Он решительно повернулся спиной к заметно увеличившемуся белоснежному цилиндру, диаметр которого достигал уже трех метров, и приказным тоном бросил через плечо:
- Троих заберешь, и хватит с тебя. А я пока тут побуду, доделаю кое-что.
Однако его решительный шаг вскоре замедлился, и возле палатки, где безмятежно спали его друзья, Константин вновь застыл в нерешительности.
"Сейчас я их отправлю, а сам с чем останусь? - мелькнула опасливая мыслишка с еще более тревожным и неприятным продолжением: - А если не будить? Оно ж минут через пяток, ну самое позднее через полчасика исчезнет само. Не будет же оно бесконечно крутиться целый день на глазах у всех - вот никто и не узнает. С другой стороны, отца Николая можно было бы и отправить. Без него хоть и будут проблемы, но разрешимые… Впрочем, и Славку тоже. Конечно, без такого специалиста в военном деле мне придется ой-ой-ой как несладко, но… А вот без Миньки совсем швах. Без его идей по перевооружению придется худо. И вообще, что я в одиночку сделаю? Тут же работы непочатый край! Я ж разорвусь на части и все равно ничего не успею. Ведь не ради самого себя их оставляю, ради всей Руси. Три жизни на одной чаше весов против сотен тысяч на другой - все логично".
Казалось, решение принято, можно помахать пушистой спирали рукой и идти спокойно досыпать, но что-то продолжало держать Костю у полога палатки. К чувству, что он все решил логично и правильно, как к бочке с медом, примешивалась простая и ясная мысль, черная будто деготь, что он все равно поступает несправедливо по отношению к своим друзьям, и настолько, что впоследствии не сможет даже посмотреть им в глаза.
- А ты гад, оказывается… - задумчиво протянул он, обращаясь к самому себе, и почему-то вспомнил чеканную строку в одном из стихотворений любимого им Евтушенко: "Он, веря в великую цель, не считал, что средства должны быть достойны величия цели".
Правда, адресовались они не Косте, а Сталину, но только теперь получалось, что они с усатым гением всех времен и народов оказались на одной доске. Ведь если он сейчас не разбудит своих друзей, не отправит их назад, то уподобится Иосифу Виссарионовичу в самом худшем, что только имелось в его характере.
- Ну уж дудки, - фыркнул он и оптимистично заявил сам себе: "И без них справлюсь. Можно подумать, что на них свет клином сошелся. Вон сколько народу на Рязанщине - и умных, и талантливых, и башковитых, - только идеи им вовремя подкидывай. Того же Сергия взять. И, кстати, кто знает - если я им все расскажу, глядишь, сами последуют моему примеру, а коль сами - то совсем другое дело. Это можно. Об обстановке напомню тревожной, распишу, какие они незаменимые, - должна же в них совесть проснуться, патриотизм взыграть, черт подери!" - И он, откинув полог, весело заорал в темноту: - Рота, подъем! Учения закончились, пора по домам!
Почти сразу же он увидел, как из полутьмы к нему двинулись три неясные фигуры. Что-то было не так в том, как быстро они проснулись и молча, не задавая вполне естественных в такой ситуации вопросов по случаю столь раннего подъема, виновато прошмыгнули на выход.
- Ребята, а у меня новость, - громко заявил Константин, продолжая недоумевать по поводу странного поведения своих спутников. - Сейчас я вам кое-что покажу. Но для начала повернитесь-ка дружненько вон к той тропинке и пошли за мной.
- Заметил все-таки, - буркнул еле слышно себе под нос Славка, на что Минька тут же откликнулся шепотом:
- Он же не слепой.
Далее они спускались молча, причем расстояние от Константина, идущего первым, до Славки, идущего вторым, увеличивалось с каждым шагом, и к тому времени, как их князь почти сошел на берег, его спутники оставались еще на середине спуска.
- Ну что, твердо решили? - обернувшись к бредущим за ним Минькой и отцом Николаем, строго спросил Вячеслав. - Не передумали, орлы?
