- Сегодня мы с вами будем учиться поражать цели. - Я сделал короткую паузу и обвел всех взглядом. Судя по всему, они не поняли. Ну я и не надеялся. Что ж, поясним… - Заметьте, я не сказал - убивать врага. Я не сказал - стрелять из винтовки или пулемета. Я сказал - поражать цели. Потому что и первое, и второе вы хорошо или плохо, так или иначе все-таки умеете. А вот третье… - Я покачал головой. - В бою очень важно правильно определять цели, разделять их по степени важности и поражать в соответствии с наиболее выгодной очередностью и требуемым результатом. То есть если вам требуется не убить противника, а ранить его, вы должны сделать именно это.
- Как это - не убить? - удивленно переспросил Иванюшин. - Товарищи Сталин и Тимошенко требуют от нас беспощадно…
Я вскинул руку, и он осекся.
- Давай я закончу, а потом вы сами решите, противоречит ли то, что я говорю, тому, что требуют от нас товарищи Сталин и Тимошенко. Договорились?
Иванюшин молча кивнул, слегка покраснев.
- Вот и хорошо. А теперь попробуй сам представить ситуацию, при которой нам требуется не убивать, а только лишь ранить противника.
Иванюшин задумался.
- Ну… не знаю… может, если пленного надо взять.
- Раз, - кивнул я, - еще?
Иванюшин молчал, напряженно наморщив лоб.
- Хорошо, я тебе помогу. Представь что нас - мы ведь находимся на территории, занятой противником, и скрываемся в лесах - начал преследовать крупный отряд противника. Если мы убьем пять его солдат, то преследующий нас отряд уменьшится всего на пять человек. А если эти же пятеро солдат будут ранены, то командир отряда встанет перед дилеммой: что делать? Бросить раненых либо уменьшить свой отряд еще на пятерых, которые помогут раненым добраться до того места, где им окажут квалифицированную медицинскую помощь. А если раненые не способны хотя бы к ограниченному самостоятельному перемещению, то для транспортировки каждого придется выделять уже по два человека, а то и больше. И так, что для нас будет более выгодным?
Народ оживился, переглядываясь. Ну еще бы… ТАК их еще никто не учил. Кто же учит "пушечное мясо" думать на поле боя (а в том, что их считали именно "пушечным мясом" и более ничем, я после изучения той дивизионной многотиражки был совершенно уверен). В лучшем случае после долгих боев "мясо" учится это делать само. С той или иной степенью эффективности…
Первое занятие прошло на "ура". Что даже несколько повредило учебному процессу. Поскольку после него мои возбужденные подчиненные то и дело бросали уже ставшие привычными бирюльки и камешки и принимались горячо обсуждать показанное и свои первые результаты. А ведь тренинги я требовал проводить не менее чем по двадцать пять серий в день, причем не в основное время занятий, а во время отдыха, до и немного после приема пищи и так далее. Впрочем, особенного галдежа в лагере не стояло, ибо привычка вести себя тихо мало-помалу начала вырабатываться.
Визит в штаб я запланировал на следующий день, ночью прикинув, каким образом это осуществить, не задействуя подчиненных. Для воплощения плана в жизнь мне требовалась немецкая форма и какое-то транспортное средство. И заполучить его я собирался на проходящей в нескольких километрах трассе Минск - Брест, где этого добра было навалом.
На следующее утро, определив отряду задачу на день и приказав выставить охранение, я двинулся в сторону трассы. Один. Как Кабан ни намекал, что очень бы не прочь и на этот раз составить мне компанию. Но в этот раз он бы скорее помешал. Неторопливо отбежав от лагеря где-то на километр, я резко ускорился и спустя двадцать минут уже лежал в кустах на опушке леса, примыкавшего к самой обочине трассы, контролируя участок километра полтора-два длиной. Мне требовалось одиночное транспортное средство.
Таковое появилось спустя всего лишь четверть часа. Это был трехосный грузовик с кабиной, крыша и задняя часть которой была накрыта тентом. Едва он появился на горизонте, я быстро срезал через лес поворот трассы и, расстегнув портупею, чтобы она свободно болталась на поясе, выскочил на дорогу, с первым же шагом опустив плечи и повесив левую руку, как плеть, будто она у меня ранена. Да еще принялся слегка прихрамывать. Теперь главное, чтобы среди экипажа этого грузовика, из какого бы количества людей он ни состоял, нашелся хотя бы один схожей со мной комплекции.
