- Если ты и не встанешь, я сам возвращу власть, - тихо поклялся юноша. - Ибо тогда для чего я покинул Империю?
Он украдкой приглядывался к воинам, прикидывал, на кого можно было бы положиться. Сразу выделил Дивьяна и Вятшу, а вот насчет Ярила не был уверен - уж слишком криклив и нахален.
Днепр постепенно сузился - с одного берега на другой легко перелетала пущенная вполсилы стрела. Крарийская переправа… Вон за теми холмами легко могут затаиться разбойники-печенеги, и горе тогда купцам - не спрячешься от них на середине реки, достанут, перебьют стрелами, потому и выставляли обычно охрану по берегу. Вот и сейчас блестят на солнце кольчуги и копья дружинников и развевается на ветру синее боевое знамя. Не обманул Хаскульд, выставил воинов.
Миновав переправу, дружинники Снорри снова запели. Хоть и здорово гребли они, однако все больше отставали от основной части войска - уж слишком много богатств взяли, - а впереди еще были пороги. Вот вскоре показался Малый. Видно было, как перетаскивают берегом освобожденные от тяжести ладьи воины Хаскульда. Дирмунд же давно ушел вперед - легкие ладьи его не несли почти никакой добычи, и князь торопился - хотел попытать счастья в землях северян и радимичей.
- Каким-то странным стал Дир-князь, - когда подплыли, рассказывал на берегу один из дружинников Хаскульда. - Сам на себя не похож, не как раньше - взглянет, так задрожишь весь. Словно бы даже меньше ростом стал, сгорбился и стал заикаться.
- Так он и раньше заикался, - оглянулся на дружинника выбравшийся на берег Снорри. - Потому и прозвали его - Дирмунд Заика.
- Не знаю, про какого Дирмунда ты рассказываешь сейчас, воевода, - покачал головою воин, - но наш князь Дир никогда не заикался! По крайней мере, я такого не помню.
Снорри не слушал его, он деловито распоряжался перелогом. Ладьи следовало разгрузить, подложить под них специально заготовленные катки - круглые бревна, перетащить, обходя порог берегом, перенести товары - работа предстояла большая. Потом небольшой отдых, и новый порог - "Кипящий". А значит, все сначала: ладьи, катки, товары. И часть людей - лучше всего половину - надо обязательно выставить в охранение, не ровен час - печенеги! Потом еще один порог - "Заводь", за ним - "Ненасытец", потом - "Шум", потом - "Остров", а за ним - "Не спи". Много порогов надо пройти, чтоб оказаться в Киеве. Опасное это дело - путь из варяг в греки.
Передовая дружина уже подходила к "Ненасытцу". С грохотом срывалась вниз вода с каменной террасы, в щепы разбивая зазевавшиеся ладьи. С обратной-то стороны, вверх по реке, конечно, не зазеваешься, но все равно опасаться стоило. Тех же печенегов.
Князь Дир, Дирмунд Заика, закутавшись в теплый плащ, поднялся на холм, наблюдая за тем, как вытаскивали на берег ладьи. Воины кричали, подбадривая друг друга, дело двигалось споро. То и дело подбегали за распоряжениями сотники. Не оборачиваясь, Дирмунд цедил им что-то сквозь зубы, раздраженно махая рукою. Он боялся оглянуться! Словно бы очнувшись от сна, Заика вдруг увидел себя киевским князем, но как он им стал - не помнил! Нет, конечно, приятно было видеть вокруг себя подобострастные лица и, гордо осознавая свою власть, отдавать приказания, но… Но какая-то червоточинка мешала насладиться властью полностью. Заика не был глупцом и понимал - не по нему честь. А тогда - по кому же? Ведь это он стоит здесь, на холме, в княжеском плаще-корзне и в обшитой собольим мехом шапке! Ведь это его воины суетятся там, внизу, готовые повиноваться каждому его слову, но… Будут ли? Послушают ли? А вдруг - возьмут да пошлют подальше? Нет, никак не мог Заика ощутить себя князем, не мог, и все тут. И никак не мог вспомнить, что же было до этого? Лишь смутно припоминались, извилистые норвежские фьорды да туманные берега Англии. А вот Киев… Киева он совсем не помнил. О боги! Неужели они отняли память? Тогда нужно, обязательно нужно принести жертву! И не каких-нибудь там петухов, а белую кобылицу или - еще лучше - человека. Да, вот это будет достойная жертва, и тогда боги, несомненно, смилостивятся и…
Заика вдруг присел, словно его ударили по голове. Да, впечатление было именно таким - но вокруг никого не было. Только все вокруг вдруг позеленело - небо, вода, скалы, а потом вдруг вспыхнуло, засверкало изумрудом, да так, что Дирмунд прикрыл глаза рукой и, охнув, тяжело опустился на землю…
А когда поднялся, уже точно знал - сегодня ночью он должен принести богам богатую жертву. Принести здесь, у порога, в лесах за холмами, где его давно уже ожидали неведомые друзья. Именно для этого, еще по пути в Царьград, были закуплены у армянских купцов молодые полонянки, томившиеся теперь на ладьях. Именно для этого имелись и верные воины, отличить которых можно было по синему знаку волка на левой стороне груди. Нет, воинов не нужно было приносить в жертву, наоборот, они должны были обеспечить возможность беспрепятственного совершения обряда.
