После долгого и полноценного отдыха путники без особого труда совершили рывок в пятьдесят миль всего лишь с одной дневкой, и остановились на ночлег всего в нескольких милях от Гдова.
Для дерптского епископа это были опасные места – его могли узнать жители усадьбы Чернево, под стенами которой он открыто ездил на коне, его могли узнать гдовские стрельцы – им тоже доводилось наблюдать за фигурой в черном плаще не одну неделю. Поэтому священник и решил переждать ночь в глухой лесной чащобе, подняться еще до зари и поутру, пока ворота крепости еще закрыты, а ее обитатели еще только опоясывают свои чресла, широкой рысью промчаться по лесной дороге, мелькнуть под высокими башнями и вырваться на широкий ледяной простор Чудского озера.
Несущуюся по заснеженному тракту кавалькаду увидел только одинокий стрелец, прогуливающийся в обнимку с бердышом вдоль высоких зубцов башни. Тегиляй, даром что весь на вате, грел плохо и, чтобы не замерзнуть, караульный слегка притоптывал, передергивал плечами и время от времени приседал – словно ему никак не терпелось пуститься в пляс, но он не решался сделать этого на посту. Первой мыслью караульного при виде мчащихся во весь опор всадников: волки гонятся! Но под лесными кронами позади конников было пусто.
Восьмерка верховых тем временем промчалась над занесенным вьюгой лагерем ландскнехтов и вынеслась на лед.
– Куда вы? – недоуменно пробормотал стрелец. – Озеро, что море, ни края, ни конца. Запорошит, завьюжит, заморозит, закружит. Туда не дойдете, назад не вернетесь…
Он подумал о том, докладывать десятнику о странном отряде, или нет? Если доложить – могут послать искать следы, преследовать, проверять… Нет, лучше не говорить. Может, он в другую сторону смотрел? Эвон, как они быстро шастнули! Нет, холодно больно на улице. Лучше не говорить.
Дерптский епископ, умеряя резвость коня, оглянулся на крепость. Пролом, выбитый с таким трудом едва ли не за месяц, уже закрывала свежая бревенчатая стена. Следов сапы, с помощью которой бомбардиры подкрадывались на расстояние выстрела, тоже не осталось. Даже разоренная деревня в полумиле на север – и та преспокойно красовалась целехонькими избами. Впрочем, там осталась только внешняя оболочка – уж это-то священник знал точно.
Он перевел коня в намет. Пусть отдохнет. До родного берега еще двадцать миль, нечего загонять лошадей раньше времени. По левую руку показался силуэт распластанного человека в кирасе. Именно силуэт – снег превратил ландскнехта в одноцветный контур, края которого размывались на белом листе сугроба. Спустя полмили в пределах видимости оказался еще один скрюченный мертвец. Потом сразу два. Когда на пути отряда попался пятый труп, священник остановился и слез с коня.
Ландскнехт лежал лицом вниз – его цеховую принадлежность надежно подтверждали тонкие суконные чулки и выпирающий над кирасой пышный воротник. Еще из-под бедра выглядывала пороховница из коровьего рога – а дерптский епископ точно помнил, что с мушкетонами в поход отправились только немецкие наемники.
Однако ран на теле видно не было, кровавых пятен под мертвецом – тоже. Тогда отчего же он умер?
Епископ оглянулся на свою охрану, жестом приказал ей отправляться вперед. Несколько минут провожал всадников взглядом, а потом сказал:
– Демон, я хочу знать, отчего он умер?
– Замерз! – оглушило уши детским звонким голоском.
– Почему?
– Холодно было.
– Почему оказался здесь?
– Пришел.
– Демон, – начал злиться на духа Тьмы священник. – Я хочу услышать все это от него, а не от тебя. Оживи его, демон!
– Я не могу оживлять мертвых, смертный, – спокойным, рассудительным тоном ответил дух. – Я могу лишь дать возможность с ним поговорить.
– Так сделай это!
