И все же скорострельная двадцатимиллиметровка легкого разведывательного танка слабовата будет против лобовой брони "Пантеры". Бронебойные снарядики "Рыси" рассчитаны на цели попроще. И сейчас снарядики эти рикошетили, отскакивали, не причиняя вреда. Если не считать гула в башне и в голове.
Снова выстрел, снова… Еще удар. Еще…
В башню. В корпус…
Уйти от обстрела не стоило и пытаться. С полуразобранным‑то двигателем, побитым к тому же пулеметной очередью! Броня, правда, держала удары стойко, но…
Но атакующий танк уже объезжал неподвижного противника. Кажется, немцы отказались от мысли напугать Бурцева и выкурить его из "Пантеры". А если "Рысь" зайдет сзади да засандалит по распахнутому моторному отсеку? Да по бакам! Блин, тогда в раскаленном танке станет гор‑р‑раз‑до жарче. Надо отвечать. Надо! И не из пулемета, конечно.
Бурцев осматривал и ощупывал пушку. В принципе‑то, все орудия одинаковы. Ну или почти. В десантуре его многому учили. Диверсанта‑универсала как‑никак готовили. Так что общее представление о пушках, в том числе и о танковых, он имел. Орудие "Рыси" освоил - разберется и с семидесяти‑пятимиллиметровкой "Пантеры". Куда деваться - выбора ведь нет!
Итак, что тут у нас? Казенник, клиновый затвор, полуавтоматика копирного типа, гидравлический тормоз отката и воздушно‑жидкостный накатник. Секторный подъемный механизм, а на рукояти маховика - кнопка электроспуска. Имелся даже компрессор для продувки ствола после выстрела. Компрессор располагался прямо под его, бурцевским, задом. Жаль вот только, башню при неработающем двигателе придется ворочать вручную. Ладно, крена нет - справимся.
Снаряд он выбрал из тех, что поувесистее. Наверное ж, бронебойный. Наспех и с третьей попытки зарядил орудие. Болванка под семь кагэ наконец‑таки вошла куда положено.
Со стороны было видно, что танк ожил. Чуть опустилась пушка, валя тент. Потом сдвинулась башня.
"Рысь" не тратила время на маневры. Экипаж гнал машину быстро и прямо. По предсказуемой траектории - самой короткой дорогой к уязвимой корме противника. "Рысь" находилась уже в сотне метров - не дальше.
Бурцев разворачивал башню, соревнуясь в скорости с вражеской бронемашиной.
Немцы заволновались. Легкий танк‑разведчик поворотил короткий пушечный ствол и - ба‑бах! ба‑бах! ба‑бах! - шарахал на ходу, не останавливаясь. И снова не промахнулся. Тряхнуло уже не спереди - сбоку. И сзади. Слава богу, топливные баки пока целы! Но надолго ли?
Бурцев перестал крутить башню. Прямая наводка с упреждением на два корпуса.
На полтора.
На корпус.
На полкорпуса…
Он целил не в приземистую башенку врага - ниже. Куда попасть проще. "Огонь!" ‑скомандовал сам себе. И нажал гашетку.
Огненный всполох задел "Рысь" чуть‑чуть, самую малость. По гусенице слегка мазанул. Но дело свое сделал - остановил машину. С выбором снаряда Бурцев не ошибся: пушка "Пантеры" выхаркнула бронебойный плевок. Полетели сорванные траки, танк закружился волчком, встал. А расстреливать неподвижную мишень - это ж куда как проще!
Немцы тоже все поняли. Немцы выскакивали, бежали прочь от обездвиженного железного гроба. Первый бежал, второй… В танке оставалось еще двое… И эти двое на что‑то надеялись.
"Рысь" пальнула снова. В корму. Но, видимо, достать топливные баки "Пантеры" куцая двадцатимиллиметровка со своей позиции пока не могла.
Второй раз Бурцев заряжал орудие быстрее. И второй снаряд вогнал точнее. Аккурат под башню вогнал. Бронебойная болванка семидесятипятимиллиметровой пушки - верная смерть для легкого танка. Снаряд вышиб в броне "Рыси" пробку размером с кулак. Где‑то в чреве машины сдетонировала боеукладка. Башню сорвало, своротило набок. На фиг!
Го‑тов!
