- Хлебы не отнесешь ли в дом господина моего, Хаснульфа-воеводы? Я подзадержусь маленько, хочу силки проверить. Для себя ставил, не для воеводы. Ты, ежели кто наверху будет спрашивать, скажи - где-то у печей хаживал Онгуз, да, видно, подзадержался.
- Сполню.
- На вот, возьми-ка мешок. Опосля заходи на зайчатинку.
- Зайду, Онгузе.
Простившись с Микулом, Онгуз быстро пошел вдоль реки, к ольховым зарослям, оказавшись у которых снова оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, вытащил из сугроба заранее припрятанные лыжи. Выйдя на середину реки, встал на санный путь, оттолкнулся… и вскоре уже подъезжал к новгородской пристани. Обойдя торчащий изо льда и снега вымол, сложенный из толстых серых бревен, поднялся к открытым воротам.
- На торг, человече? - спросил его вооруженный копьем стражник.
- На торг, на торг, господине, - растянув губы в улыбке, закивал Онгуз. - Хаснульф-воевода послал…
- Ну, проходи, проходи, не стой, - Стражник разочарованно отвернулся. Связываться с воеводскими слугами - себе дороже.
Пошатавшись по широкой торговой площади, на которую выходило сразу несколько улиц, Онгуз подошел к одному из дальних рядков, поманил пальцем мелкого востроносенького торговца. Тот кивнул и, попросив соседа присмотреть за товаром - глиняными свистульками, игрушками и прочей мелочью, - отошел в сторону.
- Мир тебе, дядько Крыж.
- И тебе тако же. Чего звал?
- Хозяину передай - варяг Хельги живет в избе с каким-то молодым парнем, кто такой - не знаю, может, слуга, может - так, для утехи. Окромя того, есть у варягов в городе соглядатаи. Соглядатаи эти сегодня с утра пришли в градец и сразу же ушли обратно, да быстрехонько. Видать, поручено им что-то важное.
Один такой краснолицый, длинный, в полушубке нагольном, другой усатый, третий - с бородой рыжей.
- Мало ль в городе усатых, краснолицых да рыжих? - засмеялся торговец. - Ладно, передам. К кому ходят, не ведаешь ли?
- Покуда не ведаю. Вечерком служек порасспрошу. И вот что, - Онгуз замялся. - Мне б зайчатинки прикупить незадорого. Не знаешь, торгует кто ль подешевше?
- Зайчатинки, говоришь? - Крыж улыбнулся. - Эвон, к тому рядку пойди, Сарка-охотника спросишь, скажешь, что от меня, он цену и скинет.
- Вот и славно! А есть зайчатина-то у него?
- Как не быть, друже!
Вечер навалился внезапно, не как всегда, почти без сумерек. Просто с обеда еще собралась на юге, у Ильменя, густая клочковатая синь, да, быстро расширяясь, поглотила все небо. И так-то пасмурно было, а тут и совсем стемнело, тихо так стало, страшно, как бывает в затишье перед бурей. Буря, правда, слава богам, не разразилась, но снег пошел, повалил густыми пушистыми хлопьями, словно вернулась зима. И то сказать, март хоть и протальник, да на севере - месяц зимний. На улице стемнело, хотя вроде и было-то не так поздно, подзадержавшиеся хлебопеки, косясь на нависшую над головами тучу, быстро поднимались к малым воротам. Пропустив их, молодой страж потянул на себя тяжелую створку.
- Эй, эй, паря! - заголосил выбежавший из ольховых зарослей человек, в котором стражник признал одного из местных служек. Прикрикнул недовольно, чтоб пошевеливался.
- Да бегу, бегу я, - взобрался к воротам слуга и, переведя дух, вытер слезящиеся глаза. - Уф, успел.
- Проходи, проходи, не стой тут, - поторопил страж, закрывая ворота.
- Иду… Силки проверял, думал - возьму зайчика, так нет - шиш, - расстроенно развел руками служка. - Что ж, придется теперь уж пустых щец похлебать.
- Ага, пустых, как же, - буркнул ему вслед воин. - Нешто тебе мало от боярина достается?
Пройдя от ворот к усадьбам, слуга юркнул в одну из курных избенок.
