- Пожалуйста, поверьте, мы действительно сожалеем о тех обстоятельствах, которые сделали необходимым ваше присутствие здесь. - Голос сэо Май звучал резко. Эта женщина точно знала, кем является. Но не настолько точно знала, кем являюсь я, и это её тревожило. Справедливо, потому что нечто во всей этой сцене тревожило и меня. - Мы готовы содействовать вам всеми возможными способами, - продолжала сэо Май.
- Для вас подготовлено жильё здесь, на Луне-3, - добавил сэо Эстебан. - И как только потребуется, мы сможем предоставить в ваше распоряжение шаттл.
Посол Берн снова поклонился:
- Я надеюсь, вы понимаете, что полевой командир ещё не определила окончательно рамки своего расследования. Ей, возможно, понадобится провести по крайней мере первые несколько дней на Луне-4, чтобы поговорить с членами гуманитарной миссии, к которой была прикреплена Бьянка Файетт. Требуется более детальная картина обстоятельств произошедшего. И после этого, я уверен, мы обнаружим, что всему виной трагическая случайность, и ничего больше.
"Так я выиграю немного времени перед тем, как попадусь в какую-нибудь западню, которую вы, двое, уготовили мне", - думала я.
Теперь я знала, что за странность так неотвязно преследовала меня.
"Где ваши люди? Где правительство? Что вы, двое, делаете одни в этой пещере?" Нам было известно, что большую часть семьи ограждали от контактов с… кем бы то ни было. Как при древнеперсидских дворах: чем более значительной была персона, тем в большей изоляции её содержали. Так пытались сохранить чистоту крови и незапятнанность мировоззрения. Но там всю работу выполняли люди, живые существа с руками и глазами, а не компьютерные болванчики. Рабы, которыми они окружили себя, не участвовали в управлении. И почему-то мне не верилось, что настоящую работу делают клерки.
Места правительственных заседаний обычно суетные и оживлённые. А это скорее походило на музей. Мы видели слуг. Видели подставных лиц. Но нигде и близко не видели реальной власти.
- Искренне надеюсь, что вы правы, - произнёс сэо Эстебан, и я знаю, что его уязвлённый тон не был игрой моего воображения. Ему не понравился дипломатичный ответ посла Берна. Наверное, он относился к породе тех, кто предпочитает отсутствие конкурентов. Но он был не единственным лжецом в этом зале. - Весьма прискорбно, если каждого, кто находится здесь, чтобы помочь людям Эразмуса, ожидал бы столь бессмысленный конец.
- Полевой координатор Файетт тоже была вам представлена? - спросила я с таким видом, будто вычёркиваю очередной вопрос из своего списка.
- Нет, не была, - ответила мне сэо Май.
- Как правило, мы встречаемся только с главами миссий из миров Солнечной системы, - добавил сэо Эстебан. - Есть причина, по которой нам следовало принять её верительные грамоты?
- Да. - Нахмурившись, я посмотрела на посла Берна. - Как представителю Объединённого мирового правительства на Земле, ей следовало быть представленной официально. В крайнем случае следовало принять её верительные грамоты.
Берн ухватился за намёк и перенял мою тактику. Он весь как-то съёжился, что стало особенно заметно по очертанию его костюма.
- Я не мог официально представить её верительные грамоты, потому что их не представили мне.
- Прошу прощения, сэо Май, сэо Эстебан. - Мой голос звучал гневно, как если бы я удивилась тому, что сама не вписываюсь в их особую схему. - Очевидно, что я должна посвятить больше времени оценке ситуации. Надеюсь, через несколько дней смогу встретиться с вашими представителями и в полном объёме поделиться новой информацией.
- Конечно, полевой командир, - спокойно ответила сэо Май. Я заметила едва уловимые признаки самодовольства в её любезно-учтивых манерах. Теперь казалось, будто у меня нет представления о том, что происходит. Надо надеяться, они поверили, что мне присуща честность, проистекающая от наивности, и я проведу гораздо больше времени в расследовании среди своих людей, а не среди них.
