- Ничего. Вы выполняете мой приказ. А мне приказал сам бригадный комиссар. Это секретное задание. Не бойся, ещё ордена получите.
- Ордена - это хорошо. А то у меня даже медали нет.
- На дорогу смотри. Рули туда, к ручью.
Машина резко остановилась, влетев передними колёсами в раскисшее месиво.
- Приехали! - не открывая дверь, Дрожин выпрыгнул из машины. - Здесь в самый раз.
- Да, - хихикнул державший Максима солдат. - Столкнём потом его в болото. Вылезай! Да отцепись ты!
Он больно ударил по рукам вцепившегося в борт машины Максима.
- Ишь, как побледнел. Сейчас покраснеешь.
Было видно, что ему нравится задуманное майором. Схватив за ворот серый немецкий китель, он с треском его дёрнул и швырнул Максима на траву.
- Стань вон там.
Солдат перехватил поудобней винтовку и передёрнул затвор. Водитель встал рядом. Поплевав на пальцы, он взглянул через мушку на солнце, затем прицелился в Максима и, окинув вершины обступивших сопок, соглашаясь, кивнул:
- Да, здесь в самый раз. Выстрелы никто не услышит. Это правильно, что за предателя нам по ордену дадут. Мы ему и суд, мы ему и приговор. Это правильно.
Максим вскочил на ноги и попятился к ручью.
- Стойте! Остановитесь! Выслушайте меня!
Он чувствовал, что у него трясутся губы, но ничего не мог с собой поделать.
- Заткнись! Хоть сдохни по-людски.
Водитель сдул прилипший к затвору мусор и повернулся к Дрожину.
- Можно, товарищ майор?
Максим сжался и зажмурил глаза. Как глупо! Проделать такой фантастический путь во времени, пытаться помочь своим дедам победить врага, искренне верить в общее дело и вот так, ни за что, бессмысленно получить пулю от своих же дедов…
Сухо хлопнули два выстрела. Максим дёрнулся и стиснул зубы. Но ничего не произошло. Так же шумел сзади ручей. Так же дул в затылок ветер. И так же тряслись стиснутые до боли кулаки. Ещё ничего не понимая, он с усилием открыл судорожно сжатые веки.
Рядом на траве лежали два солдата. Над ними стоял Дрожин и, деловито перевернув на спину, смотрел на их лица. Подняв ещё дымящийся ТТ, он деловито сделал два контрольных выстрела. Максим вздрогнул, как от удара хлыстом. Майор глянул на свою работу с ухмыляющейся улыбкой и спросил:
- Что, Степан, напустил в штаны?
Максим громко икнул и, выпучив глаза, уставился на Дрожина.
- Ну, чего смотришь? Помоги стащить их в болото, - майор спрятал ТТ в кобуру и прикрикнул: - Да очнись ты, наконец! Ты же знаменитый Горбун, а трясёшься, как заяц.
Дрожин посмотрел на Максима и удивлённо заметил:
- Да всё уже. Всё! Живой ты, живой. За тебя вон как немцы волнуются, если даже мною рискнули и приказали тебя спасать. Сейчас здесь приберёмся и пойдём к линии фронта. На машине, конечно, было бы лучше, но через болото не проехать. Так что давай уже, наконец, очнись и пойдём. Риск, конечно, большой. Если погонятся за нами, то далеко не уйдём. Но раз до этого везло, то, надеюсь, и дальше повезёт. У меня недалеко тайник есть, там и пожрать будет, и рация есть. Попросим, чтобы проводника навстречу выслали. А то я за Териберкой уже местность не знаю.
Но Максим продолжал стоять столбом, глядя то на майора, то на лежавших у его ног солдат. Дрожин презрительно хмыкнул и, подняв винтовку, забросил её далеко в болото. Затем он взялся за солдат. Забравшись по колено в воду, оттащил их подальше в траву, и отошёл взглянув со стороны.
- Ну, вот так лучше, - удовлетворённо посмотрел он на свою работу. - Не сразу заметят. У нас будет время. Вот только ещё машину отгоним в сторону, и в путь. Надо идти, а то уже, наверное, кинулись искать. Но - ничего, пока НКВД с политотделом будут разбираться, у нас есть время. Ты уже очухался?
Дрожин внимательно посмотрел на Максима.