- Сам не передумай, - сердито огрызнулся Минька, а священник благодушно добавил:
- Коли на сердце легко от принятого решения, стало быть, оно верное, и менять его негоже.
Окончательно спустившийся почти к самой воде Константин, находясь уже в двух шагах от клубящегося веретена, простер к нему руку и торжественно произнес, обернувшись к остальным:
- Вот то, в чем мы сюда приехали. Эта карета прибыла за нами. Дождались вы наконец, ребята.
Поначалу он хотел обратиться к ним с краткой речью относительно того, что хоть эксперимент и закончился, но остается Русь, которая сейчас как никогда нуждается в их помощи, в том, чтобы кто-то попытался ее объединить. Именно поэтому лично он остается, а что касается их, то каждый должен решить этот вопрос сам, и пусть им подскажет совесть.
Однако, дойдя до середины тропинки, Константин опустил слова насчет совести, придя к выводу, что никакого морального давления оказывать не будет. Сами пусть решают, без подталкивания.
А еще чуть погодя ему неожиданно вспомнилось зареванное мальчишеское лицо Миньки в момент их первой встречи и его исполосованная плеткой, вся в красно-багровых рубцах спина. Всплыл в памяти затравленно-отчаянный взгляд Славки, окруженного его дружинниками и желающего лишь подороже продать свою шкуру; измученно-страдальческие глаза отца Николая, жаждущего понять, что с ним стряслось и почему господь ниспослал ему столь тяжкое, а главное - непонятное испытание. А гвозди, вбитые в ладони, а побои в порубе у Глеба, а Хлад?..
И Константин пришел к выводу, что его друзьям и без того хватило выше крыши. Они честно трудились и давно заслужили свои билеты на обратную дорогу. Следовательно, он им вообще ничего не скажет о том, что остается. И тут же, будто только и дожидалась его решения, на ум пришла ловкая мыслишка о том, как лучше все это сделать. Но при взгляде на хмурые лица друзей у Константина невольно вырвалось совсем другое:
- А в чем дело, ребята? Что-то лица у вас какие-то нерадостные. Вы что, ничего не поняли?! Все! Закончились все ваши муки! Конец!
И, подойдя к каждому, крепко обнял их по очереди. Ответные вялые движения были невразумительным ответом энергичным пожатиям. Искренне продолжая недоумевать, что случилось с народом, Константин бодро распорядился:
- Пойдем, я думаю, по старшинству. Сначала отец Николай, затем Славка, потом Минька, ну а уж я замыкающим. Давай, отче. Прокладывай путь с божьим именем на устах. - И пошутил, видя его нерешительность: - Если думаешь, что эта штука - дело рук сатаны, то можешь ее перекрестить. Полагаю, она не обидится. Ну? Что же ты?
Священник продолжал стоять на месте, грустно глядя на Константина.
- Давай, пора, - настойчиво дернул Минька за рукав стоящего рядом с ним Вячеслава, но тот только досадливо отмахнулся от него:
- Да погоди ты. Дай с мыслями собраться.
- Ты это о чем? - не понял Константин. - И вообще, я что-то вас никак не пойму: вы рады тому, что все кончилось, или нет?
- Тому, что испытание, ниспосланное господом, завершилось, конечно же рады, - степенно ответил отец Николай. - Но пока жив человек - они не окончатся. Уйдут одни - грядут им на смену новые. И как знать, возможно, и сейчас пред нами тоже испытание.
- Это какое? - вновь не понял Константин.
- Испытание выбором, - пояснил священник. - Какой мы путь ныне изберем, ибо перед нами вновь две дороги открыты, и в нашей воле избрать любую из них. Господь же лишь безмолвно зрит - на какую из них мы встанем, по какой пойдем.
- А-а… где вторая? - насторожился Константин.
- Здесь остаться, - кратко ответствовал отец Николай. - Сей путь более труден… - Он поморщился от нестерпимой тянущей боли, внезапно вспыхнувшей в обеих ладонях, но, заметив тревогу на лице Константина, виновато улыбаясь, пояснил: - То от утренней сырости с реки. Сейчас пройдет. А что касаемо сего пути, то хоть он и тернист безмерно, да уж больно благодатна нива. Сколь семян добра и любви в души невинные тут можно посеять. К тому ж получается, что я, шагнув туда, вдругорядь священнический сан с себя сложу, притом на сей раз добровольно, а сие уж и вовсе никуда не годится.
