Глава 15
Сквозь проломы в потолке сеялся холодный свет солнца. Однажды я был на "Первомайской", и сейчас вспомнил ее вестибюль с пропускными автоматами, окошки касс, будку дежурной… Теперь узнать все это было трудно. В небольшом зале гуляли сквозняки, стеклянные двери были выбиты, под стенами валялись обломки плитки, листья и всякий мусор.
На станции стояла тишина, лишь снаружи доносился приглушенный шелест листвы.
- Он умирает. - Юна Гало встала на колени возле лежащего навзничь Луки Стидича. - Умирает, а мы ничего не можем сделать!
Девушка склонилась над ним, положив ладонь на замотанный бинтами лоб. Кровь больше не шла, и засохшая повязка превратилась в темную маску с прорезью для глаз. Тело сотрясала дрожь, кожа под нижним краем повязки посинела - мутант своими когтями занес какую-то инфекцию, которая теперь быстро убивала жреца. Ему бы укол от столбняка, порцию антибиотика да переливание крови… Но здесь это невозможно.
Что происходит с полуавтономной компьютерной программой, чей аватар умирает в виртуальном мире? Она стирается? Отключается? Впадает в спячку, пока ее вновь не запустят? Я профан в программировании и компьютерных играх, наверное, эти мысли показались бы глупыми тем, кто разбирается в таких вещах…
Но сейчас вокруг меня не игра. Не виртуал. Это - реальность, такая же настоящая, живая, как та, до эксперимента. Люди здесь испытывают такую же боль. И так же умирают.
Мы с Почтарем и Чаком стояли вокруг Юны с Лукой и молчали. Рука жреца поднялась, он взял девушку за шею, притянул к себе. Голова дернулась, и Лука произнес хрипло:
- Я должен был… рассказать тебе.
- Что? - спросила Юна. - О чем рассказать?
- Человек. Человек в шестерне.
Я уставился на жреца, не веря своим ушам. Что он говорит?!
- Твой рисунок… Ты знаешь, откуда? Капсула. Мы нашли тебя, когда ты уже… У Тимерлана… Позже пришли к нему… - Слова давались ему тяжело, жрец то и дело замолкал, жадно хватая ртом воздух. - Приехали, но решили не забирать. Старик решил: скажем потом. Капсула… не пытайся достать, умрешь. - Лука попытался приподняться, выпустив шею Юны, уперся локтями в пол, но упал. - Никто не знает, только джагеры. Знак! - Вдруг он повернул голову и уставился мне в глаза. - Тебя я помню, но… Столько лет прошло. Не могу понять, когда видел. У тебя нет знака. Почему?
Я присел на корточки, а Юна сказала растерянно:
- Я не понимаю. Лука Стидич, о чем вы? О моей татуировке? Но при чем тут…
- Про что ты говоришь? - вмешался я, склоняясь над жрецом.
- Знак! - прохрипел Лука, выгибаясь и запрокидывая голову. - Без знака они не могут найти тебя.
- Кто?! - крикнул я. - Кто не может найти?! Что ты знаешь про знак?!
Он молчал. Оттолкнув девушку, я схватил Луку за шиворот, приподнял, повторяя:
- Кто не может найти меня? Ты видел меня раньше? Где?
- Что ты делаешь?!! - Юна заколотила меня кулаком по плечу. - Отпусти его! Отпусти!
Я разжал пальцы - затылок жреца со стуком ударился о бетон.
Чак спросил:
- Чего это тебя разобрало так, наемник? Аж покраснел, болезный. О чем вы толковали? Что за татуировка, что за старик такой, джагеры?
Мы молчали. Карлик с любопытством оглядел нас своими прозрачными глазами, махнул рукой и вскарабкался по груде бетонных обломков к пролому в потолке, за которым виднелись развалины домов на фоне серого неба. Юна все сидела над мертвецом, уставившись в одну точку. Почтарь, засопев, отступил к лестнице. С того момента, как мы поднялись по лестнице, монах постоянно щурился и прикрывал глаза ладонью, а еще сильно сутулился и старался глядеть в пол.
- Мутанты могут сломать решетку и вылезти сюда, - сказал я.
- Не могут, не могут, - откликнулся он. - Видал, какие лупалки у них? Большие очень.