- Или тебе ещё раз, как тогда в порту, по морде съездить? - Дрожин засмеялся. - Видел бы ты себя! Но зато оцени, как хитро продумано. На меня что угодно могут подумать, но только не то, что я не за них. Нас будут искать везде, только не по дороге к немцам. Решат, что майор-патриот разделался с Горбуном где-нибудь в городском подвале или сквере. Вот так-то, Стёпа! Ну давай, очнись уже наконец, а то точно между глаз врежу. - Майор подошёл к машине и, осмотревшись вокруг, произнёс. - Ну, вроде чисто, ничего не оставили, садись. Отгоним в кусты.
Вдруг он взмахнул руками, судорожно дёрнулся и рухнул у колёс, застывшим взглядом уставившись в небо. Хлынувшая из затылка кровь мгновенно окрасила траву в алый цвет. Вслед за этим откуда-то сверху донеслось эхо далёкого выстрела. Максима будто ударило током. Выстрел вывел его из ступора, и он заметался по поляне, ничего не понимая и лихорадочно соображая - куда бы спрятаться. Прыгнул за машину, и в ту же секунду рядом с лицом взорвалось стекло, а пуля оставила в капоте огромную дыру. Максим взвизгнул и рухнул рядом с Дрожиным. Уткнувшись лицом в траву, он услышал, как откуда-то сверху донеслись шаги. Кто-то бежал вниз по тропе. Шаги приближались, и теперь было слышно частое дыхание летевшего сломя голову человека.
Первым из-за машины появился Долгов. За ним, с карабином в руках, - эстонец.
Долгов взглянул на Максима, затем на Дрожина и, пряча пистолет, раздражённо выкрикнул:
- Велло! Я же тебе сказал: стрелять по ногам!
- Простите, товарищ старший лейтенант. Случайно вышло.
- Ничего себе случайность! Ты же ему аккурат в затылок влепил.
- Случайно…
- А в него зачем стрелял? - Долгов схватил Максима за плечо.
- Так ведь сбежал бы.
- Да куда бы он сбежал! Посмотри на него. Он же еле живой. Если бы я тебе руку не подбил, ты и его "случайно" пристрелил бы?
- Нет, я плохо стреляю.
Долгов взглянул на вершину сопки, откуда они только что сбежали. Стрелял старшина не меньше чем с трёхсот метров.
- Если это плохо, то как же тогда стреляю я?
Вдвоём они с трудом подняли на ноги тяжело дышавшего Максима.
- Всё уже хорошо, - похлопал его по спине Долгов. - Всё позади. Идти сможешь?
Максим размазал слёзы по лицу и, не сдержавшись, захлебнулся в новых. Он радостно кивал, счастливо улыбался и не мог произнести ни слова.
Долгов прикрикнул на эстонца, чтобы тот шёл к машине, а сам, подхватив Максима под руку, нашёптывал ему на ухо:
- Всё позади, Макс. Ты молодец. Ты только держись, не сорвись. Представляешь, эта сволочь и была "профессором"! А как под идейного маскировался. Ну всё, всё, успокойся. Сейчас ко мне приедем, я тебе кофе налью. Или коньячку. Коньячку хочешь?
Максим благодарно кивал, а по его лицу катились градом новые и новые слёзы.
* * *
В тесной офицерской кают-компании обед не начинали - ждали командира. Дмитрий Николаевич сменил синее сатиновое РБ на кремовую рубашку, и с блуждающей улыбкой на лице прошёл к отдельному трёхместному столу. Раньше за ним сидели он, старпом и замполит. Но вот уже два месяца Дмитрий Николаевич обедал один. Взглянув на сервированный стол, он заметил, что кто-то выдвинул из-за стола кресло старпома. Теперь оно ждало своего хозяина.
Командир кивнул замершим вдоль длинного стола офицерам и, приглашая начинать обедать, посмотрел на расставленные на скатерти тарелки. По сравнению с началом похода меню явно изменилось. Исчезла красная икра. Не было и обязательного в походах сухого вина. Пропало даже детище военно-морского общепита - успевшие осточертеть котлеты-балабасы. О прошлой жизни напоминали лишь сушёная рыбная мелочь в запаянных металлических банках, да килька в томате, именуемая матросами не иначе, как "братской могилой".
