Городские партизаны гибли часто, однако тайные подземелья иоаннитов не пустовали. После каждой карательной операции в городе появлялись новые мстители. Мстители искали убежище и соратников. Кто очень хотел, кто хотел по‑настоящему - находил.
Глава 43
Рассказ Мункыза прервал громкий стук. Били железом о железо. Где‑то неподалеку. Звонкое эхо металось по подземелью.
- Что это? - вскинулся Бурцев. - Кто это?
- Франсуа, - даже в неверном свете факела видно было, как побледнел вдруг Мункыз. - Франсуа де Крюе. Он остался с вашим оружием.
- И что же твой Франсуа делает с нашим оружием?
- Н‑н‑не знаю.
Алхимик схватил факел, побежал на звук, освещая дорогу. Бурцев, спотыкаясь и матерясь, ринулся следом.
Тридцать шагов прямо…
Сзади слышался топот, чьи‑то возгласы. Бежали, натыкаясь друг на друга, подпольщики, дружинники.
Десять направо… Узкий проход. Проем без двери. Небольшое помещение… Старик не входил - стоял, замерев, на пороге. Светил факелом. И в пляшущих отблесках Бурцев увидел…
Большие глиняные горшки. Закрытые, выставленные вдоль стен. Тоже какой‑нибудь алхимический эликсир?
Маленькие масляные лампадки в глубоких стенных нишах. Их огоньки чуть тлели на кончиках фитильков и света почти не давали.
Сваленное на полу оружие, аккуратно уложенные снаряды. Да, это их добро. Вся тайно ввезенная в город контрабанда. Стоп! Нет, не вся! Булавы не хватает. И еще - "шмайсеров".
Распятие на голой каменной стене. А под распятием кряжистый длинноволосый усач в стеганом гамбезоне‑поддоспешнике, как заведенный, поднимал и опускал булаву Гаврилы Алексича. Опускал на немецкие пистолеты‑пулеметы. На то, что от них осталось. И при этом истово бормотал по‑латыни. Молился…
Идиот! Бурцев отпихнул оцепеневшего Мункы‑за, прыгнул вперед, повис на занесенной палице. Свалил незнакомца.
Они катались по полу, рыча и брызжа слюной. Разбили два горшка. Один - с темным сыпучим порошком, другой - с вязкой липкой жидкостью. Мункыз что‑то кричал - негодующе и требовательно. Бурцев не слушал. И не отпускал противника, пока не отобрал оружие Гаврилы. Ох, как хотелось вмазать булавушкой по бледной усатой физиономии! Но чьи‑то сильные руки уже оттаскивали Бурцева в сторону. Оттащили…
Бурцев вырвался, встал на ноги. Тоскливым взглядом окинул искореженные останки "шмайсеров". Ме‑тал‑ло‑лом! Не стрелять из них больше, не бить фашистов. Зря только везли в Иерусалим!
- Мункыз, что за дела?! – яростно прохрипел он.
За алхимика ответил незнакомец в поддоспешной стеганке. Услышав немецкую речь, усач подскочил с пола, пригладил растрепанные волосы, оскалился щербатым ртом. И тоже прошпрехал - гордо, самоуверенно:
- С молитвой на устах я уничтожил твое дьявольское оружие, презренный колдун! Теперь ему не сгубить ни одной души.
- Да уж не сомневайся - теперь нипочем не сгубить, - огрызнулся Бурцев. - А за презренного колдуна сейчас в морду получишь, понял?
Щербатый, усатый, волосатый пошел пятнами, сжал кулаки.
- Ты… я… я… ты… Я вызываю тебя…
- В любое время, в любом месте!
- Прекратите! - Мункыз сунул факел в чьи‑то руки, встал между Бурцевым и разгневанным усачом.
- Зачем ты впустил сюда слуг сатаны, Мункыз! - набросился незнакомец на старика‑алхимика.
- Успокойся, Франсуа, к шайтану они не имеют никакого отношения.
- Они принесли адово оружие! Это немецкие колдуны!
- Уверяю тебя, ты ошибаешься.
- О нет, это ты ошибся, открыв пред ними наше убежище. Ты поверил их лживым речам, так? Но разве не известно тебе, насколько хитер и изворотлив может быть враг рода человеческого? Их следует изничтожить, пока не поздно. Всех до единого! А их богопротивное оружие…
- Слышь, ты! - взорвался Бурцев. - Я вот тебя сейчас самого так изничтожу!
