Хорошо, что эта девчонка не смогла сдержать своих чувств, услыхав звук рога. Впрочем, все бритты, как и родственные им галлы, вовсе не отличались сдержанностью. Дети, да и только. Даже эта Фиэлла. Ведь явилась, чтобы исподволь вызнать всю подноготную у расслабленного любовной негой гостья – не очень-то у нее получилось. Глупое, самонадеянное существо, подросток, решивший потягаться в коварстве со взрослым мошенником.
– Да, жертвы-римляне не редкость в священных рощах, – гордо кивнула Фиэлла. – Но есть и кое-кто получше – твой слуга!
– Слуга? – удивился Юний. – Он-то при чем? Поверь, это нищий и никому не нужный паренек из Виндоланды. Боюсь, вашим богам будет слишком уж оскорбительная подобная жертва.
– Сразу видно, что ты римлянин! – осклабилась девушка. – Он хоть и слуга, но из древнего рода! Из рода наших давних врагов.
– Врешь!
– Я?! – Фиэлла была явно оскорблена. – Когда он купался, люди старосты заметили у него подмышкой рисунок – маленький синий журавль! Знак рода! Если б ты не был чужеземцем, так знал бы, что он означает.
– Вот как? – Юний специально тянул время. Ситуация неожиданно осложнилась, а он еще даже не предполагал – каким образом.
– Так вы уже схватили его? – осторожно осведомился он.
Фиэлла пожала плечами:
– Ну, да, Фергус сделал это, едва ты улегся. Глупый баран!
Рысь не знал, конечно, к кому относилась последняя фраза – к нему или к старосте, – однако все же признал про себя: "глупый баран" – это как раз про него, ну ведь предчувствовал же, что что-то здесь не так! И вот, на тебе… Где теперь искать Гету? Конечно, сидя здесь, не найдешь… Что ж, надо пробовать…
Рысь задумчиво поднялся с ложа.
– Сиди, где сидишь! – повелительно прошипела Фиэлла. – Стоит мне крикнуть и…
– Сижу, сижу. – Юний послушно уселся. – Хотел вот только фитилек подправить – коптит.
Девушка быстро обернулась…
Юний метнулся бесшумно, будто он и в самом деле рысь, прыгающая по веткам, – уроки отца-охотника не пропали даром! Конечно, многие утонченные римские граждане сейчас бы заявили, что нельзя так по-варварски обращаться со столь хрупкой девушкой. Однако Рысь хотел всего-навсего обеспечить безопасность – свою и Геты, – а поэтому делал то, что очень хорошо умел. Да и девчонка неожиданно оказалась проворной и крепкой, правда, и ей не хватило сил совладать с бывшим гладиатором. Фиэлла не успела даже пикнуть, как уже оказалось связана ее же ремешками, а в рот девушки Юний ловко вставил кляп, оторвав клок от собственного плаща. Конечно, в иной ситуации неплохо было бы поподробнее порасспросить девчонку, но только не сейчас – а ну как заорет? Кто знает, сколько снаружи стражей?
Действовать было необходимо быстро, очень быстро, наверное, только до утра и оставалось время.
Аккуратно положив девчонку на ложе, Юний погрозил ей пальцем и под испепеляющим взглядом темных, горящих лютой ненавистью глаз принялся натягивать на себя длинную девичью тунику. Ну, конечно – треснула, расползлась на плечах… ничего, все равно придется накрыться покрывалом. Ой, а как идти-то? Подол узок – разве что семенить. Расчет был на то, что Фиэлла, судя по всему, могла ходить, где хотела, а ночка выдалась темной. Лишь бы не столкнуться с кем-нибудь лицом к лицу – ну, для такого случая имелся меч.
Выглянув в дверной проем, Юний осторожно вышел во двор и, поплотнее завернувшись в накидку, направился к воротам. Да, он не ошибся – во дворе все-таки были воины. И видно, они очень хорошо знали дурной характер Фиэллы – ворота распахнулись, словно сами собой.
– Все в порядке, госпожа? – спросил из темноты кто-то.
