.>.
Однако не время было восторгаться виртуозным мастерством шевалье. "Дилижанс, блин", - Буров посмотрел на Клотильду и Анжель, коротко вздохнул и, сдернув со стола скатерть, начал запаковывать в саван останки рептилии.
- Будем вызывать полицию?
В его вопросе слышался ответ.
- Ну вот еще, - встрепенулась sous-maitresse, дернула плечом, покусала губу. - Без легавых обойдемся. Все одно мертвым не поможешь, а живым к чему неприятности? Иначе полагать может только полный идиот.
Она уже успела справиться с собой. Что поделаешь, се ля ви. Минуты слабости бывают у всех.
- Мы не идиоты, - заверил sous-maitresse Буров и как бы в подтверждение сказанного веско забренчал луидорами: - Вот за шоколад. Вот за скатерть. Вот девочкам на похороны.
Девочкам на похороны! В лучшем случае бросят в Сену - и все дела. Хорошо, если чего-нибудь тяжелое привяжут.
- Мерси, - приняла золото бандерша, покачала на руке, отвела глаза. - Я думаю, господа, вам лучше сменить дом. А то как бы этот не превратился в гадюшник.
Сама она точно идиоткой не была.
И пошли с гульбища Буров с шевалье без радости, в задумчивости, молчком. Не дети малые, понимали отчетливо, в какое влипли дерьмо. Кто-то все-таки их вычислил, выследил и чудом не убрал. Снова помешал его величество случай. Да, тут было о чем подумать.
На улице было мрачно, промозгло и стыло. Ветер рвал с деревьев исподнее листвы, оголяя черные, корявые скелеты, тучи оседлали крыши домов, уличный фонарь был тощ, как виселица. Ночь напоминала злобного, замерзшего пса, готового хоть сейчас вцепиться в глотку. Однако все эти мелочи не трогали Бернара. Невзирая на высокую влажность и низкую облачность, он невозмутимо резал на своей любимой книге копченый кусок сказочно благоухающей свинины. Истово жевал, облизывался, с чувством вытирал пальцы о шелковый, не по размеру, плащ. Всем своим видом он излучал довольство и умиротворенность, смотреть на него после происшедшего в борделе было тошно.
- Вкусно пахнет, - заметил Буров, усаживаясь в карету. - Умеют их сиятельство жить.
- Да уж, - согласился шевалье, сел и шумно потянул носом воздух. - И еще как.
Карета внутри благоухала мускусом, амброй, чистым, разгоряченным в любви женским телом. Бернар, похоже, первым делом вдарил по аристократкам, а уж потом по свинине. Гад… И никаких тебе рептилий в постели. М-да.
- Хорош жрать! Трогай! - неожиданно разъярился шевалье, стукнул кулачищем в стену, глянул вопросительно на Бурова. - Куда? К Бертолли? Отлично, не хрен ему спать. - Снова приложился кулаком и заорал так, что рысаки всхрапнули. - На правый берег давай, так твою растак! Я тебе покажу свинью, я тебе покажу баб в карете! В бараний рог согну! Сгною! Раздербаню!
Ругался он, позабыв про конспирацию, по-русски. Однако совершенно без толку.
- Э-э! У-у! Ы-ы!
Дверь кареты открылась, запахло снедью и, словно джинн, вызванный заговорами, явился Бернар. Кланяясь и умильно улыбаясь, он протягивал любимую книгу, на которой была крупно порезана копченая свинина. Взгляд его был кроток и как бы говорил: вот, дорогой мой повелитель, отрываю от сердца и желудка. И сокровенного не пожалею. Потому как завсегда слушаюсь и повинуюсь. Положил Бернар мудрое с копченым на сиденье, поклонился трепетно, влез на козлы да и поехал с миром. Этаким клоуном тряпичным в шляпе с плюмажем. Однако, глядя на него, веселиться не хотелось. Хотелось не иметь с ним никаких дел.
"Здорово бутафорит. Хотя и не без фальши, местами переигрывает", - в который уже раз отметил Буров, взялся за книгу, однако же читать не стал, предпочел Макиавелли свинью.
- М-м, шевалье, рекомендую. Не хуже, чем у вашего папеньки. Похоже, они с нашим кучером затариваются из одной кормушки.
Богатая событиями бессонная ночь ничуть не отразилась на его аппетите.
- Что-то не хочется, - ответил шевалье и отвернулся к окну. - А вы уверены, князь, что это свинина?