Командир с интересом посмотрел на порезанное крупными кусками тёмное мясо. Из гарсунки тут же появился взъерошенный кок и, виновато улыбаясь, шепнул ему на ухо:
- Товарищ командир, наши старые запасы кончаются. Я попробовал приготовить то, что забрали у немцев. Ребята ели, говорят - очень даже ничего.
- Не переживай. Надеюсь, не отравимся.
- Ну что вы, товарищ командир, я всё перепробовал и до сих пор живой.
Дмитрий Николаевич хмыкнул, красноречиво посмотрев на округлый живот кока. Такой, пожалуй, что угодно съест и не отравится.
- Ты, главное, даты проверяй, а там какая разница, по-русски корова мычала или по-немецки.
Всё ещё пребывая после атаки конвоя в эйфории победителя, командир постучал, привлекая внимание, вилкой по стакану и произнёс:
- Товарищи офицеры! Прошу передать по отсекам мою личную благодарность. Отработали все отлично. Связисты прослушали и нашу связь, и немецкую. Не всё понятно, но ясно одно - конвой мы уничтожили! Теперь дождёмся весточки от старпома с Зайцевым и заберём их где-нибудь на побережье.
Дмитрий Николаевич провёл взглядом по уставившимся на него настороженным лицам и весело изрёк:
- Ну чего носы повесили? Радоваться надо. Товарищи наши нашлись!
Кто-то улыбнулся в ответ, кто-то потупился в тарелку, и вдруг главенствующий за офицерским столом помощник командира капитан-лейтенант Сомов тихо спросил:
- А дальше что?
- Паша, ты о чём? - не понял Дмитрий Николаевич.
- Товарищ командир, в экипаже шепчутся, мол, мы застряли здесь навечно. Матросы волнуются, спрашивают: что будет дальше?
- Это на вас так немецкое мясо действует? - недовольно поморщился Дмитрий Николаевич.
Он давно подозревал, что рано или поздно этот разговор состоится. Действительно, что дальше?! Если бы он знал! Но командир молчать не может. В глазах экипажа он знает всё. И на всё у него должен быть ответ.
Дмитрий Николаевич посмотрел на притихших офицеров и понял, что этот вопрос, очевидно, мусолится среди экипажа уже не один день. Он тоскливо вздохнул и отодвинул тарелку в сторону.
- Хорошо, мужики, давайте поговорим. Кто что предлагает?
- К нашим надо! - не сдержался помощник.
- Погоди! - поднял руку командир. - Давай, по флотской традиции, начнем с младшего. - Он указал на дальний край стола, где сидели лейтенанты.
- Мы тоже так думаем! Отдадим лодку нашим.
- Исключено! - Дмитрий Николаевич категорично отмахнулся.
- Но почему?!
- Потому что у нас реактор!
- Товарищ командир, так это даже лучше! Тогда русские, а не американцы первые атомную бомбу сделают.
- Эх, молодёжь, - вздохнул Дмитрий Николаевич. - Вы всё живёте мыслью, что от вашего появления на этом свете что-то изменится. А арба как катилась, так и будет катиться дальше. И не надо вставлять ей палки в колёса, и мечтать о научно-техническом прогрессе за три дня. Одно дело - помочь уничтожить конвой, совсем другое - отдать реактор. Всё должно произойти в своё время. А перепрыгивать - это будет нашим только хуже. Поймите, это всё равно, что любопытного ребёнка посадить за руль машины. Да, он будет вовсю давить на газ, но продлится это до первого столба. Даже сделав в своё время атомную бомбу, наши предки погубили уйму народа при испытаниях, когда гоняли войска на место ядерного взрыва. Да и без этого жертв хватало. А уж если дать реактор раньше времени… Где гарантия, что ядерный взрыв никто не спровоцирует?
- Товарищ командир, но ведь можно объяснить! - помощник не собирался так просто сдаваться, и было видно, что эта идея исходит от него.
- Ты много знаешь о ядерном распаде? - усмехнулся Дмитрий Николаевич. - Тут нужны знания на уровне учёного-атомщика. Да и отдать русским - это сказано очень образно. Отдадим мы реактор в руки товарищу Сталину. А вот как он с ним поступит - это ещё большой вопрос. И, кстати, как поступят с нами, это тоже вопрос тёмный. Да и будут ли нас слушать? Ты расскажи Сталину, что социализм накроется медным тазом, а его именем станут пугать детей! После такого пророчества наши мозги будут долго со стены соскребать. Попытаться на пальцах объяснить работу реактора? В войне с немцами это вряд ли поможет, до её конца осталось два с лишним года. За это время советские учёные не успеют сделать бомбу даже с нашими подсказками, а вот перевести эту войну в Третью мировую - это вполне. Потому и исключено. Ещё какие есть предложения?