- Хва‑а‑атит! - вскричал Мункыз. - Не тешьте нашего общего врага междоусобными распрями.
Бурцев взял себя в руки. Действительно… Давно ли сам разнимал Бейбарса с Бурангулом и читал им мораль. Да и грешно обижаться на убогого‑то. А в глазах незнакомца плясала сумасшедшинка. Чем‑то сродни той, что Бурцев видел во взгляде юродивого, повешенного у Иосафатских ворот.
Усач в гамбезоне тоже остывал. Злобно зыркал, пыхтел воинственно, однако драться уже не лез.
- Познакомься, Василий‑Вацлав, это Франсуа де Крюе, - со вздохом представил Мункыз. - Доблестный рыцарь ордена Иоанна Иерусалимского, воин белого госпитальерского креста. Входил в отряд каида‑магистра Гийома де Шатонефа, павшего под Аккрой. Франсуа - рьяный и непримиримый противник Хранителей Гроба. Иногда даже слишком рьяный и слишком непримиримый.
Мункыз покосился на разбитые "шмайсеры".
- Мне жаль, что так вышло.
- Мне тоже, - буркнул Бурцев. - Этот Франсуа…
- Достойнейший воин. Когда шла битва за Эль Кудс, он прикрывал отход своего каида и был ранен. Я спрятал его у себя, излечил и…
- Излечил? - хмыкнул Бурцев. - В самом деле?
Отчего‑то ему вспомнилась вонючая смесь для эликсира молодости. Если Мункыз и врачует чем‑то подобным…
- Чему ты удивляешься, Василий‑Вацлав? Я целитель, опытный лекарь.
Прозвучало это гордо.
- Ну да, конечно. Кстати, твоего Франсуа случайно не в голову ранили?
- В голову, - удивленно поднял седые брови Мункыз. - Но ты‑то как узнал? Рана давно затянулась и сокрыта под волосами.
Бурцев усмехнулся. Такие раны волосами не шибко‑то скроешь.
- Почему ты смеешься, Василий‑Вацлав?
- Да так… Сарацин помогает госпитальеру - вот и смешно.
- Франсуа отважно сражался против немецких колдунов. Он друг, Василий‑Вацлав.
Ну, что тут поделать? Не всегда везет с друзьями при первом знакомстве. Порой случаются недоразумения. Оставалось смотреть на случившееся философски. Бурцев постарался. Еще один взгляд на искореженные "шмайсеры". Потом - на снаряды. Хорошо, что друг Франсуа начал не с "шайтановых сосудов".
- Именно Франсуа, да будет тебе известно, открыл нам тайну подземелий, - продолжал Мункыз. - Он помогал поддерживать связь с воинами франкского каида Армана де Перигора. Он приносил нам вести от магистра красного креста…
Магистр красного креста?! А звучит! Правда, первая ассоциация - со "скорой помощью". Хотя храмовники‑тамплиеры в самом деле носили красные кресты на белых одеждах.
- …И он же снабжал Армана информацией о планах германцев, - закончил алхимик.
- И, между прочим, не только Армана. - В освещенное пространство вступил Джеймс. Брави улыбался. - Здравствуй, благородный Франсуа де Крюе! Его Святейшество Григорий Девятый благодарен тебе за помощь.
- Его Святейшество? Благодарен? Ага! Так вот кто был информатором папского шпиона в Святой земле!
Иоаннит пригляделся. И куда только подевалась былая враждебность!
- Джезмонд?! Коман?!
- По‑немецки, Франсуа, по‑немецки, - попросил Джеймс. - Мой друг не знает французского.
Взгляд, брошенный на Бурцева, красноречиво говорил, о каком друге идет речь.
- Ви? - Франсуа повторил свой вопрос по‑немецки. - Как? Как ты здесь очутился, Джезмонд? И почему… О, чудо! Это ведь чудо Господне, не так ли?! Ты прозрел?! Раньше у тебя не было одного глаза, а теперь…
- Не совсем так, Франсуа, - виновато развел руками брави. - Просто я снял с лица повязку.
- А под повязкой… Так ты прятал здоровый глаз?
- Извини. Конспирация.