Растянувшись на лавке, накрытой медвежьей шкурой, Хельги-ярл привычно подложил под голову скатанный плащ. В дальнем углу, у пышущей жаром печки, тихо посапывала Алуша. Слава богам, хоть больше не плакала, видно, и впрямь оклемалась, не как в прошлые ночи - одни рыдания да стоны. Эх, дева, дева… Ничего, кончатся скоро твои страдания!
Довольно улыбнувшись, Хельги перевернулся на бок. Как и всякий викинг в чужой стороне, он спал не раздеваясь, положив по правую руку меч. Тихо было в избе, лишь потрескивали в круглой печке дрова, только снаружи что-то скребло по крыше - то ли ветки, то ли ночная птица.
Алуша у печки заворочалась, застонала и вдруг вскочила с ложа - растрепанная, в широкой мужской рубахе - и, закрыв руками лицо, застонала.
- Что такое? - встрепенулся ярл. - Аль приснилось чего?
- Мне страшно, княже… - прошептала девушка. - Чу! Скребет кто-то по крыше когтистой лапой! Не посланец ли обманутых нами богов?
Пробежав босиком по полу, девчонка, дрожа, уселась на лавку ярла. Хельги ласково погладил ее по спине:
- Ну, не дрожи, что ты… Я ж с тобою, верно?
- Так-то оно так, - тихо отозвалась Алуша. - Да все равно страшно. - Она испуганно покосилась на дверь. - Кажется, будто там стоит кто-то…
- Кто же там может стоять? - рассмеялся ярл. Встав, отодвинул засов, выглянул наружу. - Нету тут никого! Хочешь, сама посмотри?
Девушка подбежала к двери, выглянула:
- И в самом деле, нет… Давай вожжем светильник?
Клацнуло огниво. Разгоняя темноту, вспыхнуло желтое дрожащее пламя.
Алуша уселась на лавку, подтянув к подбородку колени:
- Не прогоняй меня, ладно?
- Сиди, что ж…
Хельги отвернулся, чувствуя, как девушка улеглась рядом.
- Погладь меня, - тихо попросила она.
Ярл провел ладонью по ее стриженным в кружок волосам.
- Не так, - прошептал дева. - Подожди…
Она поднялась и, встав на колени, резким движением скинула через голову рубаху. В желтом пламени светильника вспыхнуло обнаженное тело. Погладив себя по бокам, Алуша несмело улыбнулась и бросилась на грудь ярлу.
- Ты ведь не прогонишь меня сейчас, правда?
Взяв руку Хельги, девушка осторожно провела ею по своему животу, по маленькой груди с затвердевшими коричневыми сосками…
- Будь моим в эту ночь, князь, - попросила она. - Поверь, мне не нужно ничего больше…
В очаге догорали дровишки, а сидевший за столом Онгуз облизывал жирные пальцы:
- Ну, как, Микул? Хорош зайчик?
- Куда как хорош, - дожевывая, улыбнулся Микул. - Уваристый! Здорово, что тебе повезло сегодня. Не каждый день дичинку едим.
- Да уж, не каждый, - вытирая рукавом глаза, мелко засмеялся Онгуз; стекая по редкой бороденке его, капал на стол жир. Подобрав жирные пятна краюшкой, воеводский слуга с хитрецой взглянул на приятеля:
- А что, Микул, ты ведь здесь всех молодых парней знаешь?
- Как и ты, - Микул пожал плечами. - Зачем спрашиваешь?
- Так, - отмахнулся Онгуз. - Не знаешь, кто из них варяжскому князю прислуживает? Помнится, в их дружине младых отроков не было,
- И я не видел.
- Значит, из наших кто-то.
- И что тебе до него?
- Думаю, не мой ли должничок это, Немил? С Покрова резану должен, а никак его не встретить.
- Тю, Немил, говоришь? - рассмеялся Микул. - Да Немил вторую седмицу уже, как в Новгород подался, к родичам. Надоело, сказал, тут, в служках. Он давно уйти собирался.
- То и я слыхал, - покивал головой Онгуз, не далее как сегодня днем лично видевший Немила на новгородском торге. - Одначе всяко может быть. Говорят, он-то варяжскому гостю и служит! Вот бы узнать - так или нет?
Микул пожал плечами:
- Пойди да узнай - делов-то!
- Э, не скажи, парень! - Онгуз важно поднял вверх лоснящийся от жира палец. - Он ведь меня испугаться может. Возьмет да сбежит - как я тогда его сыщу?