Двух танкистов, что бежали к замку, Бурцев скосил из спаренного пулемета. Потом наступила очередь тевтонов, укрывшихся в крепости. Бурцев заряжал, наводил, стрелял. Заряжал, наводил, стрелял…
Помимо бронебойных, в "Пантере" имелись подкалиберные и осколочно‑фугасные снаряды. В дело шло всё. Подряд. Бурцев целил по брешам в стенах, по бойницам, по разбитым воротам. Палил туда, где мелькали черные кресты. Полтора десятка выстрелов - и кресты мелькать перестали.
Дальнейший штурм он предоставил вершить подоспевшим мамлюкам Бейбарса и рыцарям Жана Ибеленского. Если, конечно, в Тороне‑де‑Шевалье еще оставалось кого штурмовать.
Из танка Бурцев выполз, как из сковороды, чувствуя себя куском тушеного мяса. Мокрый, измотанный, изжаренный, на грани теплового удара. Первое, что он увидел, была верблюжья морда, флегматично взиравшая за происходящим. Корабль пустыни с пулеметом на горбу спокойно прохаживался неподалеку. Целый и невредимый! Ну бывают, бывают на свете счастливчики, которых не берут ни пули, ни снаряды.
А вот "Пантере" повезло меньше: двадцатимиллиметровка "Рыси" все же разворотила открытое моторное отделение. Теперь танковый движок точно не подлежал восстановлению.
Глава 30
Все‑таки потери у них были. При штурме погиб один человек. Капитан Жюль - верный вассал ее величества королевы Кипра Алисы Шампанской лежал под самыми стенами с арбалетной стрелой в груди. Еще пятеро - трое сарацин и двое рыцарей бейрутского сира - получили легкие ранения. И с водой тоже вышла неувязочка.
- Хранители Гроба забросали Торон колдовскими громами и молниями, - хмуро доложил Жан д'Ибелен.
Несколько выстрелов, которые произвел по крепости Бурцев, были так себе - каплей в море. А вот обстрел, что устроили до него эсэсовцы, - совсем другое дело. В цитадели все оказалось перерыто так, будто по замковому двору и святой обители прошлись гигантским плугом. Кругом - воронки. Стены обвалены, земля смешана с камнями и останками павших. Единственный источник засыпан. Колодцы разрушены, водоносные пласты потревожены. Живительная влага ушла. Даже резервуары, где всегда держалась вода для скота на случай осады и прибытия больших караванов, разбиты, пусты и сухи.
В общем, перестарались фашики на свою голову. Потому‑то и рыскал по окрестностям брат Курт в поисках воды.
- Тамплиеры? Жители Торона? Кто‑нибудь уцелел? - спросил Бурцев.
Жан Ибеленский скорбно покачал головой:
- Похоже, рыцари Армана де Перигора надеялись отвести беду от святой обители. Они покинули крепость, чтобы принять бой под ее стенами, и пали все до единого. Впрочем, монахов, оставшихся в замке, немцы тоже не пощадили.
- А сам де Перигор?
- Его не нашли.
- Бежал?
- О нет, вряд ли благородный Арман спасся бегством, бросив свой отряд. Не похоже на него. Вероятно, пленен немцами. Судя по следам, от Торона к Иерусалиму ушел большой отряд. Всадники и колдовские повозки.
- Свиньи?
- Свиньи, - согласился сир Бейрута. - Подлые германские свиньи!
- Я не о том. Нам нужны свиные туши. Ты не забыл?
Жан д'Ибелен кивнул:
- Помню. Почти вся скотина на монастырском подворье перебита. Но мои оруженосцы нашли несколько раненых поросят, борова и матку. Они еще были живы, когда… В общем, их уже разделывают. А сарацины Бейбарса отыскали телегу. Почти целую, большую, крытую. Одно разбитое колесо заменить надо, борт подлатать - и будет, на чем везти мясо. Только торопиться нужно. На такой жаре мясо быстро портится.
- На такой жаре да без воды мы и сами быстро испортимся, - невесело заметил Бурцев.
- И что делать будем? - в разговор вмешался Джеймс.
- Разделимся. Сотня Бейбарса и рыцари Жана остаются здесь, хоронят убитых и едут к Вифлеему - на соединение с Айтегином. Мы же, как и планировали, отправляемся в Иерусалим. Сейчас. Немедленно.