На мое счастье, таковой оказался. Причем им был именно водитель. Еще двое, один из которых сидел в кабине, а второй в кузове, оказались легкоранеными, добиравшимися на попутке до полевого госпиталя. Все они умерли быстро. Через минуту после того, как грузовик нагнал меня со спины и посигналил одинокому и, как видно, сильно контуженному и раненому русскому офицеру (портупею не заметить было сложно), невесть как выбредшему на весьма оживленную трассу.
Наверное, водитель даже размечтался о какой-нибудь медали, непременно, по его мнению, полагавшейся ему за взятие в плен офицера противника. Он первый выскочил из кабины и побежал ко мне, размахивая винтовкой и крича на дэйче, что это, мол, его добыча. Я подождал, пока он подбежит вплотную, и вырубил его ударом массивной пряжки ремня, намотанного на кулак (чтобы не дай бог не замарать его форму кровью). Остальным хватило двух выстрелов из ТТ, засунутого мной за брючной ремень поглубже под мундир. Спустя всего пять минут я уже ехал в направлении аэродрома, а три мертвых тела лежали метрах в сорока от дороги, наскоро забросанные заранее срезанными ветками. Движение по трассе было достаточно оживленным, так что тратить время на более тщательное укрытие трупов я не мог.
Вести грузовик оказалось довольно легко. Хотя управление им все-таки требовало определенной сноровки. Но я достаточно внимательно наблюдал за тем, как вел бронетранспортер Римозов, а у грузовика органы управления оказались практически идентичны. Так что спустя километр-полтора я уже рулил как заправский водитель.
К аэродромному зданию я подъехал довольно демонстративно. Высунувшись из кабины, окликнул солдата, который сидел на каком-то ящике и жрал бутерброд.
- Эй, куда патроны складывать?
- Патроны? - не понял тот. - Зачем нам патроны?
- А я знаю? - сварливо огрызнулся я, всем своим видом демонстрируя недовольство старого служаки, которого погнали исполнять дурацкий приказ. Ну что я мог поделать, если в кузове захваченной мной машины, оказалось всего лишь два ящика боеприпасов, так что иного предлога появиться здесь мне как-то в голову не пришло.
- Спроси у старшего сержанта Клауса, - после короткого раздумья сообщил боец, а затем поинтересовался: - Эльзасец, что ли?
- А что?
- Да так, акцент у тебя какой-то непонятный.
- Тоже мне, диктор берлинского радио нашелся, - огрызнулся я.
То, что основным звуковым СМИ здесь являлось радио, мне было уже известно, и, что столица нападающей стороны называется Берлином, я также прекрасно знал. Ну а то, что в дикторы всегда набирают людей с правильной и максимально членораздельной речью, подразумевалось само собой. Поэтому, конструируя эту фразу, я был почти уверен, что не ошибусь. Так оно и произошло.
- Да ладно, чего ты злишься, - примирительно отозвался солдат. - Старина Клаус обычно сидит вон там, на первом этаже.
- Ничего, подождет, - сумрачно буркнул я и, раскрыв дверцу, вылез из машины.
Главное, чего я добивался на этом этапе, у меня получилось. Я легализовался. Поскольку за нашей перебранкой наблюдало довольно много народу, меня теперь воспринимали как своего. Пора было переходить ко второму этапу.
- А где тут можно отлить? - поинтересовался я.
- Вон там, за углом. Только ты там поосторожнее. Похоже, русские даже не подозревают о том, что на свете существует ватерклозет, - сообщил мой собеседник и радостно заржал.
Я хмыкнул в ответ и решительным шагом двинулся по указанному маршруту, заодно осматриваясь с такого угла и направления, с которого не мог этого сделать ранее, сидя на своем дереве.
Из туалета я вышел через пять минут, уже точно зная, в какой из комнат скорее всего находится то, что мне нужно, и подготовив все для того, чтобы мне это добыть. Просто надо теперь занять исходную позицию и подождать, пока в используемый здесь для отправления естественных надобностей примитивный сортир, представлявший из себя деревянную будку над ямой, в полу которой было прорезано два отверстия, не отправится следующий страждущий.
