Ножен для тесака не было, за пояс его не сунуть, а подниматься с такой штукой в руках будет слишком неудобно - пришлось вонзить лезвие в настил. Заберу, когда спущусь, решил я и первым шагнул к лестнице. Поставив ногу на нижнюю перекладину, окинул взглядом колесо, заслонившее полнеба. Мерцали огни, блеклый свет озарял погруженное в воду основание конструкции. Металл проржавел, краска облупилась, массивный железный круг на высоченной стойке поскрипывал на ветру, а еще мне показалось, что он слегка покачивается. Издалека эта штука выглядела надежной, но сколько лет она простояла под дождем и ветром, в воде, да еще и нагруженная куда больше расчетного веса? Коррозия наверняка разъела нижнюю часть, и колесо в любой момент может рухнуть.
Я полез вверх. Когда достиг мостка, тот закачался, закрепленные между нижними канатами доски заскрипели, прогибаясь под моим весом. Пришлось схватиться за верхние канаты, служащие ограждением. Карлик и девушка поднимались следом. Хорошо, что я привык к высоте, к воздушным пируэтам, "мертвым петлям" и "бочкам"… Чак, по его словам, высоту тоже любит, а вот Юне тут не понравится.
Так и оказалось - выбравшись на подвесной мост, она сразу зажмурилась и вцепилась в канат. Открыв один глаз, осторожно глянула вниз, сглотнула. Мы с Чаком осмотрелись. Мосток под нами прогнулся еще больше, он уходил в две стороны под приличным наклоном и заканчивался у горизонтальных железных решеток, приваренных к нижним люлькам, с которых сняли навесы. На решетках стояли приземистые хибары из листов фанеры и жести, скрепленных набитыми поверх досками.
Чак повернулся вправо, влево, и тут над головой зашумели. Где-то в верхней части колеса вспыхнула перебранка, кто-то выругался, кто-то завопил, раздался звук удара, вскрик… С решетки на самом верху колеса соскользнул человек, повис на краю, раскачиваясь. Сверху протянулись руки, ухватили его за волосы и втащили назад.
И сразу же там опять закричали, послышались возня и удары. Потом раздался выстрел, и немного погодя - второй.
- Вот здесь нравы какие у них, - тихо сказал Чак. - А местные, глядите, и внимания на пальбу не обращают - никто и не высунулся поглядеть. Говорю ж, лиходеи они.
Вверху опять выстрелили.
- Кому в какую лавку идти? - спросил я негромко.
- Вон та, - сказал Чак, показывая на постройку слева, - люберецких кормильцев.
- Откуда ты знаешь? - шепотом спросила Юна. Она уже пришла в себя, хотя по-прежнему крепко держалась за канат.
- А ты сама догадайся, сестричка. Короче, тебе туда, наемнику направо.
- Я поняла, там над крышей висят какие-то связки на веревках.
- Правильно, это рыба вялится, которую рыбари принесли, а хозяева лавки на просушку повесили. Короче, в этой лавке безопаснее, насколько разумею, должно быть. Скорее всего, сидят внутри человека три-четыре: хозяин, продавец да пара охранников. Они, конечно, на каждого, кто заходит, подозрительно косятся, но при том главная их цель - не ссориться с рыбарями, а нормально с ними торговать. Потому как войдешь, так проси у них уверенно хлеба, мяса вяленого, воды фляжку, плати и выходи сразу. А вот тебе, человече, осторожнее надо, бо в той лавке хозяином кто-то местный, с колеса этого небось. И он, увидав незнакомое лицо, один мутант знает, как себя поведет.
- А приемник у него в лавке может быть? - спросил я.
- Вот этого не ведаю, - развел руками карлик. - Всё, много мы болтаем слишком, а медведковские близко. Идите уже, я здесь жду. Только быстро давайте, пока никто не объявился.
* * *
Холодный ветер забирался под куртку. В небе мерцали звезды, озеро блеклых огней переливалось внизу, вокруг поселка раскинулся океан чернильной тьмы. В руинах по берегам реки горели редкие костры.
На крыше лавки гудел и трясся трансформатор, от него толстый провод тянулся в сторону одного из ветряков, вращавшихся над поселком рыбарей. Я шагнул с мостка на решетку, но прежде чем толкнуть низкую дверь, заглянул в окошко, закрытое прутьями, приваренными к железной раме.