Откуда, откуда взялись вдруг все эти знания? Заика не знал. Но, прикрыв глаза, вдруг увидел перед собой старуху с искаженным лицом и розовыми волосами, а потом - молодого парня в странном светло-сером одеянии, помеченном ярко-красной кровью.
Словно получив необходимые полномочия, Дирмунд спустился к дружине. Теперь он точно знал, что нужно делать.
Как так получилось, что охранявшая покой впавшего в неподвижность князя младшая дружина Снорри подошла к Ненасытцу в одиночестве, не сказал бы никто. Где они отстали - то ли еще на Крарийской переправе, то ли у Малого порога, а может, между Кипящим и Заводью, кто знает? Наверное, никто специально и не старался вырваться вперед, шли как шли, и кто же виноват в том, что ладьи младшей дружины были слишком тяжелы от всех тех богатств, которыми откупились ромеи. Дорогое оружие, драгоценная посуда, сундуки с золотыми монетами - солидами, тяжелые парчовые ткани, да мало ли чего было! Вот и задержались.
Хаснульф со своими новгородцами давно ушел вперед, а вот люди Снорри все еще возились на берегу, спуская ладьи на воду. Спешили - кроваво-красное солнце опускалось за черные холмы, скоро наступят и сумерки, нужно было успеть, не до ночи же возиться. Три малых ладьи было у Снорри, и в каждой - по двадцать воинов. А в последней - ярл. Первые два суденышка, уже нагруженные, покачивались на темной воде у берега. Кормщики, торопясь, спустили ладейки на воду гораздо ниже обычного. Поленились протащить еще чуть-чуть вверх, побрезговали, меж собою переглянулись - мол, и так сойдет, небольшие, чай, ладьи-то, ежели что, выгребут воины.
Снорри заметил это слишком поздно, да и, правду сказать, не обратил особого внимания, порадовался только - вовремя успели кормщики, теперь бы и третью ладью… Нет, ее-то протащили дальше - там спуск удобнее, - однако и провозились дольше, реку и берега уже накрывали синие сумерки. Честно говоря, кормщики не очень доверяли молодому хевдингу - варяг, так знай свое море, а реку оставь нам! Хорохорились, раздувая щеки, - река не море, мы тут все мели знаем, каждый порог, каждый камешек.
Не дожидаясь Снорри, уже спущенные на воду ладьи оттолкнулись от берега и выгребли на середину - одна за другой. Вверху еще золотились вершины холмов, а здесь, внизу, река была уже темной. Приметы, привычные днем, расплывались, и нельзя было точно сказать, где там серая скала, а где черный камень. Однако плыли…
Лишь один из кормщиков, глянув на провалившийся в сумерки берег, вдруг вскочил на ноги, заподозрив что-то, прислушался, приложив руку к уху… Кажется, шум порога звучал как-то уж слишком громко, куда громче обычного. Или просто казалось?
- Эй, Прятва! - кормщик замахал руками приятелю. - Чай, порог-то далече?
- Ничего не слыхать, - откликнулся Прятва. - Да и не видно уже ничего… Может, зря спуск затеяли, надо было заночевать на берегу, варяга послушав?