"Видишь? - Я практически слышала мысли сэо Май, которые она обдумывала, накрыв одной рукой ладонь мужа и положив другую себе на живот. - Видишь? Бояться нечего".
Проблема состояла в том, что Эстебан всё ещё наблюдал за мной и был далеко не так в этом уверен.
"Сюрприз. Сюрприз".
Мы раскланялись, пробормотали какие-то любезности, и нас выпроводили. За нами закрылись двери.
- Посол, нам, очевидно, надо это обсудить, - сказала я громко. Громко и с раздражением в голосе. - Может, в вашем офисе?
- Конечно. Сюда, прошу вас.
Берн распахнул дверь, и мы снова оказались в окружении клерков и слуг. Направились вперёд, не произнося ни слова. Сири шла на три шага позади нас.
Посольство миров Солнечной системы находилось в крыле, где располагался весь бюрократический аппарат: громадные, соединяющиеся между собой апартаменты обрывались как раз посередине основного места скопления клерков. Чтобы добраться до своей территории, каждый посольский работник был вынужден проходить мимо раскинувшегося здесь открытого офиса, заполненного клерками в чёрной униформе, которые работали в полной тишине. Картина поистине зловещая и мрачная. Клерки говорили не больше, чем слуги. Вся разница между ними состояла в том, что клерки наблюдали за теми, кто проходит мимо, с живым, неприкрытым интересом.
К тому времени, когда мы добрались до роскошных и более приватно устроенных офисов посольства Солнечной системы, звук человеческих голосов казался нежнейшей музыкой. Дверь за нами захлопнулась, и вход был заблокирован. Я посмотрела в сторону Сири, но она заговорила раньше меня:
- Посол, мне хотелось бы некоторое время пообщаться с вашими сотрудниками, чтобы опередить службу безопасности и обменяться информацией.
- Конечно, конечно. - Я могла бы поклясться, что Берн на самом деле при этом почувствовал облегчение. Он сделал знак рукой, и к нам шагнул живой и проворный молодой человек с прямыми чёрными волосами и глазами разрезом напоминавшими полумесяц. - Это Марин Шунь. Марин, это полевой координатор Байджэн из стражей. Проследи, чтобы она получила доступ ко всему, что будет необходимо.
Проводив взглядом удаляющуюся парочку, я прошествовала за послом в его личный офис.
Личный офис посла Берна выглядел традиционно. Панели из пластика под дерево и полки, забитые книгами, делали комнату похожей на древний кабинет времён земных европейских империй. Кресла, прочные, глубокие и удобные, возможно, были местного производства. Импортировать такую громоздкую мебель влетело бы в копеечку.
Посол Берн указал мне на стул, а сам прошёл за свой стол и достал с полки какую-то книгу. Она сразу раскрылась в его руках, и у меня возникли серьёзные сомнения, существовало ли что-то ещё более древнее, чем этот бумажный том.
- Мы преинтереснейшим образом соперничаем с эразмианскими клерками. - Он провёл пальцем к низу страницы, будто сверяясь с какой-то сноской. Она, вероятно, содержала последние сведения, касающиеся условий безопасности. - Иногда они нас опережают, но сейчас, - он захлопнул книгу и поставил её на место, - мы добились превосходства. В этой комнате совершенно безопасно.
Он вернулся за свой стол. У меня был целый список вопросов, главным образом о том, как нам проникнуть в коридоры реальной власти, раз мы вынуждены перенести свою операцию на Фортресс, но мне так и не довелось их задать.
Медленно, скрипя суставами от непривычного усилия, посол Берн опустился передо мной на колени.
- Я здесь, чтобы сказать вам, - произнёс он охрипшим голосом, - я несу ответственность за гибель Бьянки Файетт.
Я уставилась на него. Он не делал этого.
