- Оставь в покое свои энциклопедические познания, - перебил его нетерпеливо Вячеслав. - Пусть она это лишь цитировала - не суть важно. Главное, мудро и в тему. А вы сейчас, княже, - и он зачем-то неожиданно перешел на еврейский акцент, - размазываете белую кашу по чистому столу. Таки лучше вместо того вспомните пламенного революционера Льва Давидовича. Уж он бы не растерялся. Тем более что сейчас задача намного легче, чем в двадцатом веке, бо в нынешних городах почта, телеграф и телефон отсутствуют напрочь. Остаются только князья и бояре, а из всех общественных зданий в наличии только их терема со своими красивыми наличниками. - И воевода горделиво осведомился: - Каков каламбур?
- Блеск, - одобрил Константин и поторопил: - Только не отвлекайся. Ты к чему там их терема затронул?
- Я их терема трогать не собираюсь - верховному воеводе сие не по чину, но мои спецназовцы завсегда готовы, и никакими трудностями их не запугаешь, ежели оно, конечно, во имя светлого будущего и процветания всего прогрессивного человечества, - на едином дыхании выпалил Вячеслав концовку своей речи и умолк, выжидающе поглядывая на князя.
- А тебе не кажется, что лозунг "Железной рукой загоним все человечество в счастье" уже прошел испытание на практике и себя не оправдал? - осведомился Константин.
- Во-первых, если быть до конца точным, то до появления этого лозунга еще семьсот лет, - возразил воевода.
- Но мы-то о нем знаем.
- А ты не железной, не рукой и не человечество, а только Русь, хотя действительно в счастье, для которого народу так мало надо, - предложил Вячеслав. - Смотри, что выйдет в результате. - Он начал загибать пальцы. - Земля - крестьянам. Это раз. Фабрики, виноват, мастерские и кузни - рабочим. Это два. К тому же все это у них и так имеется, то есть тебе предстоит голимый пустяк - поддерживать существующие устои. Плюс штык в землю, иными словами, никаких войн до прихода татар - это три. А главное, действовать по принципу: мир хижинам, война дворцам. Поясняю суть. Ты чинно-благородно, не трогая ни деревень, ни городское население, берешь с моими людьми княжеские терема, после чего объявляешь народу, которому по барабану, кому платить налоги, что теперь ты - их князь. Судить обязуешься по совести, налоги брать божеские, старых бояр в шею, а новых ставить не будешь. Во как здорово!
- И что дальше? - невесело улыбнулся Константин.
- А дальше тоже все очень просто. - Вячеслав притворно всхлипнул и смахнул несуществующую слезу. - Дальше благодарные до невозможности горожане на руках понесут тебя с главной площади стольного Владимира, напевая на ходу: "Боже, царя храни. Царствуй на славу, на славу нам, на страх врагам".
- Переврал, - возразил Константин, пояснив: - Текст исказил.
- Зато смысл правильный, а это главное, - ничуть не смутился воевода.
- Да и не бывать такому никогда, - задумчиво продолжил князь. - Начнем с того, что народ взвоет, печалясь о невинно убиенных Всеволодовичах. Или ты не станешь отдавать приказ, чтобы их убили?
- Я солдат, а не палач, - посерьезнел Вячеслав. - И людей своих воспитываю так же. Но либо придется завалить их, да еще и сотню-полторы наиболее преданных им бояр и дружинников, либо вести бесконечные сражения, которые окончательно обескровят Русь. После чего Мамай нас возьмет голыми руками и, что характерно, своей пятой колонне, то бишь тебе, даже спасибо не скажет, хотя трудился ты для него на совесть.
- Во-первых, Батый, а не Мамай, - поправил Константин.
- Плевать, - отмахнулся Вячеслав. - Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, неважно, толстая змея или тонкая, - все равно укусит. Разве в имени дело?
- А во-вторых, у меня относительно князей имеется еще один вопрос. Ты… - Константин пристально посмотрел на своего друга, - их детей тоже под нож пустить собираешься, по примеру Ленина со Свердловым, или все-таки в живых оставишь по доброте душевной?