- Та-а-ак, - озадаченно протянул Константин, не зная, что сказать и как возразить, и повернулся к Вячеславу: - Я гляжу, ты тоже вроде как не намерен туда нырять?
- Вообще-то да, - подтвердил тот. - Видишь ли, княже, - начал он смущенно, но его тут же перебили:
- Пора уж забыть про это обращение. Через пару минут я вновь стану обычным учителем истории Константином Николаевичем Орешкиным. И все. Превращусь… - Он прищурился, пытаясь быстро найти в памяти нужное слово, и, вспомнив его, с улыбкой продолжил: - В обычного шпака.
- Ну это тебе можно забыть, - не принял его веселого тона Вячеслав. - А нам - мне, во всяком случае, - рановато. Дело в том, что моя мамочка всегда настаивала, чтобы я ничего не оставлял на тарелке. Очень она у меня мудрая. Кашку доедать за собой надо, а дела доделывать. Ты мне чего там в лодке орал, когда мы к Рязани подплывали, в чем винил? - прищурился он.
- Ну-у… чего сгоряча не скажешь, - смущенно протянул Константин.
- Ты-то сгоряча, а я всерьез их принял. Да и прав ты был. В первую очередь моя это вина, мне ее и исправлять. Покойников к жизни я, разумеется, вернуть не смогу, но кое в чем помочь людям сумею. Да и других дел здесь осталось столько, что за всю жизнь не расхлебать. Вон и зама у меня нет достойного. Кому я все доверю? Один раз ненадолго отлучился - и пожалуйста, до сих пор головешки дымят на тризне братской. Нет уж, хватит с меня. Так что я останусь.
- И доблестных вооруженных сил не жалко? - осведомился Константин. - Они ж без тебя пропадут. Внутренние войска в первую очередь. Присяга опять же.
- А я от присяги не отступал, - отрицательно покачал головой Вячеслав. - Как служил Руси, так и буду. Только там меня называли ротным, а здесь - воеводой, вот и вся разница. К тому же мне эта армия больше по душе. Здесь я занимаюсь настоящим делом, без бумажек, отчетностей, планчиков и прочей ерунды. Ты знаешь, кстати, в чем самая главная разница между покойным Ратьшей и генералами нашего с тобой времени? - чуть отклонился он от основной темы и тут же пояснил: - Да в том, что он питался не в генеральском зале, а хлебал из одного котла со всей дружиной. И спал он, как все простые ратники, на голой земле, седло под голову подложив. И дачу для себя Ратьша дружинников никогда бы строить не заставил.
- У него в деревеньке смерды на то имеются, - возразил Константин.
- Имеются, - не стал спорить Вячеслав. - Но даже если бы их не было - у него и в мыслях не возникло бы своих воинов припахать. И для него, да и для всей дружины война - это работа, а перемирие - типа отпуска. А у наших генералов, да и у всей армии, война почему-то стала вроде экстремальной ситуации, а основная работа - в мирное время. Потому и бумажками ненужными друг друга заваливают, потому и офицера обматерить, не говоря уж о солдате, для них раз плюнуть…
- А критика-то вся эта к чему? - осведомился Константин.
- Да к тому, что если я здесь хоть что-то хорошее сделаю, то там, глядишь, тоже плохого поубавится. Опять же престиж, - улыбнулся он. - Здесь уважение оказывают в первую очередь именно мне, как воину, а не какому-нибудь Дубинскому, Осинскому или Индюшинскому, вся заслуга которых - самое обычное воровство, только в особо крупных масштабах. И потом, каждый настоящий военный всегда карьерист. В хорошем смысле этого слова, разумеется. А ты мне сейчас предлагаешь сложить с себя пост министра обороны и добровольно поменять маршальские погоны на капитанские. Какой же дурак на такой размен согласится?
