Тут и там зажигались и гасли фонари, калились красным раскуренные папиросы, доносился кашель да унылые матерки. Открылась дверь столовой, выпуская вкусные запахи и приглушенный свет. Хрупкая повариха с трудом опорожнила ведро, набрала свежей воды из бочки, загрюкала шваброй.
Порядок прежде всего. Чистота – залог здоровья.
Чихание да шипение мотора разнеслось по всему полю, и тут же грянул ревущий гул, показавшийся оглушительным.
Жилин, не торопясь, прошел на КП. Николаев уже был одет и собран, только на щеке краснела полоса – "отлежал" на подушке. Видать, как лег комполка на бочок, да так и не переворачивался, пока не задребезжал старый-престарый будильник – полковник таскал его по всем частям. Талисман, дескать.
Летчики вообще очень суеверны. Вон, даже его эскадрилья каждый вечер садится в полном составе чаи гонять, самовара едва хватает. И не просто так пьют, а чтобы "не порвалась связь времен". Дескать, не глотнешь чайку вечерком – не жди удачи с утра.
Или Аганина взять – Борька в каждый полет прихватывает с собой губную гармошку. На счастье.
Жилин мирился с этим спокойно, антирелигиозной пропаганды не вел. Зачем? Он знавал пилотов, которые с собой в кабину гитару брали или даже кота!
Что делать? Когда ходишь по лезвию бритвы и не знаешь, вернешься ли с очередного задания, поневоле станешь ценить удачу, путая ее с судьбой.
– А-а, Павел Васильевич, – проговорил Николаев. – Что, не спится?
– Комары заели.
– Ну, да. Этих паразитов тут полно – болото рядом. Та-ак… Ну, что? Как развиднеется, вылетаете к Днепру – там, севернее Могилева, немцы кучкуются. Готовятся к переправе. Танки, пехота… А рядом – аэродром и жэ-дэ-станция. Разведка доложила, что две девятки "Юнкерсов" и "стодесяток" с вечера там стояли.
– Штурмовка?
– Нет. Бомбежка. Будете "пешки" прикрывать. Вылет через час, не раньше, так что позавтракать успеете.
– Ладно, пошел тогда.
– Поднимай своих. Нечего дрыхнуть, когда командир не спит!
И Жилин направился скомандовать: "Подъем!"
На рассвете, когда красное солнце зависло над пильчатой кромкой леса, 3-я эскадрилья поднялась в воздух.
– Я – "Хмара". Вижу "петляковых"!
– Я – "Москаль". Пристраиваемся.
"Пешек" было много – три девятки шли клиньями, как на параде.
Двухмоторные, с разнесенными килями, бомбардировщики воплощали в себе холодную и безжалостную силу.
– "Маленьким" физкульт-привет!
– Наше вам с кисточкой, "большие".
– Высота пять тысяч двести. До цели осталось десять минут.
Видимость была хорошей – миллион на миллион, лишь далеко на западе в небе пушились облака. Под крылом самолетов медленно проплывали поля и лесистые холмы, петляла синяя лента реки, желтой неровной сеткой выделялись проселки, серели деревенские домики в зелени садов.
Ближе к фронту показались колонны машин и телег, груды развалин, церковь с проломленной крышей, черные пожарища, остовы печей. У железной дороги мураши-ополченцы рыли противотанковые рвы, а дальше вся местность была источена окопами и траншеями, дзотами, землянками, артиллерийскими и минометными позициями, закопанными в землю танками.
И все это дымилось, извергало огонь, клубилось залпами, взрывалось серо-желтыми фонтанами – шел бой.
– Оттянуться! Танки справа.
По дороге шла, поднимая облака пыли, растягиваясь больше чем на километр, серая колонна. Впереди – коляски мотоциклов, за ними коробки танков и десятки приземистых грузовиков с пехотой. На капотах "Опелей" и прочих "Бюссингов" краснели полотнища-фартуки с белыми кругами и черной свастикой посередине – опознавательные знаки фашистов.
