- А до ума довели только половину, даже меньше. Есть такая штука, как качество. - Минька назидательно поднял палец вверх. - Я за свою работу отвечаю и стыдиться не хочу. Три штуки сам Мудрила разломал - не понравились. Еще столько же забракованы лично мною. И потом переборщил наш князь с названием. Обычные арбалеты, только с усиленной пружиной, потому что закладывается в них не стрела, а удлиненная граната облегченного образца с подожженным фитилем. И сразу предупреждаю: штука одноразовая, потому что пружина может поломаться - это раз, а во-вторых, из-за того что она слишком тугая, с помощью стремени тетиву уже не натянуть.
Вячеслав разочарованно выпустил Миньку из объятий и, тяжело вздохнув, уныло заметил:
- Обман, обман, кругом сплошной обман, как сказал ежик, слезая с кактуса. Как дальше жить, отче? - обратился он к отцу Николаю. - Как жить бедному воеводе, ежели даже родной князь с не менее родным Эдисоном норовят надуть: сделают из дерьма конфетку и кричат, что она настоящая и совсем не пахнет. Миня, если ты разгильдяй, то напиши это себе на лбу, я прочту, и мне все сразу станет ясно. И чему тебя только на твоей математике учили - стричься забываешь, изобретать не умеешь…
- Сам ты! - возмутился Минька. - Знаешь, сколько мы с Мудрилой мучились, пока первый не состряпали?! На одну стальную пружину Юрий Викторович…
- Мудрила разве Викторович? - удивился Константин.
- Созвучно просто. А настоящее отчество я выговорить не могу - язык заплетается, - пояснил Минька и продолжил: - Так вот, мы с ним целых две недели на первую из пружин ухлопали, пока сделали, а потом еще месяц, пока… Да что я вам тут объясняю! - Не договорив, махнул он рукой. - Тут пашешь как проклятый, а тебя же еще и виноватят за все хорошее.
- А это потому, что в армии виноват не тот, кто виноват, а тот, кого назначат, - дружелюбно пояснил Вячеслав и успокоил: - Ты не грусти, завтра назначим другого - я позабочусь.
- Да иди ты со своими назначениями! - огрызнулся изобретатель.
- Ну прости, дружище, - уже серьезно обратился к нему воевода. - Забыл, что у тебя с чувством юмора проблемы. Выскочило как-то из головы. Впредь учту. А дело ты, старик, и впрямь провернул титаническое. Теперь верю, что ты в двадцать три года ухитрился стать кандидатом наук.
- В двадцать два, - великодушно поправил отходчивый Минька и в свою очередь съязвил: - Я на солдафонов никогда не обижаюсь, так что шути дальше… столь же плоско и деревянно, как сейчас.
- А когда вы их нам выдадите, Михаил Юрьевич? - вкрадчиво поинтересовался Вячеслав.
- Сегодня поздно уже, - зажеманился Минька. - Давай завтра, с утра.
- Одумайся, княже, - тихо попросил отец Николай. - Это же русские люди. Они ни в чем не повинны.
- Те, что не повинны, как ты говоришь, останутся живы почти все, - заметил Константин. - Точечный удар из арбалетов, которые гранатометы, будет направлен еще до боя в княжеские шатры, а в них - поверь на слово, отче, - будут как раз те люди, которые кое в чем повинны. И если бы не их приказы и повеления, никто на нашу землю бы не пришел.
- Вот и моя мамочка говорила, - тут же влез Вячеслав. - Мудрый правитель должен уметь вовремя пролить малую кровь, дабы не пролилась большая.
- Вообще-то это сказал Столыпин, - буркнул Константин.
- А мамочка повторила, - поправился ничуть не смутившийся воевода.
- И приказал я это воеводе нашему не по злобе, а из-за того, что не вижу другого, более лучшего выхода, - хмуро продолжил Константин.
- А князь и будущий святой русской земли Александр Невский? Его тоже… из гранатометов? - еще тише, почти шепотом спросил священник.
- А при чем тут… черт! - Не договорив, в сердцах выругался Константин и плюхнулся на лавку, закрыв лицо руками.
Глава 13
Мертвые волхвы
Стоим мы слепо пред Судьбою.
Не нам сорвать с нее покров…
Я не свое тебе открою,
А бред пророческий духов…Федор Тютчев
- Княже… - укоризненно протянул Вячеслав. - Такая речь простительна старому солдату, не знающему слов любви, вроде меня, ибо в армии матом не ругаются, в армии матом говорят. Но вам, как президенту, диктатору и вообще, тем более в присутствии будущего патриарха, не пристало… А что, собственно, случилось? - осведомился он.
- А его праправнук святой Дмитрий Донской? - не обращая внимания на слова воеводы, возвысил голос отец Николай. - И ему ведь тоже смерть придет, хоть он еще не рожден.