- Зачем ты так? - посуровел Вячеслав. - Еще раз повторяю: я вояка, а не палач.
- Стало быть, оставишь, - сделал вывод Константин. - Тогда все жертвы напрасны. Это ж живое знамя для всех недовольных, каковые все равно отыщутся.
- А если…
- А если, - перебил Константин Вячеслава, предугадав направление его мыслей, - мы их просто выгоним из пределов княжества, то считай, что гражданская война продолжится, но только масштабы ее будут не в пример представительнее, ибо против наглого узурпатора, то есть меня, тут же ополчится вся Русь, включая Новгород с Псковом.
- Они что, все такие совестливые и справедливые? - усомнился в правоте княжеских слов Вячеслав. - Что-то я в этом сомневаюсь, и весьма сильно.
- А зря, - усмехнулся Константин. - Тем более я ведь и не сказал, что они пойдут восстанавливать справедливость, хотя найдутся и такие, типа Мстислава Мстиславича Удатного. Остальные же либо от большого испуга, чтобы я после Владимира не успел заняться по той же схеме Черниговом или Киевом, либо из желания усадить на престол малолетних сироток, а попутно оттяпать и парочку волостей или, на худой конец, городов. Так что первое народное ополчение во главе с добрым десятком далеко не бескорыстных Пожарских придет к нам на Рязанщину уже в следующем после моего воцарения году. Вообще-то я уже думал об этом, - сознался он другу, устало улыбнувшись и, самолично зачерпнув из братины узеньким серебряным ковшиком, щедро, до краев долил в кубок воеводе пряного и густого хмельного меду. - Угощайся, старина, - предложил Константин, глядя на Вячеслава, слегка ошалевшего от только что услышанного и возмущенно засопевшего от негодования.
- Ага, стало быть, думал, а мне, княже ты наш яхонтовый, сказать ничего не удосужился. Не пойму я тебя что-то. Мы разве не в одной команде с тобой? А по сопатке за такое хамское недоверие ты не желаешь, кормилец ты наш?
- Меня нельзя, - нарочито серьезно возразил князь. - Рюриковичи мы. Белая кость, голубая кровь.
- Ну кость-то у всех белая, - заметил Вячеслав задумчиво, но договорить ему не дал молнией влетевший в светлицу Минька.
Не поздоровавшись ни с одним из собеседников, он демонстративно уселся на край лавки и многозначительно забарабанил пальцами по столу. Затянувшуюся тягостную паузу первым прервал Вячеслав:
- Гой-еси, добрый молодец, - затянул он дурашливо, - а поведай нам, из каких таких дальних краев ты к нам пожаловал? Или тебя вначале надо напоить, накормить и в баньке попарить? Так мы для дорогого гостя мигом расстараемся.
Ответом было гордое молчание, но воеводу это не смутило, и он продолжил, правда, "сменив пластинку". На сей раз объектом его внимания стала буйная шевелюра приятеля:
- Миня, ваша прическа требует повешения ее парикмахера, - выдал он глубокомысленное замечание. - Если исходить из нее, то ты, Миня, настоящий неандерталец, питекантроп и, я бы даже сказал, антрополог, так что имей в виду, если ты завтра не подстрижешься, я тебя сегодня накажу.
Изобретатель не реагировал, но Вячеслав не унимался, продолжая в том же духе:
- И вообще, ты, Кулибин, сплошное нарушение формы одежды - и зарос, как слон, и волосат, как уж.
Константин фыркнул, не в силах сдержать смех. Тут-то Миньку и прорвало.
- Смеешься, да? - срывающимся от волнения голосом начал он. - А тем временем… Эх ты! А ведь обещал!
- Браво, Миня! - восхитился воевода. - Наконец-то в тебе начинает просыпаться военный человек.
- Чего?! - уставился на него изобретатель.