- Хочешь сказать, эти твари привыкли к темноте?
- Как и я. - Монах пошел к турникетам.
Юна выпрямилась, кусая губы.
- Он… - начала девушка.
- Умер, - закончил я. - Извини. Просто эта твоя наколка - единственное, что я помню из прошлой жизни. А то, что он говорил, может быть очень важным.
Она отвернулась.
В моей голове кружились беспорядочные мысли: знак, шестерня, наемник, татуировка… Что все это значит? Надо добраться до Тимерлана Гало, обязательно, и любым способом вытрясти из него все, что он знает!
- Я не понимаю, что делать теперь, - сказала Юна.
- Идем дальше, в Храм.
- Но как туда попасть? И я даже не знаю, о чем говорить с Гестом! Лука должен был что-то рассказать мне перед встречей с Владыкой. Лука, он… он появлялся в Меха-Корпе раньше. Я не уверена, но, по-моему, он был дружен с отцом. Это Лука сообщил ему, что Гест готов предоставить какое-то оружие против некроза в обмен на помощь в борьбе с мутантами. И я, как дочь главы Корпорации, должна была подтвердить, что Меха-Корп выполнит свою часть соглашений. После переговоров я должна была остаться в Храме…
Так вот оно что! Я кивнул сам себе. С самого начала, несмотря на все объяснения Юны, мне казалось неестественным, что совсем молодую девчонку отправили на переговоры, от результатов которых зависит жизнь стольких людей и существование такой большой организации, какой, судя по всему, является Меха-Корп. И дело было даже не в том, что в привычной мне реальности эти вопросы почти всегда решали мужчины, - просто видно было, что Юна Гало, как бы она ни пыталась казаться опытной и бывалой, еще почти подросток. И ее послали разговаривать с очень важными людьми, правящими Орденом Чистоты? Торговаться с ними, добиваться выгодных условий? Теперь все стало на свои места: Юна Гало как дочка главы Механической Корпорации - просто заложница. После переговоров она будет сидеть в Храме и одним своим присутствием гарантировать, что Меха-Корп выполнит свою часть сделки.
Девушка тряхнула головой.
- Нам все равно надо обязательно попасть в Храм. Это единственный шанс спасти Арзамас. Я буду говорить с Владыкой и постараюсь убедить его.
- Нельзя здесь оставаться, нельзя. - Почтарь, обойдя зал, приблизился к нам. - Это ж самый восток Большой Московии, тут только зверье, мутафаги да братва медведковская шастает.
- А они откуда здесь? - донеслось сверху. В проломе показался карлик. - Здесь же ничейные территории.
- Недавно пришли, - сказал Почтарь.
- Да ты откуда под землей своей знаешь?
- По верху люди идут - а внизу эхо отдается, - непонятно ответил монах. - Мне внизу все слышно, все видно, когда нужно. Вам в Храм надо идти, больше некуда.
Снаружи раздался стук и шорох осыпающейся земли. Юна Гало зажмурилась, сжав кулаки, замерла на несколько мгновений, потом открыла глаза. Потерла ладонями щеки.
- Да, идем, - сказала она прежним решительным голосом. - Но сначала похороним Луку.
- Ну так чего вы там топчетесь? - проворчал Чак, по-прежнему стоявший в проломе. - Мне одному могилу копать?
Мы вышли на поверхность. Когда-то здесь была обычная московская улица, а теперь - растрескавшаяся, в рытвинах, заросшая кустами и бурой травой асфальтовая полоса и руины вокруг. Стояла тишина, по высокому серому небу ползли облака. Прохладный ветер шелестел пожухлой листвой деревьев, растущих между развалинами жилых домов. Где-то далеко едва слышно гудел мотор.
Мне вдруг захотелось взлететь. Возникло ощущение, будто я в кабине самолета - но не своего штурмовика, а в легком спортивном самолетике, парю на потоке восходящего воздуха, отключив мотор… Юна упоминала каких-то небоходов с их дирижаблями. Интересно, есть у них самолеты? Пусть простенькие, типа того, в котором я хотел возить туристов на острова. Если мне суждено остаться в этой реальности, надо обязательно найти небоходов. Я не подземный крот вроде Почтаря, но и не наземный житель. Мне нравится небо.