За окном открылось грязное тесное помещение, перегороженное прилавком. Под потолком висела лампа в кривом абажуре, за прилавком на табурете дремал старик. На стеллаже, прибитом к стене напротив окна, лежали всякие инструменты, консервные банки - должно быть, с крючками для ловли рыбы, - мотки проволоки, связки веревок для сетей, снасти и катушки с леской.
На стене за спиной у лавочника висел карабин.
Толкнув дверь, я шагнул внутрь. Пришлось пригнуть голову под низкой притолокой. Когда дверь захлопнулась, скрипнув пружиной, с потолка на меня посыпалась какая-то труха, а хозяин лавки открыл глаза.
Только сейчас я сообразил, что до сих пор не знаю, как здесь приветствуют друг друга. Надо было спросить Чака… Что теперь сказать: "Вечер добрый"? "Как здоровье"? Или просто "Привет"? Как обращаются тут к человеку, который гораздо старше тебя?
Пришлось ограничиться кивком. Старик молча наблюдал за мной и не шевелился.
Я прошелся по лавке, перешагнул через корзины с вяленой рыбой, потрогал сеть на стене, следя за лавочником краем глаза. Он тоже следил за мной. Вернувшись к прилавку, я оглядел оружие за его спиной.
Чем-то оно смахивало на самозарядный карабин Симонова, только ствол короче и приклад будто обрублен. Чак с Юной несколько раз упоминали каких-то харьковских оружейников - может, это оружие ими сделано? Похоже на то. Механизм от симоновского карабина, а ствол и приклад в Харькове изготовили.
- Рыбу хочу купить, - сказал я как можно небрежней.
Старик молча смотрел на меня. Я добавил:
- И ствол тот покажи.
Вместо ответа лавочник со стуком выложил на прилавок самострел - небольшой и со взведенным курком. Блеснувшая металлом кисть легла на оружие, прожужжали сервоприводы, щелкнули железные пальцы, обхватившие рукоять. На запястье старика был кожаный напульсник, скрывающий место стыковки протеза с предплечьем.
Киборг.
Такого я тут еще не видел. И карлик с девчонкой о них ничего не рассказывали. Это еще что за новости? Навесить механизм на тело несложно, но добиться, чтобы человек мог управлять им так же, как собственными конечностями… Надо как-то соединять нервные окончания с элементами механизма, а это сложная технология. Я провел рукой по лицу, пытаясь прогнать внезапно нахлынувшее ощущение нереальности происходящего - мне снова почудилось, что я лишь фигурка внутри виртуального мира.
Хозяин лавки, показав, что вооружен и гостю не следует делать ничего, что не стал бы делать обычный мирный покупатель, снял со стены карабин и протянул мне.
Я быстро осмотрел его. Откинул крышку ствольной коробки, проверил ударно-спусковой механизм. Ствол и затворная рама смазаны. Спуск туговат, правда, но это ерунда…
- Ну, и сколько ты за него хочешь? - спросил я, закрывая крышку.
Он положил на стол вторую клешню, покрытую пятнами ржавчины. Напульсник с предплечья сполз к локтю, и было видно, что часть руки представляет собой каркас из железных стержней и посадочное кольцо, обхватывающее предплечье. Внутри каркаса с жужжанием задвигались спицы, и старик растопырил пять железных пальцев.
Что это значит? Пять монет… каких? Не золота ведь?
- Пять гривен? - спросил я наобум, и старик кивнул.
Немой он, что ли?
- Ну, это ты загнул, батя.
Он глядел на меня, голова его мелко тряслась, и по морщинистому лицу невозможно было понять, о чем думает эта старая развалина. Может, у него вместо мозгов микропроцессор? Хотя, судя по руке, скорее древняя схема на лампах.
- Две, - сказал я. - Две гривны дам.
Хозяин покачал головой и с жужжанием согнул один палец.
- Четыре - слишком много, батя, - отрезал я и кивнул на стену лавки, обращенную к Соколиной реке. - В городе такой ствол за одну монету купить можно. Хорошо, дам три, но с тебя еще патроны и корзина рыбы в придачу. Больше не проси, не согласен за три - ухожу.