- Ага, заночевать… А печенеги?
- Вот то-то же!
Так, переговариваясь, кормщики вывели ладьи на середину, осмотрелись. Воины гребли изо всех сил, а камни на берегу словно стояли на месте. Мало того - явно уползали вперед!
Кормщики, опытнейшие кормщики, не раз и не два проводившие по Днепру караваны судов, почему-то не осознавали еще всей гибельности ситуации, словно кто-то вдруг застил им глаза изумрудно-зеленою пеленою. А когда осознали - было уже поздно! Захваченные мощным течением суда быстро несло к водопаду.
- Гребите! - как ужаленный, заорал Прятва. - Да гребите же…
Воины налегли на весла… Тщетно! Шум срывающейся вниз воды уже был таков, что приходилось кричать.
- Прыгайте! - отдал приказ Прятва, увидав, как другая ладья, пытаясь прибиться к берегу, была захвачена водопадом и в один миг исчезла с глаз. Только разнеслись над рекою вопли ужаса, и ухнувшее вниз с высоты в пять саженей суденышко легко раздробилось в щепки!
Немногим из прыгнувших в воду воинов удалось спастись. Если б Снорри не рискнул последней ладьей - не спасся бы никто, а так хоть некоторых подобрали.
- Всем грести! - увидев перед собой камень, махнул рукой молодой варяг. - Остальных мы уже не спасем.
Наперекор бурной стихии, ладья тяжело поднялась вверх по течению и, когда река стала спокойной, ткнулась носом в берег.
Выставив охранение, разожгли костер. Привычно проверив часовых, отошел в сторону Снорри, ругая себя за напрасную гибель людей.
- Однако и река, - не уставал удивляться Дивьян. - Есть и на нашей стороне реки, но эта…
- Недаром порог этот так и зовут - Ненасытец, - присев рядом, кивнул Ярил. - И, окромя порога, тут и других тьма напастей, верно, Вятша?
Парень кивнул:
- Я уж сказал воеводе Снорри, и он велел усилить стражу. Думаю, спать нам сегодня вообще не придется.
Вятша оказался прав - почти все воины, даже Ксанфий, были поставлены в стражу, да и сам Снорри, притушив костер, не собирался сомкнуть глаз. И лишь один человек спал в специально разбитом шатре - ярл.
Тьма все сгущалась, и вот уже стала настолько непроглядной, что даже пальцев на руке было не разглядеть. Правда, на небе высыпали звезды, но свет их почти не проникал вниз.
Дивьян с копьем в руках нес стражу на вершине холма. Напряженно вглядываясь в темноту, пытался высмотреть неслышно крадущиеся тени, и не видел ничего, кроме тусклого света звезд. И не понял даже, откуда взялись те, кто вышел из лесу. И никто не понял. Лишь заметили, как свет звезд на миг стал изумрудно-зеленым, а потом, прогоняя ночную тьму, ярким золотом воссиял месяц… Тогда и появились воины, вышли внезапно, и громкими голосами принялись славить Хаскульда и Дира, а кто-то даже выкрикнул здравицу "славному варягу Снорри".
- Свои, - облегченно перевел дух Дивьян, поднялся из травы. - Эй, вы куда?
- К вам, - ответил незнакомый воин. - Нас прислал Хаскульд… Я помню тебя, парень, ты славно бился под царьградскими стенами.
Дивьян смущенно улыбнулся… и почувствовал вдруг, как что-то туго сдавило ему горло… и больше уже ничего не чувствовал.
Хельги открыл глаза.