– Слушать всем! Я – "Ноль седьмой". К бою! Цель – аэродром. На цель выходим с юго-востока со стороны солнца. Атака целей – одиночно с пикирования. Цели выбирать самостоятельно. При атаке не растягиваться, прикрывать друг друга. Выход после удара курсом на восток. Сбор групп на маршруте. Перестроиться для атаки! Произвести боевое развертывание!
Жилину было видно, как клинья "Пе-2" вытягивались чередой.
– Разворот! Пошел!
Пикировщики легли в боевой разворот, а небо вокруг них запестрело бело-черными шарами разрывов зенитных снарядов да пульсирующими нитями трасс скорострельных "эрликонов".
Открылся аэродром – с десяток бомбовозов, прогревавших моторы, а парочка уже ползет по рулежке. Дальше на запад, за редкой лесополосой пряталась железнодорожная станция – широкий жгут рельсовых путей-нитей, черный остов сгоревшего вокзала, длинные коробки разрушенных складов, взорванная водонапорная башня.
"Пешки" раскрыли бомболюки, легли на боевой курс, а потом по очереди бросились в пике, вываливая "сотки" на взлетное поле. Взрывы походили на вздыбившиеся деревья, вокруг стволов которых расходились кольцами волны пыли, пригибавшие траву и ломавшие самолетам крылья. Когда же бомба попадала в "Юнкерс" или "церштерер", то самолет разлетался на части.
Но красивее всего рвались контейнеры, загруженные колбами с горючей смесью "КС". Когда они валились вниз, некоторые колбы лопались прямо в воздухе – смесь возгоралась, распуская гирлянды белого дыма. Они свивались и расплетались до самой земли, а затем вспыхивало яростное чадное пламя.
– Потеряй еще двести метров! Так! Боевой!
– Разрывы справа – пятьдесят метров! Теперь слева – тридцать!
– Угол пикирования семьдесят градусов. Выдержи!
– Вас понял! Выпускаю тормозные решетки!
– Выводи! Второй заход по станции!
Жилин, присматривая за "петляковыми", одобрительно кивнул. Правильно, а то многовато эшелонов скопилось на путях.
"Пешки", переходя в пологое пикирование, ударили из пулеметов по станции – было хорошо видно, как падали на землю серо-зеленые фигурки солдат, как на платформах и крышах вагонов вслед за струями пуль бежали огоньки возгораний. А рядом в членистых цепочках составов густо рвались авиабомбы, разлетались куски искореженного металла, вырванных досок – весь железнодорожный узел затягивался рваной пеленой дыма и пыли.
– Влево восемь! Еще! Стоп! Пошел! Выводи!
– Бомбы ведущего звена и нашего цель накрыли. Заднего не видел…
– Внимание! Справа сверху вижу восемь "Мессеров". Выходят на комэска.
– Командир! Командир! Справа еще четыре "худых"! Дистанция – три километра.
– "Эф-три"! Твоя левая пара, моя правая. Подпускай поближе. Надо продержаться всего семь минут. Это три-четыре атаки!
– Маневр влево!
– Заходят сверху и снизу!
3-я эскадрилья, как на качелях, металась из пике на "горку", набирая и сохраняя скорость.
– Маневр вправо!
– "Эф-три", как ты?
– Патроны на исходе!
– Держись!
– Ближе! Ближе!
– Я – "Ноль десятый". "Маленькие", прикройте!
– Я – "Москаль". Прикроем. Группа, внимание! Атакуем!
Глава 12
Трофей
8 июля в ставке "Вольфшанце", что под Растенбургом, Гитлер созвал совещание, дабы уточнить, как воевать на Востоке дальше.
Фюреру было известно о больших потерях Красной Армии, и этого ему было достаточно, чтобы преисполниться уверенности в скорой и окончательной победе над Советами.
Адольф не принимал во внимание одну важную деталь: в отличие от европейцев, которые сразу сдавались в плен, не особо геройствуя, русские солдаты сопротивлялись отчаянно, ожесточенно, и Вермахту приходилось напрягаться в полную силу.