Юний лишь неопределенно махнул рукой и едва не упал, запутавшись в подоле, а потом направился куда глядели глаза – лишь бы подальше от дома старосты. Впрочем, далеко уходить тоже не следовало. Гету они наверняка держат где-то рядом. Вряд ли успели вывести куда-нибудь за деревню – к чему? Темновато сейчас, не до прогулок. Да и этот предвещающий нечто вой они ведь все слышали. Девчонка сказала – кто-то должен появиться к утру. Или – утром? Все равно, надо бы поспешить, поспешить…
Рысь посмотрел на восток – за горами, расширяясь, уже алела полоска зари. Плохо дело. Хорошо бы где-нибудь затаиться, понаблюдать. Невозможно же действовать, не зная обстановки. Так, слева – река, справа – пустошь, позади хижины…
А это что маячит? Ну да, башня. А почему бы и нет? Лестница там, правда, старая, похоже, ею и не пользовались-то давно. Ладно…
Небо быстро светлело, над дальними холмами поднялся ослепительно оранжевый шар солнца. Юний подошел к башне, огляделся по сторонам и вдруг замер, увидев медленно поднимающиеся по реке суда – плетеные, обтянутые бычьими шкурами, они назвались курахи. Как же здесь плыть, в полутьме? Или у них есть проводник, лоцман? Рысь присмотрелся, упав грудью в кусты: ну, конечно! Во-он, идут по бережку с бечевой неслабые полуголые парни, а впереди – рыжий Маклох. Кажется, сюда направляются – здесь излучина. Вдруг здесь и причалят? Может быть, может быть, местечко-то неплохое. Не стоит дожидаться.
Повыше подобрав подол туники, Рысь в три прыжка забрался в башню по приставной, едва не развалившейся лестнице, которую тут же проворно втянул за собой, и затаился, наблюдая, как подходят к берегу кожаные корабли-курахи. Ну да, здесь и пристали. Бросили якоря, привязались канатами… Разрисованные, почти сплошь покрытые татуировками воины с прическами, как лошадиная грива, – каледоны, притены. Так вот кого так ждала Фиэлла! Вот от кого заранее спрятали женщин местные! Но ведь дамнонии, люди старосты Фергуса Макойла, – союзники Рима. И вот, оказывается, привечают тех, кто римлянам далеко не союзник, а, наоборот, враг лютейший! Любопытно, знает ли об этом наместник? Впрочем, его власть не простирается дальше Адрианова вала.
Солнце уже встало, от хижин и деревьев, от башни и дальних холмов протянулись длинные, быстро тающие тени.
Между тем высыпавших на берег каледонов – или кто там они были? – с поклоном встречал староста… и растрепанная Фиэлла! Ха, в тунике Юния, ишь как спешила, не успела даже переодеться. Тоже поклонилась, разулыбалась перед здоровенным парнем в ярко-зеленом плаще.
Юний все видел прекрасно – башня находилась в каких-нибудь трех десятках шагов от реки. Даже на лице старосты была хорошо различима улыбка, больше смахивающая на гримасу. Ну а Фиэлла, та, похоже, улыбалась вполне искренне. Интересно, рассказала уже, что с нею случилось? Или рассказывает сейчас. Да, похоже, что так. Тот, в зеленом плаще, небрежно отмахнувшись от старосты, повелительным жестом подозвал своих, что-то коротко приказал им, обернулся…
Рысь едва успел пригнуть голову.
Мад Магройд! Куид Мад Магройд, вожак не вотандинов, притенов! Или, точней сказать, каледонов.
Глава 8
Июнь 229 г. Земли дамнониев
Голос священной рощи
Почему Блум испытывал угрызения совести? Потому что, будучи незрел и нетерпелив, он относился без уважения к некоторым обычаям и верованиям.
Джеймс Джойс. Улисс
Мад Магройд… Вот, значит, так! Никакой он не вотандин – каледон! Притен – "разрисованный" варвар! Зачем он появился здесь, догадаться нетрудно. Конечно же, задумал какой-нибудь набег – на тех же вотандинов или селговов. Да, может быть, и на дамнониев, используя предателя-старосту. Фергус Макойл предоставляет притенам убежище, базу. Обычно те грабили прибрежные селенья, но если есть сообщники, у которых можно оставить суда, то почему бы не напасть на тех, кто далеко от моря, на тех, кто никак не ждет лихого пиратского налета! А с Фергусом Мад Магройд, наверное, потом делится частью добычи. Похоже, староста не очень-то доверяет притену, иначе бы не прятал женщин. Женщин… Вот этим-то и стоит воспользоваться! Надавить на старосту, и как можно быстрее. Как бы только узнать, где тайное убежище? Наверное, где-нибудь в лесу или в горах за разрушенной стеной Антонина? Нет, горы, пожалуй что, далеко. Скорее где-нибудь в лесу.