По лицу священника тотчас ударил порыв ледяного ветра. Он дул все сильнее и сильнее, срывая плащ с плеч епископа, выхлестывая его глаза, пробивая меховой дублет вместе со стальными пластинами бриганты, выхолаживая саму душу. Но одновременно – ветер, словно бесчисленными когтями, содрал тонкую ледяную корку с лица мертвеца, вычистил снег из-под тела, отряхнул пышные буфы кальцонов. Послышался тихий треск, и ландскнехт начал отрываться ото льда. Он не вставал – его выламывало в вертикальное положение, словно торос при сильной подвижке льда.
Внезапно рев ветра утих – священник увидел, как ураганное марево ветра вдруг оказалось на расстоянии стены от него. Вьюга плавно обтекала двух встретившихся на озерном просторе людей, оставляя их в состоянии полной тишины и невероятного, смертельного покоя.
– Где это я? – послышался сиплый, простуженный голос. – Я все еще на льду?
– Да, сын мой, – мягко согласился епископ. – Ты не замерз?
– Нет, – с явным удивлением ответил наемник и развел руки, оглядывая свое тело. – Все время мерз, а сейчас почему-то перестал. И бок больше не болит. Можно подумать, я умер, и у меня больше нечему болеть.
Ландскнехт радостно засмеялся своей шутке. Священник тоже вежливо улыбнулся, и осторожно поинтересовался:
– А как ты тут очутился?
– Я? – кираса приподнялась и опустилась. – Мы сидели в деревне и играли в кости. Тут послышалась пальба. Кто-то заорал: "Наши город взяли!", мы похватали сошки и мушкетоны и кинулись к крепости. Я одним из первых бежал, и вдруг слышу: "Солнышко!". Голосок, вроде, девичий, а громыхнул, как иерихонские трубы. Тут прямо в лицо пламенем как полыхнет! И грохот, как из бомбарды в ухо пальнуло. Я понять ничего не могу: бок болит, рядом все мертвые лежат или корчатся, а впереди черные всадники с копьями летят, ако посланцы Апокалипсиса. Тут я маленько струхнул, мушкетон кинул, да и рванул куда глаза глядят… Бегал, бегал. Замерз, как лапландский заяц. Спасибо, на вас наткнулся, святой отец. Теперь не пропаду.
– "Солнышко", – задумчиво повторил епископ. – "Солнышко", и пламя в лицо… И паж у Бора слышал "Солнышко". Откуда оно?
– Девица одна крикнула, – низким, хриплым басом откликнулся демон.
– Ой, кто это? – подпрыгнул от неожиданности наемник.
– Разве ты его слышишь? – с подозрением спросил епископ.
– Слышит? – развеселился демон. – Конечно слышит! Ну конечно же он меня слышит!
Отрезанное от пурги пространство наполнилось громогласным хохотом – и стены его не выдержали. По лицу священника опять ударил жалящий крупинчатый ветер, а ландскнехт так и застыл со вздернутыми руками и немым изумлением на лице.
Епископ закрыл ладонями глаза от ветра, но ураган уже опал к его ногам, и над просторами Чудского озера засияло яркое полуденное солнце. Жалобно заржал конь. Священник немного расслабился, оглянулся. От него и до самого горизонта ослепительно искрился чистый белый наст, немного в стороне нетерпеливо переступал на месте его скакун, в двух шагах впереди стоял во все той же позе сбежавший с поля боя ландскнехт, но лицо его опять покрывала тонкая корка льда, ворот кружевной рубашки наполнился снегом, по кирасе струилась замысловатая изморозь.
– Он говорил правду про "Солнышко", демон? Это правда, что прежде чем погибнуть, все рыцари и другие наши храбрые воины слышали, как некая ведьма насылает на них заклятие?
– Какая ведьма? – обыденным тоном удивился витающий где-то рядом дух. – Просто одна девица громко орала.
– Ты лжешь, демон! – покачал головой дерптксий епископ. – Ты пытаешься укрыть одну из своих соратниц, прислужницу темных сил!