- Точно-точно, - подтвердил Вячеслав. - То, что ты сейчас говоришь, совершенно невозможно понять, а это верный признак.
- Да пошел ты! - возмутился тот и вновь повернулся к князю. - Тебе напомнить твое обещание, Константин, не помню как там тебя по отчеству?
- Он Владимирович, - мягко подсказал ничуть не смутившийся таким невниманием Вячеслав и озабоченно осведомился у недоумевающего, а потому молчащего Константина: - Ты, княже, луну с неба ему не обещал, нет? Очень хорошо. А организовать в пригороде Рязани первый пролетарский колхоз под интригующим названием "Всю жизнь без урожая"? Тоже нет? Тогда я просто ничего не понимаю. - Он картинно развел руками.
- Ты сказал, что рабство отменяешь. Было такое?! - гневно выпалил Минька.
- Ну было, - утвердительно кивнул по-прежнему ничего не понимающий Константин.
- Всех ефиопов, коих мы с тобой полонили в ужасной стране Конго, надлежит выпустить, княже, - шепотом подсказал продолжающий развлекаться Вячеслав.
- Они не ефиопы! - звонко выкрикнул Минька и чуть тише добавил, зло глядя на князя: - Они такие же русские, как и мы. А ты… А я тебе поверил. Ведь ты же мне слово дал.
- Ах вон оно в чем дело, - довольно протянул Константин, обрадовавшись, что конфликт на самом деле оказался обычным недоразумением. - Так это же пленные из владимиро-суздальских земель и взяты на поле боя.
- Ну и что? Ты их всех теперь будешь в рабство обращать? Как Гитлер? Рязань превыше всего, да? На остальных наплевать?
- Да нет, не наплевать, - слегка растерявшись от неистового напора Миньки, начал отвечать Константин. - Ты просто ошибся - они вовсе не рабы. Ты ж в школе проходил по истории, как пленные немцы после войны работали на наших советских стройках? Вот и у нас примерно то же самое.
- Так то немцы, - уперся Минька. - Они у нас вон сколько всего разорили да поломали. А эти чего?
- А надо было дожидаться, пока разорят? - вступил в разговор Вячеслав. - Ну уж дудки! Мы их, по совету старших товарищей, конечно… - Он, церемонно привстав, склонился перед Константином, после чего продолжил: - Заранее, причем почти на чужой земле и малой кровью вежливо отогнали от своих границ. А тебе пригнали тех гавриков, у которых двойка по бегу.
- Я с ними работать не буду, - заявил Минька. - Я не работорговец и не рабовладелец.
- Нет, о великий мастер. Ты храбрый Спартак… но в детстве, - вставил свои три копейки Вячеслав.
- А с тобой я вообще говорить не желаю, - гордо шмыгнул носом Минька. - На пять лет старше, а форсу…
- Я старше тебя на две войны, - голосом актера-трагика возразил Вячеслав. - Хотя нет, теперь уже на три, - поправился он. - А учитывая, что на войне год идет за три… Да я в твоем возрасте себе сапогами ноги до задницы стер!
Но приятель не откликнулся, и поскучневший воевода на время умолк.
- Стало быть, разговор будет со мной, - понял Константин. - Хорошо. Сейчас я поясню ситуацию. Во-первых, пусть и не по своей воле, а по княжеской, но с мечом они на нашу землю пришли. Заслуживает это наказания? Разумеется. Во-вторых, срок они за это получили маленький, можно сказать, ничтожный…
- Всего-то по три года исправительно-трудовых работ по месту преступления с правом на условно-досрочное освобождение и амнистию, - не удержался от комментария Вячеслав.
- Правильно, - подтвердил Константин. - Амнистию же я планирую провести сразу после того, как закончится война с владимирскими князьями. А отпустить их прямо сейчас, извини, резона не вижу. Война-то, по сути, продолжается, и у меня нет никакого желания вновь лицезреть их в неприятельском войске, а они там, поверь мне, обязательно окажутся. К тому же откуда ты взял эту ерунду про рабство?