- Вообще-то, верно, - почесав кудлатую голову, согласился Микул. - Знатная у тебя брага, Онгузе! Сразу видно - воеводская, я уж так опьянел, как… как… как не знаю кто.
- Пей, пей, друже. - Онгуз подлил в кружки браги. - Проверить, не Немил ли в служках, поможешь ли? А я уж с тобой потом поделюсь резаной…
- Не просьба! - Микул пьяно махнул рукой. - Прям посейчас и проверю, - пошатываясь, он поднялся с лавки.
- Князя-то варяжского не боишься?
- А чего его бояться? Не человек он, что ли? В случае чего скажу - избой обознался…
- Дров лучше возьми, - хрипло посоветовал Онгуз. - Скажешь - печь протопить пришел.
- И то верно! Ох, и хитер ты, Онгузе…
- Хитер не хитер… Матушке-то своей, чай, не говорил, куда пошел?
- Что я, совсем без ума? Сказал - хозяину допоздна буду служить сегодня. Да и не поздно ведь еще, темно просто… Инда пойду! - Микул решительно потянулся за полушубком и вышел, тяжело хлопнув дверью.
Немного выждав, Онгуз нащупал висевший на поясе нож и, выскочив на улицу, быстро пошел вслед за Микулом. Валил мокрыми хлопьями снег, и черное тяжелое небо висело над самыми крышами.
Прихватив от поленницы охапку дров, Микул, бесцеремонно отстранив плечом стража, поднялся по тяжелой лестнице в княжьи хоромы и скрылся в сенях… Спрятавшийся за амбаром Онгуз затаил дыхание. Дверь почти сразу открылась, и на пороге появился Микул, уже без дров. С крайне озадаченным видом он быстро спустился с крыльца и, почесывая затылок, пошел прочь. Онгуз за амбаром сунул нож за пояс:
- Кажись, пронесло…
В тот же миг на крыльцо выскочил молодой варяжский князь - с непокрытой головой, в темно-голубом плаще, накинутом поверх домашней туники. Что-то спросив у стража, он подозрительно оглядел двор.
- Нет, не пронесло. - Вытащив нож, Онгуз покачал головой и, словно ночной тать, крадучись двинулся вслед за удалявшимся в ночь парнем. Догнав, оглянулся и тихонько позвал:
- Микуле!
Парень обернулся:
- А, это ты…
- Ну, кто там? По глазам вижу - Немил?
Микул пьяно расхохотался:
- Не, не Немил, друже!
- А кто ж тогда? Гляжу, узнал ведь?
- Узнал, узнал… Не парень то - девка!
- Девка?!
- И знаешь кто? Алушка. Княжеска молодшая женка!
- Окстись, парень! Ей ж сожгли на краде.
- Не знаю, кого там сожгли, а только Алушка это, я уж хорошо видел.
- Может, помстилось?
- Ага, как же! И плечи ее голые помстились, и родинка на щеке. Алушку-то я хорошо знал, почитай, всех прочих была к нам, слугам, добрей да милее.
- Вот так, значит… - Онгуз прислушался. Со стороны княжьих хором гулко залаяли псы.
- Ты как частокол-то прошел, Микуле?
- А там наши все. Чай, меня-то каждая собака знает.
- Вот это-то и нехорошо, - прошептал Онгуз и, улучив момент, всадил приятелю нож в сердце.
Тихо охнув, тот повалился в сугроб. Оглянувшись по сторонам, Онгуз расстегнул на себе полушубок и, сняв с груди куриную лапу, надел ее на шею остывающему Микулу.
Не на шутку взволнованный, вошел в княжьи хоромы Конхобар Ирландец.
- Плохо дело, ярл. - Выслушав все, он почесал левое ухо. - Знаешь, я бы на твоем месте отдал приказ немедленно отыскать этого парня.
- Уже отдал, - кивнул ярл.
- Не надо никого искать, - подойдя к столу, усмехнулась Алуша. - Я хорошо его знаю, это Микул, наш челядин. Неплохой парень.
- Что значит - "неплохой"? - Ярл вдруг осекся. - Ты понимаешь наш язык?
Девушка обиженно поджала губы:
- Не такая уж я глупая. И не забывайте, кем был мой муж Рюрик.
- Нет, ты не глупая, - посмотрел на нее Ирландец. - Это мы с ярлом глупцы. Ты знаешь, где живет этот Микул?