В кают-компании повисло молчание. Звук неосторожно звякнувшей вилки показался звоном рынды.
- Что же делать?
- Потому и спрашиваю ваши предложения. Говори, Паша, вижу, что слова горло дерут.
- Товарищ командир, конечно, слова о долге звучат красиво! Помочь нашим дедам - это святое! Ну, а жить нам когда? Кончится война, а мы так и будем от всех прятаться?
- Ну, до этого ещё надо дожить. А там, может, и появится какая-то надежда.
- Да какая надежда? Мы должны, как это ни прискорбно, признать, что назад у нас дороги нет! И от этого уже строить собственную жизнь.
Крыло молодых лейтенантов оживилось. Посовещавшись, они выдвинули ещё одно предложение:
- Может, на необитаемый остров? Или в Африку?
- Что-то подобное я уже слышал. Кажется, от замполита. - Дмитрий Николаевич пробежался взглядом по угрюмым лицам и спросил: - Это всё? Тогда слушайте меня. Три месяца назад мы вышли в боевой поход. И в боевом походе мы сейчас находимся. Его никто не отменял. Да, изменились задачи. Изменились обстоятельства. Но это - всего лишь! А поход был, есть и будет! Сегодня мы уничтожили конвой и этим спасли жизни сотням наших предков. Это прекрасно, но это всего лишь одна из решённых нами задач. Следующая задача - это вернуть на лодку Долгова и Зайцева. Что дальше - я не знаю! Проблемы будем решать по мере их поступления. А сейчас я требую от вас, чтобы вы прекратили это козлиное блеяние и беспощадно пресекали его в экипаже!
Дмитрий Николаевич шумно выдохнул. И уже спокойнее добавил:
- Всё понимаю, мужики. Но верю, что мы выберемся даже из этой передряги. Обещаю, что позже я найду решение и для этой задачи.
- Когда?
От волнения помощник приподнялся со стула, но Дмитрий Николаевич демонстративно уткнулся в тарелку, всем своим видом показывая, что разговор окончен и сейчас его больше всего волнует вкус трофейного немецкого мяса.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
КРАСНЫЙ БАРОН
Приходил в себя Максим долго. Коньяк сменился горячим чаем. Затем опять последовал коньяк. Долгов смотрел на стучавший по зубам стакан и, хлопая Максима по плечу, говорил:
- Ничего, это пройдёт. Это у тебя шок. Такое бывает. Знаешь, я видел одного матроса, за которым погнался белый медведь. Медведя спугнули, и матрос убежал. Но убегая, он так кричал, что вывихнул челюсть. Ты не поверишь, как может человек распахнуть собственный рот! Другие моряки его на телефоны снимали, потом ему показывали. Уже после он смеялся, а тогда, чтобы вынуть из его пальцев автомат - он тогда часовым на складах стоял, - ему в руки делали расслабляющие уколы. Интересно, что стрелять в медведя ему даже в голову не пришло. Так то медведь! А тут - подумаешь, какой-то Дрожин. Хлебни ещё, Макс. Вот и хорошо. А теперь лимончик.
Долгов заботливо вложил в рот Максима жёлтую дольку и улыбнулся:
- Ты молодец. Ведь доказано, что часто при расстреле у жертвы останавливается сердце ещё до того, как сделают выстрел.
Максим поперхнулся и с видом побитой собаки признательно улыбнулся в ответ:
- Я в порядке.
- Это хорошо, что в порядке, Максим. А то времени у нас нет. Пора отсюда делать ноги. К нам сам Берия с компанией едет. Послезавтра приедут. Так что завтра нас с тобой здесь уже быть не должно.
- А как мы? - спросил Максим, всем своим видом стараясь показать, что он вполне с собой справился.