Я едва успел. Еще раз громогласно уточнив у знакомого солдата, где мне искать незабвенного герра Клауса, я вошел в здание, но, вместо того чтобы двинуться по коридору первого этажа, махом взлетел по лестнице на второй. Дежурно козырнув проходившему мимо офицеру, я быстро прошел по коридору до второй от конца двери и… в этот момент послышался громкий треск, а затем вопль. Это сработала моя ловушка. Для того чтобы надломить пару досок пола, оказалось достаточно всего лишь двух не очень сильных ударов ладонью. Именно ладонью, потому что при таком ударе гораздо лучше гасится звук. И очередной посетитель клозета, не обративший никакого внимания на состояние настила, ухнул в выгребную яму.
Легче всего темные и не слишком законные делишки обделывать в суете. Недаром среди карманников всех мастей так популярны концерты звезд, а среди темных дельцов - гражданские войны и революции. Вот и я пошел по уже проторенной дорожке, устроив с виду вполне безобидную суету.
Гвардейцы в такой ситуации первым делом броском занимают ближайшее укрытие, выхватывают оружие и, только точно убедившись, что подобное, на первый взгляд вполне безобидное происшествие на самом деле никак не привело к негативному изменению обстановки, могут позволить себе слегка посмеяться над незадачливым товарищем.
Но здесь гвардейцев не было. Поэтому реакция оказалась стопроцентно естественной. Свидетели подбежали, а потом разразились хохотом и громкими воплями. А все, кто сидел в кабинетах, отвернулись от дверей, даже если еще мгновение назад смотрели прямо на них, и прилипли к окнам. Что и требовалось. Дверь в нужный мне кабинет, как я и ожидал, оказалась незапертой (ну кого тут опасаться-то?). И внутри находился всего один человек, который как раз в этот момент стоял и смотрел в окно, прижав к уху телефонную трубку. Я сделал два быстрых скользящих шага и ударил его пальцем под основание черепа, в точку, на схеме основных уязвимых точек человеческого тела обозначенную под номером три. После чего аккуратно, стараясь не попадать в поле зрения возможных наблюдателей с улицы, оттащил обмякшее тело в глубину комнаты. Уложив жертву на пол, я осторожно поднес к уху трубку - никогда не пренебрегаю возможностью получить дополнительную информацию.
- …представитель ОКХ ранен, и его транспортировка на более удобный аэродром представляется более рискованной, чем разовая посадка транспортного самолета на вашем. Поэтому позаботьтесь, чтобы прибывающая вечером аэродромная команда подготовила все к приему самолета…
Опаньки… я хотел языка! Вряд ли, для того чтобы разобраться в здешней обстановке, я мог бы желать лучшего собеседника, чем представитель Генерального штаба вооруженных сил рейха.
Я осторожно нажал рычаг отбоя, а затем положил трубку рядом с аппаратом. Насколько я представлял их устройство, теперь клиент на том конце провода не сможет вновь связаться с этим кабинетом. Что мне было и надо. Тем более, особенно сильно я не рисковал. Скорее всего невозможность в течение некоторого времени связаться с абонентом отнесут на сбой связи, что при их уровне развития технологий вполне обоснованно.
Итак, похоже, первоначальный план имеет смысл изменить. Я планировал захватить именно этого офицера, которого только что отключил, поэтому и выбрал точку номер три. После дозированного воздействия на эту точку он через некоторое время должен был очнуться, совершенно не понимая, что это с ним произошло, но чувствуя себя при этом довольно погано. И я собирался организовать, чтобы этого офицера отправили куда-нибудь, где есть медики.
На самом деле возможности человека влиять на одиночную ситуацию часто определяются не столько его статусом или формальными полномочиями, сколько включенностью в процесс и убедительностью аргументов. Конечно, вряд ли кто-то станет слушать стороннего солдата, буде он начнет отдавать распоряжения. А вот если охать, ахать и громогласно припоминать, что вот точно так же скрючило дядюшку Гюнтера, прежде чем его хватил удар, а патер Вильям от такого вообще не оправился, а ведь все отказывался звать доктора, как его ни уговаривала матушка, все может оказаться с точностью до наоборот…
Но сейчас я решил, что будет выгоднее оставить этого офицера на месте, дабы не поднимать шума и не спугнуть более интересную добычу, а вот завтра организовать встречу представителю ОКХ. Поэтому я быстро обыскал лежащее тело, вытащил из кармана брюк связку ключей и открыл стоящий в углу железный ящик-сейф. Карты оказались там. Я взял несколько листов и спрятал под мундир.