- А‑а‑а… - разочарованно протянул Франсуа. - А я‑то думал… Но погоди‑ка…
Раненный в голову рыцарь нахмурился:
- Ты действительно посланец Святого Рима, а не дьявол в человеческом обличье?
- Какие нужны доказательства? - вздохнул Джеймс.
- А перекрестись!
- Пожалуйста. - Брави демонстративно осенил себя крестом. Раз и другой. И третий. - Ну? Теперь все в порядке?
Госпитальер сник:
- Так, значит, ты и твои спутники не немецкие колдуны?
- Нет.
- И я напрасно ломал ваши адовы громометы?
- Совершенно напрасно.
От "пардонов", "энтшульдигенов" и прочих сдержанно‑покаянных извинений Франсуа проку теперь было мало. Наверное, иоаннит и сам это сознавал, а потому не усердствовал особенно. Но зато мир и взаимопонимание в лагере новых союзников были восстановлены. Франсуа в спину не ударит - а это тоже дорогого стоит.
- Я твой должник, брави, - заметил Бурцев.
- Хочешь рассчитаться сразу? - с улыбкой искусителя предложил Джеймс. - Расскажи, откуда взялись Хранители Гроба? Кто они такие.
- Нет. Воздержусь. Пока. Победим - вот тогда придет время объяснений. Такой ведь у нас с тобой был уговор?
Да, долгие обстоятельные беседы о Хранителях лучше отложить на потом. История‑то получится невероятная, умопомрачительная, труднодоступная средневековому менталитету. Чего доброго, Джеймс еще и не поверит, сочтет лжецом. А уж если шпион Его Святейшества Григория Девятого вообразит, что Бурцев хитрит и виляет, если решит, что русский воевода сознательно утаивает от Святого Рима важные сведения… В общем, тогда предпочтительней было бы подставить спину под удар Франсуа. Кольтелло разъяренного брави пострашнее будет.
От невеселых мыслей Бурцева отвлек Сыма Цзян. Китаец вел себя весьма странно. Подошел к одному из разбитых горшков, мазнул пальцем по рассыпанному порошку. Посмотрел. Понюхал. Лизнул.
- Ты чего, Сема? Выплюнь каку.
Узкие глаза китайца смотрели широко и удивленно.
- Порошка грома и молния, Васлав! Та самая порошка, что моя возилася в Силезия для Кхайду‑хана.
- Не может быть! - не поверил Бурцев.
В самом деле, откуда у иерусалимских подпольщиков китайский порох?
- Смотри сама, Васлав.
Сыма Цзян отошел подальше. Кинул щепоть порошка на светильник, что едва‑едва мерцал в глубокой нише. Пламя пыхнуло, осветив на краткий миг все помещение.
Глава 44
За спиной загомонили. Кто‑то поднес факел. Капающая смоль чертила огненные дорожки в опасной близости от порохового арсенала.
- Куда! - вскричал Бурцев. - А ну‑ка вы там, с факелом! Кыш отсюда! Мункыз, скажи им, пока мы не взлетели на воздух.
Алхимик, впрочем, и без подсказок понимал, что к чему. Седовласый мудрец уже кричал и махал руками на любопытствующих.
Наверное, все‑таки это был очень авторитетный сарацин. Приказ старика исполнили быстро. Вышел не только факельщик - удалились все, даже своенравный Франсуа. Бурцев попросил и своих спутников последовать примеру иерусалимцев. Вскоре в помещении, освещенном слабыми, но безопасными огоньками светильников, остались только "каид" и алхимик. Араб собирал рассыпанный порох. Бурцев наблюдал.
- Где ты взял громовой порошок, Мункыз?
- Сделал, - пожал плечами сарацин. - Хабибулла открыл мне секрет огненного зелья, которое используют татарские и монгольские ханы. А у меня имелось достаточно баруда и серы. В общем, я нашел нужные пропорции.
- Пропорции?
- Ну да. Десять драхм баруда, две драхмы угля, полторы драхмы серы. Все это следует мелко растолочь. Полученную смесь можно закладывать в закрытые сосуды с фитилем, поджигать и бросать во врага. А можно использовать иначе.
- Иначе? Как?
- Я видел, как метают смертельные молнии самострелы Хранителей Гроба. И знаешь, Василий‑Вацлав, сдается мне, магии и колдовства в них не так уж и много. Возможно, все дело в громовом порошке…
- Возможно, - многозначительно хмыкнул Бурцев.