По краям большой поляны горели костры, и дрожащее пламя выхватывало из темноты лица привязанных к вкопанным в землю кольям людей. Ярл узнал Дивьяна, Ярила Зевоту, Снорри… Что же они все здесь делают? А что делает здесь он сам? Хельги попытался пошевелиться - тщетно. Руки и ноги его были притянуты ремнями к краям замшелой квадратной плиты, противно холодившей плечи. Вокруг с копьями в руках стояли чужие воины, их лица были надменны, а в пустых глазах сияло изумрудное пламя. За ними на маленькие колышки были аккуратно насажены десятки мертвых голов с окровавленными волосами. Согбенная фигура в черном плаще с капюшоном стояла к ярлу спиной, вокруг суетились одетые в странные длинные балахоны люди - ярл непроизвольно вздрогнул, с удивлением узнав среди них Лейва Копытную Лужу, Истому Мозгляка и бывшего тиуна Борича - ныне волхва Вельведа. Кроме них здесь было много и других волхвов, радостно скалящих зубы. Да что же здесь такое творится? Вроде бы только что заехали в гости к белобрысому инспектору Ньерду, с Магн и Фридой, укушались там виски, уснули… Так это сон! Да нет, что-то не похоже. Уж больно реально! И привязан вполне профессионально - не пошевелишься! Неужели…
Стоящий дотоле спиной к нему человек в капюшоне обернулся, тряхнув жиденькой рыжеватой бородкой, черные глаза его полыхнули несказанной радостью.
- Вот мы и встретились снова, ярл! - скривив в усмешке тонкие губы, тихо произнес он. - Как говорят - не прошло и года.
Друид! Черный друид Форгайл Коэл опять вернулся в тело Дирмунда Заики - киевского князя Дира.
- А, пронырливый извращенец! - припомнил оскорбительные слова Хельги. - Как понравилось в теле бабули?
- Сегодня ты умрешь, - злобно ощерился друид. - А с тобой умрет и твое дело, и все твои друзья-приятели скончаются в страшных муках во славу Крома!
Ярл усмехнулся:
- Что-то уж больно быстро ты обратил в свою веру волхвов… или они служат тебе исключительно за серебришко и почести?
- О, они здесь пустые люди, - Дирмунд засмеялся. - Впрочем, и необходимые… пока.
Он отвернулся, подняв руки к небу - по всему чувствовалось, что намечалась ночь торжества темных сил.
Вельвед-волхв, с морщинистым, похожим на тряпку лицом, взглянув на друида, пошевелил кустистыми бровями, видно, хотел что-то спросить, да не осмелился. Так же вели себя и другие волхвы. Видно было, что все они чего-то боятся.
Ярл повертел головой. Рядом с ним, по краям жертвенника, стояло двое молодых жрецов - круглолицый, вполне жизнерадостный, толстяк и тощий нескладный парень, лохматый, с вытянутым вперед носом. Кажется, именно про него рассказывал Ярил Зевота. Ну, да… Как же его… Войтигор!
- Мне жаль тебя, Войтигор, - тихо, но так, чтоб хорошо было слышно волхву, произнес Хельги.
Войтигор вздрогнул, зашептал:
- Откуда ты меня знаешь?
- Неважно, - усмехнулся ярл. - Однако дело не во мне, а в Перуне, Даждь-боге, Велесе… Ты не боишься оскорблять их?
- Оскорблять? - Волхв подвинулся ближе. Его круглолицый приятель - тоже.
- Думаете, вы нужны чужим богам? - продолжал шептать Хельги, пользуясь тем, что друид беззвучно молился, подняв лицо к небу.
- Что такое он там шепчет, Войтигор? - не выдержав, осведомился толстяк.
- Дурное, брате Кувор! То, что ты мне и говорил.
- Я говорил? - Кувор затравленно огляделся. Никто не обращал на них никакого внимания - до такой степени все были поглощены таинственными действиями Дирмунда, лично срезавшего у мертвых голов волосы острым золотистым серпом.
- Ну, посмотрите-ка сами, разве ж это приятно нашим богам? Разве ж поступили бы так вы, если б не черный колдун Дирмунд?
- Князь Дирмунд - колдун?
- Ну, да! А вы еще не догадались?
- Говорил я тебе, Кувор, сматываться надо!
- Так еще не поздно.
- Э, нет, ребята, не торопитесь! Боюсь, вы уже опоздали… одни.
- Что значит - одни? - Волхвы озабоченно склонились над ярлом.
- Одни ни за что не спасетесь, капище окружено воинами.
У Войтигора задрожали губы:
- Он прав, я сам видел.
- "Видел, видел", - передразнил его толстый Кувор. - Что теперь делать-то?
- Да, не повезло вам, ребята… - скрывая усмешку, подначивал Хельги. - И куда больше не повезло, нежели вы думаете!
- Это как это?