В обычных условиях мне достаточно бросить всего один взгляд на любое изображение, чтобы запомнить его во всех деталях, но на этот раз я бы предпочел иметь про запас подлинники. У меня же не будет возможности использовать, как на командирском планшете, один и тот же базовый файл, просто делая резервные копии при каждом нанесении изменений в обстановке. Кроме того, я внимательно рассмотрел карту, лежащую на столе, на которой была нанесена обстановка в полосе действий данной части.
Затем я осторожно поднял лежащее тело с пола, засунул ключи обратно ему в карман и аккуратно разместил его так, будто человек сам упал там, где стоял, уронив при этом, телефонную трубку. Отменить последствия удара в точку номер три я уже не мог. Ну да ничего! Через пару дней у него все пройдет само, а до этого, что ж, придется помучиться. В конце концов, он вроде как враг, и в других обстоятельствах я бы его просто убил…
Я подошел к двери, чуть приоткрыл ее, прислушался и, улучив момент, выскользнул в коридор.
Расположение штаба я покинул еще с одним ценным трофеем. В кабинете, который занимал старший сержант Клаус, чье мнение об умственных способностях представителей тыловых служб, погнавших невесть куда целый грузовик ради пары ящиков абсолютно никому здесь не нужных патронов, полностью совпало с моим, я обнаружил несколько подшивок центральных газет за прошедшие годы. И нагло понадергал из них солидную пачку. Заявив, что лучше в кустах на обочине, чем пользоваться столь ненадежными русскими сортирами.
Отъехав от аэродрома на полкилометра, я свернул с дороги и загнал грузовик подальше в лес. После чего остаток дня провел за чтением трофейных газет, отвлекшись только один раз, когда от дороги послышался шум мотора проезжающего грузовика. Судя по тому, что я увидел, это была та самая аэродромная команда, направленная для подготовки посадки одиночного транспортника, который должен был прилететь за представителем ОКХ.
Из газет я узнал много интересного. И после нескольких часов, включавших в себя и этап первичного изучения материала, и этап разделенного сознания, и этап нелинейной логики, я уже гораздо лучше представлял себе, что происходит в той стране, на сторону которой я так неожиданно для себя встал.
Я - имперец. Я вырос таким вследствие воспитания, полученного мной от родителей. И продолжал оставаться таковым, когда учился в университете, хотя скорее по привычке, чем вследствие осознанного решения. И я сделался таковым по убеждению, когда сумел овладеть всеми приемами мышления, которыми должен владеть гвардеец, и проанализировав все, что сумел узнать о том, как на протяжении веков люди пытались обустроить свой социум.
По моему глубокому убеждению, только империя способна дать человеку одновременно и свободу, и возможность наименее ограниченного развития, и стабильность, и безопасность. А местный лидер, тот самый товарищ Сталин, столь часто поминаемый Иванюшиным, занимался вполне, на мой взгляд, благородным делом - строил империю. Но с какой же топорностью он это делал!.. В выводе, который я сформулировал для себя, значилось, что, видимо, товарищ Сталин все-таки знал, ЧТО нужно делать для построения империи, но совершенно не представлял себе КАК.
Чем сложнее социальный организм (а империя, несомненно, наиболее сложный социальный организм из всех созданных человечеством, поскольку она всегда мультинациональна и мультирелигиозна), тем более он подвержен сбоям системы. И для того чтобы содержать его в порядке, требуются особенные люди, особый социальный слой - имперская элита. Они не имеют ничего общего с теми, кого считает элитой толпа - актерами, певцами, светскими тусовщиками, политиками, популярными спортсменами. Ибо все они - или почти все - люди-клоуны, призванные занять внимание и время современных крестьян - менеджеров, офисного планктона и иже с ними.
Имперская элита гораздо менее заметна. Она может быть сословной или нет. Чаще всего она рано или поздно становится если и не формально-наследственной, то во многом практически таковой. Ибо если еще при зарождении империи не создается некая социальная машина не только по производству, но и по воспроизводству имперской элиты, такой империи срок - одно, два, максимум три поколения.
А наиболее эффективная социальная машина может базироваться только на семье, что почти неминуемо приводит к тому, что все новые и новые поколения семей имперской элиты включаются в ее главное дело - удержание связности империи. Но это, конечно, не означает, что имперская элита раз и навсегда замкнутая каста. Даже когда она организована по сословному признаку, все равно большинство вошедших в нее когда-то вышло из низов. И для представителей новых поколений этих низов всегда должна оставаться (и на самом деле остается!) возможность тоже пройти этим путем.