- А с водой‑то как быть?
- Вода - только для лошадей, - распорядился Бурцев.
- А люди? До Вифлеема‑то добраться еще можно - там по пути родники и колодцы есть, а вот до Иерусалима… Мы ж не доедем!
- Доедем, - возразил Бурцев. - Если очень захотим - доедем.
- Как? - не мог взять в толк папский брави.
- По‑татарски.
- Что?
- Бурангул, подь сюда. Расскажи нашему венецианскому другу, как степняки обходятся в походах без воды и пищи.
- Надрезаем лошади жилу и пьем кровь, - просто и коротко объяснил юзбаши. - Так можно протянуть неделю. Можно десять дней.
Джеймс побледнел:
- О, Санта Мария! Десять дней на лошадиной крови?!
- Успокойся, брави, - посоветовал Бурцев. - До Иерусалима осталось всего ничего. Придется немножко потерпеть. А не желаешь - так скатертью дорога. Хочешь - поворачивай со всеми на Вифлеем. Хочешь - возвращайся в Рим, к Папе.
- Вернуться к Его Святейшеству ни с чем я не могу, русич. Ты обещал мне открыть тайну Хранителей Гроба.
- Обещал, - кивнул Бурцев. - Когда покончим с немцами. И когда моя жена будет на воле.
- Но…
- Все, брави! О Хранителях рассказывать нужно в спокойной обстановке. И рассказ этот будет долгим. А сейчас мне жаль времени. Решай - будешь пить с нами конскую кровь или как?
Джеймс скривился, сплюнул. Но больше перечить не стал. Не возражала и новгородская дружина, хоть ребята и были не в восторге от предложенного способа выживания. Хабибулла покачал головой и скорбно вздохнул: мол, лишь бы не заставляли есть свинину. Это ему пообещали. Бейбарс - сам в прошлом степной кочевник - тот и вовсе спокойно отнесся к словам Бурцева и Бурангула. Мамлюки, которым надлежало идти в Эль Кудс вместе с эмиром, тоже не привередничали. "Подумаешь, кровь", - читалось на их невозмутимых разбойничьих лицах. Эти бравые головорезы при необходимости хоть мозги из конской башки готовы были есть. Ложкой…
Только с сиром Бейрута возникла проблема. Неустрашимый Жан д'Ибелен устроил форменную истерику. Рыцарь возмущался долго и громко. Бил себя кулаком по нагруднику. Кричал, что истинному христианскому воину не подобает становиться кровопийцей подобно диким язычникам.
- Значит, христианские святыни будут спасать язычники и иже с ними, - пожал плечами Бурцев.
Довод подействовал.
- Кровь‑то не человеческая, - утешал сам себя благородный сир. - Авось, и не так велик грех.
- А то! - подбодрил Бурцев. - Отмолишься в Святом Граде…
Хотя, сказать по правде, и самому ему было противно до тошноты при одной только мысли о… Бр‑р‑р… Ну почему в конских жилах не течет, к примеру, холодное пивко?
От невеселых размышлений отвлек Дмитрий:
- Василь, что нам под свиные туши класть‑то? - спросил новгородец. - Мечи? Луки? Копья? Брони? Щиты? Шеломы?
Все уже было готово! На изрытый воронками замковый двор выкатили вместительную крестьянскую повозку с рваным пологом, новым колесом и починенным бортом. В повозку впрягли вьючных лошадей - тех, что поплоше, что не бросаются в глаза чистокровной породой и особой боевой статью. Оруженосцы бейрутского сира таскали к повозке свежие пласты сала и свиного мяса. Арабы‑мусульмане стояли в сторонке. Подальше.
- Нет, брони не нужны, Дмитрий, - ответил Бурцев. - Шлемы и щиты - тоже. А оружие… Пусть каждый положит только то, к чему рука более всего привычна. Что‑нибудь одно. И вот еще…
Он снял с плеча два "шмайссера", подобранные у горящих "Цундаппов", сунул новгородцу запасные обоймы. МG‑42 решил не брать - нехай остается на "Горбоконе". Пистолеты‑пулеметы все ж таки полегче будут. Их и спрятать в возу проще. И по иерусалимским улицам бегать с ними сподручнее.
- Что, только два громомета берешь, Василь? - удивился Дмитрий.