В его голове все наконец-то встало на свои места. Разумеется, язычники не могли остановить армию, движение которой готовили на протяжении десятков и сотен лет тысячи людей – лазутчики Святого Престола, пробиравшиеся под видом беглецов из Европы; лекари, организовавшие мор на всем пути войск и в царском дворце; командиры отдельных армий, нападавшие на города и монастыри и уничтожавшие русские библиотеки; воспитатели будущего командира, внушившие ему стремление к движению на восток и давшие воинское мастерство; ганзейские купцы, давшие золото да и он сам, нанявший сотни немецких наемников. Такого удара не мог остановить ни один смертный! А уж тем более – какие-то дикари. Значит, во всем повинно колдовство, во всем виновата эта проклятая ведьма, насылавшая свои чары перед каждой битвой, переломавшая все планы и выпившая силы способных сразить любого врага солдат!
– Я хочу получить ее демон! – буквально зарычал от ярости священник, сжимая кулаки так, что даже сквозь меховые рукавицы ногти смогли ощутимо вонзиться в ладонь. – Я хочу получить ее к себе в подвал и разорвать своими собственными руками!
– Но она не ведьма, – низким бархатистым голоском корректно предупредил дух Тьмы.
– Ты слышал, демон?! – во всю глотку заорал дерптский епископ. – Я хочу получить ее в свой подвал!
– Получишь, – вкрадчивым женским голоском закружил у самых ног демон. – Но я пока бесплотен, и не смогу ее принести. Я могу лишь сделать так, чтобы она пришла к тебе сама.
– Так сделай!
– Но тогда мне придется вселиться в нее, и я не смогу быть рядом с тобой, и выполнять твои приказы…
– От тебя все равно никакой пользы!
– Ну почему же? – тоненько рассмеялся дух. – Я умею не только приводить девиц, но и показывать дорогу. Поэтому садись на коня и поезжай вперед. Иначе ты закружишься и вмерзнешь в лед где-нибудь рядом с этим солдафоном. А твое тело должно жить… Оно должно жить еще хотя бы десять лет…
– Отправляйся за ведьмой немедленно! – нервно дернул головой епископ.
– Не-е-е-ет… – по-змеиному зашипел дух. – Я хочу убедиться, что твое тело в безопасности…
– Ты обязан выполнять мои приказы!
– Я уйду, когда твои ноги коснутся берега…
– Проклятый демон! – епископ подбежал к коню, заскочил в седло и со всей силы вонзил в бока жеребцу свои шпоры.
Однако лошадям нет дела до человеческого нетерпения или высших целей: через полчаса конь начал задыхаться и священник волей-неволей снова перешел в намет, скрипя зубами от злости, но тем не менее в точности выполняя подсказки демона о том, куда нужно править. Примерно через час впереди проявилась темная полоса, еще через полчаса он разглядел на фоне чистого голубого черный крест над остроконечным, напоминающим испанскую пику, шатром колокольни, что возвышается у монастыря города Кодавер.
– Отправляйся, демон! – потребовал правитель западного берега озера. – Я вижу свою землю. Отправляйся, демон, ты слышишь?!
Тишина…
Дерптский епископ покрутил головой, но никого, естественно не увидел.
– Проклятый дух, – выругался он. – Если он опять не выполнит своего обещания, то я… Я…
Что он сможет сделать, если дух Тьмы опять попытается его обмануть, священник не знал, а потому просто послал коня вперед неспешной рысью и вскоре въехал под поросшие густым мехом инея липовые кроны. Спрыгнул на землю и повернулся лицом назад, к озеру.
Вот и все, поход закончен. Он надеялся, что эти месяцы перевернут новую страницу истории, опрокинут мир, изменят судьбы как его собственную, так и еще очень многих тысяч людей. А получилось что? Ни-че-го. Обычный набег, немного крови и полная пустота.