Старик застыл, глядя мне за спину, я даже оглянулся, решив, что кто-то наблюдает за нами в окно, но оказалось, что хозяин просто думает. Наконец он отодвинул в сторону самострел и показал мне десять железных пальцев.
А это что значит?
Сообразив, я возмутился:
- Всего десять патронов к нему? Пятнадцать, не меньше!
Он показал еще два пальца. Надо было спешить, и я кивнул:
- Ну ладно, двенадцать. Но еще дашь мне ремень к ружью.
Пока я лазил в карман за деньгами, хозяин извлек из-под прилавка цинковую коробку, открыл ее и стал вытаскивать патроны. Отсчитав двенадцать штук, сграбастал выложенные мною на прилавок монеты, внимательно осмотрел, поднося близко к глазам, попробовал каждую на зуб. Достал из ящика ремешок с железными карабинчиками на концах. Прицепив его к оружию, я зарядил обойму. Старик тут же опять взялся за самострел, не поднимая его с прилавка, повернул стволом в мою сторону. Сунув оставшиеся патроны в карман куртки, я сказал:
- Готово, батя. Ухожу.
Киборг молча глядел на меня. Монеты уже куда-то исчезли.
Повесив ружье на плечо, я взял с пола корзину с рыбой и добавил:
- Не целься мне в спину. Или мне задом к двери пятиться, чтобы тебя видеть?
Он еще некоторое время сидел не шевелясь, потом медленно стащил самострел с прилавка, сунул оружие куда-то на полку внизу. Я направился к двери, прислушиваясь, не скрипнут ли позади механические руки, если хозяин лавки попытается опять вытащить самострел.
Но там было тихо - и я вышел под звездное небо. Чак маялся на середине мостка, переминаясь с ноги на ногу, а вот Юны видно не было. Мне казалось, что из-за медлительности хозяина покупка карабина заняла много времени и они уже поджидают меня, недовольные, что я так задержался…
- Ну, сколько можно? - зашипел карлик, когда я подошел. - Медведковские совсем близко уж! Что ты, что девка твоя…
- Хозяин лавки - киборг, да еще немой, - пояснил я. - Откуда он тут взялся?
- Киборг… - Слово его не удивило. - Ну да, всякую механику к людям в Вертикальном городе умеют пришивать.
- Что это за город еще?
Чак махнул рукой:
- Говорят, где-то в горах он, на Урале. Уже давно его от нас некроз отрезал. Теперь только небоходы туда добраться могут, но они никому ничего не рассказывают о городе. Ладно, ты что купил? - Он оглядел карабин и кивнул: - Годится, нормальный ствол. Отдай мне пистолет.
Я протянул ему оружие Луки Стидича, и карлик добавил:
- А ну пошли к той лавке. Что-то мне это не нравится - почему девица не выходит? Идем, только тихо, надо проверить, что внутри.
- Ты вторым иди, - сказал я. - Может, пистолет после воды не стреляет.
Подняв карабин, я зашагал к лавке люберецких кормильцев. На решетке прислушался - в доме вроде тихо. Из окошка льется свет, но совсем уж приглушенный, будто оно закрыто занавеской. Чак замер на мостке, сжимая пистолет обеими руками, и я кивнул ему. Он бесшумно подбежал, я встал с одной стороны окошка, он с другой, и мы заглянули внутрь.
Там была фанера. Но не вплотную, то есть ее не прибили к раме изнутри - с боков и сверху проникал свет.
Чак поманил меня, я нагнулся, и он прошептал:
- К окну шкаф придвинули.
- Чтоб не видно было, что внутри происходит, - так же тихо ответил я. - Пока меня ждал, ничего не слышал с этой стороны?
Он покачал головой:
- Вверху дрались опять, орали, даже если б тут что-то и было, не услышал бы.
- Надо входить. - Я шагнул к двери, но он вцепился мне в штаны. - А что еще делать?
Чак показал куда-то за лавку.
- Что там? - Я выглянул из-за угла в сторону Соколиной реки.