- Есть одна мысль. Сегодня ночью передадим нашим на лодку, чтобы ждали где-нибудь у восточного побережья Кольского полуострова. Посёлка Поной, наверное, ещё нет, но наши поймут, где им нужно быть. А я у начальника разведки выпрошу самолёт. Александр Иванович - мужик неплохой, и я с ним в хороших отношениях, так что, думаю, поможет. Я в заливе видел гидросамолёты. Объясню, что нас в оперативных целях нужно забросить к оленеводам. Потом пообещаю рассказать. Он любопытный, думаю, клюнет.
Видя, что Максим уже окончательно оправился, Долгов спрятал бутылку в сейф. Встряхнув фуражку и поправив портупею, он бросил виноватый взгляд на Максима и сказал:
- Тут такое дело. Ты посиди ещё в камере до вечера, а то мне в порт по службе надо.
- Толик, возьми меня с собой! - встрепенулся Максим.
- Ну ты чего, Макс? Нет уже Дрожина! Посуди сам, ну как я тебя возьму? В порту на английский крейсер будут золото грузить, которым мы с союзниками за ленд-лиз расплачиваемся. За этим процессом обязательно должна следить госбезопасность. Я недолго. Покажусь и назад.
Но Максим скорчил такую гримасу, что Долгов в сердцах махнул рукой и решительно произнёс:
- Ай! Чего уж там! Всё равно будем удирать. Только тебя нужно переодеть, а то ненароком точно пристрелят.
Они ехали по улицам Мурманска и пытались угадать, где они сейчас находятся.
- Смотри, - шепнул Долгов, так чтобы их не услышал эстонец, - этот дом сохранился до нашего времени. Я его помню.
Максим соглашаясь, кивнул, хотя ничего припомнить не смог. Но решил, что старпом лучше знает город. И тот, который в будущем, и этот, фронтовой. Машина свернула на широкую, с засыпанными гравием свежими воронками, дорогу, ведущую в порт. Внизу открылась панорама залива, густо заставленного кораблями всех мастей и размеров. Долгов указал пальцем на двухэтажное деревянное здание и хлопнул Максима по плечу. Спохватившись, он взглянул в затылок сидевшему за рулём эстонцу и, ещё раз указав на почерневший от близкого пожара дом, шепнул:
- Узнал?
Максим отрицательно покачал головой.
- Ну как же! Сзади нас площадь, а это… Ну, подумай.
Максим и с подсказкой не смог узнать данное место. Долгов не выдержал и, постучав Велло по спине, приказал:
- Стой! Мы дальше пойдём пешком!
Эстонец удивлённо оглянулся и нажал на тормоз. Долгов вытащил Максима из машины и, стащив с насыпи, спросил:
- Ну, теперь узнал?
Впереди путь им пересекали рельсы, и Максим неуверенно предположил:
- Вокзал, что ли?
- Ну, наконец-то! Вот здесь, где мы стоим, в наше время будет ювелирный магазин. А вон там - стоянка такси.
Он оглянулся на бредущего за ними на почтительном расстоянии и удивлённо на них таращившегося старшину и дёрнул Максима в сторону.
- Пошли.
Максим шепнул:
- Мы у него вызываем подозрение.
- Да и чёрт с ним. Всё равно скоро исчезнем. Ты лучше взгляни сюда. Вот здесь будет мост через рельсы. Узнаёшь?
- Нет. Я Мурманск плохо знаю.
Долгов восторженно посмотрел по сторонам и начал рассказывать:
- А у меня с ним многое связанно. Я ведь пораньше тебя на север приехал. Ещё до того, как Горбачёв нас объявил дармоедами. У меня и жена из Мурманска. Так я запросто ей на восьмое марта в Москву за цветами летал. Билет стоил девятнадцать рублей, а получали за шестьсот. Да, было время. И уважение, и деньги не считали. Помню, мы с друзьями, молодые лейтенанты, впервые отпросились из гарнизона в город. И, как водится, опоздали на последний автобус. Пошли на стоянку такси, а там очередь аж за вокзал. Но таксисты - народ прожжённый, увидели моряков и сразу, мимо всех, к нам. Что им народ в очереди? По городу максимум рубль срубишь, а к нам в гарнизон доехать стоило двадцать пять. Какой тут бедлам начался! Люди кричат, что это наглость и произвол военных! Таксисты нас на части рвут! А мы стоим, как пришибленные, ничего понять не можем.
- Ну и как? Поехали?