Буров его понимал. Можно убить тысячу мужчин, оставаясь бесстрастным и холодным, как лед, а при виде одного-единственного женского трупа превратиться в размякшую амебу. Ничего не поделаешь, психология. А тут все-таки не одно тело - дуэт. Даже троица. Клотильда, Анжель и змея. Она ведь тоже женского рода…
Так, в молчании, под скрип рессор они доехали до шерстяного короля. Тот нисколько не ошибся в выборе лейб-медика - Бертолли оказался человеком слова и дела.
- Господа, свершилось, - прямо с порога сообщил он и широким жестом, словно Алладин в свою пещеру, поманил гостей в лабораторию. - Я соединил ртуть с азотной кислотой и нагревал медленно, на постоянном контроле. Когда раствор позеленел, я смешал его со спиритус вини и наблюдал густые красные пары, постепенно менявшие цвет до белого. И вот, господа, выпавший осадок я тщательно промыл дистиллированной водой и в конце концов получил те самые серые кристаллы. Которые произведут революцию в военном деле. Однако это не все, господа. Я не спал всю ночь, я пошел дальше. - Бертолли замолчал, вытер пеку в углах рта и глазами фанатика уставился на Бурова. - Я заменил ртуть на серебро. Это чертовски дорогое удовольствие, господа. И дьявольски опасное. Выпавшие в осадок игольчатые кристаллы чрезвычайно чувствительны. Да, да, чрезвычайно. Очень остро реагируют на трение и удар. - Он показал на забинтованную голову, на битое стекло вокруг, тяжело вздохнул. - Путь к успеху отмечен больше терниями, чем лаврами. Хотя нам с вами, дорогой коллега, все же посчастливилось достичь многого. Могу я чем-нибудь, кроме солей мурия, воздать вашей скромности и интеллекту?
Равнодушно так спросил, без выражения, сразу чувствуется, не от души, для порядка.
- А нет ли у вас на примете знакомого зоолога? - дружески улыбнулся ему Буров, принял склянку с гремучей ртутью и бережно убрал ее в карман. - Чтоб в змеях разбирался. В ядовитых. - И по-рыбацки развел на метр с гаком руки. - Вот в таких. Показать?
- Не надо, - Бертолли побледнел, отступил на шаг, сделал судорожное движение горлом. - Гм. На той неделе вернулся из экспедиции профессор Лагранж, мой старинный знакомец. Он вообще-то ботаник, но тем не менее натура крайне эрудированная, разносторонняя. Попробуйте, господа, обратиться к нему. Профессор живет в Латинском квартале, номер дома… И прошу меня извинить - время идти на перевязку.
Профессор Лагранж оказался маленьким, розовощеким, энергичным толстячком.
- Значит, вы от господина Бертолли? - позевывая, встретил он непрошенных гостей в халате. - Прошу, прошу. Итак, что же вас привело в мой скромный дом?
Дом был не столько скромный, сколько нежилой. Немытые окна, холодный камин, бесформенные, в муаровых чехлах, диваны, кресла, канапе. Все в пыли, неживое, будто одетое в саван. Чувствовалось по всему, что энергичный толстячок не домосед.
- С вашего позволения, вот это, - Буров сделал галантный полупоклон и принялся распаковывать змею. - Вам, случаем, господин академик, такие не попадались раньше?
- Увы, сударь, увы, не академик, всего лишь скромный профессор Этьен Лагранж. К вашим услугам, - толстячок грустно, вроде бы даже виновато улыбнулся и вдруг, увидев змею на скатерке, преобразился - бурно выразил восторг, изумление, радость, переходящую в ликование. - О, какой великолепный экземпляр! О, какая окраска! - Тут же прервавшись, он засопел, набычился и с укоризной, словно на смертельного врага, уставился на Бурова. - Какое варварство! Каким надо быть неандертальцем, изувером и троглодитом, чтобы так препарировать змею! Невиданно! Неслыханно! Поразительная небрежность - так испортить кожу. Теперь любой чучельник здесь бессилен. Ах, какой экземпляр! Ах, какой окрас!
- Вы слышали, мой друг, вам следовало действовать поосторожней, - с ухмылкой Буров посмотрел на шевалье, заговорщицки подмигнул и с удвоенной почтительностью повернулся к толстячку. - Так, значит, уважаемый профессор, рептилия вам знакома? Если не секрет, что это за порода?