Было решено окружить советские войска под Смоленском и уничтожить их. Убежденность Гитлера в осуществлении этого плана основывалась на том, что у командования Западного фронта якобы имелось в распоряжении всего одиннадцать дивизий.
Большого внимания к себе эта задумка не привлекала, поскольку разгром Красной Армии в районе Смоленска мыслился немецкими стратегами как рядовая операция, как сам собой разумеющийся триумф в череде викторий "молниеносной войны".
А потому и к продолжению наступления на Москву фюрер отнесся с пренебрежением: к чему, мол, задействовать в этой "большой прогулке" танковые дивизии? Обойдемся одной пехотой – доблестный Вермахт блистательно дотопает до Москвы и устроится со всеми удобствами на зимних квартирах.
В сентябре или в октябре…
А танковые группы Гудериана и Гота, как только они покончат с большевиками под Смоленском, стоит развернуть к северу и к югу, чтобы быстренько занять Ленинград и Киев.
Киев – это юг России, это тучные черноземы, где так вольготно будет немецким колонистам, это Крым, это Донбасс.
А Ленинград давал стране почти четверть всей продукции тяжелого машиностроения и треть – электротехнической промышленности, там находился порт для бесперебойного снабжения группы армий "Север". Взять Ленинград означало уничтожить Балтийский флот, закрепляя господство Кригс-марине, и можно было обезопасить поставки руды из Швеции и Норвегии.
Так было и в прошлой истории, так повторялось и нынче.
Но с существенной разницей: хоть и ослабленные, хоть и битые, но армии Западного фронта, заняв оборонительные рубежи по Днепру, привели с собой куда больше бойцов и матчасти.
Танкисты, отступая, не бросили больше двух тысяч боевых машин, как тогда. Правда, около восьмисот танков было-таки оставлено, но почти все они по строгому, вовремя отданному приказу, оказались подорваны и годились разве что на переплавку.
Удалось уберечь сотни орудий и самолетов.
К тому же в прошлый раз Генштаб РККА был уверен, что в наступление под Смоленском перейдут всего лишь тридцать пять немецких дивизий, а в действительности их оказалось шестьдесят шесть.
Теперь же, благодаря "премудрой тетрадке", Ставка создавала оборонительный рубеж с опорой на Днепр и Десну, на Полоцкий укрепрайон, на Витебск и Оршу и твердо знала, что о контрнаступлении думать рано: под Смоленском врага можно и нужно измотать, измучить, но не уничтожить, уж слишком велика орда.
Живой силы и артиллерии, вступивших в сражение, у немцев было больше в полтора раза, самолетов – вдвое, а танков – впятеро больше, чем у русских.
Из семи армий "второй линии" нарком обороны Тимошенко выдвинул на передовую 13, 19, 20, 21 и 22-ю армии, а во второй эшелон – 3-ю, 4-ю и прибывшую с Украины 16-ю армию.
15 июля немцы перешли в наступление.
По плану, основные силы 3-й танковой группы должны были продвигаться из района Витебска в обход Смоленска с севера на Ярцево, остальные с плацдарма, восточнее Полоцка, на Невель.
2-й танковой группе вменялось нанесение сразу двух ударов: один из района южнее Орши на Смоленск и Ельню, другой – на Рославль.
Самым уязвимым местом в обороне Западного фронта, насколько помнил Жилин, был стык 20-й и 22-й армий в районе Витебска.
Поэтому выдвигавшаяся сюда 19-я армия под командованием генерал-лейтенанта Конева была переброшена самой первой, чтобы она успела сосредоточить и развернуть свои соединения.
Успели – "лишние" пять или шесть дней, выгаданные в июне, дали чуток времени. При этом нерешительного Курочкина, командующего 20-й армией, сменил куда более жесткий Жуков, чей пост начальника Генштаба достался Василевскому, известному теоретику. Тем более что будущий "маршал победы" терпеть не мог штабной работы.
Правда, армия Конева не сумела сдержать массированный танковый удар врага, но тут подоспела 22-я армия, не рассеченная, как в ином варианте истории, на две половины, и нанесла контрудар во фланг прорвавшемуся противнику.