Старик‑алхимик оказался смышленым дедком.
- Ну, я и решил тоже сделать громомет, - продолжил Мункыз.
- Чего? - Теперь Бурцев не знал, что и сказать.
- Взгляни сюда, Василий‑Вацлав…
Сарацинский мудрец отодвинул в сторону горшки. За ними, у самой стены, обнаружилось два свертка. Один побольше, другой поменьше. Мункыз, кряхтя, развернул большой.
- Вот!
Поначалу в тусклом свете масляных лампадок Бурцеву показалось, будто у ног алхимика лежит гранатомет. Но нет, гранатометы не делают из дерева. А эта труба - толстая и короткая - была вырезана из древесины. Крепкой, стянутой железными обручами, но дре‑ве‑си‑ны. И крепилось труба на деревянном же ложе.
- Что это, Мункыз?
- Модфаа, - не без гордости ответил сарацин.
- Мод‑фа‑а? А?
- "Выдолбленная часть", ‑перевел Мункыз. - Так я назвал свой самострел.
М‑да, самострел…
- Значит, ЭТО еще и стреляет?
Похоже на то… Сердцевина тщательнейшим образом выдолблена, вырезана, выскоблена. Ствольный канал, надо полагать. А сзади - малюсенькое затравочное отверстие. Получилась пушка! Самая что ни на есть! Пушчонка, точнее. А еще точнее - этакая ручная аркебуза. Примитивная. Деревянная… Первая арабская модфаа, в общем. Первое огнестрельное оружие, на мысль о создании которого натолкнули "громометы" цайткоманды СС. Ну, блин, дела!
- Моя модфаа будет стрелять, - твердо заявил Мункыз.
- Будет? Ты ее хоть раз испытывал?
- Еще нет, но я знаю, я все рассчитал, - он говорил торопливо, сбивчиво. Казалось, убеждает себя, а не собеседника. - Следует наполнить выдолбленную часть порошком грома на треть. Больше нельзя, иначе модфаа разорвется. Затем смесь нужно плотно утрамбовать, после чего вложить стрелу и зажечь порошок через запальное отверстие.
- Стрелу? - удивился Бурцев.
- Если нет подходящих стрел, можно использовать бондок - орех.
- Оре‑е‑ех?!
Час от часу не легче! Воевать с орехометом - это, конечно, что‑то!
- Боевой орех - каменный или железный шарик, - объяснил Мункыз. - Такими иногда стреляют из больших арбалетов. Только лучите обмотать бондок в тряпицу, чтобы снаряд плотнее прилегал к стенкам.
- Что ж, логично…
- Я думаю, так же стреляют и немецкие громометы. Только устроены они немножко иначе.
Ну, положим, вовсе не "немножко". До "шмайсера" сарацинскому пугачу еще далеко, но…
- Принцип верный, - похвалил Бурцев.
Интересно, а калибр‑то какой у деревянного орудия Мункыза? Бурцев сунул в ствол палец. Палец вошел свободно. Вошел и вышел. Сунул два. Теперь персты засели плотно. Вот он и весь калибр. Выстрелить - как два пальца, короче… Теоретически под это дело сгодится и толстая стрела, и пуля‑бондок. И хорошо, если снаряд хотя бы метров на сто сохранит убойную силу. И очень хорошо, если пороховые газы не разнесут деревянный ствол в щепки при первом же выстреле.
- Мункыз, а ты не пробовал сделать свой громомет из железа, ну, или из меди на худой конец?
- Это невозможно, - алхимик развел руками. - Кузницы Эль Кудса работают только с ведома и под присмотром Хранителей Гроба. Мне едва удалось найти подходящие обручи для модфаа и изготовить снаряды.
- А можно взглянуть на твои, гм… снаряды?
Мункыз развернул второй сверток. Продемонстрировал полдюжины… Да, это были стрелы, но весьма своеобразные. Толще арбалетного болта и гораздо длиннее. Широкие наконечники подпольщики сварганили из дозволенных немцами хозяйственных ножей с клинком в пол‑ладони. Правда, клинки эти были сильно обточены и имели частые, как у гарпуна, зазубрины. Оперение иерусалимские умельцы смастерили из тонких вырезанных вручную бронзовых пластин. Оперение, кстати, крепилось где‑то на середине аккуратно обструганного древка. Все правильно: бронзовые перья не пролезут в канал ствола, вот и приходится извращаться.