Прибывшие тем временем выставили часовых у курахов и вслед за старостой направились в деревню. Проводив их глазами, Юний, улучив момент, бесшумно спрыгнул с башни и спрятался в желтых кустах дрока, густо разросшегося рядом с рекой. Оставленные караулить суда притены – мускулистые молодые ребята, полуголые, которым одежду заменяли татуировки, покрывающие почти все тело, – лениво переговаривались, искоса посматривая на курахи. Впрочем, скоро смотреть перестали – кому здесь были нужны их суда?
Юний осторожно отполз подальше, оглянулся… и вдруг увидел рядом с притенами рыжего Маклоха, племянника старосты. И что он тут трется?
Парень, видно, отирался возле притенов не зря – что-то выспрашивал, отчаянно жестикулировал, даже кричал, как торговец на рынке… Торговец. А почему бы и нет? Видно, Маклох решил что-нибудь прикупить… Ну, да – так и есть!
– Полкумала?! – возмущенно кричал рыжий. – Да нет у меня столько денег, и коровы нет! А это ваше ожерелье столько не стоит, подумаешь, серебро… Три сестерция! Прекрасные римские монеты, между прочим, тоже серебряные. Смотрите, как играет на них солнце!
Парень шепелявил, и у него получалось – "шолнце". Похоже, он был не так глуп, как казался с виду – здорово обводил варваров вокруг пальца. А те-то, глупни, как видно, не очень хорошо разбирались в римских деньгах и явно путали сестерций с денарием, а денарий-то стоит в четыре раза больше.
– Хорошо! – Маклох с азартом хлопал себя по коленкам. – Добавлю еще монету. Ну-ка, покажите еще разок ожерелье.
Один из притенов поднял из травы заплечный мешок и достал оттуда ожерелье, тут же засиявшее отраженным солнечным светом. Красивое было оно или нет, Юний не разглядел, одно знал точно – стоило ожерелье явно больше четырех сестерциев, и намного больше, в разы. Маклох внимательно осмотрел возможную покупку и даже высказал какие-то замечания. Притены молча переглянулись, потом один из них, тот, что достал ожерелье, махнул рукой. Судя по сияющей морде рыжего, сделка состоялась! Четыре мелкие серебряные монетки перекочевали в ладонь молодого притена, а ожерелье досталось Маклоху, не очень-то умело скрывавшему свою радость. Он не надел покупку на шею – нет, спрятал в котомку, перекинул через плечо и, простившись с притенами – "Да пошлют вам боги удачу!" – радостно напевая, чуть ли не вприпрыжку зашагал по узкой, вьющейся меж одуванчиков и васильков тропке. Причем направился вовсе не в деревню…
Так-так… Юний и от природы был весьма не глуп, а еще отточил ум и смекалку во время работы на Гая Феликса, хитроумного префекта Рима. Потому он быстро сообразил, что ожерелье это Маклох, скорее всего, купил вовсе не для себя, а для подарка какой-нибудь девчонке. И к ней, к девчонке этой, сейчас и отправился. А где девчонка? Там же, где и все женщины! Отлично!
Легкой тенью Рысь скользил меж деревьями следом за ничего не подозревающим парнем. Ореховые заросли, дрок и жимолость, вереск, кое-где попадались березы, рябины, ивы, впрочем, росли они не густо, так, перелесками. Тропинка то ныряла в овраги, то вновь выносилась на невысокие холмы, то бежала лугами, покрытыми густой изумрудной травой и цветами. Трехцветные полевые фиалки, сиреневые колокольчики, синие васильки, розовый сладкий клевер, ну и, конечно же, одуванчики. Одни еще желтые, другие уже ставшие белыми пушистыми шарами, они забивали все остальные цветы, и, если посмотреть вдаль, луга казались не зелеными, а солнечно-желтыми, яркими и веселыми. Где-то совсем рядом пели жаворонки, в густой траве стрекотали кузнечики, носились в чисто-голубом небе стрижи, а еще выше, над ними, высматривая добычу, гордо парил ястреб. Было очень тепло, но нежарко – ласковый, дующий с моря ветерок приносил прохладу. Слева, в долине, блестела река, а по правую руку, за холмами, тянулась густо-синяя полоса дальнего леса. К нему-то и свернул рыжий.