Но дерптский епископ ошибался. Зимний поход Ливонского Ордена в году семь тысяч шестьдесят первом от сотворения мира имел огромное значение для прибалтийских земель. Девяносто семь ливонских рыцарей и сто семнадцать крестоносцев, бесследно сгинувшие в прилужских лесах, были последними воинами, сохранившими в своих сердцах дух воинственности древних германцев, стремление к движению на Восток и к честной военной добыче. Остальные мужчины выродившегося Ордена предпочитали женщин, вино и верный постоянный доход с полученных в собственность земель. А потому, когда спустя четыре года Иван IV Грозный простым указом распустит Ливонский Орден раз и навсегда, ни один голос не посмеет возвыситься в ответ, и более не поднимется в защиту былой славы ни один меч. Лишь последний великий магистр, Готард Кетлер, будет в панике метаться по пустынным дорогам царской Ливонской вотчины, но и тот вскорости сбежит в Польшу и присягнет на верность польскому королю.
– Проклятая ведьма! – прошептал священник. – Ничего, она ответит за все.
Он взял коня под уздцы и направился к воротам монастыря.
Часть вторая
Лапа демона
Глава 1
Кауштин луг
Юлина нога была плотно затянута в лубки: уложена в корытце из снятой с тонкого деревца кленовой коры, и перевязана поверх этого тряпками. Ходить с таким устройством, естественно, весьма сложно, а потому большую часть времени она валялась на набитом сеном тюфяке, глядя в дощатый потолок и в полной мере вкушала доступные в шестнадцатом веке удовольствия: телевизора нет, радио нет, из книг имеются только молитвенники, и даже в окно не посмотреть – оно затянуто непрозрачной, похожей на пергамент пленкой. Для разнообразия удавалось только крутиться с боку на бок, или пытаться заснуть – но она и так успела выспаться на десять лет вперед.
К раненой воительнице в доме привыкли, но это не значило, что хоть кто-то сидел с нею в светелке: у всех хватало работы и по дому, и по хозяйству. От беспримерной тоски девушка готова была на все – даже, по образцу далеких прабабушек заняться вышиванием и плетением кружев, но не умела толком ни того, ни другого. Оттого появлению в светелке рыжего сына Евдокима Батова обрадовалась она от души.
– Здоровья тебе, боярыня, – низко поклонился он в дверях.
– О, Варлам?! – попыталась Юля сесть в постели. – Ты же с армией уходил?
– Нагнали мы ливонцев у Варяжского моря, – рассказал воин. – Посекли всех. Семен Прокофьевич ополчение сразу и распустил. Домой мы возвращались, вот я к тебе заехать и решил.
– Вот паразит! – охнула девушка. – Вот гад! Да нет, я не про тебя, Варлам, я про Росина. Ты значит, смог заехать по дороге, а он, гад не стал? Да ты заходи, не стой в дверях. Присаживайся…
Она немного сдвинула замотанную в лубок ногу, освобождая место.
– Благодарствую, боярыня, постель тебе обмочить боюсь.
– Чего-чего? – развеселилась Юля.
– Доспех холодный, потечет скоро.
Только теперь девушка обратила внимание на ажурную изморозь, покрывающую нагрудные пластины бахтерца и налипшую на стальные колечки кольчуги. Она поняла, что по мере согревания металла изморозь сперва превратится в воду, а потом начнет капать на пол.
– Какой ты морозный, боярин!
– А про боярина Константина ты зря наговариваешь. Добычу мы взяли большую. Он, видать, ее к вам в Каушту повез.
– Вот паразит! – еще больше возмутилась Юля. – Как в драку, значит, меня первую суют, а как добро делить – так побоку! Ну, Росин, ну, президент! Я ему ухо-то к столбу точно пришпилю!
– А хочешь, я тебя в Каушту отвезу? – неожиданно предложил боярин.
– Нет, не хочу. Я для тебя какое-нибудь другое желание придумаю.
– То не за зарок свой, – улыбнулся воин. – Я тебя просто так отвезу.
– А на чем? С моей-то ногой…
– Конь у меня заводной с собой. Спешить ноне некуда, я тебя на нем и доставлю.
– Так… – девушка опять задумчиво посмотрела на ногу, а потом решительно махнула рукой: – Вези!
Выехали они следующим утром. Боярин Варлам перевесил чересседельные сумки к себе, расстелил на спину заводного коня попону, положил Юлю ему на спину головой на круп, накрыл большой мохнатой медвежьей шкурой. Через шею жеребца перекинул широкий ремень, за который и закрепил лубок сломанной ноги.