Иногда случается, что стражи кого-то убивают. Не важно, как бы ни старались, мы совершаем ошибки или заблуждаемся. Иногда теряем контроль. Когда такое происходит, мы обязаны найти семью жертвы, встать на колени и сказать как раз те слова, что произнёс Филиппе Берн. Затем - ожидание. Мы должны принять всё, что последует, - слова, удары, прощение. Если кто-то из членов семьи захочет убить, его не остановят, потому что это - единственный способ пресечь цепочку убийств в самом начале. Любая смерть может стать тем запалом, от которого вспыхнет война. Любая смерть требует осуждения, и мы должны нести наказание за свою вину.
Но ни один из нас не обязан принимать на себя ответственность за то, чего не совершал.
- Как? - прохрипела я. Мне пришлось помолчать и попытаться заговорить снова. - Как это возможно?
Он поднял голову, и я заметила на его лице выражение искреннего, неподдельного страдания.
- Я знал, чем она занималась, и не остановил её.
- Прошу, встаньте. Расскажите мне, что произошло.
Он поднялся так же медленно, как перед этим опустился на колени. Я видела, как дрожали его руки.
- Что произошло? - Он вытер ладони о края своего длинного пальто. - Случилось то, что я устал, а она была на взводе. - Он посмотрел на меня, устремив взгляд прямо в мои глаза, впервые с того момента, как я перешагнула порог этой комнаты. - Вы абсолютно не представляете, насколько здесь плохо.
- У меня начинает вырисовываться картина.
- Если вы говорите столь спокойно, значит, это не так, - наполовину с сожалением, наполовину с отвращением промолвил Берн.
- Это отвратительно, - согласилась я, стараясь сдержать дрожь в собственном голосе. - Рабство всегда отвратительно. Но каким образом это делает вас ответственным за смерть Бьянки?
- Она пришла ко мне… пришла ко мне и сказала, что собирается сделать так, чтобы от системы Эразмус камня на камне не осталось.
Бывают такие моменты, когда реальность столь резко меняется, что это нельзя понять. Можно только принять.
- Этого не может быть, - сказала я, уверенная в том, что он говорит правду. - У неё не было такого приказа. Если бы целью миссии было разрушение Эразмуса, они рассказали бы нам об этом до того, как мы прибыли. Разрушение, уничтожение - последняя фаза. К нему прибегают только в исключительных случаях, когда альтернативного решения просто нет. Это невероятно рискованно, потому что при малейшей ошибке могут возникнуть новые угрозы, в десять раз более опасные, чем та, что была раньше.
Посол Берн как-то сник, и его осунувшееся лицо не выражало ничего, кроме сожаления.
- Это не было миссией, по крайней мере, не было официальной миссией. Это было её миссией.
Дар речи и силы покинули меня, испарившись, как капли воды при засухе. Невероятно. Такого не могло быть.
Мы всегда объединяемся, потому что хотим помогать, хотим спасать жизни, спасать человечество, хотим поделиться опытом жизни в мире и процветании. Потом обнаруживаем, что не это наша работа. Наша работа - не способствовать распространению мира, а охранять его. Мы должны применять его законы и принципы так, чтобы создать вокруг наших миров своего рода щит. Мы не отправляемся, не можем отправиться спасать миры, которые не согласны с нами.
Особенно если можем во что-нибудь вляпаться, выполняя свою задачу.
Бьянка жила в такой реальности пять веков. Она обучила меня всему. Она дала мне силы продержаться даже во время кризиса Ридимера до тех пор, пока не поступили приказы и не прибыла подмога.
- Бьянка пыталась рассказать стражам, что Эразмус превратился в чрезвычайно активную горячую точку, что необходимо инициировать его уничтожение, но они не прислушались к ней. Сказали, что у неё недостаточно доказательств.
Это всё, что было мне известно. То, что рассказал Мисао, когда мы встретились последний раз. Подозревал ли он?.. Нет! Никак не мог. Даже Мисао не мог подозревать такое.