- Да так, - ярл покрутил головой. - Думаете, я просто так тут лежу? Ага, как же… Все капище давно уже окружено новгородской дружиной. Вот-вот начнут резать волхвов. Так что, пока не поздно, переходите на нашу сторону.
Волхвы переглянулись:
- А что для того надо? Тебя освободить?
- Я и без вас освобожусь, когда надо будет, - хохотнул Хельги. - Ты, Войтигор, дружка своего, Ярила, хорошо помнишь?
- Конечно! - волхв улыбнулся. - Хороший парень, не одна корчма вместе пройдена.
- Развязать его сможете?
- Да раз плюнуть… Никто особо за пленными пока и не смотрит.
- Нож ему передадите, а дальше - уж как он скажет.
- А может, не будем? - отойдя в сторону, засомневался Кувор. - Боязно!
- Боязно будет, когда нас резать начнут, - возразил Войтигор. - Сейчас, как сменимся, сразу пойдем Ярила искать, да сделаем как скажет. Я его знаю, парень надежный, ужо не продаст нас.
- На то и надежа.
Вихляясь и завывая, Дирмунд и волхв Вельвед бросали срезанные с мертвых голов волосы в пламя центрального костра, разведенного с противоположной от жертвенника стороны дуба. Обступившие костер плотным кругом волхвы били в бубны и катались по земле, визжа, словно недорезанные свиньи. Стоявшие по краю поляны молодые воины взирали на происходящее широко раскрытыми от любопытства глазами. Ярил даже заметил, как стоявший шагах в пяти воин смешно открыл рот и даже привстал на цыпочки, силясь хоть что-нибудь рассмотреть. Зевота снова пошевелил руками… вроде бы путы несколько ослабли, недаром он так напрягал руки. Вот сейчас, кажется, еще больше ослабли… Ха! Да, похоже, и совсем спали. Чудо какое-то!
- Здоров будь, Яриле, - услыхал он торопливый шепот. Обернулся… Войтигор-чаровник - старый знакомец!
- Давай быстренько с нами - эвон, за елку. - Войтигор кивнул куда-то в сторону, и Зевота не заставил себя долго упрашивать.
С бешено колотящимся сердцем, он, вытянув руки, нырнул в спасительную тьму. Под елкою его уже дожидались волхвы, Войтигор и еще один круглолицый парень.
- Князь сказал, нож тебе дать и делать, что скажешь, - прошептал чаровник, а его приятель поинтересовался, много ли новгородских дружинников окружает сейчас капище.
- Какие дружинники? - начал было Ярил, но тут же осекся. - А, дружинники… Конечно, много. Почитай, месяц готовились, чтоб спалить ваше капище… Да не пугайтесь вы! Людей хороших средь кудесников много?
- Да какое…
- Помолчи. Войтигоре! Есть ведь у нас и неплохие ребята… Думаю, их предупредить нужно.
- Правильно думаешь, - тихо засмеялся Ярил. - Каждому скажи, пусть потихоньку драпают в лес, главное, как можно дальше от реки. И одежку волхвовскую пускай скидывают… ну, хоть под эту сосну.
- Что же, голыми бежать?
- Лучше уж голыми, нежели мертвыми… Нож где? Вон тех воинов отвлеките… Сможете хоть?
- А как же! Скажем, дровишек еще нужно.
- Ну, делайте…
Окрашенные кровью волосы подходили к концу. Все меньше становилось еще не обойденных жрецами голов, все ближе слышались заклинания, и вонючий дым костра неприятно щекотал ноздри.
Подойдя к дубу, Дирмунд закрутился в экстазе, завыл, и его пронзительный вой тут же подхватили волхвы. Стуча в бубны, они прыгали через костры, орали что-то несвязное, производя неимоверный шум… Значительная часть их уже бежала по лесу голышом - кто-то пустил слух, будто капище окружено новгородской дружиной, только и мечтающей перерезать каждому кудеснику горло за непочтение к старым богам. Слухам, как ни странно, поверили. Во-первых, разносили их хорошо знакомые лица, свои же братушки-волхвы, а во-вторых… во-вторых, и в самом деле, на капище происходило что-то не вполне обычное, никогда доселе не виданное. Нет, вовсе не Перуну приносили здесь жервы! Не Перуну, не Стрибогу, не Мокоши, не Яриле, не… В общем, было кому рассердиться.