Затянувшуюся паузу первым нарушил Вячеслав.
- А почему вы, отец Николай, решили, что в шатре непременно окажется лично Невский? - озадаченно спросил он, удивленно глядя на расстроенного Константина. - И потом, если мне память не изменяет, он же сейчас вообще салага, так что никто его на войну не возьмет. А уж Дмитрий Донской и вовсе из другой оперы.
- Иной салага… - недовольно буркнул Минька, решив, что это камень в его огород, но Вячеслав, не дав ему договорить, миролюбиво заметил:
- О тебе вообще речи нет. Ты у нас гений. А Невский сейчас даже не твоих лет, а самый настоящий молокосос младшего дошкольного возраста, поэтому я тебя, княже, не понимаю и твоего безутешного горя разделить никак не могу.
- Он его возьмет с собой, Слава, обязательно возьмет. И вообще Ярослав без него пока никуда.
Константин устало вздохнул и потянулся к своему кубку с вином. Одним махом он лихо опрокинул содержимое. Опростав кубок до дна и задумчиво разглядывая пустую посудину, он пояснил:
- Не родился еще Александр. В виде сперматозоидов он пока у отца своего. А батька его как раз и есть князь Ярослав. Помнишь, я тебе говорил…
В ответ Минька только присвистнул, а Вячеслав растерянно развел руками, не зная, что тут сказать.
- Ты не злой, княже. Но когда он, - отец Николай указал на воеводу, - руками своих стрелков сотворит непоправимое зло для русской земли, то оно свершится от твоего имени. И как ты мыслишь, кого в этом случае станут проклинать люди?
- А когда он родится? - смущенно поинтересовался Вячеслав. - Я, конечно, понимаю, что военный человек должен знать биографии всех знаменитых героев-полководцев как "Отче наш", но как раз с датой рождения, и именно у Александра, у меня маленькая запинка. Запамятовал я.
Минька насмешливо фыркнул, давая понять, что сразу раскусил воеводу, а отец Николай негромко произнес:
- В тысяча двести двадцатом году. Даже зачатия и то надлежит ждать более года, ибо с первого марта начнется лишь тысяча двести восемнадцатый.
Услышав это, Вячеслав озадаченно почесал в затылке.
- Стало быть, так, отче… - Константин наконец отставил кубок в сторону и встал из-за стола.
Он уже был готов озвучить свое решение, но потянулся за плавающим в братине ковшиком. Неспешно зачерпнув им меду, он так же неторопливо перелил его себе в кубок и задумчиво выпил до дна. Затем вновь ухватился за ковшик и повторил операцию, правда, на сей раз пить не стал, отставив его в сторону.
Воспользовавшись паузой, Минька тихонько поинтересовался про Дмитрия Донского, но священник ответить не успел, ибо тут раздался голос Константина. Он был негромок, но звучал ясно и отчетливо:
- Огонь, воевода, надлежит вести по княжеским шатрам вне зависимости от того, кто в них находится. Либо падет Рязань, либо погибнет Ярослав. Сам видишь, выбор у меня имелся небольшой, но я его сделал.
- Одумайся, княже! - в молитвенном жесте сложив руки и просительно протягивая их к Константину, воззвал к нему еще раз отец Николай.
Минька и Вячеслав молчали.
- Я уже все продумал, - коротко ответил князь. Он вновь потянулся к наполненному кубку, нерешительно посмотрел на содержимое, отрицательно мотнул головой и опять поставил его на стол, так и не пригубив. Вместо этого он сухо и ровно продолжил: - Не забудь, отче, что в той официальной истории не было нас. В той истории, которую мы изучали, Ярослав не испытывал мук позора, оттого что его наголову разбил какой-то вшивый рязанский князек, да еще тезка его старшего брата, и он не испытал боли от гибели сразу трех своих родных братьев. На Рязань он тоже никогда больше не ходил, а сейчас придет. Так вот, с учетом всего этого я больше чем уверен, что, даже если мы станем трястись над Ярославом, всячески стараясь сохранить его драгоценную жизнь до возможного зачатия Александра, тот уже все равно не будет тем великим героем и святым. И еще одно. Откуда тебе, отче, известно, что тот же княжич Василько, между прочим, давно родившийся и о котором, несмотря на его молодость, так хорошо отзывались летописцы, хуже, чем незачатый Александр?
- А кто этот Василько? - дернул Минька Вячеслава за руку.
- Это у-у, очень большой человек, - тихо ответил тот.