– Так хорошо?
– На землю не скачусь?
– Не, – улыбнулся, оглаживая бороду, боярин. – Жеребец, он бабу чует, брыкать под ней не станет. Ластится начнет. Так удобно тебе, боярыня?
– В общем, нормально, – признала девушка. – Как в поезде на верхней полке. Правда, полка немного уже будет. И потверже. И холодная. Но зато ровная.
– Это полати, что ли? – уточнил боярин.
– А что такое "полати"?
Сын Евдокима Батова с некоторым недоумением приподнял брови, потом молча поднялся в седло и взял в спрятанную в меховую рукавицу руку повод ее жеребца.
На улице стоял яркий солнечный день – совершенно чистое прозрачное небо, звенящий мороз, искрящийся множеством синих точечек наст. А под шкурой на мерно покачивающейся спине коня было тепло и уютно, и можно спокойно наблюдать за медленно проплывающими мимо заснеженными елями и высоко-высоко забросившими свои куцые растопыренные сучья соснами.
– Боярыня, а где ты так стрелять научилась? – поинтересовался воин.
– Если я начну рассказывать тебе про детскую спортивную секцию, спортивно-юношескую школу и всякого рода сборы, то это получится очень долго и нудно, Варлам. К тому же, подозреваю, кроме слов "лук" и "тетива" ты все равно ничего не разберешь. Сам-то где тренировался?
– Не знаю, боярыня, – пожал плечами ратник. – Сколько помню себя, всегда стрелял. Маленьким, помню, у меня лук свой был, и сабелька. Но мне моя не нравилась, больно маленькая. Я все время отцовскую пытался утащить. Схвачу, и с нею на двор, – он усмехнулся. – Все собаки как меня с саблей-то увидят, по щелям прятались. Вроде не зарубил ни одной, но все равно боялись.
– А на войну ты уже ходил?
– А как же, боярыня? – чуть ли не обиделся воин. – Под Казань один раз ходил. А при втором походе мы с воеводой Тихониным на жмудь ходили. Под Смоленск, Витебск, Вязьму. Хотели на Полоцк пойти, но потрепали нас литвины, пришлось возвращаться.
– Повтори? – приподнялась на локте девушка.
– Смоленск, Витебск, Вязьму. А до Полоцка не дошли.
– А разве это не наши города, не русские?
– Конечно русские, – согласился боярин. – Почитай, еще дед Ивана Васильевича, великий князь Иван Васильевич Грозный их к Руси присоединил, да жмудины все забыть этого не могут, обратно украсть хотят. Как государь с Казанским ханством войну начал, так Литва опять баловать начала. Сейчас, говорят, жмуть с ляхами снюхивается. Коли вместе сойдутся, тяжело станет на западных рубежах, ох тяжело.
– Не будет скоро вашей Польши, – с мстительным злорадством сообщила Юля. – Там шляхта скоро демократическое общество построит, и такой свободы для себя добьется, что пух и перья полетят. И порежут ее потом на кусочки между Россией и Германией.
– Не будет, стало быть, Польши? – погладил бороду боярин. – Это хорошо.
– Да будет, будет, – поморщилась девушка. – Ленин ее потом восстановит.
– Зачем? – удивился воин. – Вражье ведь королевство?
– Козел потому что, – кратко пояснила Юля. – Так национальный вопрос решил, что страна уже лет десять кровью умывается.
– А кто такой этот "Ленин"? – заинтересовался незнакомым именем ратник. – Князь?
– Скорее, пророк. Будет такой через четыреста лет.
– А откуда ты все это знаешь, боярыня? – оглянулся назад сын Евдокима Батова. – Про Польшу, про пророков будущих? Ты ведунья, да?
– Нет, – покачала головой Юля. – Не ведьма. Скажем так: я чувствую.
– А мое будущее предсказать можешь?
– Могу, – улыбнулась спортсменка. – Все у тебя будет хорошо.
Внезапно боярин отпустил повод ее коня, и пустил своего жеребца вскачь.