Чак стоял у стены полуразрушенного здания станции, сжимая обломок доски. Он успел раскидать камни и осколки бетона на небольшом пятачке и даже немного разрыть землю.
- Ну, помогайте! - Карлик вонзил острый скол доски в землю.
Я прикинул, что Чак ушел копать могилу еще до того, как Лука Стидич умер - была в этом какая-то циничная расчетливость, - но вслух ничего не сказал.
Почтарь, оказавшись снаружи, совсем сгорбился, прикрыл глаза и накинул на голову капюшон, стянув его края шнурком.
- Чем копаешь? - глухо пробубнил он. - Вот этим, этим сподручнее.
Монах расстегнул хламиду, распахнул полы. Под ней на ремешках висело много всего, и среди прочего - небольшая раскладная лопатка. Пока Почтарь отстегивал ее, я спросил у Чака:
- Сколько у тебя ножей и патронов? Дай мне их.
- Ножи? Ползуна тебе в зад, а не ножи, - откликнулся он. - Я без ножиков своих как без пальцев. Два их у меня - и ты ни один не получишь. А патроны - ладно, бери…
Хауда и один из пистолетов Луки остались внизу. Взяв патроны, я пересчитал их и сунул в карман куртки. У меня нож, у Чака их два, у Юны кинжал. Да гарпунер Почтаря… хотя его, скорее всего, можно не считать. Вон как монах жмурится и морщится на свету.
Доска Чака и лопата Почтаря со стуком ударяли в каменистую землю. Юна спустилась в вестибюль станции, а я, отойдя немного в сторону, залез на опрокинутую железную тумбу.
И понял, что гул мотора стал громче. Он приближался.
Я поспешил обратно, увидел, что могила почти готова, и сказал:
- Прячемся, едут.
Мы с монахом и Чаком залегли за тумбой.
- Юна! - позвал я.
- Что? - откликнулась она, высунувшись из пролома.
- Слышишь мотор?
- Сюда едут?
- Да. Мы спрятались, не выходи пока.
Гул стал громче.
- И еще, - добавил я, - погляди, что у жреца под плащом. Нам сейчас все пригодится. Когда назад пойдешь, патронташ его захвати.
На улице показался автомобиль. Он сильно отличался от сендеров, которые я видел у кетчеров и монахов: если те напоминали багги, то этот больше смахивал на угловатый микроавтобус. Весь покрыт клепаными листами железа, с плоской крышей и далеко выступающим вперед прямоугольным капотом. Окна закрыты броней, вместо лобового стекла - щель между горизонтальными шторками.
Чак приподнялся, разглядывая его, и сказал:
- Медведковские, некроз им в печень.
По периметру крыши были наварены железные штыри, к которым крепились штанги ограждения. За ними прятались люди, во все стороны торчали стволы ружей и обрезов. Овальные листы металла наполовину прикрывали небольшие для такой тяжелой махины колеса. Этакий броневик кустарного производства. Он явно не предназначался для передвижения по серьезному бездорожью, скорее уж для ведения боевых действий в городских условиях. Вернее, в условиях городских развалин. Из выхлопной трубы валил дым, двигатель громко гудел, звук этот далеко разносился по пустынной Москве.
Давя кусты, броневик проехал мимо станции.
- Это ничейные территории, - тихо сказал Чак. - По крайней мере, так было, когда меня в последний раз заносило сюда. Чё они тут патрулируют? Что-то непонятное происходит… Почтарь, э?
- Не знаю, не знаю, - откликнулся тот. - Я наверху не хожу, я внизу хожу. Идемте, пока назад не поехали, жреца похоронить надо.
Броневик свернул вправо - я не помнил точно, как называлась та улица на краю Измайловского лесопарка, кажется, как и станция, Первомайской - и пропал из виду за деревьями.
Из пролома показалась Юна, в руках ее были патронташ, холщовый мешочек и ремень с ножнами для кинжала.
Мы встали. Подойдя к нам, девушка сказала:
- Это кошель Луки, в нем пять золотых. - Она достала монеты. - Два тебе, Разин, два Чаку. Тебе я должна еще три, так?
- Вроде того, - кивнул карлик, забирая деньги.