- А почему Гремислав сказал, что ежели они меня не станут слушать, то я могу их хоть через одного шелепугами до смерти забить? - подозрительно уставился на Константина Минька. - И еще сказал, что я…
Он вынужден был умолкнуть, потому что в светлицу осторожно зашел отец Николай.
- Я постучал, - пояснил он, - но вы, наверное, были очень заняты. Думал, загляну и, если никого нет, пойду дальше князя искать. Есть у меня опаска, что…
- А скажи мне, отец Николай, - обрадовался потенциальному союзнику Минька, - хорошо ли это - держать людей в плену, не отпуская домой к семьям? Причем своих же русских, которые, как их там, тоже православные, вот!
- Ну сейчас начнется, - пробормотал себе под нос Вячеслав и потянулся к стоящему на столе блюду с яблоками.
Меланхолично осмотрев облюбованное им самое румяное, воевода с хрустом надкусил спелый плод и терпеливо изготовился выслушать длиннющий монолог о гуманизме и человеколюбии, но спустя несколько секунд чуть не поперхнулся от удивления, ибо речь отца Николая оказалась короткой и весьма неожиданной:
- То ты, княже, воистину богоугодное дело свершил. И отроку нашему Михаилу изрядно с людьми подсобил, и их, неразумных да подневольных, от будущего кровопролитья спас, не дав им в повторный грех впасть, и от нарушения пятой заповеди господа нашего Исуса Христа уберег.
Кашлял воевода долго. Пришлось стучать по спине, причем наиболее охотно и старательно это делал Минька.
- Ну, батя, ты даешь, - наконец-то отдышавшись, восхищенно заявил Вячеслав. - Совершенствуешься прямо на глазах. Ты уже годен в полковые капелланы, причем безо всяких натяжек.
- Трудно сказать, кто из нас на что годен, - кротко откликнулся Николай. - Порой он сам об этом узнает, лишь когда… - Он осекся и хмуро взглянул на свои ладони с заметными шрамами от гвоздей, однако спустя пару секунд продолжил: - Ныне я о другом хотел вопросить тебя, княже. Вот тут ты объявил, что сызнова на нас враги исполчаются. А мне доподлинно ведомо, что у отрока сего на складах уже изрядное количество тех же гранат скопилось. Да и прочей дряни, коя для смертоубийства людского предназначена, тоже превеликое множество. Не пора ли остановить производство?
- А вот мы сейчас посчитаем, - вздохнул Константин, сомневаясь, удастся ему убедить священника. - Для начала спросим у Михаила Юрьевича: сколько у нас всего гранат?
Юный изобретатель приосанился и степенно доложил:
- Значит, на одной стене склада все стеллажи забиты под завязку. Это будет ровно двести штук. На второй примерно наполовину - это еще сто. Итого три сотни. И болванок заготовлено с тысчонку, но они пока пусты.
Константин поймал задумчивый взгляд Вячеслава и решительно произнес:
- Завтра надо будет выдать из этих болванок три сотни нашему воеводе для учебного гранатометания. Пора.
- Завтра - учеба, а послезавтра? - тихо спросил отец Николай. - В кого боевые послезавтра полетят? Русские русских истреблять начнут? Вот татарам радости будет.
- Иного пути нет, - твердо ответил Константин. - Мы тут с Вячеславом обдумали все как следует и пришли к выводу, что с обычным оружием против всей Владимиро-Суздальской земли Рязани не выстоять.
- А может, я сызнова попробую к тезке твоему проехать? - робко предложил отец Николай. - Константин Всеволодович вроде бы князь благочестивый да смирный. Эвон, яко у нас с ним в прошлый раз знатно все получилось.
- После чего ты еле-еле унес ноги из Ростова, да и то лишь с чужой помощью, - напомнил Константин, которому позже сами купцы, решив оправдаться перед князем, поведали историю о поспешной отправке священника, изложив причины, по которым вынуждены были торопиться. - Только в этот раз рассчитывать тебе будет не на кого - все рязанцы оттуда выехали от греха подальше, дабы не раздражать горожан, а кто не успел, тот сейчас сидит в порубе. Данные точные, поскольку рассказали мне об этом те, кто уже успел прикатить в Рязань, когда в Ростове началось что-то вроде охоты на ведьм.