- Угу… - Бурцев кивнул.
А больше‑то и не надо. Один - ему, один - Сыма Цзяну. Хватит.
- Два колдовских самострела и по одной железяке на рыло? И все? И ради этого гнать в Ерусапим‑град такую телегищу?! – разочарованно протянул новгородец.
- Не все, Дмитрий, не все. Будет кое‑что еще…
И в самом деле было. "Телегищу", по приказу Бурцева, подогнали к "Пантере". А вскоре на дно воза неприметно лег добрый десяток осколочно‑фугасных снарядов из танкового боекомплекта. Теперь недоумевал Бейбарс:
Зачем нам это, каид Василий‑Вацлав? Без железной шайтановой повозки с большим рогом ты не сможешь метать громовые сосуды немецких колдунов. А саму повозку, - кыпчак покосился на сорокатонную "Пантеру", - мы никак с собой не возьмем.
- Брать не нужно, - ответил Бурцев. - Метать сосуды - тоже. Но если мы войдем в Иерусалим и положим все это добро под воротную арку да запалим как следует… В общем, ворот не станет.
Эмир глянул на разбитые укрепления Торона. Эмир промолчал. Поверил, наверное.
Снаряды, два "шмайссера" и прочее контрабандное вооружение - булаву Гаврилы, секиру Дмитрия, кольтелло Джеймса, кистень Збыслава, луки и стрелы Бурангула и дядьки Адама, саблю Хабибуллы, пращу Бейбарса, рыцарские мечи Освальда и Жана Ибеленского прикрыли сверху досками, присыпали сеном. На сено навалили разделанные свиные туши. Получилась целая мясная лавка на колесах.
Все, кому предстояло сопровождать повозку, переодевались, перевоплощались. Кто в купца, кто в купеческого телохранителя, кто в слугу‑дехканина, кто в рыцаря‑паломника, кто в оруженосца. Бурцеву надлежало быть рыцарем, и он не без радости сменил верблюжий горб на привычное конское седло. "Горбоконь" и пулемет оставались у мамлюков Бейбарса. Отряд Бурцева тронулся в путь. Сзади заполыхала "Пантера". То, чего не могли добиться бронебойные снарядики "Рыси", устроил огонек, пущенный к танковым бакам по длинной извилистой бензиновой дорожке.
Громыхнуло. Не очень громко. Это баки…
А вскоре - не прошло и полминуты - от оглушительной канонады нервно задергались лошади, и люди невольно втянули головы в плечи. В чреве бронированной машины рвались снаряды. Столб черного копотного дыма поднимался к слепящему солнцу Палестины.
Глава 31
Иерусалим. Ерусалим‑град. Эль Кудс… Поначалу он возник в дрожи раскаленного воздуха, подобно обманчивому миражу. Но чем ближе подъезжали уставшие путники, тем более четкие очертания принимал город‑призрак.
Мощные каменные стены смотрели грозным прищуром узких бойниц. На переходных галереях воинственно топорщились зубцы заборал. Из сплошной линии укреплений часто выступали башни - кряжистые, приземистые, угловатые, с открытыми боевыми площадками наверху. За стенами виднелись стройные минареты и массивные купола. И плоские, не знающие давления снега крыши дворцов местной знати. И дымки, струящиеся из невидимых очагов к валящим небесам. Бросился в глаза закопченный минарет со снесенной, словно аккуратно срезанной, верхушкой. А на другом конце города - обгоревший остов христианской церкви. Вероятно, следы боевых действий. И все же… Святой Город.
Город был большой. Да чего там, Иерусалим был просто громаден по средневековым меркам. А стена, опоясывающая его, казалась поистине неприступной.
Они остановились разом, все как один, без команды, без приказа. Христиане молча крестились, мусульмане вполголоса славили Аллаха. Даже буддист Сыма Цзян, степной язычник Бурангул и дядька Адам, почитавший наряду с Христом древних прусских богов, замерли, пораженные величественным видом Святого Города.
- Да! Вот это да! - восхищенно выдохнул добжинец.
Бурцев кивнул понимающе:
- Это тебе не Взгужевежа, пан Освальд. Потом скомандовал:
- Поехали.