- А прохожие в Рязани, которые вслед плюются?
- Так это же мои галлюцинации. На самом-то деле никто ни разу не плюнул. Наоборот, благодарят только да благословляют. К тому же, - он вздохнул и посмотрел на Константина с некоторым сожалением, будто на несмышленыша, да еще и слегка туповатого, - ты же сам говорил - через шесть лет Калка будет, а через двадцать Батый на Русь заявится. По-моему, одного этого довода больше чем достаточно, чтобы остаться. Хотя зачем так далеко ходить, когда тут совсем рядом проблема назрела. Не хотел я тебе вчера говорить, чтоб вечер окончательно не загубить, но придется. Я тут кое-какой агентуркой обзавелся. Замов-то не завел достойных, вот и совмещаю должность министра и начальника генштаба, а генштаб без разведки глух и слеп. Так вот, по данным моего ГРУ, во-первых, в Ростове скончался Великий Владимирский князь Константин, а во-вторых - Юрий собирает войска. Куда пойдет - пока неизвестно, но думается, каковы бы ни были его планы, а Рязань в них все равно стоит на первом месте.
- Даже если бы она первоначально стояла на втором, то Ярослав непременно внес бы свои коррективы, тем более что собирается это ополчение именно по его настоянию, - грустно произнес Константин. - Все настолько серьезно, что по данным моей агентуры, коей я тоже обзавелся, они уже отправили посольство в степь, к бывшему шурину Ярослава, хану Юрию Кончаковичу. Надо полагать, речь идет о совместных действиях.
- Ну и о каком отъезде тогда говорить? - усмехнулся Вячеслав. - В одиночку я, конечно, никто, а вместе, - он приобнял стоящих по бокам от него отца Николая и Миньку, - мы сила.
- То есть ты тоже решил остаться? - изумленно повернулся к юному Эдисону Константин. - А как же полжизни за НИИ без покойников?
- Что значит тоже? - хмыкнул Минька. - Я, между прочим, эту штуку самым первым увидел. Вы все еще дрыхли без задних ног, включая некоего храпящего князя, а я…
В первые секунды изобретатель, едва только почувствовав, а потом и сообразив, что именно перед ним находится, чуть не запрыгнул внутрь марева, и лишь затем, опомнившись, побежал будить остальных. Поначалу все трое ликовали и радовались появлению этого загадочного клубка-веретена, но уже спустя минуту не сговариваясь, но почти одновременно вдруг помрачнели, многозначительно переглянулись и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящего по соседству Константина, нырнули в свой шатер на совещание. Причем за все время краткого "совета в Филях" каждый из них пытался уговорить остальных двух, что только у него самого дела здесь настолько важны, что добить их до конца может лишь он сам, а остальные пусть отправляются назад.
Придя же к окончательному пониманию того, что каждый из них твердо настроен остаться, заговорили о Константине. В конце концов и здесь пришли к единодушному выводу, что без "своего" князя придется туговато, но, с другой стороны, он столько натерпелся в этом мире, что можно разве только деликатно намекнуть ему на всю нецелесообразность ухода, а там как он решит. Кто будет делать этот тонкий намек - сговориться не успели, поскольку переговоры были прерваны внезапным пробуждением самого Константина. Поэтому сейчас на прямой вопрос "А что было дальше?" последовал уклончивый Минькин ответ:
- Остальных я разбудил. Поначалу обрадовались, а потом каждый про свое вспомнил. Ну про то, что не доделал. Короче, нельзя нам сейчас уходить, никак нельзя. Вот и решили мы все трое остаться. Тебя разбудить хотели, да ты и сам к тому времени встал.
- Стало быть, и у тебя недоделанное осталось? - уточнил Константин.
- Ну ты хоть и князь, а тупой, - возмущенно протянул Минька и ехидно поинтересовался: - С того года начнем. Ну-ка, честно ответь, ты без моих гранат до Перуновой рощи добрался бы?
- До дубравы, - уточнил Константин, на что Минька досадливо отмахнулся:
- Один хрен. Короче, до леса. Так как?
Ничего не оставалось, как согласиться:
- Вряд ли.