- Ну-у духовное лицо не тронут, - уверенно заявил священник.
- Не хотел говорить подробности при всех, чтобы не озлоблять свой генералитет, - поморщился Константин, - но тут все свои, к тому же, хоть я и взял с купцов слово помалкивать, все равно скоро будет знать вся Рязань. Так вот, слушайте…
Рассказ Константина касался судьбы рязанских ратников, которым поручили отвезти тела найденных на поле битвы князей. Их было семеро - по двое на сани плюс священник. Если быть кратким - а Константин специально опустил всякие кровавые подробности расправы над ними, - то в живых не осталось ни одного. Трудно сказать, науськивали ли на них толпу князья или она сама так разъярилась, но всех, кто сопровождал тела, попросту разодрали. В клочья. Включая и священника.
На несколько минут воцарилось молчание. Вячеслав угрюмо сопел, сжимая кулаки, Минька, вытаращив глаза, остолбенело смотрел на Константина, а вот отец Николай, который устремил свой взгляд куда-то в противоположный угол, словно размышлял о чем-то. Он же первым и прервал молчание, задумчиво протянув:
- Ежели бы тайно приехать и украдкой пробраться к терему Константина Всеволодовича… Ныне-то людской гнев спал, так что…
- Нет! - отрезал Константин, но затем, смягчившись, пояснил: - Глупо. Он уже ничего не сможет - слишком болен, и боюсь, что смерть сразу трех братьев доконает его окончательно. Купцы говорили, что он и вовсе временами впадает в беспамятство.
- Значит, война? - упавшим голосом спросил отец Николай.
Константин молча развел руками и повернулся к Славке.
- Воевода Вячеслав, - торжественно произнес он.
- Я, княже! - мгновенно вскочил и вытянулся по стойке "смирно" лихой спецназовец, вытаращив глаза от изображаемого чрезмерного усердия.
- А чего у тебя очи из орбит повыскакивали? - подозрительно поинтересовался князь.
- Согласно уставу должон пожирать взглядом начальство, - бодро отрапортовал воевода и пожаловался: - А вот каблуками щелкать не могу. У хромачей звук был, заслушаешься. Звонкий, как удар… шелепуги. - Он осторожно покосился на Миньку. - А тут юфть сплошная. Из козлов делали голенища-то, а козел - он и после смерти козел.
Терпеливо выслушав критику в адрес изготовителей формы одежды, Константин в приказном тоне продолжил свою командную речь:
- Ныне над рязанской землей сгустились тучи.
- Солнце вроде бы жарило с самого утра, - поправил князя Вячеслав без тени улыбки. - Аж снег подтаял.
- Князь сказал, тучи, значит, тучи, - в тон ему ответил Константин. - Посему слухай боевую задачу по разгону враждебной стихии. За месяц надо срочно обучить сотню людей гранатометанию. Кроме того, получить у Михал Юрьича десяток гранатометов для вооружения самых метких арбалетчиков. Конечная задача - добиться точности стрельбы на больших расстояниях. Танков перед ними не будет, но любой княжеский шатер в паре сотен метров, а ближе подкрасться к ним навряд ли получится, они должны пропороть как минимум двумя выстрелами из трех.
- Ну, батька атаман, ну уважил, - прижав обе руки к груди, проникновенно заявил Вячеслав, тут же заграбастав в объятия изобретателя, восторженно объявив: - Вот это гений - прочь сомнения! Это ж надо - гранатомет состряпать! Ну голова!
- Да что ты его слушаешь, - недовольно отозвался Минька, хотя было видно, что искренний восторг Вячеслава ему изрядно польстил. - Нет у меня столько готовых.
- Ты же говорил, что сделали, - удивился Константин.