В поселке стало темнее, большинство огней погасли, но на колесе они еще горели, отблески лежали на речных волнах. Только поэтому мы и увидели катер - большой, с широким носом и двумя выключенными прожекторами. Между ними суетились люди, стаскивали брезент с какой-то приземистой установки. На крыше надстройки посреди палубы горела красная фара.
- Монахи, - шепотом пояснил Чак. - Надо быстро спускаться и по мосткам к берегу бежать. Крикнуть им, что мы здесь.
- А если отсюда крикнуть?
- Местных всполошим. Да что ж там с подругой твоей приключилось? Так, давай в эту хибару входить побыстрее. Ты первый, я прикрою.
Отойдя от стены, он задрал голову, оглядел край низкой крыши. Шагнул к окну и зачем-то провел пальцами по раме.
Я перекинул ремень карабина через голову, прижав приклад к левому боку, направил вперед ствол, встал перед дверью и оглянулся на Чака. Он кивнул. Я собрался ударить ногой по двери… и передумал. Ведь именно этого и ждут те, кто затаился внутри. Что с Юной - непонятно, но они могут не выпускать ее, сидеть там тихо, дожидаясь, пока в лавку сунутся те, кто пришел сюда с девчонкой. А как еще объяснить эту тишину и придвинутый к окну шкаф? Наверное, в лавке есть приемник, хозяева услышали объявление Южного братства и, когда вошла Юна, решили подзаработать.
Теперь они ждут, что мы вломимся в дверь.
Повернувшись к Чаку, я показал стволом на окно. Он нахмурился, соображая. Кивнул, ножом бесшумно срезал с окна пленку и отошел.
Я заглянул внутрь, почти прижавшись лбом к фанере. Края шкафа видны с обеих сторон, да и сверху тоже - он совсем неширокий и низкий. То есть легкий, я опрокину его ударом.
Из-за лавки мы не видели катера. Лучи прожекторов скользили по поселку, потом оба погасли, осталась гореть только красная фара. Голоса внизу и на колесе звучали все громче, мостки скрипели под ногами рыбарей.
- Быстрее давай, - поторопил Чак.
Я поднял ногу повыше и врезал подошвой по задней стенке шкафа.
Он качнулся - и фанера проломилась.
Вместо того чтобы опрокинуть шкаф и сунуть в помещение ствол, я едва не сел на "шпагат" в окне. Стопа провалилась в дыру, ногу потащило вперед, а потом шкаф все же упал, и, едва не порвав сухожилия в паху, я ввалился в лавку.
Внутри находились четверо: Юна и трое мужчин в просторных рубахах и штанах из мешковины. Девушка сидела на табурете - руки стянуты за спиной, во рту кляп. Один лавочник, толстый и краснорожий, стоял позади, держа ее за волосы и отогнув голову назад. Он целился в дверь из двуствольного самострела. Второй пригнулся за прилавком, выставив над ним обрез. Третий, тоже с самострелом, но одноствольным, прятался за мешками у стены.
Три ствола дернулись от двери ко мне, когда я уселся задом на упавший шкаф. Наклоняясь в сторону, чтобы уйти от выстрелов, я прицелился в лоб человека, стоящего за Юной, и вдавил спусковой крючок. Карабин лишь клацнул.
Три выстрела громыхнули в лавке.
Где-то в глубине работал приемник, сквозь хрипение и шорох грубый голос монотонно вещал про людей, за которых назначена награда.
Пули из самострелов и дробь из обреза превратили упавший шкаф в решето, часть дробинок вылетела в окно - если Чак сунулся туда следом за мной, ему конец. Свалившись на пол справа от шкафа, я опять вдавил спусковой крючок, но выстрела не последовало. Я вскочил на колени. Те двое, что прятались за мешками и прилавком, спешно перезаряжали оружие, и я прыгнул вперед, перехватив карабин за ствол, замахиваясь, как дубинкой.
В грудь мне смотрел двуствольный обрез. Из одного ствола еще вился пороховой дымок. Толстяк за спиной Юны вытянул руку, обрез лег на плечо девушки возле шеи. Замахиваясь, я бежал к ним, но не успевал.