Тут же, в свертке, лежал кожаный мешочек с бондоками - маленькими свинцовыми окатышами. Целый десяток пулек‑орешков. Сарацинский мудрец был неисправимым оптимистом, если рассчитывал, что деревянная модфаа в состоянии выдержать такое количество выстрелов.
- Ясно. Ну а тут у тебя что? - Бурцев кивнул на разбитый горшок, из которого растекалась густая темная жидкость. Пахла она не так отвратно, как алхимическая гадость в подвале Мункыза, но тоже… Не амбре, в общем.
- Это? О, это - греческий огонь. Смола, сера, нефть, деготь, селитра, винный камень, камедь, масло… Если поджечь, то без уксуса и песка такое пламя не потушишь.
- М‑да, судя по количеству ингредиентов, адская смесь, - согласился Бурцев. - Я вижу, вы готовитесь к большой вылазке.
- У нас почти нет оружия, Василий‑Вацлав. Захватив Эль Кудс, немцы первым делом закрыли оружейные лавки и изъяли у горожан латы, копья, луки, сабли, боевые и охотничьи ножи… Даже спрятанная стрела, даже наконечник стрелы, не выданный добровольно, могли стоить жизни. Мало что удалось тогда схоронить от германцев. Но с этим… - алхимик обвел рукой свой арсенал, - с этим мы можем драться.
- Против Хранителей Гроба? - недоверчиво хмыкнул Бурцев.
Деревянная пушка, немного пороха и горючей смеси… Маловато вообще‑то. Цайткоманду этим не одолеть.
- Боюсь, Мункыз, не хватит твоих горшков на всех Хранителей‑то.
- Ты прав, Василий‑Вацлав, - вздохнул старик. - С немецкими колдунами нам не справиться. Но колдуны уходят из города.
- Уходят?
- Значит, эвакуация уже началась?
- Да. Хранители Гроба оставляют Эль Кудс тевтонам, а сами покидают его стены. Никто не знает почему, но сегодня из Яффских ворот уже вышли первые обозы и караваны. Скоро, очень скоро немецких колдунов не останется здесь вовсе. И вот тогда мы нанесем удар по рыцарям черного креста. Без боевой магии Хранителей они не смогут удержать город.
Глаза Мункыза загорелись воинственным блеском.
- Мы нападем внезапно, мы застанем врага врасплох. Подземный ход госпитальеров выведет нас к церкви аль‑Кумамы - к Церкви Гроба. А там, на церковном подворье, расположены оружейные склады ордена. Если удастся их захватить… О, тогда нам не нужно будет больше прятаться. Тогда против тевтонов поднимется весь Эль Кудс, и германские рыцари пожалеют, что родились на свет. А если Хранители Гроба вернутся…
- Вряд ли они захотят сюда возвращаться, - мрачно перебил Бурцев.
После взрыва "атоммине" Иерусалим превратится в радиоактивную пустыню…
- Не захотят? Почему ты так думаешь?
- Я не думаю, я знаю.
- Хм, тогда ты очень осведомленный человек, Василий‑Вацлав. Ты первый день в Эль Кудсе, а знаешь больше, чем я.
- Просто я имел дело с Хранителями Гроба раньше и успел собрать кое‑какую информацию. Но, кстати, ты тоже не похож на слепца, блуждающего в потемках, Мункыз. Тебе известно о немцах и их планах гораздо больше, чем может знать пусть даже самый многомудрый лекарь, алхимик и звездочет, зарывшийся под землю. Или тайные планы и помыслы германцев открывает астрология? Звезды рассказали тебе, что Хранители покинут город, а, мудрец?
- Эти подземелья ведут в церковь аль‑Кумамы, - напомнил старик.
- Я уже слышал об этом. И что?
- А то, что я велел замуровать горшки в стены тайного хода.
- Замуровать? Горшки? В стены? - не понимал Бурцев.
- И поставил стражу, знающую немецкий. Трое франков во главе с Франсуа круглые сутки дежурят у горшков.
- Дежурят? У горшко‑о‑ов?!
- Этот способ издавна используется для обнаружения вражеских подкопов, - пояснил сарацин. - Пустые горшки и кувшины, установленные особым образом, позволяют слышать под землей то, что недоступно человеческому уху.
- То есть вы подслушиваете…