- Она пришла ко мне за помощью, - продолжал Берн. - Я подумал, что она просто собирается попросить помощи в шпионаже, сборе данных, составлении досье… - Он отвернулся и стал рассматривать стоящие на полках книги. Замкнулся в себе, согнувшись под грузом собственных мыслей. - Но она сказала, что собиралась освободиться. Сказала, что добровольно отправилась в путешествие, желая понять, хочет ли остаться со стражами после следующего перерождения. Привилегированные бессмертные каждые сто лет должны перелистывать страницы своей жизни и анализировать её. Они обязаны отказаться от своего имущества или бросить свою работу и начать всё с нуля. Подобно тому как мы пытаемся не допустить, чтобы богатства и власть оказались сосредоточены в руках немногих. Бессмертные из числа стражей перед каждым перерождением отправляются в Большое путешествие в миры, населённые диаспорой, с целью обучить и подготовить свою смену и убедиться в том, что всё ещё достаточно сильно любят свою работу, чтобы продолжать ею заниматься, даже при том, что придётся начинать с самой нижней ступеньки служебной лестницы.
Сто лет назад Бьянка взяла с собой в Большое путешествие меня. На этот раз - Сири и Виджея.
Сири и Виджея.
Сири.
Сири знает об этом? И скрывает? Зачем она хотела, чтобы взяли с собой Джеримайю?
- Она сказала, что не может позволить, чтобы это место продолжало существовать. Сказала, что в случае, если командование не собирается ничего предпринять, сама исполнит задуманное.
- Почему? - спросила я. - Это место рассыплется в прах само по себе. В любом случае. Даже если сейчас они представляют собой угрозу, долго это не продлится. Их силы истощаются. Они уже испытали несколько мощных внутренних потрясений, и, возможно, вскоре грядёт ещё одно. Если верны сведения, содержащиеся в рапортах, Дэзл далеко не в восторге от призывов Фортресс, и теперь, когда Обливиона больше нет, они начинают тревожиться. Всё, что нам надо предпринять, - сдерживать их несколько десятков лет. Эразмус рухнет как карточный домик. - Я протянула ему руки. - Я заметила это ещё дома. Как могла Бьянка не заметить здесь?
Берн покачал головой:
- Не знаю.
- Почему вы не заставили её возвратиться?
Берн отвернулся. Он выглядел постаревшим, измотанным. Меня захлестнула волна жалости к этому человеку, но она была недостаточно мощной, чтобы приглушить мой гнев или сгладить неловкость.
- Мне бы хотелось признаться: она соблазнила меня, - произнёс он, упершись взглядом в поверхность стола. - Мне бы хотелось сказать: она использовала меня. Но всё это не было бы правдой.
Мои мысли отчаянно заработали. Распахнув свой внутренний взор, я заставила себя представить и понять, кто же находится передо мной. Да, это произошло. Свершилось Бьянкой Файетт. И мне пришлось это принять. Я снова взглянула на Берна, мужчину, находящегося в прекрасной форме, энергичного, подтянутого, умного… Мужчину в возрасте чуть больше сорока. И подумала о Бьянке.
- Вы были любовниками? - спросила я. Бьянке нравились мужчины, и она наслаждалась любовью: и физической стороной, и эмоциональной. Ей нравилось получать удовольствие и предаваться страсти, но я никогда не замечала, чтобы она полностью посвящала себя этой любви. Даже когда испытывала муки в начале нового романа, часть её неизменно оставалась бесстрастной и невозмутимой.
Он кивнул:
- Да, мы были любовниками.
- Но она решила сообщить вам о своих планах не по этой причине.
- Я уже сказал вам: вы далеки от понимания того, что здесь происходит. Они занимаются преобразованием человеческих организмов в соответствии с новейшими достижениями науки. Во всей системе. Они…
Моё терпение лопнуло.
- Не в этом суть! - Я резко вскочила, чуть не потеряв равновесие от избытка эмоций. - Слушать вас! Что она, что вы думали о том, что делаете? Стражи - в напряжении, изнурены, а вы собирались, разрушив эту чёртову центральную власть самостоятельно, кому-то помочь таким способом? Когда это анархия и лишения способствовали улучшению ситуации?