- Да не вряд ли, а ни за что, - поправил Минька. - А Глеб держал бы тебя так долго в живых, если бы ему их секрет не нужен был? - И вновь, не дожидаясь ответа, продолжил: - Фигушки. А тот же Сергий без арбалетов, которые мы с Мудрилой состряпали, да без гранат смог бы банду Гремислава остановить? Так мне что, дальше перечислять, про стекло, бумагу, монеты, ордена или как?
- Или как, - быстро сказал Константин.
- То-то, - удовлетворенно улыбнулся Минька. - А ведь это только начало оружейно-технической революции на Руси. На самом-то деле тут пахать и пахать. Гранаты с арбалетами - семечки, - он пренебрежительно махнул рукой, - они даже не первый этап, а так, предварительный. Мы уже сейчас, совсем скоро, пушки лить начнем, а дальше еще хлеще: динамит, нитроглицерин, противопехотные мины, стрелковое вооружение. Словом, работы и правда непочатый край. А без этого оружия твое объединение всех князей и Славкина выучка всего твоего войска - при всем моем уважении к твоему верховному воеводе - это лишь тридцать процентов успеха.
- Чего-то маловато. Между прочим, твое оружие надо еще научиться эффективно использовать, так что само по себе оно на остальные семьдесят тоже не тянет, - недовольно буркнул Вячеслав, но Минька был настроен на удивление миролюбиво:
- Согласен, Слава. Тоже всего двадцать - тридцать, не больше. Ну максимум сорок. Но это в очень умелых руках. Просто все дело в том, что твои и мои проценты складываются. Стало быть, вместе это уже минимум пятьдесят или шестьдесят. Плюс вдохновенное слово отца Николая.
- А как же религия, которая опиум? - улыбнулся тот.
- Так я не о ней, а о тебе, - выкрутился Минька. - Вот они и будут еще парой червонцев к нашим. Итого восемьдесят, а это уже о-го-го.
- Иными словами, ты тоже остаешься? - уточнил Константин.
- Ясное дело, - пожал худенькими, по-мальчишечьи щуплыми плечами Минька. - Я, конечно, был бы рад уехать, - не утерпел он, чтобы не съязвить напоследок, - но вы ж без меня пропадете. Так что придется.
- На вид пацан пацаном, а понту - как у столетнего деда, - восхищенно заметил Вячеслав. - Одно слово, министр науки. Вот что может сделать приличная должность с любым недотепой.
- Ну что ж, - вздохнул Константин. - Жаль, конечно, а что тут сделаешь.
Он, не торопясь, обнял и расцеловал каждого.
- Храни тебя господь, - ласково шепнул ему отец Николай, лобызая в свою очередь князя троекратно и осеняя крестом.
- Приедешь, энциклопедию полистай. Может, о нас какая-нибудь статья появится, - тепло откликнулся на объятия Константина Вячеслав.
- А может, и ты… - начал было Минька, но, резко одернутый Славкой за рубаху, нашелся: - Может, ты в справочнике изобретений пошаришь по приезде? Ну Кулибин, Яблочков и прочие. Посмотри на "эм" - "Мокшев". Глядишь, что-нибудь засветится.
- О тебе много чего и где засветится - это я тебе гарантирую, - уверенно пообещал Константин, а вот затем он повел себя, с точки зрения друзей, несколько странно.
Вместо того чтобы направиться к лениво вращающемуся веретену, чтобы исчезнуть в его белоснежном чреве, Константин, повернувшись к нему, повелительно крикнул:
- Отчаливай! Здесь для тебя пассажиров нет. Мы на следующей лошади поедем.
- Как отчаливай?! - ахнул Минька, не веря своим ушам. - А ты сам?!
- Да я уже давно решил, что не еду. Ты вот тут процент высчитывал и дошел только до восьмидесяти. Если бы для выигрыша в лотерею - отлично, даже великолепно, а вот для победы… Короче, кроме меня оставшиеся два червонца вам навряд ли кто подкинет, так что…
- А-а-а… ты хорошо подумал? - осведомился Славка.