- Да.
- И можешь сейчас показать?
Алуша кивнула и накинула на худенькие плечи плащ с капюшоном. Все трое вышли на улицу, ярл махнул уже ожидающим у крыльца воинам. Через предупредительно распахнутые стражем ворота процессия вслед за скрывавшейся под плащом девчонкой направилась к курным избенкам слуг, во множестве жавшихся почти к самому частоколу. Перед одной из изб Алуша замедлила шаг и обернулась:
- Кажется, здесь… Я как-то отдала Микулу остатки пира, заметила - он унес их сюда…
Хельги усмехнулся. Эх, Микул, Микул, не вовремя сунулся ты со своими дровишками. Впрочем, чего зря метать икру? Что такое случилось-то? Ну, узнал - узнал, узнал! - парень Алушу, придется теперь посидеть ему под замком седмицу-другую. Поговорить с ним придется, поугрожать, предупредить, чтоб не болтал. Уляжется все, потом, пожалуйста, - пусть болтает, кто ж ему поверит? Хельги скосил глаза на Ирландца и хмыкнул. Не сомневался - уж тот-то разрешил бы эту проблему весьма кардинально, и бедным в таком случае оказался бы несчастный слуга. Наверное, Конхобар был бы по-своему прав - нет человека, нет и проблемы. Дикие, суровые времена… Ярл обернулся к воинам:
- Ну что? Входим.
Он первым вошел в избу - из темноты пахнуло навозом, видно, за перегородкой зимой держали скотину. Хельги велел принести факелы, и вскоре по закопченным стенам заплясали оранжевые отблески пламени. Убранство нехитрое - стол, лавка, широкий сундук-ложе, небольшая печка в углу, из-за перегородки выглядывает коровья морда. Не так уж и плохо живется челяди - ишь, скот держат. Корова вон, поросенок, утки…
Кто-то из дружинников по знаку ярла шевельнул спящую на сундуке женщину.
- Вставай, мать! Да проснись же! - Наклонившись ближе, воин перевернул спящую на спину… и отпрянул. Морщинистое старушечье лицо с судорожно открытым в последнем выдохе ртом представляло собой ужасный оскал смерти.
- Да она ж мертвая, - разочарованно констатировал воин. - Умерла бабка.
- Если не убита, - шепнул на ухо ярлу Ирландец.
- Быстро позвать лекаря! - приказал Хельги.
- Боюсь, вряд ли они его отыщут, - покачал головой Конхобар.
- А где ж он? - Ярл бросил на него быстрый взгляд.
- Там же, где сейчас и Рюрик, и его слуги, - несколько сконфуженно отозвался Ирландец. - Ты же сам просил им заняться.
- Ах, ну да, ну да… - Хельги вздохнул. Не хотелось обижать верного помощника, а то высказал бы ему все, что сейчас думал. Впрочем, Ирландец вряд ли понял бы причину его недовольства, как не поняли бы его ни стоящие рядом воины, ни эта стриженая девчонка, Алуша… Да и сам-то ярл себя бы не понял, если б не Тот, кто…
- Быстро обыскать округу. - Хельги потянул за рукав деву. - У этого слуги были приятели?
- Кто ж его знает? - пожала та плечами. - Наверное, были.
Дружинники уже растягивались цепью…
Труп отыскали быстро, хоть и был он тщательно закидан снегом.
- Да, это Микул, - опознала слугу Алуша. - Несчастный…
После того как в сугробе отыскали тело, Хельги-ярл переговорил с Ирландцем. Оба пришли к одинаковому выводу - раскрутить действия с Алушей и ее дедом Всетиславом следовало как можно раньше. Хоть и запретили выпускать из ворот слуг, однако ж такая ситуация не могла продержаться долго - и хлебопекам нужно было начинать выпечку, были свои дела и у рыбаков, и у охотников. Следовало признать - вражеского шпиона они просмотрели, как это ни казалось обидным, а проверить всех жителей крепости не хватило б пока ни сил, ни людей. Поэтому оставалось одно - поторапливаться, некогда было особо рассуждать, и ярл приказал седлать лошадей. Шпиона следовало опередить во что бы то ни стало.
Еще не рассвело, как дружина ладожского ярла, стараясь не очень греметь кольчугами и оружьем, спустилась с холма на лед Волхова и на рысях понеслась к Новгороду.