Вверху треснуло, скрипнуло, между мною и стулом упала доска, и в дыру, появившуюся на потолке, просунулась детская ручка с пистолетом. Он выстрелил, пуля ударила толстяка в плечо, развернула боком ко мне. Подбежав, я врезал ему прикладом по виску. Приклад треснул, толстяк повалился на пол, но прежде чем это произошло, я вырвал из его рук самострел.
Чак, до пояса свесившись в помещение, выстрелил еще раз, а потом пистолет заклацал - наверное, остальные патроны не успели просохнуть. Я направил самострел на прилавок, из-за которого появилась голова, и нажал на спуск. Оружие громыхнуло, дернулось в руке, пуля стесала щепу с края прилавка. Голова исчезла.
Карлик полез вниз, под ним треснула доска, и он рухнул на пол, выпустив пистолет. Встав на колени и держась за голову, просипел:
- Я сам! Выруби того, с обрезом!
Юна, сидящая между нами, дергала головой и мычала сквозь кляп, яростно вращая глазами. Я прыгнул грудью на прилавок. Увидел скорчившегося на другой стороне лавочника, как раз зарядившего обрез, вцепился в его волосы на темени и ударил головой о боковую часть прилавка.
Лавочник выстрелил, дробь ушла в сторону, а я приложил его лбом о дерево еще несколько раз, пока не потекла кровь. Неподалеку стонали. Когда я разжал пальцы, лавочник сполз на пол. Обрез упал. Я повернулся, перекинул ноги через прилавок и встал лицом к мешкам. Человек за ними лежал на боку, обеими руками сжимая ногу. Дробь разворотила его бедро, там пузырилась кровь. По лицу текли слезы, он разевал рот, как вытащенная из воды рыба, стонал и дергал второй ногой. Самострел валялся рядом.
Юна вскочила, когда Чак перерезал веревки, вырвала кляп и ударила носком ботинка толстяка по ребрам. Тот не пошевелился.
Я поднял обрез, крикнул: "Чак, забери у того самострел!" - и стал один за другим выдвигать из прилавка ящики. В одном на дне россыпью лежали патроны для обреза. Зарядив его, я ссыпал патроны в карман и бросился назад, в то время как Чак, сняв с лавочника за мешками патронташ, перезарядил самострел и направился к Юне.
Подняв двустволку, она с ненавистью глядела на толстяка. Я прошел мимо, встав у двери, прислушался. Карлик, приблизившись к девушке, усмехнулся:
- Дырку в нем взглядом не прожги, сестрица.
- Они схватили меня, когда… - начала она, но я перебил:
- Выходим. Там катер, спускаемся - и к нему.
Я первым выскочил наружу, но не успел сделать и несколько шагов по мостку, как снизу донеслись голоса.
Тощий парень, которого я ударил подзорной трубой, и с ним еще двое рыбарей стояли под колесом с кривыми тесаками в руках.
- Болтали, что через поселок пойдут. Я хорошо слышал, - говорил тощий. - Им к реке надо, встречать их там должны.
- Да кто они такие, Миля? - спросил высокий рыбарь, щелкая большим пальцем по лезвию тесака. - Объяснить можешь толком?
- Не знаю! - огрызнулся тощий. - На монашьем баркасе приплыли. Я сразу-то не понял. Девка с ними была, на нее пялился.
- Да вон же катер ихний…
- Тупой! То катер из Храма, а они на баркасе были, который с другой стороны, от заставы ходит. - Он потрогал шишку на голове.
- А чего мы здесь тогда стоим? - сиплым голосом спросил третий рыбарь и закашлялся. - Болен я, а ты меня вытащил. Пошли на берег их искать.
- Не, - возразил Миля. - Фреда, пока белье стирала, слышала, что они про лавку толковали, когда мимо прошли. Кто это палил там щас наверху?
- Да это старый Сот перепился опять, наверное.
Из лавки вышли Чак с Юной. Не выпуская рыбарей из вида, я жестом показал спутникам, чтобы молчали, и попятился к решетке.
Между расходящимися от центра толстыми "спицами" колеса было видно, что катер медленно дрейфует к колесу, покачиваясь на волнах. Скорее всего, капитан не включал моторы, опасаясь намотать на винты сети.
Вдруг снова зажглись оба прожектора на носу, лучи скользнули по поселку. Голоса рыбарей доносились со всех сторон, трещали доски под ногами.