Услышав их шепот, Константин на секунду отвлекся и хмуро пояснил:
- Это старший сын моего тезки - великого владимиро-суздальского князя Константина. В двадцать девять лет он был взят монголами в плен после битвы на реке Сити. На уговоры Батыя не поддался, в войско к нему не вступил, и тогда его умертвили. В летописях писали, что те, кто ему служил, больше уже не могли быть ни у кого другого - настолько он был замечательным. Преувеличивают, конечно, не без того, но нет дыма без огня - паренек, видать, и в самом деле был замечательный. - Князь вновь повернулся к священнику и продолжил: - А взять второго сына Константина, Всеволода. Он ведь тоже погиб совсем молодым на реке Сити вместе со своим бездарным дядей, князем Юрием. По сути, в живых после нашествия Батыя остались лишь потомки Ярослава и он сам - родоначальник клана. Кстати, Юрию он в помощь против татар не дал ни одного ратника. Ни одного, - повторил он увесисто и, для полного понимания всей подлости Ярослава, добавил: - И это родному брату. Бесспорно, он самый воинственный, вот только против… своих. На какую-нибудь чудь его таланта и отваги еще хватит, а вот встать против татар… А о том, что он по характеру самый худший из всех Всеволодовичей, говорит одно то, что уже сейчас, хотя ему нет и тридцати, его руки по локоть в крови невинных новгородцев.
- Восстание в Новгороде подавлял? - уточнил Славка. - Так это не в счет. Это наведение порядка в городе, а стало быть, необходимость. Ты же сам князь - понимать должен.
- Про наведение порядка я все понимаю, Слава. Порой и впрямь очень полезно вздернуть на виселицу парочку горлопанов, чтобы утихомирить всю остальную толпу и не допустить лишней крови. Но что касаемо Ярослава, так он не порядок наводил. Он в Новгороде Великом людей голодом морил, обозы с хлебом туда не пропуская. Обиделся, видишь ли, на горожан. Да и потом, когда его разбили Константин с Мстиславом, прибежал к себе, в Переяславль-Залесский, и первым же делом приказал бросить в погреба и тесные избы всех мирных новгородцев и смолян, которые находились в ту пору в его Переяславле. Там несчастные и погибли.
- За что? - не понял Минька, оторопело захлопав ресницами.
- А ни за что. - Константин пожал плечами. - Скорее всего, он просто срывал свое зло. Битву-то он продул начисто, причем бежал с поля боя самым первым, так что я, когда инструктировал Радунца, ничего не выдумал, включая и количество загнанных по дороге коней.
- И многих он вот так-то умертвил? - печально спросил священник.
- Изрядно. Точно не помню, но с сотню наберется.
Отец Николай с печальным вздохом перекрестился, но вопреки ожиданию Константина не замолчал, противопоставив последний аргумент из своего арсенала:
- Сказано Христом: "Не судите, да не судимы будете". Тебя вон тоже многие до сих пор обвиняют в пролитой крови родных и двоюродных братьев, а ведь это неправда. Откуда тебе ведомо - может, летописцы лгут или попросту обманулись, наслушавшись лжецов.
- Но я сам всегда отрицал свою вину, а Ярослав - нет. И потом, эту историю рязанские купцы рассказывали мне уже здесь. Да и не сужу я его вовсе - господь ему судья, а говорил это к тому, что нам неведомо, кто стал бы лучшим вариантом для Руси - потомки Ярослава или потомки Константина.
- Рязанского, - тихонечко шепнул Вячеслав Миньке так, чтобы не услышал отец Николай, и подмигнул, приложив к губам палец, призывая товарища сдержать эмоции.
Но священник по наитию сам задал этот же вопрос:
- Уж не своего ли сына Святослава жаждешь ты посадить на Руси великим князем?
- Честно? - уточнил Константин.
- Только так, иначе и говорить не надо.
- Не знаю, кто им будет, - признался Константин. - Да оно и неважно. Пусть время покажет, лишь бы им был и впрямь самый лучший и самый достойный. Тут гораздо важнее другое - его титул. Сам видишь, отче, как князья ныне грызутся за власть. Поэтому лучший уже не должен именоваться великим. Я считаю, что, когда Батый придет на Русь, ею должен править царь.
- Но князья никогда не пойдут на это, и ты сам сие прекрасно знаешь. Это же утопия, сын мой.
- Да, если считать, что верховную власть они должны вручить ему сами. А вот если допустить, что его изберет простой народ, а царский венец на него наденет митрополит, а лучше - патриарх… есть у меня и по этому вопросу кое-какие задумки… то все эти Всеволодовичи и прочие Рюриковичи будут поставлены перед фактом. И останется им только проглотить и утереться.
- Да уж не помышляешь ли ты сам водрузить на свою главу царскую корону? - Голос отца Николая моментально посуровел.
- И опять я тебе отвечу честно и без утайки, - устало вздохнул Константин. - Вариант неплохой, но нежелательный, поскольку неизвестно, когда я исчезну из этого времени. И представь, кто тогда окажется во главе русского государства?
- А если бы знал, что ты тут навсегда, то есть вплоть до своей естественной смерти?