Упорное сопротивление врагу оказали защитники Полоцкого УРа. Оборонявшие его части 17-й стрелковой дивизии до 20 июля сдерживали наступление противника.
В эти дни "папаша Гот" был вынужден признать, что германские войска несут большие потери, а моральный дух личного состава подавлен стойкостью советских войск, их неожиданными действиями и ожесточенной борьбой.
Тяжелое положение сложилось на могилевском направлении, где оборонялась 13-я армия. 2-я танковая группа Гудериана форсировала Днепр как раз на ее флангах – бои не прекращались ни днем, ни ночью.
На позиции 388-го стрелкового полка 172-й дивизии противник бросил крупные силы, но прорвать оборону с ходу не смог.
Только за один день полк под командованием полковника Кутепова уничтожил тридцать девять танков и три самолета.
Но "Быстроходный Гейнц", как немцы прозывали Гудериана, все же прорвался к Днепру в местечке Копысь. Именно туда, на штурмовку переправы, и послали 122-й ИАП.
– По самолетам!
Жилин первым забрался в кабину. Прогретый мотор завелся сразу, пуская дрожь по хищному телу истребителя-перехватчика.
Зеленая ракета взвилась над КП, и комэск порулил на старт.
Разогнавшись, самолет стал вредничать – его потянуло в сторону.
Иван дал правую педаль, "МиГ" выровнялся.
Потянул мощнее, вот уже заднее колесо оторвалось от земли…
Жилин плавно потянул рукоятку на себя…
Взлет!
Он переключил кран уборки шасси, и зеленые лампочки погасли, загорелись красненькие огонечки – самолет "поджал лапы".
– Я – "Москаль"! – сказал Жилин. – Внимание, группе разворот. Курс девяносто.
Ведомым самого Жилина снова стал лейтенант Алхимов. Николай быстро наловчился пилотировать "МиГ", пользуясь преимуществами самолета. Иван, конечно, никому не говорил, что Ерохин был лучшим ведомым, но "дядя Миша" с неделю, как пересел на штурмовик.
Иван вздохнул. И снова бой…
Единственно, что его продолжало смущать, так это пулеметное вооружение "МиГа", но ничего, калибр подходящий. Тем более что под крыльями висела парочка "ФАБ-50" и шесть "эрэсов", 82.
Жить можно.
– Я – "Москаль". Подходим к цели.
Впереди заблестела на солнце река, словно гнутая полоса полированного металла. То протекал Днепр, а южнее едва виднелся Могилев. На западном берегу реки скопились танки Гудериана, просачиваясь на восток по понтонному мосту. Сверху их прикрывали "Мессершмитты", снизу – зенитчики.
– На два часа, ниже тридцать градусов! Атакуем!
Истребитель Жилина перевалился в крутое пике, разогнался и сбросил бомбы. Самолет сразу подскочил, "схуднув" на сотню кило.
Иван решил облегчиться до конца, и выпустил все "РС-82" по скоплению бронетехники на берегу Днепра.
Его ведущий повторил за ним, и вот уже вся эскадрилья щедро высыпала "ФАБы" – те стали рваться внизу, вспухая комочками огня.
Эрэсы ударили веерами.
Деталей с высоты не разглядишь, но было видно, как сверкают разрывы, как переворачиваются машины, как сдувает черные крапинки – немцев.
Спустившись до четырех тысяч метров, Иван сразу же потянул вверх.
– Группа, набираем высоту.
– "Москаль"! "Худые"! Много!
– Вижу. Идем с набором!
– "Рыба", на тебя заходят!
– "Хмара", уходим в правый вираж, живо!
– Добре…
– Колька, сзади пара! Разворачивайся на двести!
– Справа "Мессеры", ниже!
– Группа, атакуем попарно!
– "Москаль", у тебя "Мессер" на хвосте!
В самом деле – метрах в двухстах подкрадывался "худой" и уже водил носом, прицеливаясь. Жилин резко дал ручку от себя, утопил правую педаль в пол и убрал газ – высоко над кабиной прошли дымные росчерки трассеров.