- Казалось, это лучше, чем оставлять всё как есть. - Спокойствие вернулось к Берну. То ужасное спокойствие, которое приходит к человеку, когда некуда идти и нечего терять.
Я вытерла губы. Пуговицы на рукаве моей туники больно оцарапали их.
- Я собираюсь выдать вас. Я не могу позволить, чтобы это продолжалось.
Он едва заметно покачал головой:
- Я надеялся… вы и Бьянка были так близки, но… вас так долго не было…
Я резко оборвала его:
- И не смейте даже пытаться намекать на то, что мне следует проявить лояльность, Берн. Я - из стражей, а вы… и Бьянка нарушили первое правило, древнейшее правило. - На редкость полным стало ощущение собственного "я", когда были произнесены эти слова. Я, сильная, настоящая, единение души и тела, и всё стремительно неслось и переворачивалось вокруг меня, кричало внутри меня. - Вы соберётесь с духом и подадите прошение об отставке. Придумаете для своих сотрудников какие угодно оправдания, но сделаете это.
На какое-то мгновение Берн действительно рассердился:
- Я - единственный в этой системе, на кого вы можете опереться. Вы останетесь в одиночестве, если я покину свой пост.
О, как он был хорош! Дипломат до мозга костей. Угостите пряником и покажите палку. О да.
- Думаете, не знаю об этом? - бросила я.
Если бы ты держал рот на замке, я бы не должна была поступать так, думать так, быть такой…
"Если бы ты держал рот на замке, мне бы не пришлось подвергать сомнению здравомыслие Бьянки".
Но я знала - это ещё не всё. Он открылся мне, потому что верил, что я соглашусь с тем планом, который они разработали.
Я чувствовала за спиной присутствие Бьянки, жаждущей, чтобы я действовала. Внутри у меня всё сжалось, и на секунду показалось, что вот-вот стошнит. Не из-за этого ли Бьянка хотела моего возвращения? Потому что надеялась - я продолжу её несанкционированную операцию.
Не поэтому ли Джеримайя не мог вспомнить, что же здесь происходило? Бьянка саботировала своего собственного спутника?
Я не могла дышать. Не могла смотреть. Её призрак выбрался наружу из чёрной дыры в моей голове. В отчаянии я хотела взять её за руку, но вместо этого сжала свою руку в кулак.
- Для вас здесь всё кончено, - обратилась я к Берну. - Начиная с этой минуты.
У меня не было полномочий делать подобные распоряжения, но оспаривать их было бы бесполезно. Как только я дам знать Мисао, будет уведомлён весь дипломатический корпус, и Берн останется не у дел.
Он поклонился. Я не ответила.
- Идите, - грубо сказала я. - И пришлите сюда немедленно полевого координатора Байджэн.
- Да, полевой командир.
Он повернулся на каблуках и вышел из своего офиса.
За моей спиной с глухим стуком закрылась дверь. Я согнулась пополам, прижав руку ко рту, с трудом пытаясь подавить тошноту.
Постепенно я нашла в себе силы выпрямиться. Проявленная мной несколько минут назад твёрдость покинула меня. Невзирая на свою утяжелённую униформу и мощные ботинки, у меня было такое чувство, что я куда-то уплываю. Я снова села и уставилась прямо перед собой. Я не могла перевести взгляд, не могла пошевелиться. Могла только мигать.
Я думала, что уже оплакала свою подругу. Думала, что мне известно худшее. Я ничуть не приблизилась к разгадке.
"Почему ты мне не рассказала?"
Но Бьянка не отвечала. В конце концов, она же не была моей спутницей, не важно, как сильно я этого хотела. Она была памятью, эхо, и, как оказалось, искажённым эхо человека.
Я вернулась, чтобы спасти мир и отомстить за подругу. Я думала, что она погибла, выполняя служебный долг.
А теперь… теперь… что мне думать?