- Все равно не хотелось бы, поскольку тогда без большой крови точно не обойдется, ибо все князья моментально поднимутся на дыбки - уж больно репутация у меня того. Хоть сто раз невиновным будь, но от этого пятна мне до самой смерти не отмыться. По этой же причине выпадает и Святослав - все кому не лень тут же примутся орать про его папочку-братоубийцу. Словом, желателен кто-то другой.
- А кого же ты тогда планируешь? - несколько обескураженно - ожидал другого ответа, - но в то же время и с удовлетворением, ибо опасался услышать иное, переспросил отец Николай.
- Наиболее оптимальным вариантом был бы Константин Всеволодович, - протянул князь, - но я помню диагноз Доброгневы. Правда, она его не осматривала, но, прикинув все, что ей рассказывали, а главное - когда он захворал, сразу сказала, что он не жилец.
- А… настой, который она передала с Хвощом?
- Только для снятия болей, - вздохнул Константин. - Потому-то в его состав и входили белена и прочие обезболивающие травы. Так что ростовчанина минусуем, а кого подпихивать на трон вместо него… Есть кое-кто на примете, но… Короче, дальше будет видно.
- И все же я не верю, что иного выхода не существует, - тихо, но с явно прозвучавшим в голосе нежеланием примириться с неизбежным произнес отец Николай.
- Они есть, но намного хуже предложенного мной, - пояснил Константин. - Хуже даже сейчас, поскольку уже в ближайшей перспективе сулят много крови. Слишком много. А уж чем обернется для всех жителей Руси нынешний гуманизм через двадцать лет, мне и говорить не хочется. Вспомни-ка лучше Священное Писание, отче. Екклесиаст правильно сказал - всему свое время. Время плакать и время смеяться, время быть в печали и время предаваться радости. А ныне время собирать камни. Их, отче, вскоре понадобится очень много. Для Батыя. И нельзя допустить, чтобы хоть кто-то помешал нам в этом.
- Все равно не верю, - повторил священник, но со значительно меньшей долей уверенности в голосе. - Должен быть какой-то другой выход, более гуманный. Должен, - упрямо, как заклинание, произнес он.
- Это только в задачках по алгебре или по физике бывают идеальные решения, - неожиданно пришел на подмогу князю Минька. - А в жизни надо радоваться, даже если их просто удается найти.
- Жаль, если он все-таки найдется, когда уже будет слишком поздно, - тоскливо вздохнул священник.
- Иногда, отче, бывают моменты, когда чрезмерные размышления и колебания наносят еще больший вред, чем даже не самое лучшее решение, - напомнил Константин своему духовному наставнику.
- Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, лучше хороший выход сегодня, чем отличный, но завтра, когда он уже и не нужен, - не удержался Вячеслав.
- Как видишь, отче, даже по законам демократии абсолютным большинством в семьдесят пять процентов голосов прошло мое решение, - развел руками Константин. - Но раз уж тебе так жаждется, чтобы у Ярослава родился Александр, даю тебе свое княжеское слово, что, если этот зараза после обстрела нашими гранатометами уцелеет, специально убивать его я не стану и, более того, сделаю все, чтобы он остался в живых.
- И на том спасибо, - облегченно заулыбался священник.
- Вот и ладушки, - кивнул Константин, но тут неожиданная мысль пришла ему в голову, и он спросил: - Скажи, отец Николай, ты и впрямь готов пойти на что угодно, дабы предотвратить войну между нашими княжествами?
- Ради столь святой цели - да, лишь бы средства были достойными, - уточнил священник.
- Тогда у тебя есть шанс. Возможно, небольшой, даже малый, но есть. Надо будет съездить кое-куда.
- В Ростов, к Константину?
- Исповедать умирающего и без тебя найдутся желающие, - отмахнулся князь. - А вот прокатиться в Киев не помешало бы. Туда уже убыл боярин Хвощ с задачей сохранить по отношению к Рязани нейтралитет Мстислава Романовича. Шансы у него на это имеются, поскольку князь и сам по себе достаточно осмотрительный и неторопливый, да и годы у него немалые - не зря Старым кличут. Ты присоединишься к Хвощу и поработаешь с ним, а затем прокатишься еще дальше, в Галич. Кажется, Мстислав Мстиславич Удатный уже там. - На самом деле Константин понятия не имел, где находится князь, но теперь для него было самым главным отправить священника куда-нибудь подальше, чтобы тот вернулся лишь после того, как тут все стихнет, и он уверенно продолжил: - Боюсь, что, узнав, как мы утерли нос его зятю, он запросто может все бросить, дабы помочь родне. А если только Мстислав подпишется на подмогу своему родственничку, Рязани точно настанет карачун, потому что с ним за компанию ломанется не только киевский князь, а вся Южная и Северо-Западная Русь.
- Он что, местный авторитет? - не удержался от вопроса Минька.