И первым тронул коня. Время дорого. Медлительная скрипучая повозка с грузом свинины дважды ломалась в пути и задержала их больше, чем рассчитывал Бурцев. А Сыма Цзян и Хабибулла между тем в один голос утверждали, что полная луна должна взойти уже этой ночью. Значит, до появления в окрестностях Иерусалима султанской конницы оставались считанные часы.
Все было в точности как на плане Айтегина. Справа высилась Масличная гора, за которой действительно можно незаметно расположить целое войско. Слева виднелись стены Гефсимании. Впереди - Кедронский ручей и ровнехонькая Иосафатская долина.
У ручья остановились еще раз. Пили. Долго. Омерзительный привкус лошадиной крови, которую пришлось‑таки хлебнуть в дороге пару раз, вымывался не сразу.
Они выехали к угловой башне, соединяющей Восточную и Северную стены города. Ага… Цветочные ворота - прямо. По левую руку - Иосафатские. Над привратными башнями - флаги с тевтонскими крестами и фашистской свастикой. Тяжелые полотнища обвисли в удушливом безветрии и колыхались редко, лениво и неохотно.
Под Восточной стеной, у Иосафатских ворот, было мрачно ну просто до беспросветности. Давка - в лучших традициях совдепа. Люди и скотина смешались здесь в единую волнующуюся массу. Арабы и христиане, конные и пешие, верблюды и лошади, мулы и быки, повозки и овечья отара. Брань, ржание, мычание, блеяние, пронзительные вскрики кораблей пустыни да несмолкающий собачий лай… Столпотворение, одним словом. Но каждый терпеливо ждал своей очереди, каждому нужно было войти в город.
Из Цветочных ворот, напротив, вытекал тонюсенький ручеек усталых людей и гужевой скотины. Те, кто выбрался из Иерусалима, не задерживался ни на секунду. Отъезжали сразу - поскорее и подальше. И что‑то подсказывало Бурцеву: там, внутри, у Цветочных, царил такой же бедлам, что и снаружи, у Иосафатских.
Похоже, одни ворота работали на вход, другие - на выход. Блин, ну прямо как в автобусе! Новые хозяева Иерусалима - любители пунктуальности, организованности и порядка - были в своем репертуаре. Что ж, придется помариноваться в ожидании на солнцепеке. Бурцев повел свой немногочисленный отряд к Иосафатским воротам.
Так, а это еще что? Над толпой возвышались странные П‑образные конструкции, видимо оборонительного характера, увешанные какими‑то грязными тюками, затруднявшими подступ к воротам. Или не тюки то вовсе?
Бурцев присмотрелся. Похолодел. Так и есть! Виселицы! Простые такие, надежные, незамысловатые. Толстые столбы врыты глубоко в сухую землю, а промеж них - длинные прочные перекладины. Нет, вовсе не для защиты крепости возведены эти сооружения. Для устрашения они поставлены! С перекладин свисали целые гроздья людей. Некоторые казненные выглядели жутко: климат‑то не скандинавский - жарко.
М‑да… Вот тебе и Святая земля, вот тебе и Иерушалаим - "Место мира", вот тебе и Эль Кудс - "Святость"! Ох, до чего же не хотелось стоять в очереди под неестественно вытянувшимися, раздутыми и почерневшими висельниками…
Бурцев с тоской глянул дальше - вдоль Восточной стены. Неподалеку виднелись еще одни ворота - Золотые. Те самые - запретные, о которых говорил Айтегин. Большие, просторные, расширенные до невероятных размеров… В такой проход хоть на танке въезжай. Да хоть на двух! Но Золотые ворота заперты. И никто, ни одна живая душа, не смел к ним приближаться. Это заветная "дверца" Хранителей Гроба. "Дверца" для служебного пользования цайткоманды. Простым смертным сюда путь заказан. Воспрещен. Строго. Наистрожайше.
Даже подступы к воротным створкам, створищам точнее, эсэсовцы огородили частыми рогатками и оплели колючей проволокой. А в песке, под завалами "колючки", видны небольшие кочки. Мины…
К Золотым воротам можно пройти лишь через шлагбаум, обвешанный щитами‑павезами. Такой, помнится, стоял в Дерпте. Но привратный шлагбаум опущен. А за ним, в теньке под тентом, прохаживается караульный с засученными рукавами и "шмайссером" на животе. По роже видно - тип этот, в случае чего, откроет огонь сразу. Без предупреждения. На поражение.