– Коля, отбей!
Ведомый дал очередь, прошелся из пулеметов по носу "Мессершмитта", и тому очень не понравилось грубое поведение русского – задымил.
Однако "худые" тоже летали парами, и ведомый подбитого немца решил отомстить за камрада.
Жилин ушел от обстрела нисходящей полупетлей, но не вовремя – снизу поднималась шестерка "Мессеров".
– В очередь, гады, в очередь… – процедил Иван, разворачиваясь и выходя в хвост тому самому ведомому-мстителю.
Чуток отвернув, он выдал очередь по кабине "худого", благо у немецкого летчика видимость была хреновая – задняя полусфера не просматривалась. Гитлеровец не пережил такого обращения, помер.
Мимо кабины, по косой, пронеслись красные трассеры. Куда метили фрицы, неясно, все равно не попали.
И пошла карусель…
– "Хмара", сзади!
– На три часа, двадцать градусов выше!
– Колька, прикрой. Атакую!
– "Афоня", разворот! Сзади!
– Быстрей атакуйте!
– "Борода", впереди ниже – "Мессер"!
– Игореха-а!
– Вижу, командир!
– Не дай гаду уйти!
– Не дам!
– Прикрываю вас!
– Я – "Москаль"! Кончаем с "худыми"!
– Добре.
Жилин ушел с переворота в пикирование, с ходу выпустив очередь по "Мессершмитту", набиравшему высоту. "МиГ" задрожал, резко завоняло сгоревшим порохом, но гарь тут же выдуло – плексигласовый фонарь был приоткрыт на ладонь.
Душно…
Жгуты трассеров сошлись на "худом", пропали в нем. "Месс" запарил пробитыми радиаторами, за ним потянулся белесый шлейф истекавшего бензина, а в следующее мгновение самолет вспыхнул – весь, обращаясь в ком пламени, из которого торчали кончики крыльев.
– Готов!
– Противник слева, с превышением!
– Идем в наборе. Колька, прикрой!
– "Хмара", на тебе атака! Отбиваю.
Ведомый "Мессершмитта" не стал испытывать судьбу – зачадил выхлопом, врубая форсаж. Вот только на достаточной высоте от "МиГа" не уйдешь…
Очередь пробила "худому" кабину, а под ней и сзади – бензобаки.
Пилот не сгорел, сдох, порванный пулями, и самолет стал валиться вниз. Бензин, выливавшийся из баков, вспыхнул в воздухе, образуя огненный дождик.
– "Афоня", тяни вправо!
– Понял.
– Круче! С превышением на сто.
– Есть… Ух, аж темно стало!
– Отходи под нас, прикрою.
– Дранко зажали!
– Идем вверх на семьдесят!
– Федька, наверх! Прикроешь.
– Есть!
– Маневрируй, не спи!
– Сашка! У тебя пара на хвосте! Уходи влево, в вираж!
– Заходи ближе, и в упор!
Это тоже было нуждой – подбираться к противнику, как можно ближе, чтобы заклепки были различимы. Тогда ШКАСы работали не хуже пушки, пулями терзая и решетя металл.
– "Москаль"!
– Вижу, "Хмара"… Будь выше!
– Добре.
Жилин бросил истребитель вниз, уходя в ранверсман, из нижней точки выходя в размазанную бочку. "Мессер" проскочил вперед, попадая под огонь Алхимова.
– Есть!
Камрады сбитого ответили очередями с запредельной дистанции.
Секунда – и в крыле жилинского "МиГа" возникло рваное зияние, а следом дважды ударило в бронеспинку, словно молотком стукнуло.
"Живем…"
Два "Мессера" отвернули и с переворота зашли в хвост Аганину.
– Сашок, отсекай! Отсекай, я прикрою!
Жилин вынес прицел и пустил заградительную очередь из 12,7-мм "Березина" – истребитель затрясло. Красно-белые пунктиры прочертили воздух перед "Мессершмиттами", и те отвалили со снижением. Впечатлились.