- И к чему такая спешка? - недоумевал поднятый с постели воевода. Правда, особенно-то и не ругался - Хельги-ярл сразу же угостил его изрядной порцией браги и по приезде в город обещал еще, к тому же и подначивал:
- Только ты прямо с утра, как приедем, выбери самую лучшую корчму, благородный Хаснульф, такую, где тебя больше всего уважают.
- Да меня во всех уважают! - довольно хорохорился в седле Хаснульф. - Попробовали бы не уважать.
- Это счастье - иметь такого уважаемого друга! - подъезжая к городским воротам, польстил Хельги и попросил: - Ну-ка, покличь кого-нибудь из этих бездельников, именующих себя городской стражей.
"Бездельники", узнав воеводу, без лишних разговоров отворили ворота.
- Едем? - подкрутив усы, ухмыльнулся Хаснульф. - Не знаю, что у тебя за дела, ярл, но корчму я выберу знатную!
- Надеюсь, с хорошим пивом!
- О, тебе понравится, не сомневайся. - Воевода громко захохотал, его объемистое чрево заколыхалось, словно подернутое волнами море.
- Слава воеводе Хаснульфу! - въезжая в город, громко воскликнул Хельги, и польщенный воевода, разгладив бороду, приосанился в седле.
Ярл обернулся:
- Я не зря позвал тебя, друг мой, свет твоей благородной славы падает на меня сияющим нимбом… Я давно хотел подарить тебе сочиненную мною вису, ее можно читать лишь на рассвете.
- Так уже рассветает! - радостно оживился Хаснульф, гордо оглядывая дружину. Вис ему раньше никто не дарил, и никакой скальд не прославлял его славные подвиги, кроме как вот теперь - молодой ладожский ярл, коего, что греха таить, еще не так давно воевода считал самонадеянным гордецом. И вот этот гордец на поверку оказался весьма почтительным и, право, куда больше других достойным носить титул князя северных славянских земель.
- Читай же свою вису, ярл! - привстав в стременах, громко, чтоб слышали все, закричал воевода. Это был миг торжества его славы.
Хельги прокашлялся и, ритмично раскачиваясь, торжественно начал:
Воины станом
Встали чеканным,
Хаснульфа-хевдинга
Славить за дело.
Хаснульф аж покраснел от удовольствия: как истинный викинг, он хорошо понимал, что только волшебное слово скальда делает человека бессмертным.
Бил, как прибой,
Булатный бой,
Викинги плыли,
Рюрик вел их,
И с ним - воевода могучий,
Что статью
Многих великанов
Величавее был.
Плыли драккары
Дорогами волн
И впереди
Не заметили камень,
Уснул и кормчий,
И только Хаснульф-путеволитель,
Славный герой,
От бед дружину избавил!
- От бед дружину избавил, - потрясенный до глубины души, шепотом повторил воевода. А ведь, и в самом деле, был такой случай, когда шли с Рюриком по бурным водам Нево, озера-моря, и едва не налетели на камни. Откуда ж стало известно об этом Хельги?
- Память людей не забудет хевдинга, и асы подскажут имя героя, - со всей возможной торжественностью ответил ярл, не так давно узнавший о давнем происшествии от Конхобара Ирландца, собиравшего все сплетни при дворе покойного князя.
- Иди же в корчму, славный Хаснульф, - улыбнулся ярл. - И жди, я скоро буду, лишь отведу достойным родителям их сына, что был у меня в дружине. - Он кивнул на стриженую Алушу.
- Красивый парень, - кивнул воевода. - Ну, однако, буду ждать. Поскорей расправляйся с делами, и примемся пировать. В корчме однорукого Кивра, что у Торга. Да всякий покажет.
- Найдем, - помахав рукою, засмеялся ярл.
Усадьба боярина Всетислава щетинилась частоколом. За высокими, вкопанными в землю бревнами возвышались островерхие срубы. Среди покрытых снегом деревьев виднелись также крыши хлевов и амбаров. Подъехав ближе, Хельги заколотил в ворота.
- Кого там несет в этакую-то рань? - недовольно высунулся из надвратной башенки заспанный страж.
- Передай своему господину - ладожский правитель Хельги, сын Сигурда, желает беседовать с ним, как вчера договаривались.
- Хельги, сын Сигурда? - хрипло переспросили из глубины двора. - Что ж, входите. Я не ждал так скоро…