- А тебе еще пять, наемник. Почтарь… - Девушка повернулась к монаху: - У меня остался один золотой, и если…
- Не надо, не надо, - затряс он головой. - Зачем деньги под землей?
- Ты не пойдешь с нами?
- Нет! - Почтарь сразу заволновался, засопел, сгорбился больше прежнего. - Не для меня тут всё, не люблю, плохо… светло, солнце как светит, а?
- Чего? - переспросил Чак. - Пасмурный же день. Не, я вообще не понял, так а куда ты пойдешь? Назад, что ли?
- Назад, назад, - согласился монах. - Вниз, а куда ж еще?
- Да как тебе сказать… - Чак широко махнул рукой. - Вокруг куча направлений, куда можно идти. Вот с нами, к примеру. А внизу мутанты. Сожрут тебя.
- Не сожрут. Проберусь, пролезу. Дрезину надо починить, рычаги… Я пройду, смогу, я такой.
Глядя на его сутулую фигуру, крысиное личико, маленькие цепкие ручки и бегающие глаза, я подумал: да, монах именно такой. Без нас, шумных и говорливых, он тихо пролезет под носом у мутантов, починит свою дрезину и растворится в темноте туннелей.
- Но куда нам теперь? - спросила Юна.
- Там, - Почтарь показал в сторону, куда уехал бронированный автомобиль, - колесо, большое такое, знаете?
- Я знаю, - кивнул Чак. - Вокруг понтоны и дома на сваях, рыбари там живут.
- Точно, точно, колесо на том краю кратера, от него дальше идет Соколиная речка. А на этом…
- Соколиная? - перебил я, и все посмотрели на меня. - Почему она так называется?
Почтарь развел руками:
- А может, потому, что до Погибели так это место называлось. Трещина там от кратера идет, вот тебе и речка. По ней почти в центр Большой Московии приплыть можно.
"Правильно, раньше так называлась гора", - хотел сказать я, но не сказал.
- Ну и вот, - продолжал монах, - а на этом берегу застава Храма. Там братья с оружием, всегда пять-семь человек дежурят, братья мои, монахи. Люберецкие кормильцы туда подводы для Храма привозят: мука, хлеб, картофель… Подряд у них от Ордена. На заставу привозят, а дальше братья сами уже.
- Но сейчас весь кратер затопило, - напомнила Юна.
- Верно, верно! Мимо заставы окружная дорога идет. Когда сухо, когда вода на дне только, по дороге братья товар кормильцев дальше в Храм везут. А в сезон дождей, когда затопит, на то баркас имеется. Братья на нем плавают на другую сторону, мимо колеса и по речке дальше. Он и сейчас у заставы должен быть к причалу привязан. Они вас и переправят на баркасе, а? - Он вдруг с тревогой оглядел нас. - Плавать-то никто из вас не боится?
- Я - нет, - сказал Чак как-то чересчур уж решительно. Мы с Юной покачали головами.
- Ну вот и хорошо, и правильно. Потому что я боюсь очень, - признался монах. - Та́к вот в Храм и попадете.
- А нам обязательно через этот кратер переправляться? - спросил я. - Может, лучше обойти?
- А как же! - Почтарь даже руками всплеснул. - А куда ж еще? Обойти! Ишь удумал! На севере руины, шлак спекшийся, мутафаги там, волки-панцирники, ползуны. Дорог вообще нет. Там не пройти вам, а вернее, может, и пройти, но долго слишком. День, два, три… А с юга обходить - не-е… Воды там много, болота между домами, отрава в воздухе, задохнетесь. А не задохнетесь - к сроку все одно не поспеете в Храм. На баркасе скорей всего выйдет. Потому идите осторожненько, бандитов только стерегитесь. Сами видали машину ихнюю. Ну что, пора жреца хоронить? А то плохо мне, голову кружит на свету и тошнит, эх! Отвык, отвык от поверхности, почитай, больше сезона наверх не совался.
- Хорошо, - сказала Юна Гало, застегивая ремень с ножнами на поясе. - Давайте похороним Луку.
Глава 16
Из пролома в крыше взвилась большая черная птица, похожая на ворона, но с чересчур длинным клювом, хрипло каркнула и полетела над улицей.