Шел Финтан к любимой,
Шел Финтан к любимой,
– во весь голос напевал парень. Песня эта, видимо, очень нравилась Маклоху, но знал он, похоже, только одну строчку, ее и пел, ничуть сим обстоятельством не смущаясь:
Шел Финтан к любимой!
Шел Финтан к любимой, ха!
Шел Финтан к любимой, ха-ха!
Наконец тропинка, оставив позади реку, нырнула в лес, густой и сумрачный, но вовсе не такой непроходимый, как леса на далекой родине Рыси, по берегам седого Волхова, близ свинцово-серебристого Нево – озера-моря.
Шел Финтан к любимой!
Ну, красноголовый! Надоел уже одно и тоже петь!
Шел Финтан к любимой,
Шел…
Маклох вдруг прекратил петь и остановился, к чему-то прислушиваясь. Затих позади и Юний. Где-то рядом слышался звон колокольчиков. Коровы? Рыжий просиял и бросился напрямик в чащу. Туда же нырнул и Рысь, не обращая внимания на лезущие в глаза ветки. Некоторое время оба пробирались через кусты и густой подлесок, перепрыгивали через неширокие ручьи, обходили мелкие озерка и болотца. Наконец впереди посветлело – и за лесом показался большой, розовый от клевера луг, а за ним – озеро. На лугу, близ буковой рощицы, звеня медными колокольчиками, лениво паслись коровы. Почуяв чужих, грозно залаяли псы. Это плохо. Хотя… Во-он уже кто-то бежит навстречу рыжему – пастушонок с длинными, словно лен, волосами, в короткой, до колен, тунике, с хлыстом в руке.
У пастушонка не должно быть длинных волос! Все дети северных варваров – вотандинов, селговов, дамнониев, каледонов, – не достигшие определенного возраста и общественного положения, тем более какие-то там пастухи, должны были коротко стричься. А из взрослых короткие волосы носили только друиды. Значит, никакой это не пастушонок. Девчонка! Ну да!
– Здравствуй, Этайн! – подбежав к девушке, радостно воскликнул Маклох. – Так и знал, что вы перешли на новое пастбище. Этне с тобой? Ой. – Он посмотрел вперед и, испуганно передернув плечами, попросил: – Уйми-ка собак, дева.
– Сейчас. – Девчонка побежала назад, только засверкали в траве голые пятки.
– Тариск, Даманаг, Абу, цыц! – закричал она на собак – огромных и черных. – Цыц, кому говорю!
Собаки с веселым лаем запрыгали вокруг девушки, норовя лизнуть в нос. Та отбивалась, и наконец обернулась к благоразумно дожидавшемуся вдалеке парню:
– Подожди, Маклох, я их привяжу к дереву… Керия, Этне, помогите!
К собакам, выскочив из выстроенного у рощицы шалаша, понеслись еще две девчонки, на вид чуть постарше Этайн – уж та выглядела совсем еще ребенком. Здоровенные псы, видать, любили своих юных хозяек, поскольку, помахивая хвостами, принялись виться вокруг них с радостным лаем, не обращая никакого внимания ни на коров, ни на застывшего в ожидании рыжего, ни на прячущегося за деревьями Рысь. Наконец с шутками и криком юные пастушки привязали собак, и Этайн, сверкнув синими глазенками, подбежала к рыжему и схватила его за руку:
– Идем, Маклох!
Юний кивнул. Ага, вот, значит, так. Сильно ему не нравились собаки, хорошо, что они привязаны, этим нужно будет воспользоваться.
– А, привет, Маклох! – увидев подошедшего парня, закричали девушки, как показалось Рыси – с насмешкой. – Опять притащился! Ну, на этот раз не с пустыми руками?
– Не с пустыми. – Маклох покачал головой. – Кое-что принес.
– Покажи!
– А угадайте! Чтоб интереснее было, я сначала кому-нибудь из вас покажу… Ну, хоть тебе, Этне.
– Да больно мне нужно, – насмешливо фыркнула Этне – рослая и симпатичная девушка лет семнадцати на вид. Темные волосы ее падали на спину, короткая зеленая туника без рукавов едва достигала колен.
– Ну, пошли, Этне, а? – заканючил рыжий. – Тебе понравится, вот увидишь.
– Сначала помоги-ка нам отнести подойники к стаду, – оглянувшись, Этайн подмигнула подружкам.
– Ну что там, явились притены? – повернувшись к Маклоху, громко спросила маленькая Этайн.
Рыжий важно нахмурил брови:
– Явились.
– И когда теперь уйдут? Долго еще нам здесь сидеть?
Маклох почесал затылок:
– Не знаю, когда уйдут. Думаю, дней пять точно пробудут.
– Жаль, – искренне опечалилась девочка. – Надоело уже тут, с коровами. Скорей бы обратно в деревню, правда, подружки?!
– Да уж, в деревне всяко повеселее, – согласилась третья девчонка, Керия. Сильная, мосластая, с грубым, в щербинках, лицом, она скорее напоминала парня.
– Но ведь и здесь не так плохо, – возразила Этне. – Дождей нет, красота! Правда, вот работы много. Это ж не наше дело – коров пасти. Скорей бы вернулись парни.
– Староста держит их в селении, – усмехнулся Маклох. – Говорит, пока не уйдут притены.
– Скорей бы ушли!
– Скорей бы…
Керия потянулась и пристально взглянула на рыжего:
– Ну что, Маклох, пошли. Поможешь нам с подойниками. Мы с Этне понесем, а ты – с Этайн.
Круглая физиономия рыжего враз сделалась унылой. Похоже, такой расклад его совсем не устраивал.
– Давайте-ка, я сам все отнесу, – неожиданно предложил он.
– Ого! – удивленно воскликнула Керия. – Да ты настоящий воин.
– Пусть только Этне покажет, куда нести. Ну, один раз, а дальше я уж сам. Проведешь, Этне?
– Да уж пошли, – девушка рассмеялась, – покажу стадо.
Прихватив медные подойники, Этайн и следом за ней Маклох пошли по тропинке к стаду. Рысь, естественно, сзади. Радовался – хорошо, уходили подальше от собак. Шли, правда, недолго, стадо-то находилось рядом, паслось средь разнотравья на пологом склоне холма. Пастбище было окружено невысокой изгородью из тонких жердей, имелся и шалаш, куда сложили подойники.
– Ну, – Этне обернулась к рыжему, – теперь знаешь дорогу?
– Знаю, – кивнул тот и неожиданно предложил: – Хочешь, нарву тебе цветов?
Девушка пожала плечами:
– Да я и сама могу нарвать.
– А показать тебе ту вещь, что я принес?
– Вещь? Интересно. – Этне с любопытством подняла глаза. – Ну, покажи, что там у тебя?
– А отойдем в сторонку, вон, хоть к этим кустам.
Рысь поежился. Как раз в этих кустах он и сидел. Как бы его не обнаружили раньше времени – отступать-то некуда, позади луг, а до леса долго.
Оба, рыжий и девушка, подошли к кустам. Маклох уселся в траву и снял с плеча котомку.
– Садись рядом, Этне! – несмело попросил он.
– Да мне и так неплохо. – Девчонка насмешливо уперла руки в бока. – Ну, давай же, показывай!
– Вот… – Рыжий вытащил из котомки изящное серебряное ожерелье. Игривый солнечный лучик, искоркой отразившись от серебра, попал прямо в глаза девушки, серо-голубые, большие, блестящие.
– Какая красота! – Этне взяла ожерелье в руки, примерила, искоса посмотрев на Маклоха. – Ну, как?
– Создано словно для тебя, – рыжий ухмыльнулся и зачем-то оглянулся по сторонам. – Хочешь, отдам его тебе?
Девчонка стрельнула глазами:
– А что попросишь взамен? Ты ведь ничего не делаешь просто так, рыжий Маклох.
– От тебя попрошу немного. – Маклох тяжело задышал. – Сними тунику!
– Что?
– Ну, разденься… И это ожерелье – твое!
– Хм… – Этне задумалась. – Всего лишь раздеться? И ничего больше?
Как видно, девчонке уж больно не хотелось расставаться с понравившейся вещью.