- Чак, - сказал я, выглядывая из-за покосившейся кирпичной стены, - ты знаешь, что такое амнезия?
Карлик задумался, подняв белесые брови, и покачал головой:
- Не-а, никогда не слыхал такого диковинного словца.
Я пробирался первым, за мной Юна, замыкал Чак. Мы двигались по краю улицы, стараясь не углубляться в развалины, но и не выходить на свободное пространство. Асфальт густо порос кустами, проехавший недавно броневик оставил в них широкую прореху.
- Амнезия - это потеря памяти, - сказал я, провожая взглядом птицу. - Так вот, у меня амнезия.
- Перепил недавно? - с издевательским сочувствием спросил карлик. - Бывает, я тоже как-то…
- Нет, не в том дело. Я не знаю, в чем причина. Не помню ничего о своей прошлой жизни, кто я, откуда - вообще ничего.
- Ты серьезно, человече? - Тон его изменился. - Э, постой, а имя твое?
Я выглянул из-за угла двухэтажного дома - судя по всему, бывшего продуктового магазина. Мы давно пересекли Первомайскую улицу, что стало ясно по надписи на табличке, которую Чак вытащил из-под камней, и приближались к границе Измайловского лесопарка… То есть кратера, окруженного невысокой насыпью и залитого водой. Часть приземистой дамбы вокруг кратера видно было даже отсюда.
- Имя вспомнил, - сказал я. - И еще кое-что. Но чем занимался раньше, кем вообще был - нет.
- А откуда на тебе комбез этот чудной?
Юна прижалась к стене позади меня, за ней стоял карлик. Чтобы двигаться дальше, надо было пересечь пустое пространство, но я не спешил.
- Тоже не помню. Я пришел в себя на холме, прямо посреди пятна некроза. И некроз меня не тронул, я не заразился. Спустился оттуда, наткнулся на Юну… Потом еще были кетчеры, а позже в поселке нефтяников мы встретили тебя.
- Святой мутант! - произнес Чак удивленно. - Так это не шутка, ты и вправду ничего не помнишь? А может, ты из-за некроза память потерял?
Посмотрев на него, девушка спросила:
- Почему ты так сказал?
- Как сказал? - Карлик отвел взгляд.
- Ты произнес это… эти слова. Про святого, сам знаешь, кого. Ты кем был раньше, Чак? Этот глаз у тебя на лбу…
- Я же сказал, сестричка: вором.
- Воры не делают себе такие татуировки.
- Ты много знала воров? Лучше скажи, о чем это бормотал Лука перед смертью? Что там про джагеров и про то, что тебя нашли?
- Я не знаю!
- Да ну?
- У каждого из нас что-то такое было в прошлом. - Я не хотел, чтобы между ними начался спор. - Сейчас не время про это говорить. Пошли, надо быстро пройти перекресток.
Выскочив на свободное пространство, я побежал через кусты, но остановился, услышав возглас Юны:
- Глядите!
На другой стороне улицы была длинная стена - все, что осталось от жилого дома. На ней боком к улице сидел мутант. Одной рукой он уперся в кладку, другую свесил вниз, повернул к нам голову и смотрел не моргая. Не такой, как те, в подземельях, - ниже, более мускулистый, поросший короткой шерстью, с гривой темных волос. Если бы не шерсть, издалека он бы напоминал Тарзана.
Я поднял пистолет. Чак, догнав меня, зашипел:
- Пошли, пошли! Они стаями ходят, если он других позовет… Быстро отсюда!
Мы заспешили дальше, пистолет я не опускал. Существо сидело в той же позе, поворачивая голову вслед за нами, и вдруг я понял, что в опущенной руке оно держит ружье с потускневшим от времени стволом и замотанным тряпками прикладом, едва заметное на фоне стены.
Так мутанты разумны?.. В подземельях мне показалось, что они скорее вроде обезьян - то есть какие-то мозги есть, но это именно звери, - однако если у него ружье… Никакая обезьяна не способна пользоваться огнестрельным оружием. Хотя, может, мутант просто нашел его в развалинах и использует как дубинку? Но тогда он взял бы оружие за ствол, а не держал бы его так, будто в любой момент готов выстрелить.